banner banner banner
Фелисетт
Фелисетт
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Фелисетт

скачать книгу бесплатно

– Повезло с погодой. Когда спутники настроим, то получим все сводки.

Да, это было неуместно, Нил все еще подбирал слова, ища правильный подход, ну а Холд держался так же непробиваемо, как и всегда. Они подошли к краю базы, завернули за угол и, пройдя ближе к скале, увидели утопленную вглубь лестницу прямо на крышу. Холд дернул одну ступеньку, другу, третью – вроде бы, на первый взгляд, все цело.

– Похоже, Лилит была права, делали и правда на века, – уже более сконцентрированно сказала Нил, подойдя ближе. – Я пойду первым, проверю состояние.

Но Холд лишь как?то странно на него посмотрел и, сразу же уцепившись за лестницу, начал восхождение. Ворча про себя из?за характера Холда, Нил последовал за ним, ощущая, как наполняется недовольство, вот?вот должное дать ему правильный толчок для реализации затеи. Сам же подъем прошел совсем уж без неурядиц, даже слишком спокойно и легко, думалось Нилу, когда тот залез на крышу. Как?то по?особенному ощущался открывшийся простор с крыши «Фелисетта», пусть лишь чернота вокруг, но легкость и свобода в странных смыслах так и кричали со всех сторон. Холд в это время уже осматривал заснеженную солнечную панель почти во всю ширину центрального строения.

– Я хочу извиниться. – Нил знал, что такая формулировка привлечет внимание, пусть на самом деле извиняться ему было и не за что. – Ты правильно услышал. Да, я хочу извиниться перед тобой.

Не подавая вида, Холд отчетливо слышал сына, интенсивно копаясь в небольшом контактном блоке, где были предохранители и можно провести прямую диагностику плат. Нил же стоял прямо, спиной к нему, и поглядывал то вдаль, туда, за звездолет, то на Холда, стоявшего на одном колене за диагностикой.

– Я вел себя не совсем… Это было непрофессионально, признаю. Ты бы знал, как я удивился, когда увидел твое имя в приказе. Даже не поверил – думал, может, однофамилец там, хрен его знает, почему нет. Ты объявился, блин, без звонка! Хоть бы написал, что тебе нужны мы, – могли бы в таком раскладе пресечь элемент неоднозначности.

Нил говорил с трудом, но уверенность потихоньку возрастала с каждым словом. Для него это было так, словно он взбирался в гору, чтобы скинуть царя зверей с трона. Да, такое у него было сравнение, что не сильно удивительно, зная весь контекст крайне неоднозначных и авторитарных отношений.

– На самом деле меня это удивило – твоя скромность, если можно так выразиться. Я был уверен на все проценты, что когда ты захочешь вновь вернуться в мою жизнь, то выбьешь дверь ногой и заявишь о себе, словно долбаный завоеватель. Отчасти это даже радовало: твой приход был бы сразу в лоб, без игр и хитрости. Хах, тут я удивился, ничего не скажешь. Я бы спросил, чего ты ожидал на самом деле от всего этого, но… знаю, бессмысленно – тебя, Холд, всегда хрен поймешь. Это я усвоил с годами. Ты даже не представляешь, как долго я пытался честно тебя понять. Все твои решения и действия… искал оправдания, представлял иной контекст. Да я даже думал в момент, что это в маме было дело…

На этих словах Холд встал, посмотрел на сына опять же непонятным тому взглядом и показательно уставился вдаль, куда?то в сторону корабля. Они были похожи на двух путешественников, плечом к плечу изучавших грядущий путь к некоей очень далекой цели. В определенном смысле так же можно описать и их внутреннее состояние, даже если они и не признаются в этом. Нил же решил продолжить, борясь с зудом в затылке:

– Знаешь, как помню я: первые лет десять?двенадцать было круто, пусть я постоянно болел, но мы были вместе. Мама меня лечила, заодно обучая помаленьку тонкостям медицины. Мы были прям командой!.. – Нил немного осекся, мысль о том, что подобного не случилось в его семье, кольнула прямо в сердце. – А потом ты пропал. Мама с трудом переживала этот… разрыв, измену, или… я так и не узнал, в чем причина. Но через год ты вернулся, вроде все стало налаживаться, она перестала мне врать о причинах твоего ухода. Но, к сожалению, уже ничего не вернулось в прежнее русло. Что в целом ожидаемо, но только я?то был ребенком, не знал еще всех правил. Как ты думаешь, – начал Нил, сделав шаг ближе, но Холд не смотрел на него, взгляд был направлен вдаль, – обоснованно подросток ненавидит отца за его внезапно говенный характер?! Когда ты вернулся, может, ты и не помнишь, но мразью той еще стал. Разочарование в родителях ребенок помнит долго. Это очень сильно влияет на становление, на себе познал. Я даже не знаю, откуда в тебе цинизм, жажда контроля, пфф, чуть не забыл, паранойя такая… бухал ты тогда знатно, ой знатно! Как же я тебя ненавидел… а знаешь, когда я стал тебя презирать?

Холд повернул голову и с тяжелыми глазами ожидал ответа.

– Когда ты даже не пришел на ее похороны. А ведь она защищала тебя, оправдывала! Порой мы с ней ссорились из?за того, кем является глава нашей долбаной семьи! Я все делал, лишь бы залечить оставленные тобою раны! Ей было плохо, очень плохо, в определенный момент мне пришлось заботиться о ней, потому что депрессия и апатия убивали ее… Ребенок не должен таким заниматься. Она была трудным человеком, а после твоего ухода изменилась до неузнаваемости. Так что мне пришлось взрослеть, очень и очень быстро взрослеть, чтобы заботиться о ней. Как бы я ни пытался ее переубедить, она все равно любила тебя, а ты даже не пришел на ее похороны, и плевать, что уже пару лет к тому моменту ты опять где?то шлялся! Я искал тебя, что?то внутри меня еще грело надежду, но… – Нил выдохнул, махнув рукой, – что уж теперь. Остались вопросы, откуда мое отношение к тебе из говна слеплено?

Холд держал в себе очень многое, прилично больше, чем ожидал Нил в самых оптимистичных оценках.

– Я всегда любил твою маму. У меня не было ни одной другой женщины, кроме нее. Если ты хочешь услышать, как мне плохо без нее, то ты услышал.

Говорил он с трудом, выкорчевывая каждое слово из самых глубоких ям. Нил такого не ожидал, уж совсем не привычно было оголение отца, пусть и такое емкое. А вот дальнейшие слова Холда были под стать худшим ожиданиям:

– А теперь скажи мне, сын, зачем на самом деле мы говорим об этом? Она умерла двенадцать лет назад. Чуть?чуть – и познакомилась бы с Лилит, а вскоре и внука бы увидела… Но ты заговорил обо этом лишь сейчас.

– Ну смотри, если мы с тобой так и будем собачиться, дельного ничего не выйдет. Да и я не хочу, чтобы Максим видел то, что для нас уже стандарт! И еще напомни?ка мне, на какой ноте мы разошлись в прошлый раз? Да, я думал, Лилит разведется со мной, после…

– Мотив хороший, – Холд отсек личное, включив свой извечный прагматичный взгляд, – но ты либо лжешь мне, либо себе. Пытаешься поставить во главу проблем наши с тобой отношения, хотя в упор не замечаешь или не хочешь замечать, что должно тебя волновать на самом деле.

Даже не заметив, они почти столкнулись лбами.

– Мне хватило одного взгляда. Ты думаешь, никто не замечает, но видно за милю, что у вас с Лилит проблемы, как и с вашим сыном. Я не сильно удивлен, ты встретил ее через полгода после смерти матери. Это неприятно слышать, я прекрасно тебя понимаю, но ваши отношения изнача…

– Ты прав. – Перебить отца было приятно. – Но я не могу ничего поделать, пока мы с тобой не закроем все вопросы.

– Неправда. Я это знаю потому, что совершил когда?то такую же ошибку. И ты, хочешь признавай, хочешь нет, но факт неизменен, я уже говорил и еще скажу – ты повторяешь мои ошибки. Тебе проще злиться на меня и искать новые отговорки, вместо того чтобы разобраться в своей жизни!

– Ты разочарован во мне из?за этого?

– Да. Ты слишком похож на меня.

Разговор был тяжелым, каждый ощущал больше ожидаемого и желаемого, находя все новые и новые ниточки для раскрутки старых комков, болью отдающих по всем нервам при одном лишь касании. Но будем честны: они и так сказали многое, это бы еще переварить правильно.

– Есть многое, что нам стоит обсудить, сын, но… мне поздно меняться, тебе – нет.

Нил не рассчитывал на такой исход, да и вряд ли кто?то на его месте мог даже близко предположить, насколько изначальное желание перемирия обернется обесцениванием второй стороной этой самой войны. Ведь его еще и упрекнули, удивляется Нил, вновь ощущая себя недостаточно умным и сильным перед отцом, возвышавшимся над всей его жизнью. Он уже давно не ребенок, но этот человек вновь и вновь будто бы меняет реальность, заставляя вернуться в прошлое, доказывая незначительность претензий, а следственно, и чувств Нила. Не стоит дальше копать состояние сына, он и сам еще не все осознал, пусть и так ясен основной итог: Холд вновь переиграл его. Причем на самом деле, если подумать, разве отец не был прав насчет сына? Был, конечно же, был, но это как минимум не избавляло Нила от, мягко говоря, дискомфорта, вызванного Холдом. А как максимум – его снова поставили на место, ткнув в очевидное перед носом. А значит, может, и правда стоит сменить акцент?

Но кое?что неожиданно не просто не дало Нилу завершить битву – да хоть на какой?то ноте, а почти лишило его главного противника всей жизни. Но, думаю, самый прыткий читатель уже понял, что на самом деле Нил и был самым своим главным противником. А вот прародитель этой борьбы, по велению необсуждаемой стихии Аттона и по причине банального несоблюдения техники безопасности, на глазах сына упал с крыши, приземлившись спиной вниз прямо перед входом в «Фелисетт».

Что случилось?

Это был очень странно: в Ниле сейчас попеременно работали две стороны. То эмоциональная, вынуждающая чуть ли не плакать от переживания за отца, вот?вот, кажется, должного умереть прямо здесь, уходя из этого мира с сожалениями от невозможности исправить ошибки, осознание коих всегда приходит слишком поздно. То, к счастью для Холда, вторая, профессиональная, чуть ли не математически точный механизм, давший силы уверенно спуститься вниз и без паники делать свое дело. Хотя стоит признать, грань между пламенем и холодом была слишком уж хаотичной. Но сначала, откуда?то точно зная о бессознательности Холда, он взглянул на показатели здоровья, отражаемые на небольшом экране правого предплечья. Если бы были переломы или открытые раны, то все это было бы отражено – но, к счастью, ничего критичного. Подхватив тело под мышки, Нил с трудом потащил отца к входу, благо тот был близок. Открыв дверь и занеся тело волоком вовнутрь, сразу же побежал искать помощь в лице Августа. Почему он не использовал обычную радиосвязь в скафандре, чтобы позвать кого?то на помощь, так и останется для него вопросом без ответа. Не прошло и пары минут, как они подняли тело Холда и положили его на центральное из трех операционных мест в медицинском блоке.

– Как он упал?! – требовательно и с волнением спросил Август.

– По тупому, вот как! Не отвлекай!

И тут, на пике эмоций, случилось странное, причем непосредственно для Нила и никого более. Но, чтобы это объяснить, обязательно стоит усвоить: он профессионал, из тех людей, кто вполне доверяет инстинктам в критических ситуациях, где нет и секунды на лишние раздумья. Как и отец, сын умело выдерживал любое напряжение и прессинг, оставаясь в реальности с умением принимать сложные и ответственные решения в своей области деятельности. Все это уточнение важно для понимания той шокирующей для него растерянности от вопроса, заданного Лилит:

– Что случилось?

Она перед ним, глаза ищут признаки активности. Но испытываемый шок исходил не от смысла вопроса: тут все было ясно и понятно, четче некуда. Суть в том, как этот самый вопрос соединил две временные точки, схлопнув события между ними так быстро, словно прошла секунда, а не полчаса. Нил дернул головой, увидел перед собой озадаченную его состоянием Лилит, позади нее уже сидел на койке Холд, живой и невредимый, с накинутой курткой поверх тела, также не оставивший без внимания нашего запутавшегося доктора. А в руках у доктора был планшет, который он крепко сжимал обеими руками, будто бы пытался пальцами продавить пластичный экран. Вокруг более никого не было, а створки в медблок были закрыты.

Почему же этот вопрос был так важен? А все просто: сначала Нил услышал его в момент, как снял шлем и увидел бессознательное лицо отца. Тогда в нем проснулся защитный механизм, детали которого сотканы из давно спрятанной любви к папе за небеспричинной ненавистью и презрением. Как это часто бывает, в момент все рассеялось, оставив лишь яркие фундаментальные чувства к родителю. За свою карьеру с таким он не сталкивался: всегда были чужие люди, абстрагироваться от которых было проще простого, – а тут папа, и эту слабость перед примитивными инстинктами он еще в будущем припомнит себе, причем не в лучших тонах. Но, к счастью, как в старой поговорке, глаза боятся – руки делают.

Тогда Холд быстро пришел в себя, а значит, серьезных повреждений головы нет, да и никаких травм толком не присутствовало: все же снег и костюм сыграли отличную партию. Но, думаю, вас, как на самом деле и Нила, волнует вопрос: почему метафоричное пробуждение случилось именно сейчас, после вопроса Лилит, ранее который она задала лишь полчаса назад?

Довольно странно получилось: оба раза этот вопрос Нил услышал в невероятно эмоциональный и страшный момент, связанный с отцом. Первый уже известен – бессознательное лицо родителя, вот?вот, возможно, и погибшего бы на его руках. А вот второе… Нил не понимает, как так получилось, даже не может уловить точный момент принятия на веру того, что придется – именно придется – сказать отцу. Это открытие, пока еще умалчиваемое, для Нила оказалось невероятно важным, отчего и будто бы приоритетнее, нежели причина первой временной точки, так комплексно подчеркнутой вопросом Лилит.

Итак, вопрос был задан. Нил посмотрел на Лилит, потом на Холда.

– Оставь нас наедине, пожалуйста, – тихим и немного растерянным голосом попросил он жену. Чуть поразмыслив, она повиновалась, переглянувшись с неприступным Холдом. Створки вновь закрылись, отец и сын остались вдвоем.

– Я сильно переживал за тебя, – с каким?то непривычным волнением сказал Нил, находясь все так же у стола, в полутора метрах от койки Холда.

– Не стоило, – вырвалось в ответ будто бы заученно, в ожидании более значимой информации.

– Может, и не стоило, – уже увереннее и явно смирившись, начал Нил, – но придется еще попереживать, хочешь ты этого или нет.

Холд ожидал. Нил еще больше развернул обратно свое изначальное отношение.

– Ты… когда у врача обследовался последний раз? Дай угадаю – давно. А чувствуешь себя как? Хотя, наверное, ты и не скажешь мне правду. Но у меня тут твои анализы крови, слюны, как и…

– Говори давай, не тяни!

Очередной бросок Холда – и снова в цель. Вот же упрямый старик, думал про себя Нил, даже отчасти радуясь этому отношению.

– Ты болен. Смертельно. У тебя болезнь Крейтцфельдта?Якоба. Поражена кора головного мозга. Ожидается потеря координации, зрения, слуха, речи и…

– Хватит!

Для него это было так, словно он выпил самый едкий и мерзкий яд, но не убивающий мгновенно, нет, а превращающий его в ужасное умирающее создание. Он смотрел в глаза сына и не знал ничего, кроме вышеупомянутой раздирающей изнутри извращенной боли.

– На самом деле нам повезло, – продолжил Нил чуть более заботливо, – возможно, еще есть шанс. Но у меня недостаточно оборудования.

На этих словах Холд показательно и громко слез с койки, приземлившись ногами на пол. Сделал глубокий вздох, забегал глазами по сторонам, а после недолгой паузы в тишине посмотрел на Нила странным взглядом примирения с примесью благодарности. Даже такой несгибаемый человек все же оказался не всесильным. Нил впервые видел отца в таком… человеческом состоянии. Сложно кому?то говорить о наличии смертельной болезни, а слышать такое – еще сложнее. Хотя тут допускается спор, но сейчас не об этом. Мир вокруг все же не замер на месте, а продолжал жить. Лилит постучалась в дверь, отчего Нил даже вздрогнул. После ее ухода тяжесть момента была почти осязаема, эмоциональный груз так и заполонил все вокруг, но в мгновение она же это и разрушила.

– Связь с «Шарлоттой» есть. Ты просил сразу же сообщить, – сказала Лилит нейтрально с другой стороны двери.

– Сейчас иду, – моментально ответил Холд, ухватившись за открывшуюся возможность отложить страшное известие. Посмотрев на Нила вроде бы и благодарными глазами, какими обычно хотят передать то, к чему не могут подобрать слова, он загасил в себе непреднамеренный порыв слабости, просто уйдя. Нил остался один все на том же месте. Откинув планшет Холда, он сложил руки на груди и зажался, с трудом переваривая случившееся, выстраивая всю цепь причин и следствий, чтобы перестать чувствовать неизвестно откуда взявшуюся, совершенно ему непонятную, но небеспричинную вину.