скачать книгу бесплатно
Мотоциклы.
Ажиотаж был жуткий. Но я же правильный был, взяток не брал. Однако, старший парень из соседнего отдела пристал, помоги, да помоги. Пошел я к завотделом. Строгий мужик был. Глядел на меня сурово, а я мямлил что-то про родственника. Ладно – сжалился начальник. И выдал мне записку. В общем, отдал я ее парню, тот жутко обрадовался. А после подходит ко мне и сует трешку. Я вначале обалдел.
– Ты чего? – говорю. А он показывает мне 25 рублей.
– Вот – говорит – заработал. А это, типа, тебе.
Взял я трешку на автомате. А потом моя комсомольская совесть регулярно стала разъедаться сомнениями в правильности моей взяткостойкости. Очень жалел я эти 25 р. Деньги для меня, вообще, небывалые.
Вот и тут я думаю сам себе. Ведь не зря парень так оглядывался. Тем более, что инструктаж был жесткий вначале экспедиции. В смысле сдачи всего награбл… Ой…, найденного.
Опять эти двадцать пять рублей замаячили у меня перед глазами.
В общем, привез я в тот раз, как оказалось после сдачи перекупщикам на пятаке, всего на 150 рублей. Деньги, конечно, не очень большие. Но в то время, для меня и это было неплохо. Тем более, что еще официальных денег под сотню заплатили. Больно я споро работал. Еще бы… Мне ж хотелось наверстать, деньков-то мало оставалось.
Тем более, что сдавал старину я исправно. Себе, так, по мелочи оставлял. В смысле, только то что удобно спрятать было.
С тех пор стал я регулярно записываться на подобные мероприятия. Только теперь делал это более вдумчиво и с большим пониманием. Много читал и слушал старших. Толкался на пятаке среди барыг и присматривался, чего почем.
При мне, в одной из поездок, поймали шустрика, который внаглую крал раритеты, даже из хранилища. После того, что с ним сделали, какой шмон был у него дома, ребята рассказывали, и сколько ему впаяли… В общем, после этого, стал я бояться. Заныкивать ценное и бояться.
Из-за этой боязни тайник я себе сделал в укромном месте. Не скажу где. Вдруг, кто у меня через плечо подглядывать будет. Но, это по жизни один раз здорово меня спасло. То, что был тайник и о нем никто не знал. А когда надо было и я забыл. Ну, вот напрочь. Как будто и не делал ничего. Да-а… Помогло мне тогда это. Если бы нашли, вполне закопать могли, не то что срок впаять.
Помню, подписался я поехать в Узбекистан. Раскоп должны были делать в районе древнего Коканда. Искали слои старые, древние. Все что было начала века, а тем более советского времени брали конечно, но внимания этому не уделяли.
А мне попался самый настоящий клад, который закопали, скорее всего басмачи, а может кто из белых дворянчиков, бежавших тогда в эти места.
Когда я на него наткнулся, каким-то седьмым чувством понял, что мне повезло. И повезло крупно. У меня даже слезы навернулись. Отдать такое…
В общем, присыпал я его и «грохот» на это место поставил. Чтобы еще больше грунта насыпалось, только теперь – отвального, неинтересного и никому не нужного.
Уж на что мне пришлось пойти, чтобы перезахоронить свое сокровище. Я его даже не рассматривал. Времени не было.
Потом три месяца я жил как на иголках. А когда наконец раскопал и в тихом месте все разложил – чуть не обделался от полноты чуйств.
Эх-х-х… Если бы я мог все это продать легально. Да, я до конца жизни бы оказался обеспеченным человеком. А нелегально… Здесь начинались проблемы. Я знал это точно. Вещи были заметными и если с ними куда сунешься, непременно инфа поплывет сквозь щели. В СССРе за это срок можно было схлопотать влегкую.
Короче, припрятал я это в тайнике и потихоньку, через пару лет, найдя нужных людей в разных концах Союза, стал это пристраивать. Особенно мне повезло с одной статуэткой. Изящная вещица. Была это гжель середины 19 века. И рассчитывал я срубить за нее тыщу рублей. А забрали ее у меня за три. Причем не торгуясь. Я сдуру ляпнул, глядя на их вытянувшиеся лица. Что с них взять. Иностранцы. А теперь думаю, что продешевил.
Да, что уж теперь говорить. Я со всеми вещами оттуда продешевил.
Монетки царские – загляденье. Что золото, что серебро. Золотой пятирублевик девятьсот седьмого года я отдал за пятьсот рублей. А красная цена его, даже в то время была – 5000, а может и все 25. Не хило. Но… пять тыщ р и 15 лет турьмы. Нет уж, увольте. 500 р и месяц привольной и разгульной жизни. Вот это по-нашему.
Да-а… Вспоминаю о былом и приятность сплошная в теле. Вот это была жизнь.
В общем, закончил я кое как универ и попал под спецраспределение учителем в небольшой городок с древней историей и бурным настоящим. Ковали в нем атомную бомбу, а может чего другое… Об этом нам, простым смертным знать не полагалось.
Так я и совмещал работу учителя истории с периодическими поездками в экспедиции. Они помогали мне хоть как-то сводить концы с концами. В смысле, давали возможность водить училок по ресторанам.
Историком, прямо скажем, я был средним. Педагогом еще ниже. Некогда мне было всякой ерундой заниматься. Крутился я в сфере старых монет и всяческого раритета.
К тому же, жаркое лето в ГУМе, видимо, аукнулось. Пристрастился я под чужими окнами шариться. За женщинами подглядывать. На это тоже время уходило. Причем ночное. Поди-ка побегай по городу в поисках сладенького. Какие уроки…
А ведь приходилось соответствовать. В школе меня до поры до времени терпели. Два к тому фактора было. Даже три.
Во-первых, я был, все-таки, мужчина. То есть, в школе явление редкое. Меня может директором бы сделали, если бы не мои другие интересы.
Во-вторых, я нашей директрисе периодически привозил из экспедиций всякие милые, и не такие уж дешевые, заметьте, щтучки-побрякучки.
А в третьих, я периодически трахал нашего завуча. Бабенка под сорок, но вполне ничего себе. Ей часто нельзя было, муж у нее строгий был. А мне, что. Мне раз в неделю доставить удовольствие симпатичной женщине не в тягость. Тем более, что имел я от этого полную выгоду. Она меня частенько прикрывала перед директрисой.
Так я между ними и лавировал.
Женился я достаточно поздно. В 24 года. Она была физик по образованию и по работе. Но, поскольку работала в «ящике», ничего особо не рассказывала. Так, мелочи… Типа, вчера С…й умер, слишком большую дозу хватанул на испытаниях. (Она имела ввиду, конечно, облучение).
Прожили мы шесть лет, народили сынишку, а как-то приезжаю я из очередной экспедиции и мне моя благоверная сообщает, что, мол, не сошлись мы с тобой Сема характерами. Мужик ты, так-то, ничего, вполне справный и облучения у тебя нет. Но вот, характер никудышный. Паршивый, говорит, у тебя характер. Не наш, не социалистический. Все тащишь всякую-разную раритет, да еще и торгуешь ими. Не могу, мол, я так. Устала уже перед начальником 1-го отдела выкручиваться, откуда у меня всякие побрякушки старинные. И не хочу, чтобы сын наш на это все глядел. Да, и вообще, есть у меня кандидат наук. Он хоть и облученный, но характер у него хороший.
Я чинить препятствий не стал. Тем более, что жили мы в ее квартире. Потому, подхватил я приготовленный мне заранее чемоданчик, да и подался к приятелю.
Вот пожалуй, с него и начинается моя настоящая алкогольная история.
Интерлюдия
Из крана текла мощная струя воды, почему-то не было ее слышно и никак не получалось найти стакан, чтобы напиться. Жажда была просто иссушающая. Язык приставал к небу, а в горле было сухо настолько, что даже слюна не могла пробиться к желудку.
В это время опять подкатила тошнота и противный комок запульсировал в горле. С трудом приподняв тело, человек упал с дивана на колени, автоматически вскочил и зажимая рот рукой, через пальцы которой сочилась блевотина, ринулся в ванну. Там все это плюхнулось в раковину и он, опершись руками на нее, уставился в зеркало.
Правда, он там ничего не видел. Наверное потому что смотреть ни на что не хотелось. Внутри опять поселились тоска и безысходность. Перебравшись к ванне, он пустил воду и кое как сполоснул рот. Делать это было больно, так как в углу губы стягивала нитка и ее концы неприятно торчали. Внутри тоже было больно дотрагиваться до этой части щеки.
Опять все повторяется. Только теперь еще с битием морды.
Ну почему он не доехал до своей берлоги тогда. Кстати… надо посмотреть, осталось хоть что-нибудь из денег.
И, хотя эта мысль кольнула больно, он сначала забрел на кухню. На столе стояла пустая, больше чем наполовину, бутылка водки. При взгляде на нее снова затошнило. Но, деваться некуда.
Клин клином, чтобы все провалилось.
Борясь с позывами к рвоте, человек открыл кран, отпил немного воды и попытался пропихнуть в себя совсем немного водки.
Было-то там ее на дне стакана. А она, гадина, не идет никак, назад просится. Скорее воды… У-ф-ф… Даже липкий пот прошиб. Горло еще немного подергалось и успокоилось.
Вместе с этим стало чуть легче и внутри. Надо повторять процедуру… Он знал, что с каждым разом будет легче, вот только бы суметь остановиться вовремя, а это не всегда получалось…
Что ж, надо двигаться в комнату и попытаться понять, насколько все плохо… или не очень.
Оказалось, что очень. У него даже слезы на глаза навернулись и захотелось плакать навзрыд. Он бы так и сделал, если бы это хоть чуть-чуть помогло.
Во всех своих разбросанных вещах Неудачник смог найти 320 рублей и случайно наткнулся на скрученную в трубочку пятисотку в задних карманах джинсов.
Допив свой «Лимонад» и не получив поддержки от окружающих, Неудачник решил на них обидеться и потребовал, чтобы маршрутку остановили.
Выбрался он из нее в каком-то малознакомом районе со вполне приличной инфраструктурой. Глядя на нее, можно было решить, что это где-то в центре города.
Может быть раньше это бы его напрягло. Но сегодня, после удачного побега, он почувствовал себя победителем. А деньги в кармане придавали уверенности, жгли и требовали продолжения банкета.
В нем, ни с того ни с сего, зашевелились привычки его непродолжительной зажиточной жизни. Он расправил, насколько смог, плечи. Попытался сделать взгляд осмысленным. И направился к ближайшему приличному заведению, располагавшемуся в полуподвальчике.
Гулял он по всем правилам. Выпил бутылку водки и закусил ухой из семги. Потребовал еще 100 граммов самой дорогой водки, каких-то роллов, то ли японских, то ли китайских и пачку сигарет.
Развалившись на стуле, человек стал ленивым, как ему казалось, взглядом разглядывать посетителей. А что… Он имеет полное право. Он за все заплатил, а если надо и еще заплатит.
Вон через два столика сидит подружка. Сколько ей… Лет тридцать, наверное. Ждет кого-то. А ножки ничего… Особенно когда она их нога на ногу делает и начинает туда сюда мотать. Ему это нравится… Его это возбуждает… Как все таки здесь хорошо… Здорово, что он сюда зашел. Надо почаще сюда заглядывать. Вон еще парочка девчонок. Юбчонки едва чего-то прикрывают. Ну и что, что в колготках. Так даже интересней.
Так незаметно время пролетело до музыки. А с ней и вообще мир вокруг стал другим. Сколько милых людей вокруг.
Вон братаны сидят. Надо сделать им приятное.
Человек подозвал официанта, кивнул в сторону пары крепких мужиков и заказал для них водку и закуску.
Через некоторое время он уже сидел за их столом, но выпив его угощения братаны повели себя недружелюбно и отправили его гулять к себе.
Это его слегка задело и в течение вечера человек искал справедливости, пытаясь выяснить, чем он их обидел.
Последнее воспоминание – он на улице с одним из быков и тот бьет его со всей пацанской ненавистью.
Все. Тьма и удивительное спокойствие.
Откуда-то сверху ангельский голосок
– Ой-ей. Он его убил. Смотрите – кровь.
Ему очень захотелось посмотреть, кто кого убил, но вдруг его голову прижали
– Лежи… лежи… Тебе нельзя вставать.
Надо же, это про него.
Дальше все банально. Скорая, травмпункт, рот зашили. Все.
Оказалось, не все.
Ну куда ему на ночь глядя… Сердобольные тетеньки забрали его к себе домой. Лиц он их не помнит. Они пьют водку, а утром им на работу, а его сажают в маршрутку. Хорошо, хоть адрес он сумел вспомнить.
Добравшись до своей хаты, Неудачник сразу отключился. Проснувшись, выпил полбутылки и опять провал в памяти.
И вот…
Человек резко встал и кинулся к шкафу. Там в банке он сваливал не очень ходовую старину и монеты. Надо срочно делать ревизию и бежать на пятак. Хоть какие-то деньги выручить можно будет.
Его охватило лихорадочное оживление. Надо проверить все карманы и заначки. Ну и что, подумаешь, много раз уже проверял. А может где чего завалялось.
Проверил число в телефоне. Нет, облом, до пенсии еще далеко. Еще там за монетки должны заплатить, но это дней через семь, да и немного там их будет. Надо идти занимать деньги в «Быстром займе».
– «Ничего» – стал лихорадочно думать он, кое как собираясь – «Не впервой, выкручусь как-нибудь»
В дни таких пролетов в нем всегда просыпалась энергия и в голову приходили всякие дурацкие фантазии. Типа, как он им всем покажет…
Глава 4
Выставила меня мой любимый физик по полной программе. Запретила даже приближаться к ее дому, чтобы не травмировать облученного кандидата с хорошим характером.
Особо она со мной не парилась, просто пригрозила, что сдаст первому отделу со всеми потрохами и тем дерьмом, которое я в них таскаю. Этим она меня добила. И вся моя любовь к ней обернулась стойкой неприязнью.
Вспомнил я ей все. И как она плохо готовила… иногда… когда ей некогда было. И как она отвиливала от супружеских обязанностей… иногда… когда голова у нее болела. И… В общем, вспомнил все!
Правда, если честно, все это я не вслух вспоминал, а по дороге к новой жизни и про себя, не дай… кто услышит и моей, теперь уже бывшей, доложит. Ну его, этого начальника 1-го отдела. В печенках он у меня уже и так сидел.
По дороге к новой жизни пошел я и напился. Сразу же. Еще не дойдя до дверей друговой квартиры.
К нему я прибыл уже в сопровождении участливого участкового. С которым мы, кстати, и пили. У него тоже жена стерва оказалась. Она правда его еще не выгнала, но тоже была физик.
Так что. Пьянка продолжилась в обновленном составе, но этого я уже четко не помнил. Рассказывали…
Друг то меня принял. А чего ему. Теперь было с кем посидеть вечерком. Был он трудовиком у нас в школе, так что коллегами мы были. Жена от него ушла давно, почти сразу после свадьбы. Зато к урокам мы теперь готовились вместе.
Ему-то хорошо. Что ему готовиться. Чертежи рисовать, как табуретку сделать? А мне приходилось совмещать. Рисование поурочных планов и чтобы друга не обидеть…
В каком я виде появлялся в школе перед своими детками, страшно вспомнить. Но привык же. И окружающие привыкли. По привычке дарил подарки директрисе и трахал завуча. Хоть этого не забывал делать.
Некоторые мои коллеги женского пола, правда, пытались меня спасти и пристроить около себя. Но я как-то охладел к этому делу. К семейным делам всяким. Ну их.
Пока до загса не дошло, они все такие милые и пушистые, прощают тебе все. А как вышли из него, как будто меняют программу у них. Только и слышишь. Куда? Стоять! Нельзя! Место! Деньги! Ты посмотри, какой муж у Маши умница – и умный и красивый и руки растут оттуда откуда надо и как мужчина. Так и хочется спросить – А ты, что!? Проверяла!?
Не-е-е-т! С меня хватит. По крайней мере, пока. Может, когда постарше стану, да Марусю найду такую, какую мне надо. Чтобы все при всем и при этом – молчала. Эх-х, где они, такие…
Удивительно. Но, благотворное влияние на меня оказывали экспедиции. Друга-трудовика рядом не было. Вокруг свежий воздух, здоровый физический труд копателя и азарт мелкого воришки.
Это же надо извернуться, чтобы тебя не поймали на сокрытии образцов. Порой приходилось отдавать настолько жирные находки, что потом до следующего лета успокоиться не мог.
Зато, после такого, никто и заподозрить меня не мог в крысятничестве.
Я, конечно, не считал свое поведение чем-то ужасным. Копал же я, и находил тоже. А в земле оно было ничьим. А то, что кто-то придумал глупые правила, это их проблемы. Жалко, что не все придерживались такого мнения. И честные люди страдали из-за подобного произвола почем зря.
Подогревало меня конечно воспоминание об ощущениях, связанных с моим узбекским кладом. Словами это передать невозможно. Все на уровне каких-то физиологических процессов – сердцебиение, учащенное дыхание, кровь к голове и трясучка в руках.
А как, порой, хотелось с кем-то поделиться и рассказать о найденных мною богатствах. И после того как меня выгнала физичка, я молю всех кого можно, что удержали мой язык при ней даже в самые жаркие моменты.
И ведь я не все оттуда вытаскал этой сучке. Это, хоть, успокаивает. Самое, самое, о чем даже думать боюсь и кое что попроще, еще осталось. Ехать вот только далеко, да и где и кому это можно пристроить, ума до сих пор не приложу.
