скачать книгу бесплатно
Спустя пару дней с круглыми глазами слушала совершенно фантастическую историю. Как из Гарри Поттера, честное слово. Оказалось, что муж вместо рационального и вдумчивого похода к специалистам отправился на беседу с соседями. А те, опять же вместо того, чтобы послать его к специалистам, слова моего сына… подтвердили! Что, да, в пятой квартире действительно жил некий дядя Миша, слесарь по профессии, которому в войну отморозило обе ноги, а в восьмой – девочки-близняшки, действительно попавшие под трамвай.
Ну, и по мелочи еще, про вечно перегорающие лампочки, которые отказывались работать нормально, пока не заменили всю проводку в доме, про красную дверь в подвал, про голубятню на крыше… Скажете, что тут такого? Да все! Потому что и лампочки, и дверь, и голубятня не имели отношения к современности! Все это происходило в до- и послевоенный период, когда даже меня еще в проекте не было, не то, что моего пятилетнего сына! А он рассказывал обо всем так, будто это случилось только вчера. На прямой вопрос, откуда он это все узнал, Артем пожимал плечами и говорил, что ему рассказывает голодная девочка из коридора, когда не плачет и не просит кушать.
Тогда я впервые задумалась над тем, что психолог нужен не Артему, совсем не ему, а мне. Потому как моя крыша свистела печально, угрожая улететь в далекие дали от подобных откровений. Я хотела идти к врачам, уже непонятно каким именно, лечить всех от этого странного помешательства, можно вместе с безумными соседями, но точно не улыбаться приветливо и кивать на очередные странные высказывания моего ребенка. Я… боялась. Чего? Не знаю, но моя интуиция, чутье материнское, буквально вопила о том, что ничем хорошим все это не закончится.
Как показала практика – интуиция была права. Потому что разговоры о голодной девочке никуда не делись, попытки прятать еду и странные фразочки участились, а здоровье моего малыша стало ухудшаться.
Артемка стал плохо спать, мало ел, замыкался в себе и только после прямых вопросов отвечал, что девочка забирает себе его еду. Меня это бесило, меня жутко беспокоило состояние моего ребенка, меня вообще не волновали никакие посторонние выдуманные девочки, только то, что мой мальчик явно нуждался в лечении! Но больница не помогала – там только диагностировали сильное истощение и выдали меню на ближайшие месяцы, чуть ли не силой вытребовав у Артемки обещание хорошо кушать. Он кивал и обещал, но дома снова отставлял почти полную тарелку со слезами на глазах, прятал куски хлеба в коридоре за плинтусом, и умолял меня не ругаться, а лучше дать еще еды. Я давала, конечно, только вот мой малыш и не думал употреблять ее в пищу! Он относил ее «голодной девочке»! и как с этим бороться, я просто не знала.
В конце концов, когда дело запахло госпитализацией и перспективой инвалидности, мой рациональный разум не выдержал. Если уж события, которые происходили в прошлом, оказались правдой, то почему бы таинственной девочке не оказаться такой же реальной? Ну, насколько может быть реальной воображаемая девочка. Мужа я послала проторенной дорожкой к соседям, узнавать полную историю доставшейся нам квартиры, а сама пошла… в церковь. Ну, а куда еще? Если играть по правилам потустороннего мира, то до конца.
В квартире появились и как-то очень быстро обжились иконы, свечки и традиция читать молитвы до, после и во время всех более-менее важных действий. Не скажу, что это сильно помогало, Артем утверждал, что девочка никуда не делась, только больше не выходит из коридора и плачет громко, но по крайней мере в кухне ситуация наладилась – сын начал есть, спать и улыбаться. Только иногда, украдкой, относил хлеб в коридор, но тут я предпочла делать вид, что все нормально.
А потом и муж пришел ко мне с информацией, да такой, что первым моим порывом было хватать семью и бежать, куда ноги несут, лишь бы подальше. Потому что сюрприз оказался из тех, что и врагу не пожелаешь.
Девочка все же была. Давно. Во времена все той же войны, когда по улицам ходили солдаты. Она с семьей жила в этой же квартире, но родители, пережив бомбежки, не дожили до блокады пару дней – погибли под обстрелом. А потом наступил голод. Девочке на тот момент было всего восемь лет, и единственное, чем она могла себе помочь – это спрятаться в квартире в надежде, что стены защитят. Не защитили. Скудные запасы еды закончились достаточно быстро, другой просто не было и в силу возраста добыть ее ребенок никак не мог, соседи и сами голодали, постепенно объедая штукатурку со стен и кипятя суп из старых кожаных сапог… Финал истории был трагичен – восьмилетний ребенок просто погиб от голода, запертый в четырех стенах квартиры. Надо ли удивляться тому, что душа девочки так и не ушла с миром, оставшись в квартире?
Я никогда не верила в призраков и потусторонний мир. Считала все это чушью, призванной обманывать доверчивых граждан, опиумом для мозгов. Я и в церковь-то не верила, потому что такие материи как душа, были для меня категорически чужды. Но… Не знаю, что все же сработало – то ли материнское сердце дрогнуло, то ли доказательств было слишком много, чтобы делать вид, что ничего не происходит. Скорее все вместе.
Девочке я решила помочь. Вызвала священника, заказала заупокойную, на всякий случай приготовила целый ужин специально для нее и со специальным ритуалом из книжки торжественно оставила его в коридоре. Единственное, чего я допустить никак не могла – это общения призрака с моим Артемкой, так что сын был экстренно отправлен к бабушке на лечение пирожками. Не нравилось мне, как эта девочка на него влияла.
Увы, но все мои меры оказались напрасными. Девочка никак не отреагировала ни на священника и церковную атрибутику, ни на ужин (если честно, в глубине души я надеялась увидеть чудо, вроде того, что еда испаряется сама собой). Она явно цеплялась за нашу квартиру и… за Артемку. И вот последнее я терпеть решительно не собиралась.
Когда вернувшийся домой, посвежевший и округлившийся сын, с порога кинулся общаться с «голодной девочкой», я поняла – хватит. Жалость – жалостью, но смотреть, как мой ребенок убивает себя я точно не собиралась. Спустя неделю, за которую Артемка снова превратился в тень самого себя, мы собрали вещи и съехали в новую, совершенно точно пустую квартиру в новостройке на окраине города.
Что было дальше с призраком девочки, я, увы, не знаю – не интересовалась. За нами она не пошла, и на том, как говорится, спасибо. Сын через какое-то время и вовсе забыл о том, что с кем-то общался, а мы не стали ему напоминать.
И я бы хотела, чтобы эта история чему-то научила меня, но единственное, что навсегда останется со мной – информация о том, что другой мир все же существует, как бы мы ни отмахивались от него. Вот только живым там делать нечего, даже с искренним желанием помочь. Потому что нельзя помочь тому, кто сам не хочет спасения.
Ночной контролер
Если вы, как и я, часто катаетесь на электричках, особенно в ночное время, вы должны знать о так называемом Контролере. Если вы, как и я, часто остаетесь единственным пассажиром ночного, дежурного рейса, вы наверняка встречали его. Если вы, как и я, несмотря на все предосторожности, все же умудрились забыть билет…
На самом деле существование Контролера – вовсе не тайна на южных жд-ветках. Каждый, кто так или иначе оказывался в ночной тишине пустого вагона, имел честь увидеть его лично. Он особенно и не прячется, ему, в отличие от живых, нет смысла скрываться.
Высокую, худую фигуру в старомодном костюме работника электрички можно встретить на некоторых станциях и в вагонах тех поездов, которые передвигаются по области после часа ночи. Угадать, кому именно повезет в этот раз, невозможно, но, если вы по какой-то причине не купили билет… Ну, тут, как говорится, сами виноваты, что уж там.
Просто представьте, что перед вами, на расстоянии вытянутой руки, стоит ЧТО-ТО, что похоже на человека, двигается, как человек, но при этом человеком не является вовсе. Движения, слишком резкие и грубые, как будто «мясной костюм» отчаянно жмет в плечах, звуки – треск, пыхтение, свист неопределенный – обозначающие речь (и вы прекрасно понимаете, что от вас хотят, хоть слов нет даже близко), запах тухлого, разлагающегося чего-то – прелой земли, плесени, приторной сладости крови из жил… Но хуже всего глаза. Пустые, ничего не выражающие, без зрачка и радужки, белыми бельмами косящие прямо в лицо несчастного, которому не повезло привлечь его внимание.
Контролер – не спит, не ест, не испытывает жалости к безбилетникам и людям в целом. Да, он ПОХОЖ на человека, по крайней мере визуально, но он всего лишь хорошо запрограммированная сущность, выполняющая одни и те же команды уже много-много лет. Его нельзя разжалобить, подкупить или уговорить выйти на следующей станции. Некоторые из тех, кто сталкивался с ним, утверждали, что Контролер – это призрак кого-то из старых еще жд-работников, погибшего трагически на рабочем месте, но… Лично я сомневаюсь, что он хоть когда-то был живым.
Я сам видел его всего два раза, и, поверьте, это не то зрелище, к которому стоило бы стремиться. В первый – я возвращался домой с вахты – Контролер зашел в вагон на пустой станции какой-то Богом забытой деревушки и те пару секунд, пока он проверял мой билет, были худшими в моей жизни. Это трудно объяснить тому, кто не переживал ничего подобного, но… Просто поверьте, вам бы никогда не хотелось повторить это. Никогда. В тот день я вышел на следующей же станции и предпочел дорогое такси дешевой, но совсем не безопасной, электричке. И это при том, что мой билет был в полном порядке.
Во второй раз «повезло» не мне. Так вышло, что в вагоне нас было трое – все три несчастных, вынужденных пахать до глубокой ночи, работяги. Подозреваю, что мы были в принципе единственными посетителями электрички в ту злосчастную ночь, потому что, когда поезд стукнул колесами и затормозил на очередной давно заброшенной станции, Контролер сразу же вошел именно в наш вагон. И…
У меня был билет, как и у моего соседа – пьяноватого мужичка в сером тулупе. А парень, сидящий напротив нас, почему-то не озаботился уникальным проездным в свое собственное будущее. И как бы он ни оправдывался, как бы ни совал деньги в руку Контролера, утверждая, что все кассы были закрыты, а ехать нужно было вот прямо сейчас, и что он вовсе не безбилетник, ведь в любой электричке купить билеты можно уже после посадки… Я уже говорил, что Контролеру безразлично все, кроме билетов, правда?
Молча, без единой реакции на восковом лице, эта тварь схватила парнишку за руку и, дернув слишком сильно для человека (и, кажется, сломав парню руку), потащила его куда-то внутрь поезда. Я не знал протокола, понятия не имел, куда настоящие контролеры должны отводить «зайцев» (и должны ли вообще). Я даже не мог помочь пацану или поддержать его как-то – волна ужаса, дикого и панического, прибила меня к лавке с такой силой, что еще четыре станции подряд я не мог и руки поднять, более-менее отойдя только на своей остановке. Но то, что того парня больше никто никогда не видел – факт, он числится пропавшим без вести, украшая своими портретами все полицейские стенды города.
К слову, еще одно доказательство того, что о Контролере знают все, ну, по крайней мере те, кому положено – я ведь ходил в полицию после всего, рассказывал о том, что видел в вагоне электрички. Но полицейские только развели руками, тяжело повздыхали и отправили дело на полку, с глаз подальше. Они ПОВЕРИЛИ мне сразу же, и ничего не попытались предпринять. Вообще ничего. Хотя… А что они могли сделать с инфернальной тварью? Запретить электрички?
Я соврал вам. Я видел контролера не два – три раза. Вернее, я вижу его прямо сейчас за окном электрички, которая уже тормозит на очередной жутковатой, заброшенной станции. Я пишу эту историю на клочке газеты на случай, если вдруг вы окажетесь одним из пассажиров, который не знает правил.
Всегда покупайте билет. Даже если кассы закрываются на ночь, даже если вам кажется, что ничего страшного не случится. Всегда, слышите. Контролер может не приходить к вам в вагон, если у вас на руках есть билет, но, если его нет – он придет в любом случае, так или иначе. Это первое, непреложное правило поездок в ночных электричках, которое вам стоит выучить наизусть.
Но есть еще два правила, о наличии которых узнаешь ценой собственной жизни. Второе: как бы ты ни был внимателен, как бы сильно не подчинялся правилам, ты попадешься. Потому что билет нужно не только купить, его нужно сохранить до тех пор, пока ты не выйдешь из поезда. А Контролеру вовсе не нужно, чтобы ты из него вышел.
Итак, вот он – мой третий раз. Контролер сегодня не спешит. В вагоне еще пятеро человек – небывалый урожай для ночной электрички – и он обходит каждого, подолгу разглядывая цифры на билетах. Он ЗНАЕТ, кто сегодня «заяц», просто оставляет меня на десерт, на сладкое. А я ЗНАЮ, что мой билет, заботливо купленный заранее и сложенный в карман куртки, выпал при посадке в вагон вовсе не сам по себе. Я почувствовал толчок. Только слишком поздно понял, что именно он означает.
В поезде обязательно должен быть «заяц». Каждый день. Любой ценой. И это третье правило пользования ночной электричкой.
Пиковая бабка
Говорила мне бабушка «Не бери карты, не по руке они тебе»… Кто ж знал, что она имела ввиду не все карты в мире, а вполне конкретную колоду? Если точнее, СВОЮ колоду, обычную до обидного, игральную, которая по итогу и сломала мою жизнь.
Бабушка у меня всегда была странная. Вроде хорошая, добрейшей души женщина, но порой как зыркнет, как изогнет бровь, откинув назад толстенную черную косу без единого седого волоса, так аж жуть нападает. Это уже потом, выйдя из молочного щенячьего детства я узнал, что это мне она бабушкой была, а по деревне слыла гадалкой сильной, видящей будущее и прошлое любого человека. Правда толку с той информации все равно ноль был, мне она никогда не гадала. Только повторяла из раза в раз, чтобы я к картам не притрагивался никогда в жизни, что счастья они мне не принесут.
А когда я, решив перед друзьями пофорсить, украл у бабушки ее колоду, еще и нравоучений словил, что, мол, мне с моим будущим вообще нельзя в это дело лезть, но и предлагать остальным поиграть в азартные игры гадальными – читай, ритуальными – картами – это сразу сгубить юные души. В общем, несла она тогда много чего, строгим и злым голосом, а что не донесла – то вбила пучком крапивы в мою пятую точку. Так что долгое время я о картах реально не помышлял, ни об игральных, ни о каких-то еще.
Бабушка умерла тихо и мирно, в собственной постели, когда мне исполнилось 20 лет. Родственники похоронили ее как полагается, погоревали, да и продолжили жить, как на душу положит. Дом бабушкин по наследству мне остался, как единственному внуку, но меня он по понятным причинам вовсе не интересовал – что хорошего в старой избе в глуши? Вот если бы квартирку поближе к центру… Родители только иногда туда наведывались, пыль смахивали, трубы протапливали, чтобы не прорвало, ну, и вроде как мама пыталась там огород развести, но очень быстро поняла, что дача – это не ее. Бабушкины вещи продолжали лежать там, где она сама их и оставила.
По-настоящему свое наследство я сумел оценить, став старше и мудрее, женившись на хорошей девушке, обзаведясь семьей, друзьями и… Тем самым местом, куда можно было сбегать от домашней суеты на выходные. Бабушкиным домом. Может в возрасте дело, может заиграло внутри что-то сентиментальное, но дом я привел в порядок, участок разгреб и прокосил, поставил баньку добротную, мангал, беседку… А что? Бесплатно, полезно – воздух в деревне такой, что его пить можно – недалеко от города, чем не отдых? Жена даже на волне креатива разбила какой-то садик с цветочками, чисто для удовольствия, и с тех пор летние вечера у нас проходили под ароматы сирени, роз и каких-то мелких голубых цветочков, почти не требующих ухода, но пахнущих на всю деревню.
Бывало, и с мужиками мы туда забредали – утром на рыбалку, вечером в баню с пенным, хорошо сидели… Вот в один из таких дней, во время чисто мужицкого отдыха от прекрасных наших половин, умчавших по-дружески на моря на недельку вместе с отпрысками, это и случилось. Дурость моя.
Потому как после бани да под пиво захотелось нам чего-то интересного, веселого. Ну, не дискотеку же устраивать, все же взрослые, да и без прекрасных дам как веселиться? Вот и вспомнил я, что в бабушкиной комнате – единственной, которую я не трогал во время ремонта, просто рука не поднималась – есть колода карт, старая, но вполне хорошая. Почему бы не сыграть, раз такое дело?
Под одобрительные вздохи принес колоду, похихикал с приятелями над тем, что колода-то покерная, с джокерами, на 52 карты, ну, и, раз уж такое дело, раздал на первую партию. В Дурака, потому как оказалось, что никто из нас в покер-то играть и не умеет. А так только Джокеров вынули и вперед, на щелбаны.
И все хорошо шло, игра катилась по накатанной, никакие бабушкины устаревшие предупреждения о том, что нельзя играть гадальной колодой, что мне вообще нельзя играть, в голове не зашевелились… Тишина, периодически нарушаемая шлепаньем карт об стол и кряхтением проигравших, продолжалась целых два кона и половину третьего. Пока из лежащей на столе колоды сама собой не выпорхнула пиковая дама. А потом разверзся Ад.
Я не то, чтобы скептиком был, бабушке вон верил более чем, но никогда не думал, что увижу… А кто ж его знает, как оно там, по-умному называется… Паранормальную активность? Ну, вот ее самую, да. Летающие вещи, хлопающие форточками окна, двери, открывающиеся и закрывающиеся сами по себе, по своей какой-то злой воле, ударяясь об стены и косяки. Но страшнее всего – карты. Они поднялись в воздух всем скопом, как в дурном сне или очень хорошем фокусе, и стали летать за нами по комнате, пикируя и пытаясь наподдать незадачливым игрокам. За мной особенно усердно гонялась дама пик.
И только когда мы – трое взрослых мужиков – без сил попадали на колени и замолили о пощаде, все прекратилось. Но лучше бы продолжалось, потому что в тот самый момент, когда последняя карта легла на стол, из бабушкиной комнаты прямо через закрытую дверь выплыла… Бабушка. Такая, какой я ее запомнил – высокая, морщинистая, с черными как смоль волосами в толстой косе и очень колючим взглядом. Кажется, я заорал или заревел белугой от ужаса, тут не уверен, потому как ни пошевелиться, ни вздохнуть толком у меня не получилось.
А бабушка, строго посмотрев на меня тем самым взглядом, обещающим крапивную терапию, заговорила. «Я», говорит, «предупреждала тебя, окаянного, карты не трогать?! Я тебе говорила, что сгубят они тебя?! Ты что ж наделал, паразит ты мелкий, чем расплачиваться будешь, представляешь?!» На мои вялые попытки оправдаться тем, что вовсе я не увлекаюсь азартными играми (я-то все эти годы искренне считал, что бабушкино предупреждение про них, ну, мол, проиграешься до последних трусов), и вообще впервые за карты сел, она только зашипела рассерженно, рукой махнула так, что карты со стола снова всем скопом взлетели и мне в грудь ударили, крикнула «Ну, владей теперь, раз самый умный» и повернулась к моему другу.
И словесная порка началась сначала. Другу досталось чуть меньше – это все-таки была не его личная бабушка – но и того, что она сказала, ему хватило до истерики. Да, у взрослого, состоявшегося мужика, буквально слезы из глаз катились! А все потому, что его проблемы в личной жизни грозили стать фатальными. Всего пересказывать не буду, это личное даже без упоминания имен, но кусок приведу.
«Невесту свою, говоришь, любишь», шипела бабушка, наступая на моего приятеля, «так любишь, что ни в дом привести, ни семье представить? А ты знаешь, каково ей? В девках ходит, одна из подружек такая осталась, тебя все ждет. А какие к ней сватались, богатые и с намерениями чистыми! Но тебя, дурака, выбрала, и теперь мается. А хуже – если промедлишь еще немного, отвернется она от тебя и дитя твое, что под сердцем носит, откажется в мир приводить». Вот тут-то моего боевого приятеля и свалило слезами до икоты. Он-то и правда невесту свою мурыжил со свадьбой, но не потому, что не любил – любил, еще как – просто приводить ее в старую общагу стеснялся, хотел, чтобы денег подкопить, квартиру купить хорошую, машину, чтобы все у нее как у людей было. А оно вон как обернулось.
Забегая вперед, скажу, что друг мой одумался сразу. Еще в тот же вечер в себя пришел и кинулся предложение любимой делать, потом свадьбу сыграли – невеста уже с приличным пузом была – да и зажили счастливо. И квартиру купили, как друг и хотел, еще до рождения сына. Только потом, на одном из общих праздников, жена его призналась, что, если бы он в тот вечер не приехал, она бы порвала с ним все отношения и на аборт пошла, потому что устала ждать неизвестно чего. Буквально в последний момент бабушка моя семью спасла.
А я… Видеть стал. Та колода, она не про азартные игры была, вовсе нет. Я не знаю, специально ли так вышло, или бабушка надеялась на мою сознательность, но именно колоде она передала свои силы, когда уходила. Не человеку, как полагается, а кусочкам картона, своему единственному бессменному инструменту. Если бы я послушался ее, если бы не притрагивался к картам…
Я вижу будущее, прошлое, настоящее. У других людей нет от меня тайн, все, что они пытаются скрывать, буквально написано у них на лбу – на линиях судьбы. Это… ужасно на самом деле. Знать, видеть, но не иметь возможности что-то сказать. Моя семья распалась из-за этого, жена просто не смогла смириться с тем, что теперь буквально ВСЯ ее жизнь у меня перед глазами. Не то, чтобы ей было что скрывать на самом деле, но… Приватность, хотя бы на мысли, еще никто не отменял.
Я практически стал отшельником. Все нажитое оставил теперь уже бывшей жене и дочери, все заработанное отправляю им же, чтобы у них хотя бы в этом все было хорошо. Живу в бабушкином доме, работаю, гадаю, когда приходят и просят о помощи. Но по большей части сижу в саду и раз за разом думаю, что было бы, если бы я тогда не взял проклятую колоду…
Вы спросите, куда делся третий друг? Да, если вы уже забыли, нас тогда трое было. И третьему из нас бабушка тоже сказала кое-что. «Тебе ничего не скажу, скоро встретимся и ТАМ наговоримся». Я тогда даже не понял, о чем она, никто не понял. Вот только буквально через пару дней после нашего возвращения из деревни нашего третьего друга убили в подворотне какие-то наркоманы. Вот и встретился он с бабушкой, как она обещала.
Конечная остановка
Все мое детство так или иначе было связано с поездами. Мама – проводница на поездах дальнего следования, папа – работник путей, главный механик, чинивший огромных железных монстров одной левой, дед, к моменту моего рождения уже покойный, работал машинистом, бабушка… Бабушка, пожалуй, выбивалась из династии, но не тем, что не имела отношения к поездам – имела, и самое прямое – скорее выбором профессии.
Моя бабушка была стрелочницей. Если кто не в курсе – это такие люди, которые сидят в маленьких будках на пересечении жд путей и дороги, и переводят рельсы в нужном направлении. Она работала на самой дальней станции, в такой глуши, куда добираться приходилось на сурового вида стареньком уазике – другие машины, особенно зимой и в непогоду, просто не доезжали до места назначения. И не просто работала – она жила там, в маленьком домике на одну комнату, с крошечным двором, почти вплотную подходящим к железнодорожной насыпи, редко выбираясь в люди.
Кроме того, в ее обязанности входило обеспечение местной крошечной станции, где поезда останавливались исключительно по требованию, для чего бабушка заранее нажимала на какие-то кнопки и шипела в рацию что-то, чего я никак не могла разобрать. Она же выступала в роли той, кто проверяет билеты у будущих пассажиров.
На самом деле я вообще не видела в этом смысла, потому что на моей памяти люди садились в поезда на этой станции всего пару-тройку раз. Обычно это были заблудившиеся туристы или местные грибники, которым по какой-то причине лень было добираться до настоящей, большой станции. Но это была бабушкина работа, и она выполняла ее хорошо, как и все, за что бралась.
Как понимаете, с такой потомственной почти династией, выбора, где жить, у меня особенно не было. Родители вечно на сменах, вечно потерянные где-то на просторах нашей родины, изредка только появляющиеся на горизонте, почти с младенчества отправили меня к бабушке, как к самой усидчивой и стабильной в плане разъездов. Но я не жаловалась. Я любила бабушку, любила ее домик, старую собаку Найду неопределенной породы, кур-пеструшек, кусты смородины, рельсы…
Когда я подросла, бабушка стала возить меня в ближайшую сельскую школу, лихо управляясь стареньким уазиком. Там же, в селе, я открыла для себя библиотеку, и на этом в принципе была потеряна для общества на следующие годы. Миры в книгах волновали меня куда больше того, что творилось в реальности – я хорошо училась, выполняла все бабушкины наказы, даже самые странные, вроде обязанности постоянно закрывать окна на ночь, общалась с кем-то, хотя настоящих друзей у меня не было, но делала все это машинально, лишь бы меня не отрывали от очередной увлекательной истории.
Бабушку это огорчало. Она сама охотно сходилась с людьми, постоянно висела на телефоне с какими-то подружками, по возможности старалась выбираться из своей глуши поближе к людям, а я… Нет, я не была совсем уж нелюдимой букой, просто достаточно сложно найти друзей, когда ты живешь у черта на куличиках, особенно в моем тогда еще нежном возрасте. Я привыкла быть одна большую часть своей жизни (исключая бабушку и Найду), мне было комфортно в моем одиночестве.
Видимо эта моя особенность и стала в конце концов причиной, почему я, вместо подросткового бунта с друзьями, организовала неожиданный бунт прямо в доме. Против правил. Потому что, ну, они и правда были странными.
Особенно одно – никогда не оставлять окна на ночь открытыми и не выходить на улицу после заката солнца. Почему? Почему мне нельзя? Я ведь уже взрослая, а значит могу делать то, что захочу! Бабушка никак не объясняла свои правила, только хмурилась и просила меня слушаться ее, потому что это важно. Но… В 14 лет авторитет бабушки слегка меркнет перед новыми перспективами, правда же? Вот и мне показалось, что, если бабушка не приказывает, а ПРОСИТ, значит все можно, но так, чтобы не попасться никому на глаза.
Только поэтому – из врожденного, но так и нереализованного любопытства – проснувшись однажды ночью и не обнаружив бабушку нигде в доме (как понимаете, спрятаться в единственной комнате было негде), я все же решилась нарушить ее главное правило – я распахнула одну из занавесок на маленьком окне рядом с кроватью.
И сперва категорически не поверила своим глазам. Потому что то, что они показывали мне, не могло происходить в реальности. Категорически. Никак.
На станции, где и в обычное время суток никогда не было людей, стояла толпа. Буквально – толпа! Дети, взрослые, старики… Все они столпились перед тем местом, где поезд обычно открывает свои двери, и явно чего-то ждали, изредка прерываясь на то, чтобы запустить руку в карман или сумку, достать оттуда что-то, наверно билет, и показать это что-то моей бабушке.
И вроде бы ничего такого, обычная рутина сельского полустанка, да и бабушка не выказывала ни капли удивления, ну, не считая самого факта толпы людей в этом месте, но… Присмотревшись получше я едва сумела не заорать. Потому что люди, стоящие и терпеливо ждущие свой поезд, были неправильными. Сломанными. Окровавленные, покалеченные, одна старуха стыдливо прикрывала ридикюлем огромную дыру в животе, а мальчик примерно моих лет придерживал руками голову, которая готова была в любой момент сорваться с хрупкой шеи!
Даже я, своим скудным умом, в приступе паники и ужаса, понимала, что эти люди, кем бы они ни были, просто НЕ МОГУТ быть живыми. Ни в одной из теорий. Никак. Не с такими повреждениями. Когда один из мужчин, стоящих ко мне спиной, повернулся к бабушке, протягивая ей билет, я почувствовала, как пол уходит из-под моих ног. У мужчины не было лица, только кровавый кусок чего-то перемешанного настолько, что человеческие черты там едва выглядывали, вместе с костями черепа и поредевшим остовом зубов…
Это зрелище стало буквально последним для моей психики, и я отключилась, чисто на рефлексах задвинув штору на место. Как будто это могло мне помочь…
Ну, в какой-то степени оно действительно помогло. Бабушка, вернувшись со своей странной смены, так ничего и не поняла, только поругала меня, что я сплю поверх одеяла, а ночи нынче холодные. Я тоже не стала ничего ей говорить, сама не знаю, почему. Может быть… я просто побоялась услышать ответ?
Повторить свой подвиг я решилась не скоро, но все же, переборов позывы забыть все как страшный сон, через пару недель снова стояла у приоткрытой шторы и рассматривала странных людей. Теперь, после первого шока, я уже не пыталась сойти с ума от ужаса, только старалась не рассматривать странных зомби слишком пристально. И, да, в этот раз я сумела увидеть то, чего с нетерпением на мертвых лицах ждали будущие пассажиры.
Поезд. Обычный, вовсе не призрачный поезд, если не считать того, что подобные поезда уже лет 50 как вышли из употребления. Такой, знаете, огромный паровоз с парой вагонов и трубой, полной серого дыма. Он появился из ниоткуда, остановился, бабушка махнула кому-то рукой, и все люди, выстроившись в какую-то только им понятную очередь, поспешили внутрь. Поезд дал гудок и отправился в путь. Куда? Этого я не знала, но где-то через сотню метров хорошо освещенный состав пропал из глаз, даже дыма больше не было видно.
И снова бабушка ничего не заметила, а я не стала беспокоить ее своими наблюдениями. Подозреваю, что это была защитная реакция моего мозга – он просто предпочел считать, что я нахожусь во сне или в очередной приключенческой книжке.
С тех пор периодически я наблюдала за странным поездом и его пассажирами. Не все они были жуткими, кто-то оставался вполне нормальным внешне, но даже те, кто не был сломан, все равно внушали какой-то подсознательный ужас. Вопросы роились в моей голове…
Почему они так выглядят? Почему кто-то становится вперед очереди и улыбается, а кому-то достается место в самом конце? Почему некоторые не показывают бабушке билеты? Такие обычно не попадают на поезд, хоть некоторые безбилетники и пытаются просочиться в вагон. Поезд не пускает их – когда он уезжает прочь, они остаются на перроне, растерянные или напуганные, а потом пропадают тоже под укоряющим бабушкиным взглядом.
