Когтеточка. #4, 2024

Когтеточка

#4, 2024

Авторы: Пинженин Ваня, Нехайчик Софья Эдуардовна, Штиглиц Иван, Кужелев Евгений Павлович, Самарина Любовь Андреевна, Нерсесян Стелла Игоревна, Бореалис, Джафарова Эмилия Габиловна, Каганович Дмитрий Евгеньевич, Гришин Александр Сергеевич, Домарацкий Иван Константинович, Лён Ян, Сергеев Поляк, Чернышов Ваня

Дизайнер обложки Иван Сергеевич Чернышов

Составитель Иван Сергеевич Чернышов

Корректор Иван Сергеевич Чернышов

© Ваня Пинженин, 2024

© Софья Эдуардовна Нехайчик, 2024

© Иван Штиглиц, 2024

© Евгений Павлович Кужелев, 2024

© Любовь Андреевна Самарина, 2024

© Стелла Игоревна Нерсесян, 2024

© Бореалис, 2024

© Эмилия Габиловна Джафарова, 2024

© Дмитрий Евгеньевич Каганович, 2024

© Александр Сергеевич Гришин, 2024

© Иван Константинович Домарацкий, 2024

© Ян Лён, 2024

© Поляк Сергеев, 2024

© Ваня Чернышов, 2024

© Иван Сергеевич Чернышов, дизайн обложки, 2024

© Иван Сергеевич Чернышов, составитель, 2024

ISBN 978-5-0065-1393-8 (т. 4)

ISBN 978-5-0051-5143-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ваня Пинженин

«Не спрашивай о том, как я живу…»

Не спрашивай о том, как я живу.Встречаю поезда и провожаю.Мои друзья куда-то уезжают,А мне бы вспомнить, как меня зовут.Не помню, чем закончилось вчера,Как наступает новое сегодня.Я просто-напросто для счастья не пригоден.Да, я вам врал, смотрел в глаза и врал.Ищу предлог, чтоб написать тебе письмо.Хотя кому нужны все эти письма.Мы как черемуха по осени закиснемНа ветках петербургского метро.

«Если б я был цветком, то был бы гвоздикой…»

Если б я был цветком, то был бы гвоздикой,Чтоб меня вспоминали только по праздникам:Дарили героям и клали к убитым,На линейку несли первоклассники.Если б я был одним из семи дней недели,то я был бы вторником – это понятно.Не таким ненавистным, как понедельник,Но и желанным вряд ли.Мне хотелось бы быть совершенно обычнымИ делать своё незаметное дело. Но не получается.Категорически. Кто-то должен быть смелым.

«Я в этих поездах когда-нибудь умру…»

Я в этих поездах когда-нибудь умру.Под стук колес и чавканье соседей,На верхней, боковой, в купе последнем,Поближе к тамбуру.Ну, а пока, уставившись в февраль,Глазею на себя в немытых стеклах,И где-то там в березках, соснах, елкахМоя печаль. Бредет впотьмах и не боится,Что не дойдёт и что не хватит сил.Ей, как и мне, слегка за тридцать,Об остальном ты сам ее спроси.

«В последнее время у меня настолько мало побед…»

В последнее время у меня настолько мало побед,Что я радуюсь неоплаченному проезду в метро,Недоеденной кем-то пицце в KFC на фудкорте.Вот такие вот радости в тридцать с лишним лет.По-настоящему лишними были последние лет шесть или семь,Когда я перестал вывозить совсем,Когда моя жена вышла из дома за хлебом и не вернулась,Потому что уехала с кем-то в Египет,Старые друзья перестали быть хиппи,А новых – как не было, так и нет.По утрам я все так же считаю овец,чтобы хоть как-то уснуть,Чтобы хоть как-то остаться собойВ этой сплошной беготнеВ поисках смысла и чарки вина,И когда мне твердят:«Взбодрись, старина!»,я им отвечаю: «Нет».

Софья Нехайчик

«Машины дальнобойщиков как выброшенные на берег селедки…»

Машины дальнобойщиков как выброшенные на берег селедки,Мне нравится приходить в общество и быть не в своей лодке.Часто ошибаюсь, часто бываю ненужным,Я могу сказать, что думаю – мне не страшно выглядеть чуждым.Мне не страшно вылететь сегодня головой в окноИли быть тем, кто выбрасывает с гневом печальное тело.Сегодня новый день и значит будет новая ночь,Наступит судный день и мне не будет уже нужна помощь:Чтобы вставать с кровати, чтоб напомнить выпить таблетку,Чтоб улыбнуться мне сидящему в яме за семейным столом вместо табуретки,Чтобы выбрать продукты в приложении, когда живот и так полный,Когда вроде стал актуален, но уже холодный.Мне не интересно играть на баяне и слушать его звучание.Я терплю популярные песни в попутках, но не стерплю молчание.Я не могу продать свою шкуру и поменять на новую,Сколько бы книг ни перечитать – не поменять голову бестолковую.Я смотрю на вечно зыбкий песок и улыбаюсь вечности,Я бьюсь головой об стену, чтобы достичь беспечности.Мне не хватит смелости, чтобы признать свое прошлое,И я с миром отвергну истину и воспою ложное.

«Немного осталось и я уже достигаю дна…»

Немного осталось и я уже достигаю дна.Скоро рассвет и мне чуть не хватает сна.Все смазано и каждый из них теперь она.Мне бы закрыть глаза поэтому нужна еще одна.Ни свет, ни заря не способны меня оживить.Я рву вещи, пытаясь нащупать ту самую нить,Вижу серое солнце и начинаю истошно выть,Слушаю Бетховена, стараюсь понять слово «Жить».Мелкий дождь бьет в окно, я помню этот мотив —Так били болельщики на матче локомотив.Стать успешным репером – отстой после выхода фильма «Beef»,стараюсь не падать духом, но дух это просто миф.Когда мне плохо я вспоминаю давку в метро,Меня крепко обнимает мужик выдавливая все нутро.Каждое утро  надеваю очки – снимаю киноПро мою жизнь через желтые стекла в стиле ретро.Когда хорошо – это значит я увидел ее лицоНа упаковке молока или разбив яйцо,В любом отражении или пятном на асфальте.Я не знаю дышу ли и уже узнаю вряд ли.

«Горизонта не видно…»

Горизонта не видно,Невинно небо сплелось косами с морем,Горем раздался крик чайки покойницы. Стонем.Тонем вместе, я – камнем, а ты – пером дятла.Так досадно.Так досадно: когда о тебе вспоминают лишь как о мертвом,когда дверь прижимает  пальцы в косяк.Я вчера ехал в электричке с богом,Он рассказывал мне что да как.Неприятно когда ободрал колени об гальку,А хотел искупаться в соленой воде,Как неладно вышли его творения все жеИ как сладко на другой стороне.После вышел на станции той что засыпал осенний лист,и вдохнул свежий воздух ночи осознав как же мир чист.

«Строчечкой вышила на локтях моих…»

Строчечкой вышила на локтях моихСады  огненных облепихИ лицо воссияло луковицейНрав был нежен кроток и тихНо на улице как на пожарищераспахнув ветви рябинРазрастаюсь толпой подавляющеНа бульварах газетных витринИ на блузе парадной пуговицейПерламутром свет отразяЯ раскинусь у ног твоих улицейГде с тобою станцует заря

Иван Штиглиц

«Мертвенный свет холодных комет…»

Мертвенный свет холодных кометЭто чувство внутри – гиперболаНичего моего здесь нетНичего моего здесь не былоНичего моего здесь и быть не моглоКладу свои руки в огоньДобиваясь ожогаНо ночь недотрогаТак холодна что морозом меня обожглоГлубоко и надолгоИ пламя усердное пальцы лижетИ губы дышат тепломНо в небе безлунном я море вижуИ вижу тела за бортомИ взгляды тяжелые мертвых глазЗвезд ледяным уколомДолго и строго глядят на насСмотрят на нас с укоромПальцы глодает огонь до костиЗлее и ярче буйствуяБыло хотелось сказать «простиЯ ничего не чувствую»И развернуться на этом вонВ тихую ночь уйтиНо ощутил – отдало тепломГде то внутри грудиТут же заместо холодных глазВ моря сырой могилеМожет впервые глядя анфасУвидел глаза другиеМир под ногами качнулся вследМысли. Боюсь гипербола…Что моего ничего здесь нетНичего моего здесь не было

«Порвется наволочка дня…»

Порвется наволочка дняЧуть слышноИ я почувствую себяЗдесь лишнимИ не лишитсяОстатков достоинства чтобыЯ зашиваю лицаВ покрывале полночной утробыДышу на рукиВонючими спирта парамиВ месиво двумя рукамиВсе что случилось не с намиКрошуКак толькоВойдете на выход прошуЯ полькуЗатылком о кафель пляшу

«Скрип половицы больше чем скрип половицы…»

Скрип половицы больше чем скрип половицыЭто сквозь время доносится сдавленный стонС губ твоих бледных и платьем из белого ситцаТюль на разбитом окне навивает сонХрип граммофона. Будто бы вальс-бостонСолнце ложится на крашенный ужас полаЧто то родное в уродстве его простом…. Ты улыбаешься.Трепетный взмах подола —Вот мы вдохнули и сделали первый шагРвусь закружить тебя, вырваться в день вчерашнийТы же в руках моих движешься чуть дышаЧтобы не вызвать удушливый приступ кашляНо как же безумно смотрят твои глазаЖалко, убийственно больно, необъяснимо…Будто бы радостно бесится в них слезаГоворю тебе шепотом как ты сейчас красиваТы же все смотришь молча и тихий вальсНас обнимает ласково, нежно кружитНет ничего красивее этих безумных глазРобко целую их, ты отвечаешь тут жеСкрип половицы больше чем скрип половицыЭто сквозь время в сердце прямой уколДолго молчим вдвоем посреди больницыЯ и кошмарной краской покрытый пол

«Москва гремела царственным Содомом…»

Москва гремела царственным СодомомИ плакала Москва с жестяных крышИ ты теперь, повенчанная с громомВ моем латунном черепе гремишьЛетела переполненная Ласточка(Опустим рифмы, афоризмы прочие)Гремел вагон для грома недостаточно

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.