скачать книгу бесплатно
– Не кружится и не тошнит. Что за палата такая козырная?
Мама повела взглядом вокруг. Одноместная палата с новой мебелью действительно походила на гостиничный номер. Не хватало только обоев на стенах и телевизора.
– Это Пётр Александрович договорился, – почему-то шепотом поведала мама. – Вас с Генкой обоих сюда привезли. Потом отец его домой забрал, а тебя оставили и в эту палату для начальства положили. Он и сейчас здесь, с главврачихой общается.
Дверь в палату осторожно приоткрылась, мелькнуло лицо Генкиного отца, затем она распахнулась шире, и Пётр Александрович вошел в сопровождении женщины в белом халате.
– Доброе утро, дебошир, – весело приветствовала его доктор. – Как себя чувствуешь?
– Великолепно! Не тошнит, не кружится, не болит.
Она присела на край кровати, взяла Саню за руку, пощупала пульс. Затем проверила зрачки, заглянула в рот и встала.
– Ну что ж, повезло тебе, парень. Крепкая голова. Ну а шишка пройдет.
– Так я здоров? Могу уходить?
– Быстрый какой, – усмехнулась врач. – До завтра полежишь, понаблюдаем тебя, мало ли что…
Когда она ушла, Пётр Александрович подошел к Сашкиной маме и положил ей руку на плечо.
– Надежда Яковлевна, вы не переживайте. Я прослежу, чтобы Санька хорошо лечили.
– Спасибо вам. Ладно, побегу на работу. Ты тут лежи, не вставай.
Она поставила принесенные продукты на тумбочку у окна, поцеловала сына в щеку и покинула палату.
– Хочешь чего-нибудь? – спросил Пётр Александрович, когда дверь закрылась.
– В туалет, – буркнул Саня. – Вы извините, что так получилось.
– Да ты-то вообще ни при чем. Мне мой балбес всё подробно рассказал. Можно сказать, что ты его отбил. Неизвестно, как бы всё закончилось, если бы ты свою башку не подставил. Только запомни: вас там не было!
– Так всё равно менты узнают.
– Это не твоя печаль. Я всё решу. Вас там не было. Запомнил?!
Саня молча кивнул, подумал и пробурчал:
– Виру прибью, когда выйду отсюда. Это он Генку втравил.
– Думаю, не получится. Твой Вира кому-то отвертку в живот воткнул. Сядет однозначно, а если тот парень умрет, то сядет очень надолго. Хотя, я думаю, ему и так прилично светит. Мне уже пора, отдыхай. Завтра утром я за тобой заеду.
Оставшись в одиночестве, Саня аккуратно встал с кровати и подошел к окну. Стоял чудесный солнечный день. Палата располагалась на первом этаже, и под ее окнами на больничном дворе суетились голуби и воробьи. Огромный бурый кот прыгнул с крыльца, спугнул птиц; шумно вспорхнув, они немного покружили в воздухе и вновь опустились на траву.
Несмотря на легкую слабость, настроение у Сани было воздушным и просто прекрасным. Он с удовольствием припомнил вчерашнее приключение, сладко потянулся, затем облачился в больничную пижаму, лежавшую на стуле рядом с кроватью, и отправился искать туалет.
– Матвеев, подъем!
Санины ресницы дрогнули, глаза чуть-чуть приоткрылись, пропуская свет в узкую щелочку между веками. Он приоткрыл один глаз, протер его кулаком, открыл другой и недоуменно уставился на стоящую перед ним докторшу.
– Как самочувствие?
– Отлично.
Он заметил сложенную на стуле одежду и понял, что его выписывают.
– Одевайся, там тебя уже ждут.
Саня задержался на больничном крыльце, пережидая ливень – один из тех майских дождей, которые неожиданно срываются с неба бешеным потоком. Сверкнуло, громыхнул гром, и тут же из-за края тучи вынырнуло солнышко, словно оттолкнув в сторону черную массу. Как бы нехотя туча тронулась и плавно потянулась к горизонту, увлекая за собой косые струи. Дождь, как обычно бывает весной, прекратился так же внезапно, как и обрушился на землю, после чего Саня, старательно обходя широкие лужи, двинул к ожидавшей его машине. Со стороны пассажирского сиденья ему навстречу, кряхтя и морщась, выбрался Генка. Растянув в улыбке припухшие губы, друг широко расставил руки и прошамкал:
– Привет, болезный.
Саня скривил рот в усмешке, подошел и осторожно приобнял его.
– Это еще вопрос, кто из нас болезный. Неслабо тебе рожу рихтанули!
– Пройдет. Вчера хуже было. Сегодня уже почти норма. Вот ребра сильнее болят.
– Грузитесь, дел полно, опаздываем, – послышался голос Генкиного отца из салона авто.
Ребята уселись, мотор заурчал, и машина плавно тронулась с места.
– А мы куда-то торопимся? – поинтересовался Саня.
– У нас поезд через два часа. Сейчас к тебе домой, потом на вокзал.
Саша очумело открыл рот, тупо глядя в перекошенное лицо своего друга.
– И куда мы?
– В Москву! – бросил Пётр Александрович, не поворачивая головы. – Нечего здесь торчать.
Саня ничего не понял, но уточнять и тем более спорить не стал. Он решил, что Борееву виднее, как лучше поступить в сложившейся ситуации.
******
В купе пахло свежестью, а не пылью, как это обычно бывает, оно оказалось идеально чистым и, к удивлению Матвеева, двухместным. Ребята со скучающими лицами терпеливо выслушали уже заученные наизусть наставления родителей, которые, казалось, не собирались уходить из купе. Затянувшееся прощание прервала дородная проводница, отрывисто приказав всем посторонним покинуть вагон. Расцеловав парней на прощание, родители спешно ретировались и застыли на перроне перед окном купе в ожидании отправления поезда.
Когда ребята остались одни, Саня вдохнул воздух полной грудью, потом с шумом выдохнул, ногой затолкал чемодан под застеленную свежим бельем полку, плюхнулся на нее и осмотрелся. До сегодняшнего дня он ездил только в плацкартных вагонах: открытые купе, набитые простым людом, пропитанные людским потом и ни с чем не сравнимым запахом железной дороги; толпа, синхронно поедающая припасенную курятину, яйца вкрутую и вареную картошку; орущие без конца дети, кашляющие и кряхтящие старики.
– Это что за вагон такой? – поинтересовался Саня. – Сколько стоит?
– СВ, – небрежно бросил Генка. – Других мест не было, а эти дорогие, поэтому и не выкупили.
Саня укоризненно покачал головой, недовольно цокнув языком. В этот момент вагон резко дернулся, и перрон за окном медленно поплыл назад. Ребята придвинулись к окну и замахали родителям на прощание.
– Ты не парься по поводу билетов, – успокоил его Гена, когда вокзал скрылся из вида. – Отец всё сам оплатил, так что…
– Парься – не парься… – недовольно передразнил Сашка. – А всё дурь твоя виновата. Теперь гребём, как подорванные. И перепихон обломал. Только телка зачетная на меня запала, тут же облом. Прикинь, говорит – ждала меня!
– Да лапшу она тебе вешала! – отмахнулся Гена. – Моя тоже чуть из трусов не выпрыгивала. Им без разницы, на кого вешаться. Они же обе укуренные в хлам были. Шалавы – они и есть шалавы.
– Укуренные?! С чего взял?
– Я че, ни разу не грамотный? Духан от них… да и так видно, что перло обеих.
Саня на секунду задумался, припоминая детали своего приключения, и согласно кивнул, словно вновь ощутив странный запах, исходивший от Лениных волос.
– Ладно, проехали. А что с твоими экзаменами?
– Фигня, отец всё решил. Я в старую школу вернусь, там и сдавать буду. Плохо, что жить у бабули придется.
– Почему?
– Узнаешь. Там у неё, как в казарме. Всё по распорядку: шаг вправо, шаг влево… Короче, если что не по её – кранты.
Саня ничего не ответил, отвернулся и уставился в окно. Генка открыл крышку стоящего между ног чемодана, порылся в нем и извлек из-под аккуратно сложенной одежды бутылку армянского коньяка.
– Смотри, у отца втихаря тиснул. Ну что, накатим за успех нашего безнадежного дела? – весело предложил он.
– Не, мне врачиха сказала, что пить нельзя. Хотя бы месяц. Голова, такое дело…
– Как хочешь. А мне нужно, для анестезии – ребра ноют.
Саня, продолжая смотреть в окно, небрежно махнул рукой и расслабленно зевнул. Он почти не лукавил: доктор, хоть и не категорично, действительно просила его воздержаться от употребления алкоголя. Но на самом деле он не хотел портить такой важный момент затуманенным сознанием. Момент начала новой и, как ему казалось, интересной, насыщенной жизни. Вспоминая мамин любящий взор, папин голос, десять лет в школе, уроки, друзей, он думал о предстоящих переменах. О том, что Генка, конечно, накосячил, но если бы не его тупизм, то не сидели бы они сейчас в этом уютном купе, слушая расслабляющий, убаюкивающий перестук колес.
Генка мелкими глотками хлебал коньяк прямо из горлышка, осторожно ухватывая его опухшими губами, а в промежутках между возлияниями продолжал что-то вещать. Саня не слушал, лишь изредка поворачивал голову на звук голоса, глупо улыбался и кивал головой. Наконец Генка, в очередной раз приложившись к бутылке, поставил её на стол, привалился спиной к стене и закрыл глаза. Через минуту он уже крепко спал, равномерно посапывая. Саша оторвался от созерцания бегущего за окном пейзажа, чтобы аккуратно уложить своего попутчика набок и накрыть простынёй.
******
– Матвей. Матвей.
Голос, который звал его, казался незнакомым. Глухой, с какой-то надрывной хрипотцой, он словно пробивался словно плотную, прижатую к ушам вату. Матвеев тяжело разлепил веки, пропуская свет, с трудом сглотнул сухой комок в горле и тут же зашелся частым кашлем. Резкая боль в ключице окончательно прогнала остатки сна. Он непроизвольно застонал и полностью открыл глаза. Его самый близкий друг Гена Бореев стоял, склонившись над ним и внимательно вглядываясь в его лицо.
– Саня, блин! Ну наконец-то очухался!
– Где я? – хрипло выдавил из себя Матвеев.
– В госпитале МВД.
– Что со мной?
– Сквозное в плечо. Почти четыре часа оперировали.
Гена достал телефон, включил экран и зачитал:
– Сопоставили костные отломки. В сосудистой части – всё целое. Короче, доктор сказал, что тебе повезло. Если бы были задеты сосуды, то рука могла перестать двигаться или вообще могли ампутировать.
– Сколько я был в отключке?
– Сейчас одиннадцать утра. Через четыре часа у нас медицинский самолет в Израиль.
Матвеев досадливо скривил пересохшие губы, приподнял голову и сипло простонал:
– Воды.
Гена схватил с тумбочки у кровати стакан с водой и, просунув руку под подушку и приподнимая голову раненого, поднес стакан к его губам. Саня пил медленно, мелкими глотками, словно смакуя прохладную жидкость. Наконец он мотнул головой, давая понять, что напился. Гена опустил подушку и вернул стакан на место.
– Почему в Израиль?
– Решили, что там безопаснее всего, так что без вариантов. Пока здесь не разберемся, что и как, посидишь у евреев, заодно и вылечат тебя. Борт уже на подлете.
Плавно открылась дверь. Вошедшая в палату молодая медсестра в голубой униформе при виде посетителя на секунду удивленно застыла, нахмурилась и возмущенно воскликнула:
– Мужчина, кто вас сюда пустил?! Здесь же реанимация! К тому же без халата!
– Тихо, красавица, тихо, – попытался успокоить её Гена. – Скоро нас здесь не будет, мы выписываемся. Так что потерпи немного.
– Что-о-о?! Кто это так решил?! Вон отсюда! – взвизгнула медсестра. Лицо девушки мгновенно покрылось красными пятнами от охватившей её ярости.
– Рот закрой! – рявкнул Гена и угрожающе сделал шаг в её сторону. Сейчас ему было не до церемоний, и он не собирался открывать диспут по поводу принятого решения.
Медсестра резко отшатнулась и испуганно заморгала ресницами.
– Геннадий Петрович! Прекрати! – прохрипел Матвеев. – Где Грамарь?
Бореев, продолжая коситься на притихшую медсестру, повернул голову в его сторону и коротко бросил:
– За дверью. Позвать?
Матвеев, устало прикрыв глаза, еле заметно кивнул.
Гена осторожно отодвинул медсестру от двери, приоткрыл её и крикнул в образовавшуюся щель:
– Коля, зайди!
Секунда, и в палате появился высокий, широкоплечий мужчина в темном костюме и водолазке. Короткая стрижка, темные волосы с абсолютно седыми висками; выступающий вперед подбородок; узкий, словно след от ножа, рот с бледными губами. Начальник службы безопасности холдинга, один из самых доверенных и близких людей Матвеева замер и хмуро уставился на своего босса глубоко посаженными глазами.
Злобно зыркнув на очередного посетителя, медсестра выскочила из палаты.
Александр кивком поприветствовал вошедшего и, заметив перехваченное тремя белыми полосками рассечение у того на лбу, поинтересовался:
– Чем это тебя, вчера?
– В машине, об стойку двери, – криво дернул губой Грамарь.
– Как думаешь, кто?
