скачать книгу бесплатно
Рома прошёл к столу, устроился на своём месте, навалил в тарелку различных закусок и принялся за еду. Он был рад, что никто не обращает на него внимания. Все сгрудились в конце стола, где Миха, пока безуспешно, пытался завалить на бок руку Гоги. Подобное зрелище можно было наблюдать почти каждые выходные, за редким исключением. Как только градус ударял этим ребятам в головы, они тут же принимались меряться силой, и самым безобидным соревнованием был пауэрлифтинг. Боролись все, поочередно, и обычно это развлечение собирало вокруг себя массу народа. По мере того, как алкоголь завоевывал мозги, отключая сознание, развлечения становились более жёсткими, иногда даже кровавыми. Для таких мероприятий на заднем дворе оборудовали специальную площадку, засыпанную толстым слоем песка. Если был слышен призыв: «Пойдём в песочницу», это означало, что парочка друзей решила выяснить отношения при помощи рукопашной. В основном парни боролись, хотя никто не запрещал и удары по корпусу, но чаще щадили друг друга, а если и травмировались, то только в результате неудачных падений. Сегодня обошлось без похода на задний двор. Гога, выдержав натиск, с грохотом приложил Михину лапищу об стол так, что посуда на нем подпрыгнула и жалобно звякнула. После чего противники крепко обнялись и, упершись лбами, долго что-то говорили друг другу.
Со стороны танцпола послышались звуки пианино. Рома слегка повернул голову и прислушался. Анзор, сидя за клавишами электронной «Ямахи», лабал джаз, одну из блюзовых композиций Глена Миллера. Играл не в классической аранжировке, но в его исполнении этот блюз понравился Роману даже больше, чем оригинал. Отодвинув тарелку и хлебнув пива из бокала, он поднялся на танцпол, взял со стойки гитару и начал подыгрывать Анзору. Неожиданно их дуэт прервал один из гостей, который был уже в приличном подпитии и неуверенно держался на ногах. Он приблизился и, умоляюще сложив руки на груди, запинаясь попросил:
– Рома, друг, а можешь для меня эту, как её… «Блюз опадающих листьев».
– Чего?! Каких листьев?.. – недоуменно протянул Рома, плохо разобравший его несвязную речь.
Он пытался сообразить о чём речь, но кроме названия старого фильма про маньяка в голове не возникало никаких ассоциаций.
– По-моему, это фильм такой, – осторожно предположил он. – Ты ничего не путаешь, Саня?
– Я никогда, ничего не путаю, – отрезал тот и громко икнул.
Это было правдой. Александр Егорович Раков, довольно известный в городе адвокат, действительно никогда ничего не путал ни в пьяном, ни в трезвом виде. Его памяти завидовал даже Миха.
– Точно? Опадающих листьев? – ещё раз переспросил Роман.
– Точно! Вчера дочка в интернете слушала. Так и объявили. Алла твоя пела. А я помню, как ты её исполнял. Я всё помню, – погрозил адвокат ему пальцем и хитро прищурился. – Молодец, что в интернет выложил.
Рома недоумевающе пялился на Саню и ничего не понимал, затем начал наигрывать мелодию и негромко напевать слова.
– Вот! Вот! – вскинулся адвокат. – Оно!
Он стал двигаться в такт мелодии и шевелить губами. Рома подвинул микрофон, устроился поудобней и запел. Через несколько тактов включился Анзор, и они продолжили уже вдвоём. Саня дослушал до конца, низко поклонился в знак благодарности и нетвёрдой походкой поковылял прочь.
– Ну вот, – усмехнулся Анзор. – Ты не выкладываешь, а кто-то за тебя подсуетился. Алла – это кто?
– Так, никто, – отмахнулся Рома, размышляя над словами Ракова.
Незаметно вечер прикатил к концу. На столе царил форменный разгром: грязные салфетки, тарелки с остатками еды, опрокинутые рюмки. Уставшие от беготни официанты собирали посуду, осторожно обходя занятых беседой гостей, сидевших по двое, трое. Рома поискал глазами Миху и нашёл его у входа на кухню. Тот что-то живо втолковывал администратору. Судя по жестам, он был абсолютно трезв или по крайней мере не сильно пьян. Рома помахал рукой, Миха хлопнул по плечу администратора и направился к нему.
– Думаю, пора закругляться, – негромко произнёс Рома.
– Уже. Сейчас машины подъедут, и будем расходиться.
– Ты такси заказал?
– Гога, – коротко пояснил Миша и потянулся к микрофону. – Дорогие гости! Вас ожидают такси у входа. Всё оплачено!
Гости встретили сообщение жаркими аплодисментами, дружно поднялись с мест и потянулись к выходу. Все были изрядно подшофе и, казалось, не собирались расходиться. Они столпились на площадке перед баром и принялись обниматься, хлопать друг дружку по спинам и плечам. Самыми трезвыми оказались грузины, их жёны и Миха, который принялся чуть ли не силком рассаживать гостей по машинам. При этом он формировал группы, едущие в одном направлении, строго-настрого приказывал водителям высаживать пассажиров прямо у подъездов и совал им дополнительные купюры. Роме пришлось ждать, пока он не закончит с кажущейся бесконечной процедурой, но он стоял спокойно, погружённый в раздумья.
То, что Алла выложила клип на его песню, не то чтобы взволновало его, но вызвало некоторое раздражение. В конечном счёте он бы не возражал, но она могла поставить его в известность. И ещё это дебильное, с его точки зрения, название: «Блюз опадающих листьев». Неужели она не видела этот фильм – жутковатый триллер про маньяка, убивавшего молодых девушек. Короче, кошмар! Сегодня же он найдёт эту запись в интернете.
Из всех женщин, которые у него были, эта – самая романтичная, нежная, беззащитная. Рома заворожённо смотрел на экран ноутбука, где Алла шла под зонтом по осеннему парку, и жёлтые листья кружились в воздухе, тихо ложась у её ног. Знакомая мелодия, голос любимой навевали воспоминания и дурманили разум. Изображение стало нерезким, затем совсем расплылось и пошли титры. Он скользил глазами по бегущим строкам и неожиданно для себя прочитал: «…композитор и автор текста Юрий Гурин».
– Кто-о-о?! – заорал Рома на всю квартиру. – Какой Гурин?!
На его вопль из ванной выскочил голый Мишка. Он был весь мокрый, с бороды на паркет гостиной стекала вода, а глаза, что называется, по пять копеек.
– Что случилось?! – рявкнул он, оглядываясь по сторонам.
– У меня песню украли, – мрачно объявил Роман.
– Кто? – уже спокойным тоном поинтересовался Миха, выжимая воду из бороды прямо на пол.
– Не знаю. Гурин какой-то. Ты бы воду не лил здесь. Иди вытрись.
– Ты бы не орал как резанный, я бы и не лил. Подотрём.
Миша прошлёпал назад в ванную и через пару минут вернулся уже одетый в белые трикотажные боксеры. Он бросил на пол тряпку, которую держал в руке, и ногой начал таскать её по мокрому полу. Неожиданно он замер, нахмурил брови и задумчиво произнёс:
– Так Гурин – это же тот козёл московский, продюсер, к которому Алка сдрыснула.
Последнее слово Мишкиной тирады слегка покоробило Рому, но он не стал акцентировать на этом внимание. Сейчас его голова была заполнена уже не мыслями о девушке, а наглым покушением на его творчество, и это было для него куда важнее. Он не мог понять, почему Алла это допустила? Наверняка она ничего не знала, и это самодеятельность Гурина, решил он после недолгих раздумий. А если знала? Но тогда это даже не предательство, а мерзкая подлость! Гадливое, тошнотворное чувство вызревало в глубине души Романа, словно он держал в руке что-то покрытое слизью и источающее смрад. Нет, оставлять это просто так нельзя. Да он и не будет.
– Гурин, говоришь? – злобно выдавил он из себя.
– А я предлагал ему ноги узлом завязать. А ты – нет, пусть Алла попробует! Ну что, попробовала?!
– Миха, ты можешь фигню не нести?! Ну завязал бы ты узлом, и что?! Не он, так другой! Главное, что она туда сама рвалась!
– Так всем бы и завязали.
– Всем?!
– Ну, не всем, да всем и не надо. Когда бы пару-тройку в ремонт отправили, остальные бы сразу задумались.
– А с ней – что?!
– Да ничего! Ребёнка заделал бы, и пусть им занимается.
– Я смотрю, ты прямо семейный психолог. Что же ты своей не заделал?
– Не успел, – нарочито грустно вздохнул Миха и лукаво подмигнул Роме. – А вообще, ну их, баб! Один головняк. Одним словом, чемодан без ручки.
– Это как?
– И нести тяжело, и бросить жалко.
– Тупая логика, быдловская, – отрубил Рома.
– Может быть, – задумчиво протянул Миха, поднял с пола тряпку и удалился в ванную.
Рома завалился на диван, заложил руки за голову и уставился в потолок. Он пытался сообразить, что со всем этим делать, и не находил выхода. С одной стороны, можно попытаться устроить скандал, с другой – Гурин продюсер Аллы и всё это прямо отразится на ней. Но ведь это она начала, её вина! Рома окончательно убедил себя в этом, нашёл виновника, и теперь Алла представала для него несколько в другом свете. Наверное, она всё-таки запуталась, решил он наконец. Но он вызволит её из этой паутины.
В гостиной появился Миша, уже одетый в джинсы и толстовку.
– Ты, может, свалишь с моего дивана? А то у меня уже ноги гудят.
Мишка частенько задерживался здесь допоздна и оставался на ночь. У него была своя однушка, доставшаяся от бабули, но Рома не возражал против его нахождения в квартире и нередко Миха тусил у него по нескольку дней. Это было давней традицией, ещё со времён, когда они остались вдвоём с братом, и прерывалось только на те месяцы, пока здесь жила Алла, поэтому диван в гостиной, на котором сейчас лежал Рома, Миха считал по праву своим. Тяжело вздохнув, Рома поднялся и переполз в глубокое кресло рядом с журнальным столиком. Друг моментально рухнул на освободившееся место, закинул руки за голову и с удовольствием потянулся.
– Эх, помню, как мы всей шоблой пёрли этот диван в квартиру. Вот были времена!
Рома на секунду отвлёкся от своих мыслей и подозрительно уставился на своего друга.
– Ты гонишь. Как вы, сопляки, его могли переть? Вам тогда было по…
– По четырнадцать, – подсказал Миха. – Ты малолетка был, а нам твой батя по пузырю пива пообещал. Так мы его в момент до третьего этажа допёрли.
– Батя… вам… салабонам… пиво? Не чеши!
– А чё? Мы тогда уже потихоньку квасили. Он не одобрял, но пиво иногда разрешал, а вот за курево… Помню, Игорька прихватил с пачкой «Мальборо», так всю ему в рот и затолкал. У Игоря на морде неделю синяки не сходили – там, где батя пальцами за челюсть держал, и жрать было больно.
– А тебя не гоняли, что ли? – возмущённо спросил Роман, которому почему-то стало обидно за брата.
– Почему, гоняли. Меня отец тоже воспитывал. Правда, у него возможностей было меньше, он же, помнишь, у меня с протезом. Дома, правда, без протеза, на костыле ходил, так он меня этим костылём, куда попадёт… Догнать только не мог. А больше всех Гога своего боялся, или уважал. Сейчас уж не разберёшь, но слова против никогда не говорил. Да он и сейчас его слушает.
Миха впервые пустился в подобные откровения, и Рома удивлялся, почему они раньше никогда об этом не говорили. Он представил своего отца, запихивающего в глотку Игоря пачку сигарет, и зябко передернул плечами. Он тоже, по детству, и покуривал со школьными друганами, и пиво в кафешке попивал, но его никогда и пальцем никто не трогал. Конечно, наказывали, отбирали гитару, мама огорчалась, вела с ним профилактические беседы, а он обещал – но потом его снова тянуло вкусить взрослой жизни. Это стало походить на замкнутый круг, но вдруг мамы не стало, и когда они остались вдвоём с братом, Роман понял, что вот уже и наступила взрослая жизнь. За ним никто не следил и все атрибуты взрослости – выпивка, курение – стали вдруг доступны, но не так интересны. Игорь, видимо усвоив урок родителя, а может увлёкшись спортом, так и не стал курить, а он сам… тоже как-то не втянулся. Не было примера, а скорее всего – не хотел огорчать маму. Он очень скучал по ней, и ещё долго после ее смерти мама незримо оставалась рядом.
Рома смотрел на растянувшегося перед ним громилу и не мог представить его пацаном, которого отец дубасит костылём. Он, конечно, помнил ватагу друзей брата, их было семь или восемь, но только трое задержались в этом городе и сохранили верность мальчишеской дружбе. В его памяти они остались именно ватагой, дружной толпой, без лиц и отличительных особенностей. Да они и были одинаковые, как на подбор: крепкие, шумные, огромные. А может, это ему тогда так представлялось, и они были обыкновенными мальчишками, только старше его, сильнее, и потому казались великанами?
Рома вновь перевёл взгляд на мощное тело, которое с трудом умещалось на довольно широком диване, и мысленно усмехнулся. Он помнил, что соседи за глаза называли их «инкубаторские». Ребята знали об этом, но не обижались. Да, инкубаторские, и что! Из одного района, из одной школы, из одной «качалки». Они даже гордились этим прозвищем. Впрочем, если Миху с Гогой сегодня нарядить в одинаковые шмотки и посмотреть со спины, то они запросто сойдут за братьев – двое из ларца. Только теперь «инкубаторских» остались только трое, и они стали его друзьями, опекунами, а впрочем… скорее братьями. Да, именно братьями – но почему он никогда об этом не задумывался? Рома подтянул колени к груди, обхватил их руками и почувствовал себя неловко за то, что постоянно ругал Миху, отвязывался на него. А ведь получается, он для него сейчас едва ли не самый близкий человек. У отца своя жизнь, они редко видятся, и с ним вряд ли получится разговор по душам, а вот Мишка… Мишке можно доверить всё.
Звонок в дверь прозвучал так неожиданно, что Рома, дёрнувшись всем телом, едва не свалился с кресла. Миша тяжело перевернулся на бок и вопросительно посмотрел на него, затем перевёл взгляд на часы, висящие над телевизором, и скорчил недовольную мину.
– Кого там, интересно, принесло? Что за полуночники?
Рома тоже автоматически взглянул на стену – первый час ночи – и жестом остановил друга, который начал приподниматься с дивана.
– Лежи, я открою. Наверное, соседям опять что-то приспичило.
В подъезде жило несколько одиноких стариков, которые помнили Рому еще мальчишкой. Когда нужна была помощь или услуги водителя, они нередко будили его и в более позднее время. Он никогда не бурчал, не выказывал недовольства, если нужно было сгонять в дежурную аптеку, отвезти кого-нибудь в больницу или встретить «скорую».
Выбравшись из кресла, Рома сунул ноги в тапки и побрёл к двери. Миша вздохнул, тяжело поднялся с дивана и потащился следом.
– Кто там?
– Мне Игоря Терехова, – услышал он из-за двери мужской бас, и его рука, потянувшаяся было к замку, зависла в воздухе.
– Игоря нет, – коротко ответил он.
– А где мне его найти?
Роме стало не по себе, он не желал и не собирался ничего объяснять незнакомому человеку, но хамить тоже не хотелось.
– Зачем он вам?
– Я его друг.
Рома повернул голову и вопросительно посмотрел на Миху, стоящего на выходе из гостиной. Тот недоуменно пожал плечами, но не тронулся с места. Повернув ручку замка, Роман приоткрыл дверь. На лестничной площадке стоял крепкий рослый парень в полевом камуфляже и высоких армейских берцах. В подъезде горела одна тусклая лампочка, и сколько он ни всматривался в обветренное, с тяжёлой челюстью лицо незнакомца, в голове ничего не всплыло, ни одного знакомого образа.
– Здравствуй, Рома. Я Гена…
Он не успел договорить, а Роман едва успел отскочить к стенке и благоразумно прижаться к ней, когда мимо пронеслись сто двадцать килограммов живой массы его друга. Тот босиком выскочил на площадку лестницы, обхватил военного за талию и приподнял его.
– Ге-е-еша, друг! – заорал Миха.
Рома прикинул, что этот вопль может перепугать насмерть всех старушек в подъезде, поэтому он схватил Миху за пояс штанов и попытался затащить в квартиру, но даже пошатнуть эту тушу ему не удалось.
– Миха, блин! – зашипел Рома. – Ночь на дворе, ты чё орешь?
– Рома! Это же Геша! Генка Симонов, помнишь? – не унимался Миша.
Рома протиснулся мимо них на площадку, подцепил за ручку огромный чемодан, стоящий позади военного, и покатил его прямо на друзей. Тем не оставалось ничего, кроме как ввалиться в прихожую. Рома уже хотел закрыть за собой дверь, но притормозил, заметив на площадке между этажами женскую фигуру в чёрном пуховике, вязанной шапке и тёмных солнцезащитных очках. Возможно, он и не заострил бы на ней своё внимание, но тёмные очки… Ночью, в такой дождь – более чем странный аксессуар.
– Стой, Рома, подожди, – очнулся Гена. – Я не один. Даша, поднимайся, – позвал он девушку.
Она повернула лицо на его голос, взяла стоящую у ног небольшую спортивную сумку и осторожно начала подниматься по ступеням. Рома оставил чемодан, сбежал вниз, принял сумку из её рук и помог добраться до двери квартиры.
– Спасибо, – нежным голосом поблагодарила девушка.
– Спасибо, – эхом повторил Гена. – Только она, как бы, и сама могла. Ну да ладно.
– Чего стоим? Раздеваемся, проходим, – радушно зарокотал Миша.
Гена стянул военный бушлат, нацепил его на крюк вешалки, скинул берцы и прошёл вслед за Михой в гостиную. Рома остался в прихожей, помог девушке снять пуховик, нарыл тапочки в глубине шкафа, поставил перед ней и отступил на шаг, любопытно рассматривая. Высокий рост, точёная фигурка в узких джинсах и тонком чёрном свитере, аппетитно обтягивающем высокую девичью грудь, русые волнистые волосы собраны в тугой хвост на затылке, по-детски слегка припухшие губы, аккуратный прямой носик. Её правильное, юное лицо можно было бы счесть безумно красивым, но вот очки… Грубоватой оправой и очень тёмными стёклами они напоминали очки для слепых, а может таковыми и являлись, и портили всё впечатление. Роме захотелось убрать их и увидеть глаза девушки. Он машинально поднял руку и качнул ладонью на уровне её глаз. Она мило, но с оттенком грусти, улыбнулась и мелодично, слегка растягивая слова, произнесла:
– Не бойтесь, я не слепая. Мне нельзя яркий свет, поэтому очки. Извините.
Её голос прозвучал для него так, словно, произнося слова, она играла на каком-то неизвестном инструменте. Роман смутился, отдёрнул руку и почувствовал себя полным идиотом.
– Я – Рома, – представился он, желая продолжить разговор, чтобы слышать этот голос.
– Даша.
– А вы с Геной…
– Мы брат и сестра.
– Хорошо, проходи. И прошу, перестань выкать и извиняться. У нас так не принято.
– Поняла, не буду.
Он проводил её и усадил в кресло, где до этого сидел сам. Ребята уже перекинулись новостями и, судя по тому, что Гена сидел с настороженно-огорчённым видом, Миха успел сообщить ему о смерти Игоря,
– Мои соболезнования. Не знал. Не общались после четырнадцатого года, – глухим голосом произнёс Гена, когда Роман появился в гостиной.
– Спасибо.
