скачать книгу бесплатно
– И запомни самое важное: ты должен вести себя тихо и неприметно, как все остальные. А лучше попытайся стать невидимкой, чтобы не привлекать лишнего внимания, – проинструктировал Дэрок.
Он забыл, что я мастер маскировки? Я кивнул, хотя брат не мог этого видеть, потому что сидит за рулём аэромобиля и сосредоточен на воздушном пространстве.
– Кстати, когда Мел придёт в себя, убеди её, чтобы она больше не принимала подавляющую сыворотку по пятницам. Её микрочип отключен, но стоит перестраховаться. Над её сознанием и так знатно потрудились, – вмешался Адам. Благодарен ему за то, что перебил братца.
– Я уже догадался, – сказал я и ещё раз взглянул в окно. Кажется, мы почти на месте. Что-то не так на этой Богом забытой земле…
– Уже решил, что будешь делать, когда наладишь отношения с Мел? – тихо спросил Адам. Он и сам понимает, что Дэрока лучше не вмешивать в этот разговор.
– Буду счастлив, – ответил, не солгав. Друг одобрительно кивнул.
Я вытащу нас оттуда. Моя девушка не будет всю жизнь работать на моих родителей. Мы вернёмся, если не в Пефом, то в другой город. Конечно, вслух это не произнесу. Адам имеет право знать, но Дэроку я не доверяю.
Внизу появился белый указатель, на котором зелёным написано «Даллас». Не знающий всей правды человек не заметил бы ничего подозрительного. Обычный городок по производству одежды, но мы-то знаем, что поблизости скрывается Корпус, и вовсю развивается Экспериментальное Общество. Я затаил дыхание, когда понял, что именно здесь не так. Под нами простирается небольшой город со скромными пятиэтажными домами, в которых свет почти не горит. Вроде ничего особенного, хотя такие дома – редкость. Когда мы пролетели чуть дальше, я увидел большое зелёное здание со светящимися буквами. Такое ощущение, что попал в Изумрудный Город.
– Это и есть знаменитая швейная фабрика, – объяснил Дэрок, заметив наши с Адамом удивлённые лица.
Точно, я и забыл, что видел это здание на фотографиях. Ещё в школе на уроках истории мы изучали все существующие крупные заводы страны. Только ни один учитель не говорил, что здесь, помимо производства, незаконно используют труд людей. Конечно, я узнал это от родителей, и мне приходилось хранить страшную тайну, но большинство людей даже не представляют, что происходит на самом деле.
– А что за пределами города? – спросил я. Этого на уроках нам тоже не рассказывали.
– Корпус для преступников. Собственно, это и есть ЭО, – гордо ответил брат, пребывающий в необъятном плену науки.
– Почему жители Далласа до сих пор не знают? Наверняка возникла бы шумиха. – Я не смог скрыть возмущения.
– Во-первых, эти люди не выезжают за пределы города, они практически оторваны от внешнего мира. А во-вторых, они знают о преступниках. Их мэр всё держит под контролем. Они думают, что это обычная тюрьма. Так думают в каждом городе, где есть ЭО.
Очередная ложь. Сколько ещё информации скрывают сотрудники «Идеала»? Сколько планируется таких «тюрем»? Или уже достаточно? Сколько заводов, столько и Корпусов, это я знаю. Их можно по пальцам пересчитать:
швейная фабрика в Далласе;
фармацевтический завод в Детройте;
ресурсообрабатывающий завод в Финиксе;
химический завод в Гамильтоне;
производственный завод в Нью-Йорке – самый крупный. Он специализируется на продуктах питания.
Пять заводов разбросаны по уголкам страны. «Идеал» сотрудничает со всеми городами. Наша элита держит народ в неведении. Учёные, когда начался эксперимент, оставили только пять старых названий городов, а таким, как Пефом, присвоили новые. Насколько я знаю из рассказов мамы, Пефом – это объединение нескольких городов, его основали ещё задолго до моего рождения. Казалось бы, всё прекрасно. Страна процветает, полно свободных рабочих мест, побеждена безработица, но цена идеальной жизни – человеческие судьбы и свобода… Скоро я испытаю все прелести ЭО на собственной шкуре.
– Ты, наверное, гордишься «Идеалом»? – Это был упрёк, но брат воспринял вопрос за комплимент. Адам подавил смешок.
– Естественно. Всё слаженно и органично работает. Подумать только, что у истоков новой системы стоит наш дед.
На секунду брат показался счастливым, хотя он наоборот помрачнел. Мы оба знаем, что дедушка преследовал другую идеологию.
Мы быстро пролетели город и фабрику. Оказалось, что она разделяет Даллас и Корпус. Между ними повис непроницаемый туман. Такое заметное разделение создано искусственным путём. Всё должно быть идеально, недоступно и скрыто. Увидеть это можно только с высоты полёта.
Когда мы стали снижаться, я понял, что это последние минуты, проведённые в компании лучшего друга и предателя-брата. Постараюсь надолго запомнить это мгновение. Кажется, Адам чувствует то же самое.
– Звони мне, – прошептал он и на всякий случай громко кашлянул.
Мне оставалось только кивнуть. Адам точно догадался, что я прихватил ноутскрины. Значит, брат тоже закрыл глаза на мои попытки держать связь с городом, раз не предупредил о запрете.
Мы приземлились у самых ворот одинокого Корпуса. Дэрок отстегнул ремень безопасности и повернулся ко мне:
– Что бы ты ни задумал, будь осторожен, – сказал он и неуклюже обнял меня через сидение.
– Постараюсь. Спасибо тебе за всё.
– Нам нельзя здесь задерживаться, твой микрочип уже активирован. Чтобы не вызвать у наблюдателей подозрения, тебе нужно идти, – сказал Дэрок, снова став собой. – И ещё… Проследи за своей девушкой, чтобы она не наделала глупостей. Вам нужно вести себя тихо, тогда будете вместе сколько угодно.
О чём это он? Что она может сделать? Я не стал спрашивать, нет времени спорить.
– Я провожу его, – вмешался Адам и подошёл к двери.
А разве нужны сопровождающие? Видимо, да, раз он предложил. Спасибо за то, что продлил считанные минуты.
– Пока, Дэрок, – попрощался я и натянул капюшон.
Дверь аэромобиля медленно, словно пытаясь меня задержать, поднялась, и мы с Адамом вышли на улицу. Брат одними губами произнёс: «Прощай». Что ж, его скептицизм можно понять.
До высоких ворот метров десять, а до Корпуса в несколько раз больше, но Адам вряд ли может пойти со мной до дверей. Уже стемнело, но за густой пеленой тумана на небе не видно звёзд. Для апреля здесь слишком холодно и ветрено. Я попал в новый мир, который в скором времени станет моим домом. Выбор сделан, пора идти.
– Береги себя, дружище, – прошептал Адам и коснулся рукой моего плеча.
– Увидимся, – ответил я.
Ненавижу прощаться. Мне многое нужно ему сказать, но уже нет времени. Дэрок посигналил Адаму, чтобы тот поторапливался. Или мне напоследок?
– Не забывай притворяться, – сказал друг и направился в аэромобиль.
Я шагнул в неизвестность, спрятав руки в карманах и опустив голову. Я должен притворяться подавленным, хотя сложно сказать, что на самом деле чувствую себя иначе.
Когда вошёл в здание под названием Корпус, меня ослепил яркий свет. Внутри много зеркал. Быстро отвёл от них взгляд. Никто из бедняг, живущих здесь, не знает, что за ними постоянно наблюдают скрытые камеры. Теперь понятно, почему в общежитии для преступников нет ни охраны, ни надсмотрщиков, никого из посторонних. Холл пустой, лишь несколько турникетов занимают пространство. Я подошёл к первому автомату, чтобы не делать лишних телодвижений, и коснулся сенсора новым браслетом.
– Томас Миртл. Дата и время регистрации – пятнадцатое апреля, 21:56, – произнёс электронный голос.
На этом же экране засветился мой идентификационный номер 02-0001815-01-02, возраст – 23 года и дата прибытия в Корпус – 15 апреля, 2137 год.
Впечатляющее начало, Том.
Как только я прошёл турникет, меня встретил парень с уложенной шевелюрой. После участия в рок-группе мне теперь первым делом в глаза бросается причёска человека, а не, например, одежда или черты лица. Волосы – залог успеха музыканта.
– Меня зовут Шон. Добро пожаловать в Корпус. Я провожу тебя в комнату, – сказал он.
Первый человек, которого я здесь увидел. Могу ошибаться, но он не похож на преступника и тем более на эмоционально подавленного. Всё интересней и загадочней. Что ж, добро пожаловать в ЭО. Километры больше не разделяют нас с Мелоди.
Глава 5. Алиса. Дизайнер
Ставить интересы фабрики превыше собственных.
(Из книги правил ЭО)
Президент Ламберт Шарм на всю центральную площадь обвиняет меня в преступлении, которое я не совершала. Из-за отсутствия доказательств правоты приходится терпеть публичное унижение. Меня с позором отправят в исправительный лагерь, и я никогда не вернусь домой. Никто оттуда не возвращался…
– Алиса Меллоу замечена в незаконном распространении секретной информации, за что будет серьёзно наказана. Мы вынуждены принять меры, чтобы нас впредь не пытались оболгать. А теперь попрошу охрану увести предательницу и изолировать её от нашего Общества. Всем спасибо. Искренне ваш, Ламберт Шарм.
После окончания короткой влиятельной речи огромный экран, находящийся на главном здании города Пефом, погас. Толпа вокруг меня расступилась, у людей пропал интерес к случившемуся, и все поспешили по делам. Через мгновение ко мне подошли два человека в чёрных костюмах и окружили с обеих сторон. Я сразу поняла, что это люди президента, хоть и видела их только на снимках в СМИ. В последнее время в Пефоме всё реже и реже стали случаться преступления.
– Вы пойдёте с нами, – сказал мужчина, забыв узнать моё мнение.
Он выше и сильнее меня, поэтому ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Преимущество явно на их стороне. Это пока.
Когда за мной захлопнули дверцу чёрной затонированной машины, я увидела бегущего вслед за нами парня. Его светлые волосы растрёпаны, рукава бордовой рубашки закатаны. Не вижу его лица, но чувствую присутствие.
– Она ни в чём не виновата! Отпустите её! – кричал он. Ответа не последовало, я не могла пошевелить губами. – Я найду тебя! – пообещал удаляющийся голос…
– Соня, вставай! Я не намерена будить тебя каждый чёртов день. – Николь снова недовольна с утра пораньше. Боже, а я снова проспала.
– Ты не должна, но всё же делаешь, – ответила я сквозь сон и нехотя открыла глаза.
Перед собой я увидела ту же комнату, что вижу уже на протяжении нескольких месяцев. Светло-зелёные стены, две односпальные кровати, обеденный столик, маленький холодильник, электрическая печка, три деревянных тумбочки, один старый шкаф, небольшое окошко под потолком и коричневый ковёр на полу. Я живу в общежитии для работников завода, кем, собственно, с недавних пор и являюсь.
Николь уже жила здесь, когда я приехала из Пефома. У нас одна комната на двоих и крохотная уборная с душевой кабинкой, туалетом и раковиной. Больше мы ни в чём и не нуждаемся. Почти всё время проводим на работе.
– Не хами, детка, – прервала Николь мои мысли, и по её строгому выражению лица я поняла, что она не шутит. – Твой завтрак на столе. Умывайся поживей, нам скоро выходить!
Если бы не она, мне давно бы уже сделали выговор за опоздание. Из-за сна, который вижу уже неделю подряд, я не в состоянии вовремя проснуться. Устала от него. Знаю, что совершила преступление, и это знание терзает разум.
Каждый день сон приобретает новый смысл, появляются новые детали и лица. Например, сегодня я первый раз увидела блондинистого парня, который обещал меня найти. Никогда не встречала его прежде. Интересно, всем снятся отрывки из прошлого? Боюсь об этом у кого-то спрашивать, здесь все до жути неразговорчивые. И вообще, не положено попусту трепать языком. Я должна усердно работать, чтобы родителям не было за меня стыдно до конца жизни. Им и так пришлось несладко, когда они узнали, что их единственная дочь опозорилась на всю страну. Они когда-нибудь смогут меня простить?
В городке по производству одежды не с кем поговорить, даже с Николь. Иногда кажется, она не такая, как все. Или это я другая? В последнее время чувствую себя живой.
Не нужно заглядывать в календарь, чтобы понять, какой сегодня день. Каждое утро пятницы на столе нас ждут две бутылочки со странной голубой жидкостью, приятной на вкус. На этикетке написано, что это витаминизированный напиток для поддержания тонуса рабочих. Раньше я не задумывалась, почему нам дают его именно с недельным интервалом, и почему напиток появляется ночью, во время нашего сна. Раньше я вообще ни о чём не задумывалась. Наверное, так происходит с каждым, кто сюда попадает.
– Спасибо за завтрак, Николь, – поблагодарила я и осторожно улыбнулась соседке. Сегодня она приготовила яичный омлет и сосиски на скорую руку, но всё равно очень вкусно.
Николь ответила оценивающим взглядом. Почему она так редко улыбается? Николь. Когда я произношу её имя, что-то вспыхивает внутри. С чем-то важным оно ассоциируется, только не могу вспомнить, с чем именно. Нужна хоть какая-то ниточка, чтобы зацепиться за прошлое.
– Ага, будешь должна, – ответила подруга по несчастью. Кто ещё из нас хамит?
Пока я переодевалась из пижамы в рабочую одежду, Николь уже собралась. Она нервно перебирает пальцами ключ от нашей комнаты. Бывают моменты, когда я её побаиваюсь. Если не считать злобный вид, она довольно симпатичная. Каштановые кудри, зелёные глаза, прямой нос, выступающие скулы. Будь она повыше, вполне смогла бы стать топовой моделью в Пефоме. А кем была я до того, как украла чью-то важную информацию? Почему не помню? Провалы в памяти угнетают.
Когда мы закрыли дверь, Николь одарила меня яростным взглядом. По выражению лица соседки я сразу поняла, что у лифта уже собралась длинная очередь. Если бы я не проспала, мы бы уже давно спустились. Мы живём на пятом этаже, и я бы не прочь пойти по лестнице, но нам это строго запрещено. Когда я сюда попала, меня сразу ознакомили с правилами и нормами поведения. Я читала огромную папку около часа и уже к концу изучения забыла некоторые пункты, но до сих пор точно помню, что там сказано по поводу выхода из общежития: «Каждый работник обязан закрыть дверь комнаты, следовать к лифту в порядке очереди и спуститься вниз к выходу из общежития, где будут проверены личные данные…». Бред какой-то, будто мы первоклассники. Может, ещё по парам разобьёмся и за ручки возьмёмся?
Нам скоро и по сторонам запретят смотреть. Здесь никто ни с кем не здоровается, только коротко кивает, хотя все в общежитии давно друг друга знают. Я никогда не слышу громкого смеха или ссор, не вижу влюблённых парочек или дружеских компаний, а только унылые лица. Если бы не зелёная униформа, присущая городку по производству одежды, мы бы давно слились со стенами и потолком.
К моему облегчению (иначе Николь так и продолжала бы сверлить меня взглядом), нам не пришлось долго ждать своей очереди. Спустя пять минут передо мной, соседкой и десятком людей открылись двери лифта. Почему он только один? Похоже, никого, кроме меня, этот вопрос не интересует. Наверное, не хотят нарушать правила. Тогда и мне следует сохранять дисциплину.
За то время, пока мы спускались на первый этаж, я успела рассмотреть всех попутчиков. Юная Трис присоединилась к нам на втором этаже и обменялась со мной рукопожатием. Я даже заметила тень улыбки на её лице. Кажется, она самая младшая в общежитии. Трис семнадцать, и она живёт здесь без родителей. Как они могли отправить ребёнка одного трудиться на правительство? Жестоко с их стороны. Никогда не говорила с ней об этом – не было подходящего момента, но обязательно спрошу, почему она одна.
С остальными людьми я поздоровалась кивком головы, как и Николь. Сегодня я насчитала пять женщин и девять мужчин, стоящих с нами в лифте и спешащих на работу. Все мы работаем на одном заводе, но в разных секторах. Кто-то занимается выкройкой одежды, которую присылает нам Пефом и остальные независимые города, кто-то шьёт, кто-то запаковывает готовые изделия, кто-то подбирает ткань, кто-то ведёт учёт материалов на складе, а я занимаюсь дизайном и декорированием одежды по указанию свыше. Утром мне приходят файлы на рабочий компьютер с возможными комбинациями цветов и тканей в соответствии с трендом, а я выбираю наиболее подходящие, делаю эскизы, которые относят к швеям, где работает Николь.
Мне нравится создавать вещи. Я, наверное, неплохо одевалась в Пефоме. Не нравится, что вынуждают создавать вещи. Уверена, у меня была другая профессия, но сейчас нет выбора. Я должна работать, чтобы загладить вину перед страной. Может, тогда сократят срок наказания. Кстати, сколько осталось? Месяцы? Годы? Нет ответа ни на один возникающий в голове вопрос.
Двери стеклянного лифта открылись, и все стали чопорно выходить по одному. Снова столпотворение. Теперь возле выхода. Я машинально засучила правый рукав зелёной ветровки, и все повторили движение. Обычная процедура входа-выхода в общежитие. Нас регистрируют при выходе, а при входе не впускают незнакомцев. Почему здесь нет охраны или кого-то, кто контролировал бы поток людей? Только зеркала вокруг, белый потолок и чересчур яркое освещение. Раньше меня это не смущало, а сейчас чувствую себя беззащитной амёбой под микроскопом.
Передо мной стоят пять человек, сзади Николь. Возле турникетов люди долго не задерживаются, и мы скоро окажемся на улице. Пока приятный женский голос объявляет имена проходящих через автомат работников, я пристально смотрю в зеркало. В нашей комнате нет зеркал, думаю, как и в остальных. Помню, как выглядела в Пефоме, а как выгляжу сейчас, начинаю забывать.
На меня смотрит высокая напуганная девушка, которую сложно отличить в толпе. Я бы не узнала себя среди зелёных униформ и потерянных лиц, если бы не бледно-розовые волосы. Нахожу себя в отражении. Жутко выгляжу. Меня бы засмеяли друзья, если бы увидели в таком виде. Если, конечно, они у меня были. Ярко-розового цвета как не бывало. Насыщенный оттенок смылся, оставив бледный и неприметный, как все люди в общежитии. Тёмно-русые корни отросли сантиметров на десять. Длинные волосы собраны на макушке в тугой пучок. В правилах написано, что девушкам нельзя являться на работу с распущенными волосами, иначе последует выговор и что-то ещё, не помню точно. Не хочу рисковать и покорно слушаюсь. Зеркальная стена отдалена от меня настолько, что не вижу цвета глаз. В Пефоме я носила фиолетовые линзы. Чётко это помню. Какая-то странная…
Сзади стоит девушка с густой каштановой косой и презрительно смотрит мне в спину. Николь. Я быстро отворачиваюсь от зеркала, когда она больно щипает меня за руку. Она недовольно шипит, и я без слов понимаю, что сделала глупость. Хочу обернуться и съязвить, но вовремя замечаю, что остальные тоже оглядываются на меня. Выражение их лиц остаётся неизменным. Сложно понять, что они подумали. Знаю только, что никто так долго не смотрится в зеркало, да и вообще редко кто-то обращает на себя внимание. Все поглощены мыслями о предстоящей работе. Мне так стыдно, что опускаю голову и прячу любопытный нос в тонком сером шарфе.
Как только девушка со странным именем Тора вышла на улицу, настала моя очередь регистрироваться. Я подошла к турникету, каких здесь около десяти штук, стоящих в ряд, и поднесла руку к сенсорному экрану. В книге правил сказано: «Запрещается снимать металлические браслеты, даже если они по какой-то причине вызывают аллергическую реакцию». И они вызывают. Моё запястье исполосовано тонким браслетом, но у меня никогда не возникало мысли снять его. Однажды Николь рассказала, что несколько лет назад один отчаянный парень отрезал себе руку, чтобы избавиться от браслета. Может, она пошутила или хотела напугать меня, но до сих пор не понимаю, зачем парень это сделал. В металлических «аксессуарах» хранится личная информация о работниках, браслеты позволяют нам входить в общежитие и на завод.
Стоило только коснуться браслетом сенсорной панели, как женский голос моментально объявил имя и время:
– Алиса Меллоу. Дата и время регистрации – пятнадцатое апреля, 08:35.
Затем на экране появился мой идентификационный номер 02-0001703-01-02, возраст – 21 год и дата прибытия в общежитие – 15 ноября 2136 год.
Сегодня ровно пять месяцев со дня моего появления здесь. Почти всё это время я пробыла в неведении, разум был затуманен, а мысли пусты. Что случилось потом? Стала понимать, зачем я здесь, но так и не узнала, по какой причине. Как я могла пойти на преступление? Воспоминания о прошлой жизни до сих пор под тяжёлой завесой. Помню родителей, детство и город Пефом, но не помню, кем была и чем занималась…
– Эй, проходи уже, соня, – грубо сказала Николь, и я поймала себя на мысли, что снова забылась.
Не заметила, как на экране пропускного автомата загорелась зелёная стрелочка, и открылся турникет. Ничего не ответив сварливой соседке, я быстро вышла на улицу. И почему Николь не отправилась на работу без меня?
Погода в городке ничуть не изменилась за пять месяцев. Не видела зимы, когда приехала сюда, не вижу весны сейчас. Уже апрель, а я живу здесь с ноября, а погода остаётся стабильной. Меня пугает постоянный туман, он делает воздух влажным и сокращает видимость. Не видела в этом странном месте даже лучика солнца. День похож на ночь, а вечер – на утро. Ничего не меняется и не происходит. Это хуже тюрьмы. Гораздо хуже. Какой же дурой я была, когда пошла на отчаянный шаг, став преступницей…
За белой пеленой тумана ничего не видно дальше десяти метров. Стала замечать, что скучаю по родному Пефому, дому и маме с папой. Не с кем поговорить об этом, но я не должна показывать чувств. Я должна быть покорной и точка.
Следом за мной вышла Николь. Я думала, она будет злиться, но ошиблась. Подруга непоколебима. По выражению лица жителей общежития сложно определить их истинные эмоции. Пока я размышляла, за нами подъехал тёмно-зелёный автобус, освещая мокрый асфальт. Запахло выхлопными газами.
Я поднялась по ступенькам и села на привычное место возле окна. Это, наверное, единственное, что можно в этом проклятом городе выбирать. Николь, как всегда, села рядом. То ли по привычке, то ли из уважения, то ли потому что она сидела здесь ещё до моего появления. Она чем-то явно обеспокоена.
Несколько месяцев назад Николь кричала во сне. Я пыталась с ней поговорить, но она сочла это за оскорбление. Так продолжалось несколько ночей. Чтобы заснуть, приходилось накрываться одеялом с головой. Мне снились её крики и мой последний день в Пефоме. Потом она пропала на весь день, и кошмары сразу прекратились. Николь, конечно, снова ничего не объяснила. Как можно быть такой упрямой? Я волнуюсь за неё, даже несмотря на то, что она редко разговаривает и постоянно делает колкие замечания в мой адрес.
Лишь однажды мы хорошо провели вместе время. Это было Рождество. В тот день нам подарили выходной и позволили заниматься своими делами. Интересно, какие дела могут быть у отрешённых людей? Наверное, очень важные, раз уж здесь все такие неразговорчивые. У них нет времени на пустую болтовню… Так вот. Утром мы все, как обычно, спустились на первый этаж, чтобы отправиться на работу. Неожиданно громкий мужской голос объявил о выходном дне. Моей радости не было предела. В душе я была счастлива, как раньше. Я люблю Рождество. Помню, как праздновала его дома с родителями. Помню запечённую утку с яблоками, подарки, фейерверки и бенгальские огоньки. Почему-то всплывает картинка со сценой и большим количеством народа. Может, в канун Рождества мы ходили на концерт или в театр? Помню детскую радость, но отмечать потрясающий праздник в этой дыре не хотелось. На тот момент я всего лишь месяц находилась в общежитии. Казалось, что жизнь кончена. Я не владела эмоциями и разумом. Я редко думала и разговаривала. Состояние овоща было в порядке вещей.
Для нас, работников, нарядили высокую ёлку с серебряными шарами. Тем утром все дежурно улыбались, пожимали друг другу руки, а потом отправились по комнатам. Нас с Николь дома ждал ещё один сюрприз. На нашем кухонном столе мы нашли подарочный пакет с двумя коробками. В одной лежала новая домашняя одежда, а в другой – праздничный ужин и открытка с пожеланием счастливого Рождества. Мы быстро расправились с жареной курицей, овощными салатами и шоколадным десертом. Здесь и так вкусно кормят, но я не ожидала, что нас поздравят и разрешат радоваться. Удивительно. В людях, которые нас здесь заточили, осталось хоть немного сочувствия и понимания.
Когда мы с Николь поужинали, она стала кидать в меня подушки. Она смеялась! Сначала я посчитала её сумасшедшей, мне казалось, что так нельзя делать, что так не положено. Я боролась с собой. Моя душа требовала веселья, праздника и расслабления, а разум – отчуждения и спокойствия. Спустя несколько минут стараний Николь моя душа победила. Мы дрались подушками, бегали вдвоём по комнате и смеялись, как ненормальные. Мы старались делать это тихо, иначе нас бы наказали. Даже не знаю, чем бы всё могло закончиться… Разве может быть что-то ужасней заточения здесь? Если только смерть. И то, с этим бы поспорила.
Через три дня Николь пропала. Ей перестали сниться кошмары, и с тех пор мы никогда так близко не общались. Она судорожно попросила меня забыть о том весёлом дне.
Как всё взаимосвязано?
