скачать книгу бесплатно
– В наши пока нет, но я так хочу верить Тая, верить! Видите как повезло Кати.
Тая только фыркнула на слова Оксаны, закатив при этом глаза.
На этой огорчающей ноте разговор был окончен. Все злились, а я держалась в стороне от бурных бессмысленных обсуждений. Я думала о том, что уже второй день не вижу «кудряшку». Мы продолжали общаться выдуманными прозвищами, теперь я переживала, что мы из-за этого можем забыть свои настоящие имена и потерять друг друга, когда выпустимся из пансиона. Я горела желанием рассказать ей о случившемся, но было уже нельзя, режим.
Время шло.
Мы взрослели, менялось наше восприятие, появлялись новые проблемы, а старые становились ещё не сносней. Нас охватило ликование, когда старшая «надзирательница» ушла из пансиона, ей было за шестьдесят, характер отвратителен, строжайшая дисциплина, отбой и завтрак по расписанию, плетей столько, сколько выдержишь до обморока правда за дело, сырой подвал за не послушание. Радости не было границ, нас теперь стали отпускать гулять подальше. Подле пансиона была лесосека и речка, какое же было удовольствие купаться в реке, ныряя с помоста! Мы вкусили свободу и потеряли чувство контроля над своими судьбами. У нас отобрали то, что принадлежало нам, а теперь, выдают мелкими порциями. И мы прыгаем, как дети от радости, принимая своё за дары. Всё обман, иллюзия! Всё во что мы верим, кто-то хочет использовать в своих интересах. Всегда есть кто- то, кто стоит за твоей спиной и ждет, пока ты дашь слабину, чтобы разбить, уничтожить, осквернить. Кто-то хочет всегда подменить ценности, выдать придуманное им за правду, поймать тебя в ловушку. Не это ли происки дьявола? Он есть, или это люди оправдывают мифом о дьяволе своё зло? Да, я стала взрослее, я поняла, что такое плоть, я стала чувствовать её.
Лена вернулась с речки поздно, уже было темно и холодно. Она была в ссадинах и не поднимая глаз ушла в душевую мельком сказав, что упала зацепившись за корягу. Каждый день мы и другие девушки отдыхали у реки и не видели никаких коряг. Никто не придал значения ни этому, ни её виду. Спутанные грязные волосы, рука поджата к груди, у меня слишком негативное восприятие реальности, но здесь явно что- то не так.
– Идем на речку Лен, – позвала Тая в воскресное утро, когда ещё остальные девушки спали.
– Нет.
– Вставай лежебока!
– Отвяжитесь!
– Заболела что ли? – спросила сонная Виктория
– Да уже сутки вылёживает, может врача позвать?– забеспокоилась Тая.
– Я предлагала, но она отказывается напрочь, – сказала Оксана с зубной щёткой за щекой и пошла в умывальню. Все девушки оделись и взяв метлы пошли на построение, сегодня они должны были убирать храм. Дело было в численности, по трое с комнаты, поэтому Лену любезно подменила Оксана.
Лена вновь заснула, я подошла ближе и увидела синяки на запястье. Ночная рубашка еле прикрывала грудь, пока никого в комнате не было, я заглянула в расстегнутый вырез. Её пышную грудь портил фиолетовый синяк, она открыла глаза и резко запахнулась, испуганно глядя на меня. Я не знала что делать, и выбежала из комнаты, я никому ничего не сказала. Через несколько дней всё наладилось, будто ничего и не было. Лена разговаривала, как и прежде, смеялась, но косо посматривала на меня. Она возненавидела меня за те мысли, которые она распознала в моих глазах. Наступил момент, когда избежать столкновения с ней было уже не возможно. В душевой кроме нас никого не осталось. Я была последней по причине своей медлительности, а Лена вероятно только пришла.
– Что пялишься на меня? Ты? – Лена толкнула меня в плечо своей крупной рукой.
В душевой никого не было, только струящийся пар из перегородок. Она возникла неожиданно передо мной голая, завернутая в полотенце и какая- то агрессивная.
Я попыталась прикрыться полотенцем, но она наступала. Она была выше и шире меня, загораживая собой проход.
– Я чем-то тебя обидела?
– Следишь за мной, вынюхиваешь. Что нужно от меня? Что ты задумала?
Она напирала, между нами тонкой струёй лилась вода из душа, мне уже некуда было отступать, я нервничала. Сейчас она схватит меня за волосы и ударит головой о стену, а я не смогу сопротивляться, я зажата в стенах.
– Ты видела меня тогда в лесосеке, это была ты!
– Что? О чем ты? Я только была тогда в комнате! Помнишь?! Я не знаю сама, как так вышло, просто ты была такой странной. Я хотела тебе помочь…– пока я оправдывалась, она залепила мне пощёчину по мокрому лицу, щека загорелась и сразу же заболела голова.
– Ты всё разболтала им тварь! Как ты могла, мы же росли вместе! Она кричала и всхлипывала от слез. Чтобы я не говорила, она не слышала и продолжала угрожать – Я не дам вам отправить меня в бордель! Мне осталось быть здесь меньше года! Я ненавижу вас всех и особенно тебя, ты сдохнешь и всё у меня будет нормально, как прежде! Он обещал, что всё устроит, а ты…ты…– она бредила и была в агонии, она хотела убить меня и схватив за горло стала душить и трясти.
Острая боль. Кадык вдавливался в моё горло, я сопротивлялась и изо всех сил оттолкнула её. Она полетела как мяч. Скользкий пол пронес её на пару метров от моей душевой. Кровь смешалась с водой, её было так много, что я закричала, как могла, а потом упала в обморок. Кто-то тянул меня. Я чувствовала холод. Придя в себя, меня стал бить озноб. Три воспитательницы, настоятель и новый учитель, что-то бурно обсуждали надо мной. Я лежала на кушетке, повернув голову. Я увидела, как увозят тело Лены. Она умерла, это не сон, не сон… Все ушли, кроме учителя и настоятеля. Учитель Станислав склонился надо мной, глядя мне прямо в глаза так, что я вжалась в кушетку.
– Она споткнулась и ударилась о трубу прямо возле своего душа. Если бы не то обстоятельство, что это был её душ, а твой был ещё включён на момент падения, я бы мог предположить, что ты толкнула её. Но я думаю, ты бы не смогла такое совершить, да и причин у тебя не было. Ведь так?
– Так,– я чувствовала себя ничтожно маленькой и беспомощной, виновной в случившимся и испуганной. Моё сердце бешено колотилось, я была накрыта лишь простынёй. Он смотрел на меня хищными глазами, и я ещё не понимала, почему он кажется довольным. Все вышли и я мучимая виной, так и застыла в положении полной безнадёги в холодном светлом помещении изолятора.
Девочки перешептывались за моей спиной. Спустя двое суток, я вошла в комнату. В воздухе зависло напряжение, но я молчала. Хотя никто меня не спрашивал ни о чем. Я убеждала себя в невиновности, прокручивая в памяти происшедшее. Её слова, что они могли значить, чем она была так расстроена? Я стала задерживаться на речке не только с кудряшкой, но и с другими девушками из пансиона. Всегда держась поодаль, но так что было слышно, о чём они говорят. Делая вид, что читаю, как-то под вечер я услышала разговор двух подруг. Они были намного младше и не догадывались, что ветер доносит их слова до моих ушей.
– Нора знаешь, если девушка не девственница, то после выпуска прямиком в бордель.
– Откуда ты знаешь?
– Девочки старшие сказали…
– Да они специально нас запугивают.
– Нам то бояться нечего в отличии от… хотя…
– Ну что замялась, договаривай?
– Да ладно, грех это…– она перекрестилась, а другая толкнула её локтём в бок. Тогда девушка наклонилась к ней и сказала:
– Та погибшая уже не девушкой была…
– Да ну!
– Тише. В столовой я слышала, как одна девочка говорила, что видела её с мужчиной в лесосеке.
– А..э…– Нора закрыла рот рукой от удивления – Где ж она нашла его?
– Большего не знаю, но думаю какой-то незнакомец, может опеку взять приходил, да и… случилось у них… упокой Господи её душу! – она снова перекрестилась.
Треск сучьев выдал приближающегося Станислава, его хорошо было видно с пригорка. Девочки засуетились, собрали вещи, поклонились и ушли оглядываясь. Я промедлила, и деваться уже было некуда, пришлось продолжить играть роль читательницы.
– Рекомендованная литература или свободный стиль?
Я занервничала, я так надеялась, что он пройдет мимо, но как же! Он сел рядом, заглядывая на обложку. Он был слишком молод для усов, ему это не к лицу, густые борода и усы скрывали значительную его часть. Прячется, он прячется за этой растительностью. А тебе негде спрятаться, ты чувствуешь его гнилую натуру и снова одна, здесь возле реки как покойная Лена. Может это был он? Он схватил её, а она сопротивлялась, затем сжал её с силой… Нет, успокойся это не он, он этого не сделает, не осмелится. Животное, почувствовавшее кровь, вновь нападёт, что может остановить болезненные инстинкты. Страх только его страх моё оружие, но как я вызову в нём страх, если сама боюсь. Возьми себя в руки!
– Свободный стиль.
– И что же предпочитают молодые особы вроде вас, любовные романы или детективы?– он самодовольно пригладил ус.
– Так, повести жизненные.
– Вы либо не читали, либо не поняли, о чем пишут. Скорее всего, вы во время чтения мечтаете о молодом принце, который похитит вас среди ночи из пансиона и увезёт далеко, далеко. Молчите, вы любите молчать? – он провёл рукой по моему оголенному плечу, и у меня перебило дыхание.– Когда вам больно вы тоже молчите?– он схватил пальцами бедро моей ноги, меня сковал страх, от мысли, что это был он, парализующий страх обезболил место хватки. Я смотрела прямо перед собой, в голове не было мыслей, только ожидание чего то.
– Я не хочу, чтоб тебе было больно, ты можешь довериться мне. Я могу отправить рекомендательное письмо о тебе в хороший дом, где никто не сделает тебе больно. Нужно только потерпеть сейчас и быть послушной…
– Станислав Семёнович к нам проверка! Хорошо, что я вас нашла! Так неожиданно!
– Да, сестра Мария. Я иду. Полиция приехала? – Учитель был разъярён, что его прервали, но сдержал пыл и задал вопрос, слишком громко, обернувшись и бросив на меня свой лисий взгляд. Я сидела все, также глядя перед собой. Я ощущала себя в ловушке. Когда он встал и направился к Марии, моё оцепенение ослабло. Прижав книгу к груди, я побрела к себе. Полиция на удивление быстро покинула пансион, даже не допросив меня, мои нервы были на пике, казалось от напряжения я упаду в обморок. Дни шли как обычно уроки, работа в поле. На реку я не ходила. Я решила не видеться пока с кудряшкой, мне было стыдно за себя. Я отгородилась от общества, старалась ни с кем не разговаривать, я наказала себя за то что испугалась и не дала отпор учителю.
Настоятель часто проводил нам лекции, он желал всегда находиться в курсе событий и даже знал поименно своих учениц. Как правило, это были старшие классы, девочки от четырнадцати до семнадцати лет. Сейчас было особенно важно не попадаться ему на глаза. Однажды идя по коридору между классами, я увидела настоятеля. Он совершенно обычно разговаривал с воспитательницей, делая вид, что меня не существует. Под мышкой он держал ворох бумаг, лицо его казалось озабоченным. Я прошла мимо, стараясь идти вдоль стены.
Уроки он вёл обычно, не бросая на меня косых взглядов. Вероятно, полиция оставила его в покое, признав случайность происшедшего. Кажется, он потерял ко мне интерес, чувство облегчения, освободило меня от скованности. Я чуть было не вернулась к своим мыслям о возвращении в поместье. Уроки тянулись вечность, но я боялась, что наступит конец и он попросит остаться. Его маленькие глаза сквозь очки поблёскивали, иногда мне казалось, я вижу его волчий оскал. Значит всё, опять он будет мучить меня или какую-нибудь другую девочку. Нет, не смотрю на него, пытаюсь влиться в толпу просочиться из класса вон, но слышу свою фамилию, он в приказном тоне говорит остаться и закрывает дверь. Я не могу дышать голова кругом, чем он ближе, тем мне хуже, но я не плачу и не кричу, как в прошлый раз. Я не смогу сидеть в той подземной кладовой в холоде и сырости, в этой чёрной гробнице, где меня никто не слышит. Тогда я долго лечила кашель и жар, и всем было всё равно, только кудряшка была со мной. Но чем она могла помочь? Кудряшка часто заходила в мою комнату, минуя надзирательницу и сновавших туда- сюда моих соседок. Она садилась рядом и сжимала мою руку, иногда её глаза слезились. Мне казалось, она понимала что происходит, но мы обе хранили молчание.
Я пыталась думать о чем-то постороннем, прижимая к груди тетрадь и учебник, но мысли путались. Мне пришлось подчиниться и войти обратно в класс. Дверь громко захлопнулась и по моим рукам пробежала дрожь. Мы стояли возле учительского стола. Деревянная указка, которой частенько били по пальцам, ползла по моей ноге, поднимая юбку. Она была уже высоко, и я вся сжалась от страха. Он грубо завалил меня на стол, произнеся: «Я проучу тебя! Ты навсегда запомнишь, где твоё место. Ты никому не нужна у тебя нет будущего! Лучшее для тебя, быть прислугой и выйти замуж за пьющего работягу, который каждую ночь будет делать это с тобой, но ты уже привыкнешь к грубости и боли, так что считай, я спас тебя от неё заранее. Я заплатил полицейскому, чтоб он не совал сюда больше свой нос, теперь ты будешь отрабатывать эту сумму или сгниёшь в тюрьме … ». Он закряхтел, затем говорил ещё всякие гадости, пока я сжималась от боли, а указка всё резче вращалась. Готов ты к боли или нет, это ничего не меняет, она есть, и ты ничего не можешь с этим поделать, только ждать и терпеть. Я поняла его урок и запомнила.
На следующий день он смотрел на меня с превосходством. На уроке, когда я сидела полубоком, опершись на руку, чтобы груз тела сместился вбок. Тут настоятель нервно поправил очки и, подойдя ближе, стукнул своей мерзкой указкой мне по пальцам. Я вскрикнула, сев ровно и терпела, решив для себя, что ни один мужчина не будет больше так смотреть на меня.
Я с трудом дошла до комнаты, в ней была только Кудряшка, пожалуй, она сейчас тоже была не к месту. Она что – то спрашивала, а я что- то ответила, затем мой голос потух, я уронила голову на руки. Кудряшка, молча, гладила меня по спине в этот вечер она не отходила от меня, не боясь никаких наказаний. Темная фигура шевельнулась в конце коридора, Кудряшка заметила её и приглушенно вскрикнула.
– Не поздно ли для посиделок? – тихим мужским голосом произнесла тёмная фигура, шагнула от двери и сразу заняла собой весь проём – Простите, я уже ухожу…
Я отключилась от реальности и слышала Кудряшку издалека, будто я не здесь, не в этой комнате и мне так хотелось, чтобы это было правдой, но больше всего сейчас мне хотелось, чтобы меня не было. Мне не было никакого дела до того, кто её увёл из комнаты и куда.
Глава 5
Я остановилась перед приоткрытой дверью, услышав голос настоятеля. Прозрачная дверь шкафчика отворилась и сестра в белом халате и чепчике накапала в рюмочку, какой- то микстуры.
Она сказала: «Выпейте, у вас высокое давление, это снизит его» – он выпил, приподнялся с кушетки. Поблагодарил сестру, когда настоятель выходил щёки его пылали, я была спокойна и не выдала ни одной эмоции, хотя он зыркнул на меня, точно волк. Я зашла в санкомнату следом, всё белое чистое кушетка, стеклянный шкаф стол, стул ничего лишнего. Здесь я уже третий раз, опять давал знать о себе проклятый кашель.
– Ты рано пришла.
– У меня закончился порошок. Вы говорили, что он скоро будет, а уже прошло три дня…
– Ну, знаешь! – разозлилась «сестра милосердия»– не в аптеке находишься! Все лекарства, что есть, нам привозят как пожертвование, а не под заказ. Выделяют от губернии жизненно важные, вот они то и есть.
– Это они? – я кивнула на шкаф
– Да, сердечные и антибиотики.
– А может эти подойдут, а то ведь дышать трудно – сделав лицо, как можно глупее я кивнула на капли, которые она капала «святейшеству». Та гордо рассмеялась, желая покичиться знаниями медицины, жалкая медсестра. Она сказала, одни капли повышают давление, другие понижают и могут быть опасны, если не выяснено, какое именно давление у человека. Я запомнила эти бутылочки. Медицину нам не преподавали, но мне было ясно, что может спровоцировать его повышение, если человек болен.
Ждать, ждать твердила я своему буйному разуму, пытаясь усмирить гнев.
День был напряжённый, учителя спорили о чем – то, как я поняла должна приехать проверка. Он нервничал, я следила за ним, переходя из класса в класс. Я отмечала его состояние. Даже если не он выпьет те капли сегодня, даже если не он умрет мне всё равно, я терпеть не могла их всех. Всё равно никто ничего не заподозрит, здесь многое не хотят видеть и замечать. Бутылочки стояли на своих местах, правда, содержимое их было перелито из одной в другую. Теперь спасительная жидкость была смертельна, я знала, что он слишком жаден, чтобы покупать себе такое лекарство. Вероятно, дома у него есть капли, но здесь ведь дармовое, значит, его осталось только подтолкнуть к ним.
Уроки закончены я стою напротив его класса спиной к приоткрытой двери, смотрю в окно, затем открываю его настежь и такое же рядом, чтобы создать сквозняк. Коридоры пусты, я продолжаю стоять, знаю, он там и смотрит на меня через щель, приоткрытой двери. Я чувствую его кожей спины. У меня падает ручка, конечно специально. Я наклоняюсь так, чтобы он видел оголенные ляжки. Действует незамедлительно, святейшество уже шуршит башмаками. Сидя на корточках, я поворачиваюсь лицом к нему. Я на уровне его «слабого места» он заведен до предела, щёки горят. Делаю лицо глупым, и пугливым не встаю, он в восторге. Чувствуя свою силу, оборачивается по сторонам. Хватает меня за плечо и тянет в кабинет, затем садит на стол. Я упираюсь в него руками, отталкивая и играя недотрогу, умиляясь своему плану. Завожу сопротивлениями до предела и сдаюсь. Стол ходуном. Смотрю на дверь, делая вид, что плачу, заглушая свист ветра. Дверь распахивается от создавшейся тяги и сразу же хлопает. Я кричу вслед воображаемому свидетелю нашей сцены, он верит в то, что нас увидели. Тяжёлое дыхание, он заправляется. Делаю последний штрих, рискуя подземельем, кашлем и чертовой указкой, если его фантазия такая узкая, как я думаю.
– Я напишу письмо вашей жене, она узнает, что три девушки из пансиона подвергаются вашим извращениям и насилию, теперь этому есть свидетели. Я знаю человека, который нас видел и он охотно подтвердит это – настоятель багровеет от злости, сжимает зубы и хочет ударить меня, но сдерживается. – Я соберу их подписи, мы всё расскажем комиссии, которая будет здесь, а потом и полиции. Мы все несовершеннолетние, а самой младшей из нас тринадцать!
Он кричит и плюётся слюной, замахивается не на шутку, смотрю ему в глаза не шелохнувшись. Улыбаюсь. Он ошарашен, отступает. Я на коне, чувство превосходства в моих глазах, несмотря на всю грязь, в которую меня окунули. Я верю всё больше в свой план и от того мои слова звучат так убедительно и твердо.
Добиваю нежно: «Не надо милый! После всего, что между нами было…» – трагически сдвигаю брови, перебрасывая ногу на ногу. Он вылетает в бешенстве из класса, расстегивает на ходу ворот. Куда он? Мысленно говорю ему как беззвучное внушение вслед, «Иди в санкомнату, иди в санкомнату…» сердце скачет, потеют ладони, я тихо иду за ним. Действительно он направился туда, к санкомнате. Выжидаю пару минут. Смотрю в щель. Он там. Да, сидит в углу что-то пьёт. Шепчу: «Пей капли, пей грязный ублюдок». Сегодняшней ночью я подменила капли, в тот пузырёк, что настоятель принимал в прошлый раз, я влила капли наоборот повышающие давление, дозировка была много больше. Я рисковала. Я могла убить ни в чем неповинного человека, которому вдруг стало бы плохо этой ночью или на утро. Но я была твердо уверена, что должна прекратить этот ад и что будет всё именно так, как я спланировала.
Убираюсь в растерянности к себе, девчонки галдят, не могу сосредоточиться. Наступил ужин. В столовой тишина, никто не ест. Я опоздала, слишком долго была в комнате около четырех часов. Старалась взять себя в руки.
– Что случилось?– тихо спрашиваю соседку.
– Минута молчания. Настоятель покинул нас. Сердечный приступ – объявила старшая, с каменным морщинистым лицом и прошла вдоль столовой, к выходу.
Да… получилось! Радости не чувствую, облегчения тоже. Смотрю, за соседним столом плачет эта тринадцатилетняя дурёха. Почему? Ей жаль «святейшество» или что больше не будет шоколада или же это слёзы радости освобождения? Я вспомнила его слова, ту милость, которую он оказал нам троим, обучив терпению издевательств над собой. Я поклялась себе, что ни один мужчина не причинит мне боль если я сама того не захочу, собрала чувство превосходства в ладонь и сжала так, чтобы больше никогда оно меня не покинуло.
Спустя месяц.
Никто не хотел видеть реальные вещи, и это было ещё более трагично. Девушки молчали им оставалось совсем немного до выпуска и если раньше переживали, возьмут ли их на работу, то сейчас многие думали: доживут ли они до того дня, когда хоть на миг станут свободны. Несмотря на смерть настоятеля, ничего не изменилось, таких как он здесь было ещё несколько, например учитель Станислав. Он был намного осторожнее и умней, но до сих пор я могла избегать его. Мою подругу постигла страшная участь, её изнасиловали и забили до смерти, затем отвезли в лес и скинули с обрыва. Тело нашли и сказали, будто она сбежала ночью и по неосторожности упала. Казалось, смерть настоятеля всё решит, но здесь процветал грех, он пустил свои корни во многие сердца. Христианская обитель превратилась в схрон зла. Женщины были озлоблены, а мужчины развратны.
«Никто не будет ворошить это дело, смерть избавила её от тяжёлого будущего и подарила нам почти месяц бесплатного питания на одну особу, она ведь умерла в начале месяца, когда закупка питания уже произвелась…» произнесла наместница настоятеля. От этих случайно мной услышанных слов, я пришла в такую ярость, что возникшее сильное головокружение прибило меня к стенке. Это была для меня третья тяжелая потеря. Её тело было похоронено на пансионском кладбище, 64 могила, просто насыпь без атрибутики и банального креста. Сюда редко кто-то приходил, но я осмелилась. Тишину раннего утра нарушал лишь сорочий треск, под ногами стелился лёгкий туман. Горсть земли в моих руках была влажной и рассыпчатой, от неё пахло сыростью и травами. К моему горю примешались и другие воспоминания, создав обжигающую смесь страдания. Мои ноги занемели от сидения на корточках, и я встала прислушиваясь. Я думала, поговорю с ней, но слова не приходили в голову, даже её образ представлялся смутно. Я положила на могилу полевые цветы. Из-за тучи выглянуло солнце и раскидало свои лучи по деревьям. Каждый восход солнца это новый день, новый день – это новая жизнь. Мне бы хотелось верить, что человек подобен солнцу, что он может начать новую жизнь.
Кто это сделал мне известно и без следствия. Девушки будут молчать и я тоже. Наступит день, когда эти святоши ответят за то, что сделали с ней.
Пора уходить… пора! В украденном на конюшне дорожном плаще путника, смутная тень в затуманенных вином глазах конюха, я была пока что в безопасности.
Было холодно. Холоднее, чем зимой, иней выступал на камнях. В этом году весна не спешила вступать в свои права, ночные заморозки били почки на деревьях, не давая распуститься молодой листве. Стволы деревьев стояли голые и тёмные. Птиц поблизости не было, только чёрное вороньё да сороки. Стая ворон опасна, они могут нападать на людей, в приюте я слышала, как сестру одной из воспитательниц ещё в детском возрасте заклевали вороны. Поэтому я взяла толстую ветку, очистив её от сучков, превратила в посох, ну и заодно его можно было использовать для самообороны. Я остановилась и подняла голову, устремив взгляд в серую вышину. В небе кружили чёрные птицы, образуя воронку, затем переступила с ноги на ногу, стараясь удержать равновесие. Меня немного тошнило, тело теряло ориентацию в пространстве, а сердце колотилось, на спине выступил холодный пот. Я резко освободила шею от намотанной шерстяной шали и присела на холодную землю, дурное самочувствие должно было дойти до определенного пика и дальше сходить на нет. Правда после часто болела голова, но это было не слишком мучительно. Я знала, что должна выдержать примерно минут двадцать изо всех сил пытаясь совладать с собой и успокоиться, но паническая атака брала верх над разумом.
«Всё будет хорошо, скоро всё закончится… главное не закрывать глаза, не закрывать!»
Голова кружилась так же, как и вороньё в небе и казалось, если подует ветер, то просто вытолкнет меня из тела, страх от того, что я потеряю сознание, заставлял сердце биться ещё быстрее.
«Если я упаду здесь, то уже через час вороны растащат моё хрупкое тело, никто не найдёт меня, если конечно будет искать. Ладно, хорошо. Если я сейчас умру, это будет глупо. Значит, моя недолгая жизнь прошла бессмысленно. Но этого не может произойти, иначе зачем, зачем всё это было?» Потихоньку возвращался контроль над собой, головокружение почти утихло и сердце успокоилось. Я глубоко вздохнула и решила больше не смотреть вверх. Что там вверху высматривать, ведь мы живём здесь, а там никто нас не ждёт. Я свернула на просёлочную дорогу в надежде добраться по ней до какого-нибудь населённого пункта. Наступил вечер, над спускающейся мглой ещё поблёскивали в лучах заходящего солнца пики далеких гор. Впереди еле различалось небольшое селение. На его дальнем краю поднимался в воздух тонкий дымок.
Теперь дорога стала шире и глаже особенно по сравнению с прежней. Она привела меня к крутому подъему, добравшись на вершину которого я увидела небольшое поселение. Ближайший к дороге дом явно принадлежал кузнецу, потому как за изгородью просматривалась кузница, несколько привязанных лошадей и множество хозяйственных инструментов. Калитка была сделана из железных прутьев, завёрнутых в завитушки и узоры, по изгороди расстилался плющ. Я расслабилась, наконец- то дошла до селения, и ноги предательски подкосились.
Очнулась я в постели, напротив небольшое окошко, ставни не задвинуты, уже было светло. Встав, я огляделась. В доме никого не было, простые две небольшие комнаты, одна из которых пустовала. В жилой комнате на правой стене красовалась большая икона в виде чеканки. Почти по центру стоял дубовый стол и два стула, на столе в подсвечнике согнутый огарок свечи. За окном слышался стук молота. Я выбежала из дома, направившись прямиком в построенную рядом кузницу, и распахнула дверь. Мужчина лет пятидесяти с оголённым торсом, покрытым лишь фартуком и каплями пота молотил раскалённое железо. Его лицо было черным от пыли, но совсем не злым, он был сосредоточен на работе. Я наблюдала за ним несколько минут, за его точными резкими ударами молотом по раскаленному мечу, пока он не обернулся.
– А, прелестная незнакомка! – сказал он, улыбаясь и вытирая грязные руки о фартук,– Откуда ты будешь? Рассказывай всё, но сначала поедим.
Я улыбнулась в ответ и прошла за ним в дом. Немного замявшись, я произнесла:
– Меня зовут Наташа…
– Ну и добро. А ну, снимай и тащи сюда свои башмаки, а не то совсем развалятся.– Я подошла, протянув ему свои поношенные туфли,– Степаном меня величай или же просто кузнецом. Тут куда не плюнь Степаны, а кузнец то один…эх. А ну водицы подлей!
Я взяла ковшик и зачерпнула воды с бочки. Он умылся, прям на пороге, небрежно сливая воду прямо на ступени, и тогда я рассмотрела его лицо: оно было в морщинах, седая щетина обрамляла подбородок, на голове волос почти не было, глаза светлые и грустные, несмотря на слегка улыбающиеся губы. Он поставил самовар, а затем мы сели пить чай. Я рассказала почти всё, что происходило со мной в пансионе, как мне пришлось бежать. Он слушал, вырезая узоры на куске деревяшки маленьким ножиком, затем долго молчал. Я ждала, что он скажет, заглядывая в его серо- голубые глаза, но он продолжал молчать, затем отложил в сторону заготовку кораблика и пошёл в кузницу. Я растерянно сидела в ожидании, что он вернётся, и обдумывала, почему я назвалась этим именем. Не знаю,…но мне так хотелось начать новую жизнь, пусть даже она начнётся с вранья, но я не видела другого способа. Я принялась за готовку и уборку, затем определила себе место на печи и завалилась спать, завернувшись по уши в одеяло.
– Знаешь, я очень люблю козье молоко. Может, купишь козу на базаре на эти деньги,– он кинул со звоном на стол мешок монет и продолжил расправляться с похлёбкой.
– Значит, я могу остаться? – нерешительно произнесла я.
– Разве что для ухода за козой,– он доброжелательно кивнул, улыбаясь, прожёвывая хлеб,– но вот похлёбку тебя придётся учить готовить.
Девушка была рада такому решению, она чувствовала, что кузнец хороший человек. Это было наилучшим вариантом её ближайшего существования. Она схватила мешочек с деньгами и пошла на базар. Кузнец подошёл к окну, глядя ей вслед в сомнении, вернётся ли она обратно. Он надеялся, что вернётся…
Рыночная площадь была небольшой, но в этот воскресный день она была заполнена людьми и торговцами самых разных товаров. У забора стояла старушка, она держала на привязи пять коз разной окраски и лохматости. Уловив интересующийся взгляд девушки, старушка начала расхваливать свой товар.
– Уступлю, забирай эту пятнистую, тебе ж не разводить?
– Нет, мне б для молока…
– Для молока, как раз пойдёт, эта молоденькая, беленькая.
Наташа заплатила немного меньше, у неё ещё оставалось несколько монет. Кузнец обрадовался, завидев Наташу, ведущую упирающуюся козу, ещё он был удивлён честности девушки оставившей сдачу на столе. Рано утром, только рассвело Наташа, вела козу пастись на луг, там она рисовала или читала обветшалую книгу, найденную в доме кузнеца. Кузнец работал до вечера в кузнице с перерывом на обед, спать ложился рано и часто уезжал в город на ярмарки продавать кованые изделия и оружие. Когда его не было дома, Наташа не могла заснуть, иногда её пробирала тревога, и каждый раз по возвращению она кидалась ему на шею с поцелуями в щёки. Но однажды она поцеловала его, так как может целовать лишь зрелая женщина.
