Шелковичные чернила

скачать книгу бесплатно


– Ну, что, – бодренько сказал Иван, как будто и не было этой утомительной прогулки, – уже почти два часа, скоро рабочие автобусы придут.

– Ты как хочешь, – сказал Витёк, присаживаясь на скамейку остановки, – но я поеду на междугороднем.

И он остался на остановке, после такого блуждания уже не было жалко выкинуть лишнюю гривну за проезд, лишь бы быстрее попасть домой. Пытаясь прийти в себя после пережитого приключения, и глядя вослед удаляющемуся Ивану, подумал: «Вот же Сусанин!».

А назавтра Виталия ждали недра новой для него шахты.

_______

ЛГКН1 – (лебёдка горловская комбайновая новая) мощная пневматическая лебёдка, разработанная Горловским конструкторским бюро, получившая большое распространение по всему бывшему СССР благодаря высокой мощности.

2. ЗА ДЕНЬГАМИ

(июль)

Ужасный раскалённый июнь перетёк в не менее жаркий июль. Время потихоньку ползло, как заблудившийся в пустыне, а Витёк, который уже отработал трудовую практику и сдал экзамен на профессию ГРОЗ, мало-помалу вливался в коллектив, постепенно осваивал их местную терминологию, которая весьма отличалась от никитовской. Некоторые слова, употребляемые феликсоконовскими горняками, его даже смешили, одно слово кондюбрик, которым они обозначали полуметровый брус, чего стоило. А как он изумился, когда его послали в инструментальную коптёрку взять и доставить на откаточный штрек для проходчиков пневмотопорик. Пока Витька шёл из ламповой к кайбашистам, его фантазия разыгралась, он пытался предугадать, как же может выглядеть такой инструмент, и когда он увидел его, разочарованию не было предела. То, что так громко называлось пневмотопором на деле оказалось секачом – специальной пикой для отбойного молотка, которая своим плоским жалом была способна кромсать дерево. У них в Никитовке диалектические профессионализмы были более дельные, более толковые.

Но, тем не менее, Виталий за прошедший месяц уже приобрёл опыт работы и на насыпке, и на подгонке леса скатчикам, которых здесь было принято называть «деревянщиками», которые крепили и оформляли колодец вентиляционного ската за щитовым агрегатом. Пока работал учеником, ему полагалась первая смена, но начальник предложил, чтобы его потихоньку готовили к посменной работе в лаве «под щитом» помощником машиниста. Виталий даже увидел такое явление, как гировоз, о котором он слышал, и знал принцип работы ещё с поры своего теоретического обучения в Никитовском учкомбинате, но он не мог даже предположить, что где-то эти допотопные машины существуют и эксплуатируются в полной мере. В общем, таким образом, делая каждую смену какие-нибудь мелкие открытия, Витя доработал до своей первой зарплаты.

При устройстве на шахту им. Феликса Кона всех поступающих заставляли оформлять сберегательную книжку в Промтехбанке, отделение которого было здесь же на посёлке возле здания учкомбината. Книжечки были практически такими же, как и сбербанковские, но отличались цветом обложки и страничек. Отделение банка занимало помещение с торца длинного двухэтажного здания, зал для клиентов представлял собой квадратный просторный холл с четырёхугольной колонной посередине, стены помещения выкрашены были в синий цвет обычной масляной краской, что делало помещение каким-то больнично-казённым.

Заработную плату выплачивали частями, каждую неделю, это у них в обиходе называлось «процентами». Иногда проценты были более чем скромными, но люди упорно шли и снимали всё до копейки, девяностые ещё никто не отменял, память о гиперинфляции была жива.

Первая Витькина получка выражалась в сумме 20% от заработной платы +20 гривен сверху. Это было начало третьей декады, по выезду на-гора вся первая смена без лишних проволочек бросилась в баню, а потом полумокрые, недомытые, на ходу одевающиеся шахтёры выбегали из административно-бытового комбината и неслись сломя голову к отделению банка.

Когда Виталий прибежал к «Промтехбанку», очередь была на улице.

– Кто крайний? – спросил Витя.

– В какое окно? – раздался ответ.

– В смысле, в какое?

– В коромысле! Деньги выдают в трёх окнах. С 1-по 2000 номер банковской книжки – это первое окно, с 2001 по 4000 – это второе, а всё что больше 4 тысяч – это третье, – пояснил высокий седой проходчик с их участка, которого Виталий не помнил по имени.

– А кто крайний в третье окно? – переспросил Витя. И найдя край, стал ждать своей очереди.

Время шло, а очередь почти не двигалась, хотя люди, проходящие мимо очереди в зал банка, через некоторое время выходили довольные, пряча сберкнижки с деньгами в карманы.

– А до которого часу работает отделение? – поинтересовался Шулешко у очереди, когда понял, что уже начало пятого.

– Когда в первый день выдают деньги, они работают до последнего клиента. Бывало что я до восьми вечера тут торчал, – ответил крупный, много потеющий мужчина с длинной причёской а-ля 70-е, который работал, если память Виталию не изменяла, машинистом гировоза.

Такое положение вещей ни капли не утешало, а наоборот… И, Витёк, одуревший от двухчасового стояния, не выдержал и пошёл в зал посмотреть, что же там происходит. А происходило там нечто ужасное: очереди под окнами переставали быть очередями, и превращались в немыслимые змеиные клубки. И как увидел Витя, в основном деньги получали более наглые и пронырливые, которые просачивались с противоположной стороны. Лето, в зале жарко, а тут ещё толпа разгорячённых тел и зал банка стал напоминать парилку. Этим очень умело пользовались молодые сухопарые лесогоны, то есть ГРОЗы с молотковых участков. Они снимали рубахи, и, скользя голым торсом по покрытой испариной стене, протискивались к заветному окошку в считаные минуты. А одна из групп лесогонов придумала ещё более вызывающий способ. Выбрав самого мелкого, всучив ему шесть книжек, подбросили его за подмышки на головы человеческому клубку, и мелкий подтянувшись за решётку, подполз к самому око-шечку и протянул книжки. Кассирша, пожалев людей, у которых на головах пристроился лесогончик, взяла у него книжки и начала обслуживать эту банду. Виталий просто обалдел от таких обстоятельств, и не заметил, как сам пристроился с левой стороны от окошка.

Тут была своя специфика, пока люди стоят и ждут денег, лучше не тратить силы, и только в момент, когда получивший получку отходит от окна, вот тогда и давай, проталкивай себя сквозь тиски человеческой массы, и если ты зацепился рукой за решётку, тут уж появляются шансы стать следующим счастливчиком. Витёк стал пристраиваться к живому организму толпы, его долго мяли и толкали, он сам толкался и протискивался и, в конце концов, протянул банковскую книжку кассирше. Получив свои заветные 98 гривен, он с трудом выполз из клубка людских тел, и двинулся к выходу, на свежий воздух. Его очередь, которую он покинул полчаса тому назад, уже преодолела половину пути к окошечку, но Витёк приблизительно подсчитал, останься он в очереди, подал бы он книжку в окно только часа через два.

Вывалившись из предбанника банка и вдохнув полной грудью озона, Шулешко побежал на остановку междугороднего автобуса, а по дороге то там, то сям стояли уже подвыпившие шахтёрики и обмывали получку. Вернее часть получки. А Виталий, сев в автобус, просто приходил в себя после пережитого стресса и прилива адреналина. Прокручивая в голове то, как он из культурного, казалось бы, человека в считаные минуты превратился в дикое стадное животное вроде гиены. Просто не верилось, что это всё происходило наяву…

Когда через неделю перечислили следующую часть зарплаты, Витёк даже и не подумал занимать очередь…

3. БУТЫЛЁК

(август)

Сразу после первой получки Витьке сперва осторожно, а потом всё более назойливее стали намекать на вступительные. Так сказать, обряд инициации требовал алкогольного подкрепления того, что Виталий становится частью рабочего коллектива. Эту славную традицию в шахтёрской среде называли коротко и ёмко – бутылёк, что указывало на минимальный объём спиртного в три кубических дециметра. По существу такие мероприятия на угольных предприятиях – часть коммуникативной политики коллектива, это своеобразные корпоративы, на которых уставшие от серых будней шахтёры, уходят в отрыв.

В принципе, ещё в июне на шахте Феликса Кона работягам часть зарплаты выдали сахаром. Поэтому со спиртным у Вити проблем не было, так как четверть мешка он отдал родителям, и они перегнали его в отличного качества самогон. Но к алкоголю-то нужна закуска, а после первой выплаты буквально на следующий день у Шулешко ничего не осталось. После второй выплаты, которая последовала через неделю, Виталий вновь не смог урвать ни копейки, так как жена была беременна, и ей требовались витамины и железосодержащие препараты. Но коллектив ГРОЗов был неумолим, коллектив требовал выпивки, и тогда Витя позвонил матери и спросил, мол, есть ли у неё какая-нибудь консервация, чтобы взять парням на закуску, так как у него с финансами туго. Мать ответила:

– Что-нибудь найдём.

Когда Витя обрадовал бригаду, мол, назавтра бутылёк будет готов, парни начали кипятиться. А Ефрем Юрьев – серый кардинал бригады озвучил общее мнение:

– Зачем завтра, давай сегодня!

– Но я же не приготовил картошку с тушёнкой, у меня только «закрывашка» на закусь есть, а надо ведь чего-то посущественнее.

Дело в том, что картофель с мясом – был блюдом-спутником для бу-тылька, отсутствие этого атрибута считалось признаком дурного тона.

Но Ефрем не сдавался:

– Мы тормозки оставим, не будем их в шахту брать, а ты езжай за самогоном и за консервацией, а колбаса и сало с нас. Не нужно откладывать на завтра то, что можно выпить сегодня.

Забрав у Виталия жетоны, чтобы отметить его в шахте, его отправили домой за самогоном насущным.

Итак, Шулешко окольными путями, чтобы не попасться на глаза начальству, короткими перебежками подкрался к остановке, и когда подошёл автобус, мгновенно прошмыгнул из кустов в салон. Поехал он, конечно же, не домой, а к родителям, на противоположный конец Никитовки. Через час он был на посёлке Сухумском, но ни отца, ни матери, как на грех не оказалось дома. Тогда Витя залез в дровник, нашёл там припрятанные ключи, вошёл в дом и по-хозяйски полез в погреб. Самогон он нашёл сразу, решил, чтобы не тягаться со стеклянным бутылем, поделить трёхлитровую банку на две пластиковые бутылки. Начал искать закуску. Нашёл двухлитровую банку помидоров, литровую банку огурцов, порезанных пятачками и банку сладкого перца колечками.

Собрав всё в сумку и захватив несколько вилок, открывалку, закрыл дом и отправился назад. Бригада уже ждала. По-быстрому выполнив наряд, в предчувствие пьянки, выехали пораньше, и даже отсутствие горячей воды их не напугало. Жаркий август на дворе, не грех и холодной водой помыться. Выйдя с шахтного двора, ГРОЗы пошли в густые заросли кленовника возле бомбоубежища, там у них было оформлена зона отдыха. Это оформление выражалось в том, что на полянке было несколько штук шлакоблоков, на которые были постелены обаполы, а в землю была врыта катушка от кабеля, так что и скамейки и стол были. А что ещё нужно для активного отдыха? Разложили на столе свои тормозки, расставили пластиковые стаканчики, открыли банки с консервацией и выставили баклажки с самогоном. Сперва выпили за виновника, то есть, за Витю, начали за-кусывать помидорами и салом, похвалили консервированные огурцы, а перец, попробовав, решили, что он весьма специфичен и оставили его на потом. Затем выпили за новую панель щитового агрегата, которую начали монтировать, следом выпили за регулярно выплачиваемую зарплату, и самогон закончился. Что такое три литра на десятерых? Но, тем не менее, большая часть коллектива, удовлетворённая этим возлиянием, разбежались по рабочим автобусам и поехали по домам. Но осталась группа ребят, для которых самогона много не бывает: Ефрем Юрьев, Анисим Васильев и Коля Скамейкин, а с ними виновник торжества. Скинувшись по гривне, пошли, прихватив оставшуюся банку с нарезанным перцем, на Поле Чудес. «Полем Чудес» называли самогонную точку возле детской площадки, где на унылой полянке стояла одинокая совдеповская карусель, на которой шахтёры устраивали шведский стол, прокручивая водку и закуску по кругу, комментировали это как:

– Ваш ход, крутите барабан!

Купив ещё пол литра, ребята встали за карусель и за полчаса неторопливых пьяных высокоинтеллектуальных производственных разговоров уговорили ёмкость. Если возле бомбоубежища они стояли в тенёчке, то на Поле Чудес они были открыты лучам августовского солнца. Далее Витя, которого на солнце весьма разморило, начал терять нить событий, и провалился в забытьё. Он частично помнил, что все вчетвером были в какой-то чебуречной, и его стошнило, потом он помнит, что ехал в междугороднем автобусе, но не доехал и выскочил на полдороге домой и его опять стошнило. Потом он очнулся в горячей ванной, оказалось, что он дома, а время 2 часа ночи. Как подсказывал метод дедукции: с 17.00 и до полуночи он где-то «потерялся», хотя смутно припоминалось, что он где-то спал под кустом на холодном асфальте и подмёрз, не смотря на то, что днём стояла жара, ночи были уже прохладными. Его жена, поглядывая на часы, не находила себе места, куда же пропал её Витюша. Ближе к часу ночи она услышала какие-то завывания в подъезде и выглянула в парадный, а там по лестнице, икая и дрожа от озноба, поднимался её благоверный. Она поняла, что он где-то продрог, и решила его отогреть в горячей ванной. От горячей воды Витю опять накрыло и опять стошнило.

Наутро Вите было не только плохо, но и стыдно, ведь он приполз домой без сумки, без тары, без открывалки и без вилок, которые взял у матери, а также без тёщиного ножа и пары тарелок. Зато когда он припёрся на работу, все только и рассказывали, у кого какие приключения были по дороге домой. В шахту бригада не поехала, решив отметиться, а наряд выполнить на следующий день, и все дружно пошли поправлять здоровье на Поле Чудес. Кроме Вити. Шулешко при мысли о спиртном становилось плохо, и он поехал отлёживаться домой.

Через неделю Виталий был в гостях у родителей, и мать поинтересовалась:

– А что ты мужикам возил на закуску?

– Помидоры, огурцы, перец?

– Какой перец? Сладкий, кольцами?

– Да.

– Так это же заправка для борща, она же соленющая, я её в борщ вместо соли добавляю, как вы её ели?

– Ой, мама, я тебя умоляю, под самогон пошло, съели всё до последнего колечка.

О потерянных вилках и тарелках Витя так и не признался.

А ещё его пугала мысль, что через пару месяцев у него родится ребёнок, а это ещё более веская причина для очередного бутылька.

РАССКАЗЫ ИЗ КАРМАНА КАНИФАСОВОГО ПИДЖАКА

Елизавете Хаплановой

СОЮЗ 2000

Никита упорно тянул два тяжёлых картонных ящика домой сквозь анфиладу скрюченных ясеней, благодаря которым во время летней жары улица Александровская была благодатно-тенистой. Но путь был не долог, благо дело, что минитипография находилась от его дома в квартале. Принеся домой коробки, он распаковал одну из них. Аккуратные синие книжки обычного книжного формата в четыре стопки наполняли его. Даже не синие, а лазорево-голубые, с птицей из двух человеческих ладоней на обложке и красной надписью Никита Судиловский «Самоначертание». Он взял одну из книжек и, пролистав её, вдохнул запах. Запах его не вдохновил. Пахло унылыми чернилами, свежий офсет пахнет по-другому, вкуснее, а это всего-навсего ризографическая печать. Он начал рассматривать текст, иллюстрации, и удовлетворённо крякнул, а после этого начал её перечитывать от начала до конца, удивляясь опечаткам и ляпам, которые проскочили в издание.

Это была его вторая книжка. Первую свою книжицу, в два раза меньше по размеру и по объёму он готовил к печати около пяти лет, и в результате многолетних трудов первый сборник увидел свет, когда Никите было 29 лет. После выхода первого детища, которое называлось «На грани», он с первых дней начал планировать вторую книгу, которую теперь он придирчиво рассматривал. Почему Никита так торопился выпустить вторую книгу? Он просто решил, что две книги – это пропуск в Союз писателей, что этого вполне достаточно. Почему-то он был уверен, что Союз – эдакая гильдия, орден, братство, да чего греха таить, в конце концов, какая-никакая элита! Он придерживался мысли, что к «бойцам идеологического фронта и отношение особое». Это его роковое заблуждение и стало причиной тех событий, о которых пойдёт речь.

В Державе было несколько союзов писателей: Национальный, Межрегиональный, отличавшийся большей русскостью, также Таврийское областное отделение СП СССР в 1992 году, стало отдельной организацией Союзом восточнославянских писателей (СВСП) и ещё с центром в Леополе существовала Ассоциация галицийских писателей. А не так давно появился ещё один союз «Конвент литераторов». Но этот самый Конвент практически сразу разочаровал Никиту, хотя поначалу мысли вступить в эту организацию были. Но буквально за два месяца до выхода второй книжки Су-диловского пригласили рутченковские литераторы, мол, будет очень важное мероприятие в областной библиотеке им. Артёма. И Никита, приехав в Рутченковск, попал на встречу с руководителем этого «нового союза», который действительно оказался интересным неординарным человеком – Егором Кацем. Для Егора Александровича это был рабочий визит в область. Там-то Никита и увидел, что членские билеты вынимаются из кармана, заполняются и выдаются всем желающим, которые захватили с собой фотографии… Лёгкость вступления в эту организацию Никиту весьма смутила, он понял, что при всей пафосности руководителя, на такой волне в этом союзе могут оказаться такие авторы, что потом будет стыдно находиться с ними в одном ряду (что потом, в принципе, и подтвердилось). Межрегиональный его прельщал своей демократичностью, но, пообщавшись с руководителем областной организации, он вдруг оказался на распутье. Председатель Рутченковской организации Юлий Александрович Чомга, узнав, что его книжка вышла в издательстве журнала Национального союза писателей «Донкряж», просто без обиняков сказал: «Будешь там издаваться, даже не надейся вступить в наш союз и забудь сюда дорогу, либо ты с нами, либо ты с ними», – и этой принципиальностью он весьма отпугнул Никиту.

И тогда, Судиловский, набравшись духу, отправился в Национальный союз в Рутченковскую областную писательскую организацию, располагавшуюся на площади Батюшкова. Он попал на приём к председателю организации, предъявив свои изданные под эгидой их журнала книжки. Председатель Святослав Хрущёвский, дородный мужчина с прекрасной чубатой белоснежной шевелюрой, был в светлом костюме, на лацкане которого красовался значок с изображением золотой тетради с пером на голубом фоне. Святослав Витальевич, выслушав Никиту, полистав книжки, почитав по паре-тройке стихотворений в каждой, одобрительно хмыкнул, и сказал:

– Я не против, заполняй документы, список тебе даст мой секретарь Нона Николаевна, пиши заявление, приноси три рекомендации, а там, как комиссия решит.

И, вдохновлённый лояльностью Хрущёвского, Никита бросился в водоворот сбора документов. Сначала он, скрипя зубами, пошёл в отдел кадров шахты им. А. Задемидко, на которой работал, чтобы выпросить бланк учёта кадров, при этом пошёл напрямую к начальнику отдела, вздорной и скандальной молодой женщине, которую недолюбливали все работяги. Вчерашняя выпускница экономического вуза, без опыта работы по протекции народного депутата Иохима Звягинцева, сразу же заняла пост директора по кадрам. Она очень быстро своим стервозным характером доказала, что не зря ест свой хлеб, взяв вверенный ей отдел в ежовые рукавицы. С трудовым классом она вообще не церемонилась, особенно любила поизгаляться над вновь поступающими (Никите она в своё время тоже потрепала нервишки). Поэтому на приём к такому начальнику рабочий народ старался не попадать. Но выхода не было, и Судиловский пошёл на поклон. Никита попросил Ингу Сергеевну выдать бланк учёта кадров для СП, хотя бы на время, чтобы снять ксерокопию, но начальник, как-то без особых расспросов распечатала ему бланки на своём принтере, и вообще вела себя весьма пристойно, чем убедила Никиту, что не так страшен чёрт, как его малюют.

Заполнив лист учёта кадров, он оформил другие бумаги: автобиографию, заявление, список публикаций, который у Никиты был не особо обширным, всего несколько альманахов, правда два из них были международными, и четыре коллективных сборника, и само собой, две авторские книжки. А далее предстояло самое сложное: найти рекомендации. Что тут сложного? Дело в том, что на тот момент в Горловатой было всего два члена Национального союза писателей, Наталья Бугришевская и Георгий Горшков. Но Горшков в последнее время в городе бывал редко, пропадая в заграничных турах со своими дочерями – то в Никосии, то в Синае, то в Каталонии и т. д. А так как зуд вступления в СП у Никиты разыгрался не на шутку, он не стал ждать возвращения Георгия Ивановича и пошёл к Наталье Сергеевне Бугришевской с просьбой помочь. Наталья уже на следующий день вручила ему свою рекомендацию, а потом, пользуясь своей записной книжкой, начала делиться номерами телефонов знакомых писателей из Рутченковска. Она дала ему три телефонных номера: Виктора Шеп-тало, Ирины Очередниковой и Натальи Домовитой. Мол, позвони, встреться, попроси… «Но, – Наталья Сергеевна добавила, – если человек, написавший рекомендацию, входит в приёмную комиссию, то во время голосования, он не имеет права проголосовать за своего выдвиженца, так что лучше искать рецензентов не из комиссии».

И Никита созвонился сперва с Шептало и Очередниковой, так как они работали в одной сфере по одному и тому же адресу. И после ночной смены Никита поехал в Центр Рутченковска на теле-радиоканал «К-16», где работали оба потенциальных рецензента. Позвонив с проходной, Никита вначале попал к Виктору Шептало, который встретил его в своём кабинете. Выслушав просьбу и приняв книги, он посетовал на то, что он прозаик, и поэтам ещё рекомендации не писал, но записал контактные телефоны Никиты прямо на форзаце книжонки «На грани». Затем Никита с вахты вызвонил Ирину Очередникову, весьма бодренькую и улыбчивую женщину невысокого роста, старше среднего возраста, которая вышла к нему на проходную, выслушала, взяла книги, пообещала ознакомиться, и они договорились в какой день Никита должен ей позвонить.

Звонка от Шептало не последовало (спустя несколько лет Никита встретил свою книгу в руках у музыканта Кирилла Андреева с написанными номерами телефонов рукой Шептало, при этом городской номер был записан неправильно, может это и было причиной отсутствия звонка?). Но когда через три дня он позвонил Очередниковой, та в трубку бросила пару фраз:

– Приезжайте ко мне в радиорубку на ул. Пешкова, нужен серьёзный редакторский разговор!

И она продиктовала адрес и время аудиенции.

Допустим, Никита сразу насторожился, но что делать, если обратного хода нет?

И в назначенный день он приехал в Рутченковск на указанную «явочную квартиру». Радиорубка находилась на втором этаже в весьма солидном здании а-ля сталинский ампир. Ирина Михайловна встретила Никиту со слегка перекошенным недоброй улыбкой ртом. Усадив его за стол, она повела не редакторский разговор, а просто стала убеждать Никиту забросить это дело: