скачать книгу бесплатно
Сети зла
Владимир Лещенко
Андрей Чернецов
Орланда и Орландина #1
Вы думаете, что Мерлин – добрый дедушка с длинной белой бородой? Король Артур – благородный и мудрый правитель? А Ланселот и предводительствуемые им воины Круга Стоячих Камней – истинные рыцари без страха и упрека? Или, может быть, полагаете, что колония атлантов, Великий Тартесс, исчезла бесследно? Тогда вы глубоко заблуждаетесь!
Две сестры-близняшки, живущие в Сераписе, одном из крупнейших городов дряхлеющей Римской империи, оказались нечаянно втянуты в водоворот невероятных приключений. Обвинение в контрабанде драгоценных камней и сильнодействующего наркотика – это вам не пустячок. А если еще в дело замешаны сильные мира сего, задумавшие свергнуть престарелого августа Птолемея Сорок Четвертого, доживающего свой век в имперской столице Александрии, – тут только остается уповать на всемогущих богов да на свои собственные силы.
Если, конечно, не вмешается НЕКТО, пристально наблюдающий за всем, что происходит на маленькой планете Геб.
Владимир Лещенко, Андрей Чернецов
Сети зла
Коль хорошо сыграли мы, похлопайте, и всех нас проводите с благодарностью.
Октавиан Август (Птолемей Пятнадцатый)
ПРОЛОГ
«Я видел тысяча и одну луну, и этого довольно для жизни одного человека, хотя утверждают, что пророки прошлых времен жили гораздо дольше. Я слаб и болен, я изможден и утомлен, и вздохи моей груди подобны тусклому светильнику, колеблемому ночным ветром.
Тяжесть моей души определит, где ей суждено упокоиться навеки. Но пока еще есть время, я должен успеть сказать все, что мне известно об ужасах, которые блуждают вне Мира, которые залегли в ожидании у порога каждого человека, ибо сие есть древняя тайна. И повествует она о замыслах жестоких духов из-за Пределов, жителей Великой Пустоты.
Пусть же каждый, кто прочтет этот папирус, ведает отныне, что за обиталищем людей следят и наблюдают не только боги, известные в Черной Земле, но иные боги и демоны из Детей Древних.
Знайте и то, что я беседовал со всевозможными духами и демонами, чьи имена более не вспоминают среди людей или вовсе никогда не знали. И некоторые их слова записаны здесь, но другие я должен унести с собой, когда покину вас.
Да смилостивится Анубис над моей душой!
Я видел Неведомые Земли, которые никогда не были нанесены на карту. Я жил в пустынях и безлюдных краях, я говорил с демонами и духами. Я сходил на дно морей в поисках Дворца Великих, и нашел памятники исчезнувших народов, и читал письмена, начертанные на них.
Пусть же навек останутся они тайной для людей!
Ибо погибли эти племена и царства из-за знания, о котором говорится в этом свитке.
Я странствовал среди звезд и дрожал пред лицом богов. Я заставлял подниматься демонов и мертвых. Я вызывал души моих предков, я касался тайн, которые достигают звезд и касаются глубочайших недр. Я сразился в поединке с Черным Чародеем Азат-Тогом, но тщетно, и я бежал на Землю, призвав на помощь Нут и ее брата Тота, и мощную Сохмет, владычицу Звездного Топора.
Когда на Та-Мери пришли войска из Ливии и восточных царств, я призвал полчища злых духов и заставил их повиноваться мне, и так я отразил Нгаа, божество варваров, которое изрыгает пламя и рычит, словно тысяча громов.
Я познал страх. Я нашел «Врата, которые ведут Наружу», через которые вечно наблюдают Древние, стремящиеся войти в наш мир. Я видел лик Тиамат – одной из Древних, Царицы Внешнего Мира, имя которой записано на скрижалях суммереху, предки которых распахнули ужасные Врата в неурочный час и были пожраны чудовищами. И тогда остров в южном море, где жили они, ушел ко дну, и бежали немногие.
И однажды я нашел формулу, которая позволила моей душе пройти через Врата АР-ЗИР и проникнуть в запретные области пространства.
И там смог увидеть я будущее, и страшным оно оказалось! Ибо видел я, как придет ОН! Увидел, как царствует ОН! Увидел, как небесные духи Ихневенмет и Имехон ловят богов ЕМУ в сети созвездий.
Странник закалывает богов ЕМУ, разрезает их и варит кушанье в котлах своих. И пожирает ОН их божественную силу, и съедает их чары.
И великие боги пойдут на утренний стол ЕМУ. И средние боги пойдут на дневной стол ЕМУ. И малые боги пойдут на вечерний стол ЕМУ.
А владыка Северного неба разводит огонь под котлами с первенцами их – для НЕГО.
А Номи настреляет к пиру ЕГО жен их.
ОН пожрет знание каждого бога, как пожрет тело его и силу его. А с людьми будет так же, как с богами.
И время ЕГО будет вечностью, а пределом ЕМУ станет бесконечность. И будет ОН во веки веков!
И будет так неизбежно, если не сумеет…»
– Ты решил повторить эксперимент здесь, на Гебе?
– Почему бы и нет?
– А вдруг опять сорвется?
– Посмотрим, посмотрим.
– И все-таки…
– Да мало ли миров в Дуате, друг. На мой век, думаю, хватит…
– Поражаюсь тебе. И откуда только черпаешь силы? Я вот уже, признаться, и подустал малость.
Немудрено, ты ведь человек. Однако соберись, мы же только начинаем.
Часть первая. ОДНА И ВТОРАЯ
Глава 1. ЗАКАЗ
Орландина проснулась от утренней прохлады. Недовольно промычала что-то, натягивая ветхое лоскутное одеяло на голову и поджимая ноги. Минут пять пыталась себя обмануть, но в конце концов осознание того, что пора вставать и от этого никуда не денешься, победило.
Досчитав в уме до десяти, она рывком сбросила одеяло, подставив тело холодному сквознячку, и вскочила, изобразив одну из фехтовальных стоек.
В жилище ее царил изрядный беспорядок, но беспорядок особый, когда вещи лежат хоть и в хаосе, но именно так, чтобы постоянно быть под рукой – на своем, известном хозяйке месте.
Широкая, почти квадратная кровать – их с Клеором супружеское ложе. Сбитая из дубовых брусьев рама с натянутыми вдоль и поперек ремнями, застеленная тонким тюфячком.
На столе миска с засохшей с вечера кашей…
Как была – в чем мать родила – Орландина подошла к высокому, в ее рост, зеркалу – тонкому листу посеребренного свинца в раме черного дерева на подставке желтого мрамора. То был единственный предмет роскоши в ее (вернее, ее мужа) домишке.
Погрозила пальчиком проказникам-ларам, показавшимся было в зеркале. И чего шалить? Всему свое время. Будет и вам утреннее возлияние с воскурением на завтрак. А ежели подсматривать решили, то… Сурово сдвинула брови. Застеснявшиеся домовята мигом исчезли.
Оглядела свое тускловатое отражение на фоне плохо побеленных стен.
Покачала головой и удовлетворенно цокнула языком – увиденное ей нравилось.
Из глубины зеркала на нее смотрела стройная худощавая (но не тощая!) девушка, пусть и не богиня во плоти, но, что называется, все при ней.
Правда, грудь маловата (она кокетливым движением положила руки на две чуть золотящиеся живые чаши), но это, что называется, на вкус и цвет…
Клеору так нравилось, что грудь полностью умещается в ладони…
При воспоминании о муже тихонько вздохнула.
– Эх, драгоценный супруг, на кого ж ты меня покинул?
Еще раз оглядела себя.
Короткая стрижка, расчесанная под прямой пробор, под челкой – задорный взгляд. Мышцы не выпирают, однако покрепче, чем у иного мужика, бедра стройные, хотя, может, и недостаточно пышные, живот плоский, с весьма симпатичным глубоким пупком. Как сказал ей супруг (ну вот, опять!), видно, что пуповину ей перевязывала искусная повитуха с дипломом.
Шрам на голени – тяжелое каро со стены Сиракуз ударило вскользь и на излете. Узкий извилистый рубец на плече – память о первом бое.
Тогда один из ворвавшихся в обоз галлов, ранив ее в руку и выбив палаш, решил тут же сделать то, что обычно с женщинами делают после боя, и, рыча, повалил ее наземь. Она тогда чуть растерялась и не успела выхватить нож. Но тут на помощь пришла валькирия Брунхильда – добродушная толстуха размозжила похотливому козлу дубиной голову.
А вот эта отметина ниже левой груди – аккуратное треугольное белое пятнышко – память о том дне, когда Орландина первый раз забрала жизнь у врага.
Тогда, у подножия вала взятых штурмом Сиракуз, на нее неожиданно выпрыгнул из облака едкого дыма воющий и рычащий нумидиец, ловко поднырнул под ее клинок и ударил длинным трехгранным стилетом прямо в грудь. Она не успела ни о чем подумать, не испугалась, даже не почувствовала боли, хотя острие, пройдя сквозь кольца хауберка, вошло в ее тело на толщину пальца. Обычно такое оружие рвет кольца, но ее доспех выдержал, а в следующий миг шея чернокожего была перерублена почти до половины. И он не приходил к ней по ночам, а теперь вот она даже толком не помнит, как он выглядел…
Еще один шрам, тонкий, как конский волос, не очень заметный даже на ее смугловатой коже, пересекал живот от правого бедра до левого подреберья.
В тот раз она вполне могла распрощаться с жизнью, кабы не матушкины уроки. Сохранности живота уделялось чуть ли не первостепенное внимание в орландинином военном обучении.
– Почему ты у меня единственная? – частенько заводила разговоры наставница. – Я ведь рожать не могла – со своим-то животом…
И если Сэйра была в некоторой степени опьянения, она поднимала рубаху, демонстрируя всем присутствующим рассеченный вкривь и вкось старыми шрамами втянутый живот.
– Вот и подружка моя (ей под Афинами, когда тамошнего архонта-мятежника давили, живот поперек распороли) еле-еле не умерла, все кишки наружу. Ей тоже все лекаря говорили, мол, детей иметь тебе нельзя. А она очень хотела ребеночка-то. Ну и забеременела, думала, авось, боги помогут. Ну, стало пузо расти, а шрам возьми да разойдись… А перед тем еще и мучалась – больно было, когда растягивался-то. Ну, и померла, бедная, и дите не родилось… Так что, девка, береги брюхо – для бабы это самое главное, – всякий раз наставительно заканчивала Сэйра. – Как мать советую: двойного плетения спереди кольчужку закажи, и подкольчужник тоже двойной, да чтоб из стеганой кожи. Как мать, – повторяла она, – дочка ты мне, как-никак, по всем законам божеским и человеческим. Как есть дочка…
Хотя еще чуть-чуть, и все советы оказались бы ни к чему. Удар клинка в руке здоровенного вандала рассек и двойной кольчужный набрюшник, и даже прочную стеганую подкладку, выбранную матушкой из полусотни предложенных, и еще подправленную лагерным скорняком, прочертив обжигающую линию поперек живота.
Она подставила свой клинок под замах чужого, сумев каким-то чудом в последний момент развернуть его ребром навстречу удару. Несколько мгновений враг потратил, чтобы высвободить застрявший меч и вновь замахнуться. И как раз тогда оказавшийся рядом дан Эгмунд Ворон пришел на помощь ей, уже успевшей попрощаться с жизнью, метнув в мечника нож. Он не убил его, хотя попал в шею, а лишь ранил, но тот замешкался, заторможенный болью в рассеченных мышцах, и острие наполовину перерубленного клинка Орландины вошло врагу в кадык. Тот меч – стоимостью три вендийских слона, с вычеканенным на черной стали золотым клеймом царских кузниц кагана Ездигерда, она после боя отдала Эгмунду как вполне достойную благодарность за спасенную жизнь.
Кроме шрамов, были еще отметины, оставленные жизнью.
Две наколки.
Внизу живота, слева, неподалеку от того места, куда так стремятся мужчины, – искусно вытатуированный цветок лилии. Вообще-то знак невинности и чистоты, как объяснила ухлестывавшая за ней в прошлом году Зиновия из шестой сотни.
И полуженщина-полукошка Баст, с самым что ни на есть развратным видом разлегшаяся на внутренней стороне бедра. В левой руке богиня держала кубок, в правой – короткий кинжал, при этом игриво обмахиваясь длинным хвостом, пушистым и полосатым.
Эту картинку Орландина сделала в четырнадцать лет, когда отмечала с подружками свое первое жалованье. Да, хорошо она тогда повеселилась. Как раз почти все денарии («получка», как у них говорили) и ушли на винцо, на закусь, на подарки и на кинжал якобы индийской стали, проданный каким-то проходимцем (ох, как жучила ее старая Сэйра: это же надо – поверить в то, что булатный клинок можно купить за два золотых!). И как раз на последнюю горсть медяков она и сделала эту наколку, за которую ей тоже попало от матушки. В наказание пришлось чуть ли не полгода питаться из обычного солдатского котла, не имея никаких лакомств.
Ладно, отставить самолюбование! Нужно заняться собой.
Как была телешом, так и выскочила во двор. А чего там стесняться. Хвала богам, а особенно мужу-умельцу, забор вокруг дома был настолько высок, чтобы надежно отгородить ее личную жизнь от назойливого внимания всяких разных зевак. И удобно, и рубаху потом от пота отстирывать не нужно.
Итак, упражнение номер один.
Орландина подбросила меч вверх, проводив взглядом вертящийся клинок, и через несколько секунд поймала рукоять в воздухе. Вернее, почти поймала: чуть запоздавшие пальцы скользнули по шлифованному рогу и оружие звонко шлепнулось наземь.
Подняв его, девушка покачала головой.
Она явно теряет форму. «Нужно следить за собой», – сказала себе, возвращаясь в дом.
Уже четыре дня Орландина пропускала тренировку, ограничиваясь получасом махания мечом и парочкой дурацких упражнений с пикой перед ужином.
Нет, конечно, она сейчас не в казарме, и вроде как может располагать собой, как хочет. Но только вот дважды за месяц хочешь не хочешь, а надо будет пройти этот самый тренировочный лабиринт от начала до конца, плюс еще контрольный бой. И все это перед светлыми очами центурионов.
А тут уж, ежели не понравишься им, на первый раз лишат четверти жалованья, на второй – половины, а там поддадут коленом под зад, и прости-прощай служба! И что прикажешь делать, куда идти? На шее у матушки Сэйры сидеть?
К тому же на завтра ей назначено дрессировать недавно пригнанных валькирий, вместе с Эгмундом Вороном вколачивая в них азы воинской науки, – не хватало еще опозориться перед старым хреном!
Громкий удар сотряс калитку, сколоченную из корабельных обломков, и следом за этим зычный голос проорал:
– Эй, хозяйка, принимай гостя! – И почти сразу: – Э-ге-ге, Орландина, ты там спишь, что ли? Сейчас разбужу горячим поцелуем!
Лицо Орландины исказила гримаска злой досады: явился гость, которого она хотела бы видеть в последнюю очередь. Босиком выбежала в дворик и торопливо отперла сотрясаемую новой порцией ударов калитку. А то, чего доброго, половину улицы переполошит, крикун паршивый.
Перед ней стоял, широко улыбаясь, ее надоедливый ухажер Гордиан. Он был слегка пьян – не то уже пьян с утра, не то еще пьян с вечера. При этом находился в состоянии среднего добродушия.
Проводив гостя в дом, девушка решила проявить хоть малое подобие гостеприимства. Так, чуть-чуть, чтобы не слишком обнадеживать наглого парня.
– Если хочешь, поешь. Вот там каша с салом. Уж не обессудь, что боги послали, то и есть. Я знаменитых разбойников не отлавливаю. Вот, извини, только опохмелить тебя нечем: ни капли в доме нет. Не употребляю. Даже ларам приходится медовую воду подносить.
При упоминании домовичков Гордиан опасливо огляделся и сделал знак от сглаза.
– Да мне не надо, Ор, похмеляться, я сам кого хочешь могу угостить! – жизнерадостно воскликнул он, потрясая вытащенной из-за пазухи бутылью темного стекла с клеймом какого-то из дорогих виноторговцев. – И твоим ларам останется! – добавил громко, чтобы его услышали крохотные «соседи». С грохотом установил сосуд посреди стола.
Гордиан был начальником контуберния, или попросту десятником панцирной пехоты. В противоположность обычному панцирнику был он худ, жилист, тонок в талии и выглядел даже моложе своих двадцати семи.
Три месяца назад ему необыкновенно, можно сказать, дико повезло.
Его десяток нанялся в полном составе охранять купеческий обоз, идущий с гор с шерстью и бараньими шкурами.
И вот на обратном пути на них напала шайка ставшего печально знаменитым Нумы Клыкача. Как выяснилось, в обозе была телега, груженная годовой добычей охотников Серых гор – куньи, беличьи, волчьи, медвежьи меха. Не считая того, что именно с этим караваном была отправлена крупная партия каракуля.
Как это водилось, сам атаман шел впереди своих людей, вселяя в них бодрость, а в жертв – страх.
Нума считался мастером фехтования и почти непобедимым в схватке, но Гордиан этого не знал и, видимо, поэтому справился с ним буквально в несколько мгновений. Уклонившись от размашистого удара длинным мечом, он приложил Нуму обухом топора так, что тот очнулся только на следующий день – уже в цепях.
За голову этого изверга отцы города назначили награду в тысячу полновесных золотых ауреусов. За него же Торговая палата Сераписа обещала ровным счетом две тысячи. (Как поговаривали, кое-кто из местных авторитетных людей готов был заплатить еще больше – знаменитый разбойник, не признававший никаких понятий, слишком уж многим стал поперек горла.)
Наконец, на разбойнике оказалось навешано изрядное количество драгоценностей плюс ктесифонский булатный клинок, стоящий баснословных денег… И все это, по праву войны, отошло Гордиану.
Кости Нумы, наверное, уже растасканы крысами в самом жутком нижнем этаже городской тюрьмы, знаменитой далеко за пределами Сераписа Гладоморни.
