скачать книгу бесплатно
– Чего встали?
Обернувшись, он признал давешнего мужика с продпайками, кажется, Бо обозвала его Сусликом. В руках у того был бластер.
– Давайте к арсеналу! – проорал Суслик.
– Что случилось? – крикнул Гена, и тут же подумал: «Почему я кричу? Почему он орет? Ведь и так все слышно. Это страх. Он пропитывает нас, заставляет орать, бежать».
– Муравьи периметр прорвали!
– Муравьи? Насекомые?
– Да кабы! Люди!
Они с Ксенией уже бежали рядом с Сусликом. Пригибались, когда казалось, что жахает совсем рядом. Вдруг Петров споткнулся и, выставив руки, влетел в мягкое и влажное. Поднявшись на коленки, он уткнулся взглядом в лицо: серое, измазанное пылью, мертвое лицо Бо. Ниже лица и тоненькой торчащей из расстегнутого ворота рубахи шеи было черное мокрое месиво. Посмотрел на свои ладони – они тоже были черными и мокрыми. Нет, не черными – просто темно – красными, кровавыми.
Суслик поднял валявшийся рядом с трупом бластер, сунул Петрову прямо в измазанные чужой кровью руки:
– Умеешь?
Гена покачал головой, на слова сил уже не было.
– Я умею, – Ксения отобрала бластер, чем-то пощелкала, – заряжен.
Они опять побежали. Но тут почти рядом просвистело.
– Ложись! – крикнул Суслик, и Петров, уже не думая ни о чем, рухнул в рыжую пыль.
Взорвалось, засыпав комьями земли и щебенкой.
– Сюда давайте, – Суслик метнулся в дверь ближайшего дома, Ксения с Геной влетели следом.
Он устроился у одного окна, распахнул створки, выставил ствол наружу. Ксения, как зеркальное отражение, с точностью повторила маневр, залегла у противоположного окна. «А что делать мне?» – растерялся Гена, но спросить не успел, Ксения, обернувшись, ткнула пальцем в угол комнаты:
– Туда. На линии огня не стой.
Он отполз к стоящему в углу дивану, привалился спиной, закрыл глаза. И сразу всплыло мертвое лицо Бо. «Мы бьемся над задачей продлить человечью жизнь, растянуть ее почти до бесконечности, счастливую, здоровую, созидательную жизнь. А они, мало того, что коверкают свой облик, они берут в руки эти штуки, убивают друг друга, крушат тела, прекрасные храмы наших душ. Во имя чего? Что можно не поделить здесь, на затерянной во фронтире пыльной планетке? Что может стоить дороже жизни Свистульки Бо? Моей? Ксении?»
Стало тише, бой сместился куда-то в сторону. Суслик отполз от окна чуть в сторону, устроился на полу под стеной. Ксения продолжала высматривать что-то на улице.
– Надо идти? – встрепенулся Гена.
– Посидим еще, – теперь Суслик говорил тихо, хрипло, он поминутно кашлял, прикрывая рот грязным кулаком, – отдышусь.
Он завозился, вытащил из кармана пакет, разорвал, показалось что-то белое. Не сразу Петров сообразил, что это медицинская накладка для обработки ран. А Суслик, расстегнув куртку, засунул накладку себе на грудь. Опять закашлялся – в уголках губ скопилось алое.
– Вы ранены? – Гена видел, как тот морщится от боли.
– Фигня, чиркнуло только. Главное, живы.
– А из-за чего это? Ну, война… Муравьи эти… Кто это?
– Да нечего рассказывать. Из-за денег все. Как обычно. Агинор – сплошные таафеитовые копи. Ну про таафеит ты, я чай, знаешь. На Земле его с гулькин хрен, а тут навалом. Раньше его только на бабьи цацки пускали, он же дороже брюликов…
– Да знаю я, – перебил Петров, – лет десять назад его к делу пристроили, оказалось на кристаллы таафеита столько информации записать можно, мама не горюй. Но война-то почему? Я не понимаю.
– Ага. Кристалл в каждой флешке. А откуда?
– Синтезировали…
– Размечтался. Один чел случайно на наш Агинор наткнулся. Колупнул ногтем, а тут он, кристальчик вожделенный.
– Это вы про Илью Замазкинда? Дак он же… Его же…
– Посадили. А знаешь, за что?
– Ну да, новости смотрел. За монополию. Ну за нарушение антимонопольного…
Суслик засмеялся, подавился кашлем, на подбородок сбежала тонкая алая струйка, он размазал ее тыльной стороной ладони.
– Замазкинд рейнджером был, эту планету нашел, начал качать минерал, разбогател за раз. И в Альянс не заявил, просто к рукам прибрал. А три года назад Альянс планету заново открыл. Прилетели, а тут шахты, поселки рудокопов. Удивились: это кто тут хозяйничает? А Замазкинд уперся: моя планета! Ему: нет в Альянсе собственности на миры. Планеты, их недра и тэпэ принадлежат человечеству. Ему даже компромисс предложили – руководить разработками и освоением Агинора. А тот ни в какую: моя, и все! Короче, посадить – посадили, а проблему не решили. У Илюхи тут не только шахты, у него тут собственная армия была, те еще отморозки.
– Муравьи?
– Ну. Они рудокопов под землю загнали. Вместе с семьями. Работайте! И не вылазьте. Кто шеро?хнется – мало не будет.
Гена представил холодные темные пещеры, полные сжавшихся в ужасе людей, вокруг мужики с бластерами: шаг влево, шаг вправо – побег, расстрел на месте.
– Что, убьют?
Суслик опять попробовал рассмеяться, заперхал, выдувая розовые пузыри:
– Убьют… Кабы… Там за главного Папа Сью, тот еще говнюк. Не смотри, что имечко бабье. Вся его кодла – сектанты. Носители последнего света. Слыхал? Вряд ли. Для них смерть – всего лишь шаг к следующей жизни. Значит, не наказание, а наоборот, типа, билет на следующий уровень. А вот боль… Они в этом специалисты. Могут заставить тебя жить болью годами, привыкнуть к ней и испытывать от нее наслаждение. Извращенцы. Суки.
Петров еще хотел спросить что-то, но не успел, Ксения полголоса сказала непонятное:
– Трое на одиннадцать.
Суслик среагировал сразу: согнувшись, перебежал к ней, и, чуть высунув нос, глянул на улицу.
Дальше все произошло так быстро, что Петров даже не успел испугаться.
Жахнуло. Стена, та, под которой сидела Ксения, пузырем вдулась внутрь комнаты, лопнула, осыпаясь, увлекая за собой куски потолка, оконной рамы, зазвенели осколки. Все затянуло едким дымом, сквозь который сверкал плавящийся карбопласт.
И стало тихо. Не абсолютно: пощелкивание, разрывы и крики остались, но превратились в почти неслышный фон. Тишина давила на уши, ломила виски – норовила сдавить голову так, что она лопнет перезрелым гранатом, выплеснув во все стороны красное и белое.
Куча шевельнулась, оттуда, ругаясь сквозь зубы, выполз Суслик. Куртка на нем тлела, он охлопал ее ладонями. Раскидал обломки. Отвалил кусок оконной рамы, присвистнул, обернулся измазанным кровью лицом к Петрову:
– Сюда ползи.
Гена увидел Ксению, ее лохматую голову, присыпанную пестрым мусором, спину. Она лежала ничком. Из спины торчал узкий треугольный плавник – осколок стекла. Ксения стала похожа на рыбу, на акулу, плывущую ниже уровня реальности, и только треугольник плавника показывал, что она здесь. Петрову захотелось заорать, позвать ее, как там на берегу, но он чувствовал: это невозможно. Можно было только шептать: «Ксения, Ксения…» – несмело прикасаясь пальцами, так чтобы не задеть темное пятно, быстро расползающееся вокруг зловещего плавника.
Суслик подсунул ладонь ей под шею, замер, покачал головой, обтер окровавленные пальцы о штаны:
– Каюк. Надо двигаться. Как бы муравьи шахту не захватили.
Гена покачал головой. Он никуда отсюда не уйдет. Он не может бросить ее вот так запросто, как бросили Бо посреди улицы.
– Ладно, – Суслик сунул ему в руки бластер, – если встречу врача, пришлю, хотя… – махнув рукой: бессмысленно, мол.
Бой ушел куда-то в сторону. Крики, потрескивание выстрелов, буханье взрывов – все звучало приглушенно. Или Петров просто оглох? Оглох от горя, от невозможности принять эту потерю: Ксения умерла. Ксения умерла, и виноват в этом был только он. Не так и не увиденные муравьи, не картонный злодей Папа Сью, нет – только он. Он притащил ее сюда, на эту долбанную планету, в этот внезапный ад. Притащил просто из щенячьего любопытства, подростковой жажды запретных плодов. Он стоял на коленях над мертвым телом своей единственной и последней любви, раскачивался, обхватив руками голову и выл: хрипло и бессмысленно, по-собачьи. Как пес, потерявший хозяина, он отказывался от своей жизни. Она была не нужна ему. Все то, что еще вчера казалось таким важным: его работа, его исследования, его научный поиск – все, что по-настоящему составляло его жизнь, мгновенно превратилось в труху, в мусор. Вся его жизнь стала лишь кучкой сора в тот момент, когда умерла Ксения.
Он неотрывно смотрел на торчавший из ее спины плавник. Глаза разъедало дымом, слезами, и ему казалось, что тот трепещет, и Ксения, не двигаясь с места в этом мире, все же уплывает от него. Плавник трепыхнулся. Не показалось? Пополз вверх, словно выталкиваемый. Петров протянул руку, коснулся холодного стекла, и треугольник выпал, мелькнув измазанным кровью краем.
Ксения покачиваясь, поднялась на четвереньки, тряхнула головой. Гена рухнул рядом, заглянул в ее глаза. Они были незрячими, мутными, как болото, затянутое тиной. Но тут же стали светлеть, наливаться изумрудным огнем. В них отразилось узнавание. Облизнула серые губы:
– Надо идти, – еле слышно прошелестел голос.
– Куда? – только и нашелся спросить, он все никак не мог осознать ее воскрешения.
– Если муравьи доберутся до Джо… Если сунутся внутрь, он запустит протокол самоликвидации. Надо успеть…
– Но ты же… – хотел сказать: «Была мертва», но язык не повернулся.
– У меня ускоренная регенерация, – прохрипела в ответ.
Ксения попыталась подняться, и он подхватил ее, подставил плечо, она навалилась тяжестью. И это было счастьем: живая. С хромающей на обе ноги, отяжелевшей женщиной на плече и бьющим по боку бластером, он бы добрался до Джо, наверно, лишь к вечеру. Но через квартал им попалась машина, такая же, как была у Бо, а может, та же самая: железная открытая колымага, как и все кругом покрытая бурой пылью. Но Петров не мог понять, как заставить допотопный механизм двигаться: панели управления не было, небольшой круглый циферблат с обвисшей стрелкой не включался, сколько он по нему не хлопал, рычажки, торчащие возле штурвального колеса, тоже толку не давали. Ксения, сидевшая рядом, подтолкнула его локтем:
– Давай я.
Он выскочил, обежал машину и сел на ее место, зажав длинный бластер между колен. Ксения что-то где-то повернула, он не успел заметить, колымага зафырчала, затряслась и рванула с места. Улицы кидались навстречу, машина подпрыгивала на кочках, Петров надеялся, что это именно кочки – не тела погибших. Ксения гнала в сторону стены. «Как мы выскочим из Кремля? Ворота же заперты», – Петров подпрыгивал на жестком сидении, поминутно ловя пытавшийся выпасть на ухабе бластер. И мысли у него в мозгу тоже подскакивали и путались: «Ускоренная регенерация… Но Суслик же щупал пульс, сказал: «Каюк». Ошибся? Быстрый обмен веществ, быстрая регенерация… Кто ты, Ксения? Какими коктейлями тебя потчевали? Вот бы взглянуть на твой геном, – и тут ж в перебивку, – если не успеем, если Джо… Остаться навсегда здесь, посреди войны… Надолго ли хватит этого «навсегда»? Прилетит ли сюда еще кто-то?»
Сзади загудело – Ксения прижала машину к домам, и их обогнал большой открытый транспорт, полный вооруженных людей. Машины проскочили сквозь разверстые ворота, набитый бойцами транспорт ушел влево, а Ксения рванула прямо, в сторону космодрома.
* * *
– Джо, взлетаем! Домой! – они устроились в креслах корабельной рубки.
Едва грузовик ушел в гиперпространство, Ксения умчалась на кухню. Гена прямо видел: вот она торопливо пихает пакеты сублимированного мяса в жерло агрегата, вот выхватывает сочные, истекающие горячей кровью стейки, отчекрыживает ножом огромные куски, сует в рот. Его замутило. Надо отстегнуться, пойти в каюту, встать под душ – смыть с себя грязь внезапной войны. Но он сидел, катал в голове тяжелые камни сомнений: «Какие генные мутации могли привести к такому поразительному результату? Ее тело просто вытолкнуло этот кусок стекла и зарастило рану. Надо обязательно провести скрининг. Вот вернемся на Землю… Вдруг, то, что я найду в ее ДНК, позволит перестать, наконец, топтаться на месте. Столкнет нас с мертвой точки – и мы превратим этот ускользающий, как угорь, ген летальности в ген бессмертия. Если даже такое изменение случайно… Случайно? Фактор случайности?
Может, у нас в руках было что-то подобное, а мы, идиоты, выплеснули? Или хитрая жестянка намекала именно на Ксению? Джо, кто же она такая, моя нежная Ксения?»
– Я не обсуждаю такие вопросы с пассажирами, – буркнул Джо.
«Кажется, я спросил вслух. Да ладно, не извиняться же перед этим утюгом. Пойду лучше обниму мою девочку, я же, дурак, до сих пор этого не сделал. И пожру заодно, а то уже тошнит с голодухи», – он отстегнулся и побежал на кухню, радостно вопя:
– Ты там не все слопала, обжора? Оставь мне пару кусочков!
Три недели полета.
– Как называется твоя планета? – они лежали, обнявшись в узкой корабельной койке, едва слышно гудел кондиционер.
Гена уткнувшись носом в медные пружинки волос подруги, рукой поглаживал ее обнаженную спину. Шрам еще прощупывался: тонкая ниточка вдоль позвоночника. Скоро и следа не останется. Пора уже забыть. Но когда он засыпал, нет-нет да и всплывало перед ним тело Ксении, лежащее ничком в развороченных внутренностях чужого дома, режущее жутким плавником реальность на два шмата: жизнь и смерть. Тогда он начинал ворочаться и стонать, и Ксения обнимала его своими горячими руками, шептала в ухо что-то на незнакомом языке. Он не понимал, но слова, по-птичьи легкие, успокаивали, отправляли лодку его сна в спокойные воды.
Вот и сейчас, прижимая к себе ее горячее тело, он чувствовал покой.
– Она называется КТНА-1с, или Тланч-Атуа-Леле, или… – Ксения высвистела короткую мелодичную фразу.
– Почему столько названий? – сонно спросил Гена.
– Ну индекс ей дали люди, а названия – аборигены.
Сон отпрянул, Петров привстал на локте:
– Погоди, погоди, какие аборигены? Ты хочешь сказать, она обитаема? Этого не может быть. Если бы мы нашли обитаемую планету – это было бы сенсацией, визоры трубили бы с утра до вечера. Это ж цивилизационный поворот! Ты смеешься надо мной, – он почувствовал досаду, – ты и твоя жестянка вечно прикалываетесь надо мной. Ксения притянула его к себе, поцеловала в губы:
– Я не прикалываюсь. Это правда. На планете живут две расы. Они постоянно воюют. И скоро довоюются до полного взаимоистребления.
Петров уселся на койке:
– Джо, ты тут, жестяной вуайерист?
– Нет, я ушел в кино, – тут же откликнулся корабль.
– Джо, открой Атлас фронира и найди КТНА-1с.
– Не буду.
К необязательности и возражениям грузовика Гена уже привык, но все же спросил, почему, собственно, Джо отказывается. И тот ответил, что незачем, такой планеты там не найти.
– Ну, что я говорил?! Дурите меня. Вот обижусь и уйду спать на камбуз.
Джо хохотнул, даже это у него получалось почти по-человечески:
– Не дурим. Планеты нет в Атласе. Но она есть.
Объяснение Джо выглядело фантастично, как в романах. На планете жили две расы, воевавшие друг с другом с самого момента осознания себя. Поэтому в техническом плане они не продвинулись дальше копья с бронзовым наконечником. Зато владели им, а еще мечом, палицей, боевым серпом и другой мачистской атрибутикой виртуозно. Раса темнокожих голубоглазых атлетов называла свой мир Тланч-Атуа-Леле, что значило Страна настоящих людей. Поклонялись они крылатой богине, призванной хранить их мир от всяких там. Вторая раса, та, которую первая за настоящих людей не считала, состояла из коренастых крепышей с кожей красной, как закатное солнце. Название планеты на их мелодично-свистящем языке Петрову повторить не удалось. Поклонялись они такой же даме с крыльями, но требовали от нее защиты исключительно своих интересов. Гена так и не понял, то ли две местечковые валькирии вынуждены были постоянно драться между собой, то ли богиня была все же одна, но страдала комплексом нетерпимости к самой себе.
Еще более странно выглядело отсутствие планеты в Атласе. Джо утверждал, что Альянс Большой Земли имеет закрытый список подобных планет. Планет, где есть разумная жизнь, но она висит на волоске и скоро в силу тех или иных причин прервется. Альянс просто ждет, когда количество разумных упадет ниже критической массы, когда местная цивилизация загнется, а остатки населения попросту вымрут или деградируют до полуживотного состояния. И вот тогда планета «откроют», и человечество с энтузиазмом будет обкатывать ее под себя.
Выглядело гнусно.
Не протянуть руку помощи, а сидеть и дожидаться, пока место освободится. А потом попросту заграбастать. «Человеку нужны человеки, нам бы границы Большой Земли растянуть пошире. Землянам нужно земное», – теперь в этих словах обнаружился второй смысл. Неожиданный. Мерзкий. Но он же не обязан верить дальнобойному утюгу. Нет, конечно, никто не ждет пока эти, как их, тланч-атуа-лелельцы и вторые, краснокожие свистуны, перебьют друг друга. Просто изучают, не вмешиваясь. Поэтому и в закрытом списке. Джо может говорить, что угодно, спорить с жестянкой не пристало.
Тланч-Атуа-Леле
Джо опустился на круглую площадку, плешь в зеленой шевелюре леса, набитого живностью под завязку, полного суматошной возни в ветвях, топота и сопения прямо за спиной, истеричных воплей над головой. Пока они с Ксенией шли, Петрову было не по себе: прямо посредине мозга вспыхивала яркими сполохами табличка: «Смертельно опасно!» Хотелось, не смотря на жару, укутаться поплотнее и лучше с головой. А Ксения спокойно шагала впереди – открытые босоножки, короткая юбка, топик с тонкими лямочками – пляжный вид, вовсе не подходящий к джунглям, кишащим… Чем или кем кишащим, Петров старался не думать.
Вышли к следующей плешке. На ней возвышалась башня. Ну как башня, это были поставленные друг на друга самораспаковывающиеся дачные домики. Небольшие, каждый на одну комнатку, кухню и удобства, два окошечка, одно крылечко. Шесть домиков – шесть аккуратно висевших друг над другом крылечек.
