скачать книгу бесплатно
– Нет-нет, ты же не знаешь кому сколько.
Потом как будто спохватились, переглянулись и как-то странно посмотрели на Иринку. Нельзя сказать, что ее выгоняли, но под их взглядами она почувствовала себя лишней.
– Ну ладно, не буду вам мешать.
В комнате кружок из трех парней и одной девушки – Витя, Денис, Стас и Викуся, если Иринка ничего не напутала – обсуждали такое, что Иринка сразу же забыла и таблетки на кухонном столе, и мрачного Вечера, и даже завораживающий высверк искр в Славиковых глазах.
Говорили о красоте ухода из жизни. О том, как лучше обставить собственную смерть.
– …Когда человек впадает в депрессию, – спокойно объяснял Денис, – и, не зная, как выбраться из нее, доходит до суицида – это нелепо, да и просто глупо. А вот когда он решает уйти из этого мира осознанно, то разом становится выше других людей, которые цепляются за жизнь, берегут ее. Такой человек способен на многое, он может рисковать собой сколь угодно долго: ему нечего терять, он ходит по краю. И если уж он все-таки хочет довести до конца, что задумал, то обязательно обставит дело по высшему разряду. Девушки сделают великолепную прическу, накрасятся, выберут свой самый лучший наряд, парни – наоборот оденутся посвободней, в потертые, но удобные джинсы, рубашку с расстегнутым воротом. И обязательно окружат себя дорогими для последних минут жизни вещами – фанатский шарф с логотипом футбольного клуба, бейсболку команды Формула 1… ну, понятно, да? Последняя сигарета непременно должна быть самой лучшей и дорогой. Легкое вино, в плеере – любимая музыка…
Иринка слушала, стараясь не пропустить ни слова: в отличие от всех остальных, которые явно уже не раз обсуждали подобные темы, для нее идеи Дениса звучали как откровение.
– …вот тогда суицид превращается в произведение искусства, и совсем не будет выглядеть попыткой обиженного на весь мир человека послать всех к черту, как это часто пытаются представить в книгах…
Но тут в замке заскрежетали ключи – вернулся Учитель. Иринка недовольно покачала головой: на самом интересном месте! Говорить с ним о своих проблемах ей сейчас не хотелось совершенно.
Удивительно, но Игорь понял это почти сразу:
– Вижу, что ты пока еще не готова. Ну, решение ты должна принять сама, иначе моя помощь вряд ли окажется действенной. Тебе понравилось у нас?
– Не знаю, – честно ответила Иринка. – Но было интересно.
– Тогда приходи еще, в любое время.
Или он просто устал и рад был поскорее от нее избавиться?
По дороге домой она зашла в ночной супермаркет и, сняв с карточки последние оставшиеся со стипендии копейки, купила бутылку коллекционного красного вина.
Мать уже спала, так что удалось проскользнуть к себе в комнату без скандала. А потом Иринка всю ночь проворочалась с боку на бок. Заснуть удалось только под утро.
Но едва начался первый сон – что-то сумбурное и малопонятное, как дверь комнаты затряслась от сильных ударов. Мама, похоже, лупила по ней кулаком и ногами и не переставая материлась.
– Ты куда вчера ходила на ночь глядя, <…>!! Опять шлялась по своим <…>рям! Ну как, натрахалась?! Приготовила мне нового ублюдка?!
Отвечать смысла не было, Иринка закрыла уши руками и попыталась не слушать.
Ну его к черту, такое утро!! Лучше бы оно и не начиналось.
Мама ругалась без остановки минут тридцать, а потом, собираясь на работу, то и дело подходила к комнате дочери, чтобы вывалить очередную порцию сквернословия. Когда всё стихло и квартира опустела, Иринка сразу же пошла в ванную. Пустила теплую воду, высыпала пригоршню любимой пены с запахом роз. Открыла вино, плеснула немного в большой фужер темного стекла из праздничного сервиза.
Ванна постепенно наполнялась.
Девушка принесла из своей комнаты дорогущий косметический набор – подарок на прошлый день рождения. Она редко им пользовалась, берегла для самых торжественных случаев. Села перед зеркалом и аккуратно, без вызова, накрасилась. Наверное, она еще никогда в жизни так не старалась.
Вода дошла уже до половины.
Иринка сходила на кухню, покопалась в сушилке, выбирая нож поменьше и поострее. Ничего подходящего не нашлось, и тогда она вспомнила, что несколько месяцев назад видела у матери в аптечке небольшой скальпель.
– Савва, ты?
– Командир? – Сонный голос Корнякова мгновенно окреп. Что-что, а мгновенно просыпаться он умел. Служба научила. – Доброе утро. Что случилось?
– Мне только что звонил Даниил, сказал, что стоит у подъезда одной из девочек Елагина. Он ее вчера до дома проследил. Утверждает, что чувствует беду. Я понимаю, как это звучит… да что я тебе объясняю! В общем, по мнению Дани, она прямо сейчас собирается вскрыть себе вены.
– Твою мать!
– Ругаться после будем. Сейчас – лети туда, и постарайтесь вдвоем ее остановить.
– Как? Она двум мужикам дверь, небось, не откроет.
– На месте разберешься. По телефону уговорите или дверь выбейте.
– Участкового придется звать. Надо звонить в отделение, подтвердить полномочия, иначе пошлют.
– Знаю, но звонить не буду. Что я им скажу? Толком ничего не соврешь, а правду вообще говорить противопоказано. И наверх обращаться сейчас не стоит: не хочу, чтобы всё опять началось – сейчас нам не до Даниных чудес. Когда со всем разберемся, тогда и подумаем, как быть и что делать. Отец Адриан в курсе, но всё остальное – под мою ответственность. Скорую я вызвал. Вопросы?
– Всё ясно, командир. Через пять минут выезжаю. Диктуй адрес.
Когда ванна набралась, Иринка завернула кран, расправила рукава воздушного выпускного платья – и, не раздеваясь, полезла в воду. Белоснежная кисея вздулась и поплыла, мешаясь с пеной.
Тепло окружало со всех сторон, а белое марево колыхалось вокруг. Иринке казалось, что она сидит на облаках.
Где-то далеко, в коридоре зазвонил телефон. Долго, требовательно, настойчиво. Дал звонков двадцать, замолчал и снова разразился звонкой трелью.
«Анжела, наверное. Волнуется, куда я пропала», – подумала Иринка и надела наушники, отрезав телефонный призыв навсегда.
В плеере уже стоял диск любимых песен, подобранный и записанный самолично полгода назад. Спокойно и вдумчиво она составила программу – только лучшие из лучших.
Их оказалось восемнадцать. На сорок семь минут. Должно хватить, судя по всему.
Иринка нажала на «старт» и положила плеер на край ванной. Пригубила вино.
В наушниках проснулись до боли знакомые аккорды, от которых в душе всегда наступала весна.
Иринка протянула руку, взяла с полочки скальпель и, зажмурившись, с силой полоснула себя по венам.
Телефон на столе пронзительно звенел. Она не слышала.
Кровь брызнула вниз, на белое – на платье и на пену. Облака спустились на землю и превратились в сливочное мороженое с малиновым сиропом.
Сначала было немного больно. Но потом, когда Иринка опустила руки, теплая вода, слегка колыхаясь, уняла неприятную ноющую резь в запястье, музыка набирала силу, окружала, отрезала от мира, убаюкивала.
Телефон звонил.
Иринка улыбалась и тихо покачивала головой в такт музыке. Всё медленнее и медленнее с каждой новой песней.
Мир начал меркнуть. Когда темная пелена почти полностью вытеснила и музыку, и тепло, и даже малиновый сироп, ровным слоем покрывший мороженое, в прихожей под мощным ударом Саввиного плеча рухнула дверь. Иринка уже ничего не видела и не слышала и потому не испугалась, когда на пороге ванной появился тот самый бледный парень из подъезда на Грайворонском.
Он на мгновение замер, потом прыгнул вперед, опустился на колени и, не обращая внимания на кровь, цепко сжал руками распоротое запястье девушки. Крикнул изо всех сил:
– Савва! Встречай скорую!
Зима. Пробный камень
В кабинете Чернышова сидел протоиерей Адриан. Подтолкнув вперед Даниила, Корняков едва успел переступить порог, как их засыпали вопросами:
– Ну? Что с девочкой?
– Всё в порядке?
– Милостью Божией, – отозвался инок. – Мы успели.
Савва кивнул:
– Да, в последний момент успели, по венам она себя таки полоснула. Увезли на скорой. Крови потеряла изрядно, конечно, но ничего. В больницу нас с ней не пустили, но доктор обещал, что завтра можно навестить. Если будут какие осложнения – позвонит.
– Господи, Слава Тебе, – перекрестился отец Адриан. – Спасибо, что не дал пропасть заблудшей душе.
Савва знаком отозвал Чернышова в сторону.
– Понимаешь, она дверь не открывала и к телефону не подходила, пришлось ломать. Что делать будем? Как бы чего не вынесли.
– Печать поставил?
– Ну да. Сразу, как врачи уехали.
– Тогда не мучайся. Пост номер один я к этой двери обеспечу, – улыбнулся Артем, хлопнув Корнякова по плечу. – А вы молодцы. Хоть и поздно, а всё равно молодцы. Девочку спасли. Как ее зовут хоть?
– Ирина.
– Надо будет с ней пообщаться, когда врачи разрешат. Вместе поедем: вы с Даней тоже – спасители, как никак.
Артем усадил Савву в кресло, подошел к окну, молча постоял, разглядывая пустой внутренний двор.
– Хорошо, что вся группа здесь. И вы, отец Адриан. У нас набрался кое-какой материал: факты, версии, соображения. И хотя мы пока еще ничего не можем Елагину предъявить, сегодняшний случай многое подтверждает. Вчера вечером я ездил в институт Сеченова. Там лежит парень, некто Вячеслав Тропинин, бывший пациент Приюта. Елагин выпустил парня в мир, когда счел, что теперь всё должно быть нормально. Вячко – так он себя называет – держался два месяца, потом снова попытался вены вскрыть. Сейчас лечится. Он мне рассказал много интересного. Похоже, что Елагин на самом деле верит в магию своего голоса, в придуманную им схему реабилитации. И на некоторых подопечных это, возможно, производит впечатление, а сам он выглядит всезнающим гуру, его слушают, открыв рты, и стараются следовать всем рекомендациям. Но таких, по рассказам Вячеслава, не так и много. Другим всё равно, а некоторые ушли уже слишком далеко, и вернуть их может только профессионал и только после десятка тяжелейших сеансов. Конечно, двух-трех коротеньких бесед на кухне тет-а тет с Елагиным им никак не хватает. Остальные же, ассоциалы по большому счету, давным-давно махнувшие рукой на этот мир, для которых авторитетов не осталось в принципе, слушают нравоучения Елагина безо всякого пиетета. Если Тропинин не ошибается.
Савва поморщился:
– Типа, давай-давай, дядя Игорь, всё хорошо и правильно, плакать хочется и волосы на себе рвать от того, какие мы неразумные, но когда уже ты свернешь свою бодягу и начнешь водку раздавать?
– Примерно. А Елагину казалось, что стоит ему продекламировать в общем кругу страстный призыв «жить хорошо, хорошо жить еще лучше, а то, о чем вы всё время думаете, – страшный грех», как подопечные немедленно проникнутся и перестанут смотреть с вожделением в сторону окна или на случайно забытые на столе ножницы. Тропинин говорит, что, конечно, почти все какое-то время верили в слова Учителя. Сутки, двое, неделю. Но проходило время, Елагин оставлял пациентов одних, и всё начиналось снова. Возвращалась глухая, тоскливая депрессия, падала сверху, придавив неимоверной тяжестью, и больше не хотелось ничего. Даже жить. Если бы рядом оказался психолог или просто сильная личность – всё могло кончиться хорошо. Но гуру ушел, а квартира заперта снаружи: выйти и поговорить хотя бы с кем-нибудь вменяемым невозможно. Свои же только отмахиваются или бурчат с тяжелейшего похмелья нечто невразумительное.
– Самое главное, – сказал отец Адриан, – что должен воспитать в себе духовник, который почти ничем не отличается от психотерапевта, – чувство ответственности.
– А особенно, – отозвался Чернышов, – недоучившийся психолог, который взвалил на себя чужие судьбы, не задумываясь о последствиях.
Минутное молчание неожиданно нарушил Савва:
– Я слышал, что в этом как раз и состоит разница между профессиональным психологом и любителем.
Чернышов кашлянул, постаравшись скрыть улыбку. Даниил смотрел на Корнякова с недоумением. Потом тоже улыбнулся. Лишь протоиерей Адриан остался серьезным, хотя и у него в глазах плясали смешинки.
– Что вы смеетесь?! У Аурики подруга есть, Людмила. Она в свое время на психологический готовилась поступать, кучу книжек перелопатила. Такое расскажет иногда!
– И в чем же состоит твоя разница?
– Профессионал никогда не позволит себе сойтись с пациентом слишком близко, каким бы симпатичным тот не казался. Во первых, чтобы не сгореть, впустив в себя чужую боль, не вычерпать дотла все возможные резервы. Ему ведь еще и других лечить надо. А во вторых… – Савва немного помялся. – Я постараюсь своими словами, потому что дословно не помню, как там Людмила рассказывала. Если чего не понятно… В общем, так: человек с неуравновешенной психикой ни в коем случае не должен считать своего врача истиной в последней инстанции. Или – что еще хуже – единственным «понимающим человеком». Ведь может получиться, что в момент обострения депрессии психотерапевт окажется недоступен, занят или в отпуске. Или просто устал и не способен работать. А не получив привычной дозы успокаивающих слов и заверений, больной вполне может шагнуть в окно или наглотаться таблеток. Насколько я понимаю, у Елагина нечто подобное и происходило.
Чернышов кивнул:
– Да, я тоже что-то такое читал. Психоаналитик для некоторых сродни наркотику – лиши человека дозы, и начнется ломка. С непредсказуемыми последствиями. В Штатах опытные врачи искусственно создают очереди к себе на прием: людей записывают на недели, а то и на месяцы вперед, зачастую даже в ущерб бизнесу. Лишь бы не допустить такой же ситуации, как у Елагина. Не сажать пациентов на иглу всегда доступного сочувствия.
– Ага, – сказал Савва, – а пациент в это время вены режет.
– Ты невнимательно слушал, Сав. Психоаналитики, не психиатры. Они с относительно нормальными людьми дело имеют, разве что с небольшими отклонениями – детские комплексы всякие, фобии, неврозы. Братья в темном чулане закрыли на ночь, отец бил по пьяни или с девочками не очень получалось. А у Елагина совсем другие кадры были. Таких водкой и эйфорином не вылечишь. Не знаю, на что он надеялся.
– Может, ввязался по дури, а потом просто боялся самому себе признаться, что ничего не вышло?
– Может. – Артем вздохнул. – Только его боязнь стоила жизни куче народу.
Савва зло выругался.
– Интересно, как он спит по ночам? Совесть не мучает?
– А почему ты решил, она должна его мучить? Елагин не считает погибших ребят своей ошибкой. Совсем наоборот. Он записал себе в актив тех, кто выжил. И считает их своей победой.
– Совесть не обманешь! Если она у него есть, конечно.
– Вот ты у него и спросишь, когда придет время показания снимать.
Даниил, за весь разговор не проронивший ни слова, встрепенулся и тихо промолвил:
– Пусть Елагин смог успокоить или уговорить свою совесть. Пусть. Но способен ли он уговорить Господа?
Савва протянул командиру несколько распечаток.
– Совсем из головы вылетело: ОБНОН прислал новый доклад по Елагину. Хотел сразу сказать, а тут у тебя отец Адриан… Психолог наш раздухарился – целый ворох таблеток заказал. То ли гостей в Приюте ждет, то ли для себя.
– Ну, себя он точно травить не будет. Думаю, Суицид. нет приносит свои плоды, и Елагин набрал новых пациентов. Только не реальных, а виртуальных. Странная штука этот сайт, Сав. Очень странная. Я тут по старой дружбе попросил ребят из подразделения «Д» глянуть на него одним глазком. Так они говорят: взломать или удалить его несложно – технически сайт сделан не сказать, чтобы очень профессионально. Но визуальная часть: цветовая гамма, расположение кнопок, слоганы – всё подобрано весьма тщательно. Крутой спец делал, явно не мальчик с улицы.
– Так Елагин, наверное, сам и делал. Он же у нас, – Корняков ухмыльнулся, – психотерапе-евт.
– Трехмесячных курсов не хватит, чтобы с первого раза – и в яблочко. И что у Елагина случайно так получилось, само собой, мне тоже не очень верится. Парни утверждают: сайт разрабатывал или, по меньшей мере, консультировал уникальный человек. Профи по психологии толпы и одновременно – знаток подросткового суицида. Сделано мастерски.
– Так их, небось, единицы – каждый известен. Опросить всех и дело с концом.
Артем улыбнулся.
