скачать книгу бесплатно
– Теперь понимаю, да.
– Я всегда понимал, чего от меня ждут, и всегда исполнял свой долг так хорошо, как только мог – но я никогда не любил власть. И никогда по-настоящему не желал ее.
– Ну а теперь ты доволен, да? Рестораны, благотворительная деятельность, которой ты занимаешься вместе с Оливией и мистером Хэммондом?
Николас отвечает не сразу, а когда говорит, его голос звучит задумчиво.
– Я не просто доволен. Я счастлив. До смешного счастлив. Я даже не мечтал, что такое возможно – быть счастливым каждый день.
– Вот и хорошо, – заявляет бабушка.
– Но есть кое-что, – добавляет Николас. – Небольшое пятнышко на солнце, – его слова тихие, колючие, словно до этого долго теснились в горле и все никак не могли вырваться. – Я знаю, что разочаровал вас. Я никогда этого не хотел, и все же так получилось. Не предупредил вас, не обсудил с вами. Бросил вызов своей королеве, а ведь вы вырастили меня, чтобы я мог добиться большего. Я прошу прощения. Мне очень жаль.
Стук хрусталя по дереву – королева отставляет бокал на тумбочку.
– Слушай меня внимательно, Николас, потому что я скажу это только один раз. Ты ни разу не разочаровал меня.
– Но ведь…
– Я вырастила тебя лидером. Ты взвесил ситуацию, оценил варианты и сделал свой выбор. Ты не отступил, не ждал разрешения. Ты действовал. Это… да, именно так поступают настоящие лидеры.
Он отвечает с легкостью, с облегчением:
– Хорошо.
Еще одна пауза, на этот раз спокойная. Кажется, мой брат потягивает свой шерри, а потом говорит:
– Кстати о выращивании лидеров…
– Да-а, – королева вздыхает. – Можем обсудить этого пьянчугу, спящего у себя, – она усмехается. – Он, как там это говорят у вас в Штатах… тот еще фрукт.
– Это точно.
Я поворачиваюсь, прижимаясь спиной к стене и сползая на пол. Не то чтобы я не привык, что все меня обсуждают – черт возьми, мои достоинства и недостатки порой обсуждают прямо в моем присутствии. Но это… тут все иначе.
Хуже.
– Помните тот праздничный школьный спектакль, в котором участвовал Генри? Последнее Рождество с мамой и папой… и у него была главная роль. Скрудж, – Николас смеется.
– Смутно припоминаю. Я ведь не была на спектакле.
– Я тоже. Но папа рассказывал. Они волновались, что, если я тоже пойду на спектакль, пресса, учителя Генри и одноклассники будут крутиться вокруг меня, и Генри потеряется. И они были правы, – стул скрипит, когда брат меняет положение. – Генри всю жизнь провел в моей тени. Теперь он на передовой, в центре внимания, прямо в ослепительном свете прожектора. Конечно же, он немного щурится. Ему нужно немного времени, привыкнуть.
– У него нет этого времени.
– Вы же не собираетесь умирать в ближайшее время? – шутит Николас.
– Конечно же нет. Но мы оба знаем, случается всякое. Он должен быть готов. Ты не понимаешь, Николас.
– Я прекрасно понимаю. Возможно, я – единственный, кто понимает.
– Нет, не понимаешь. Тебя готовили к тому, чтобы занять трон, с тех пор, как ты только начал ходить. Вокруг тебя происходила тысяча вещей, которых ты даже не понимал и не замечал. То, как к тебе обращались другие, то, как с тобой беседовали, чему тебя обучали и как. Генри за целую жизнь этого не наверстать.
– Это ему никогда не удастся, если вы сломаете его, – резко возражает Николас. – Если целой тысячей вещей вы будете подкреплять у него чувство, что что бы он ни делал – никогда не будет достаточно. Что он ничего не сумеет сделать правильно.
Некоторое время царит тишина, а потом бабушка тихо спрашивает:
– Знаешь, что самое худшее в старении?
– Эректильная дисфункция? – сухо уточняет брат.
– О, об этом можешь не беспокоиться, – очень сухо отвечает бабушка. – Это генетика, а твой дед был могуч, как жеребец, до самой смерти.
Я пытаюсь не ухмыляться. Как говорят американцы, полезешь к быку – напорешься на рога.
– Понятно, – брат улыбается. – Шерри больше не подливаю.
– Самое худшее в старении, – продолжает бабушка, – это знать, что скоро тебе придется покинуть тех, кого ты так любишь, и им придется справляться без тебя. И если они не будут готовы… если будут уязвимы… это ужасные перспективы.
Наступившую тишину нарушает только треск огня.
А потом королева решительно заявляет:
– Они сожрут Генри заживо. Если он будет вести себя так же, как сейчас, то потерпит сокрушительное поражение.
Моя грудь сжимается так тесно, что, кажется, кости вот-вот треснут.
– Этого не будет.
– Откуда тебе знать, – резко отвечает она.
– О, я прекрасно знаю! Иначе бы не отказался от трона.
– Что?
– Не поймите меня неправильно – я бы не женился ни на ком, кроме Оливии, даже если бы пришлось ждать всю жизнь, пока не будут изменены законы. Но я бы не отказался от трона, если бы не знал: Генри будет не просто хорошим королем. Он будет лучшим королем, чем когда-либо мог бы стать я.
На мгновение у меня перехватывает дыхание. Не могу дышать. Я в таком шоке от слов брата, словно из легких выбили воздух. Бабушка тоже, судя по ее шепоту.
– Ты в самом деле в это веришь?
– Всем сердцем. И, признаюсь, меня печалит, что не верите вы.
– Не сказать, чтобы Генри показывал себя с лучшей стороны, – прямо замечает она.
– Ему просто не представлялся такой случай, – настаивает брат. – От него этого просто не требовалось… никогда, за всю жизнь. До этих самых пор. Он не просто покажет себя с лучшей стороны – он с блеском примет любой вызов. И победит.
Голос королевы звучит приглушенно, словно в молитве:
– Я очень хочу в это верить. Больше, чем я могу выразить словами. Поделись со мной своей верой, Николас. Почему ты так уверен?
Его голос звучит чуть хрипло, полный чувств:
– Потому что… потому что он совсем как мама.
Я зажмуриваюсь, когда смысл этих слов достигает меня. В глазах защипало. Большей похвалы для меня просто быть не может.
Но господи, да посмотрите на меня… я так далек от этого сравнения.
– Да, он такой же, как мама, в точности. Она всегда знала, что нужно человеку, будь то сила или мудрый совет, доброта, утешение или радость – и дарила это без всяких усилий. Вот почему людей так к ней тянуло… на вечеринках, стоило ей войти в зал, все буквально сдвигалось. Все хотели быть ближе к ней. В ней был свет. Особый талант, дар – неважно, как это называется. Важно только, что это есть и у Генри. Он не видит этого в себе, а я вижу. Всегда видел.
Несколько мгновений царит тишина, и я представляю, как Николас наклоняется ближе к королеве.
– За мной люди пошли бы потому же, почему шли за отцом и идут за вами… потому что мы надежные, твердые. Они доверяют нашим суждениям, знают, что мы никогда их не подведем. Но за Генри они последуют из любви. В нем они увидят своего сына, брата, лучшего друга, и даже если сейчас он напортачит, они останутся рядом, потому что хотят, чтобы он добился успеха. Меня бы уважали, мной бы восхищались, но бабушка… Генри будут любить. С тех пор, как Оливия вошла в мою жизнь, я понял одну важную вещь: сильнее, чем рассуждения или долг, чем честь или традиция, – любовь.
Какое-то время не слышно ни звука, только треск поленьев и тихое звяканье бокалов. Королева размышляет, оценивает все, прежде чем сделать следующий мудрый шаг. Она всегда так поступает – как настоящий лидер.
Я наблюдал достаточно все эти годы, чтобы понимать это. И я довольно трезво оцениваю себя самого, чтобы понимать – сам я никогда так не поступал.
Королева тяжело вздыхает.
– Ничего из того, что я предпринимала, не улучшило ситуацию. Что ты посоветуешь, Николас?
– Ему нужно пространство, чтобы… акклиматизироваться. Немного времени побыть не в центре внимания, чтобы осмыслить масштабы своей новой жизни и новых обязанностей. Чтобы научиться тому, что он должен знать и уметь, но научиться по-своему. Чтобы он принял это, как свое.
– Пространство, – королева постукивает пальцами по столу. – Хорошо. Если мальчику нужно пространство – оно у него будет.
Не уверен, что мне это будет по душе.
* * *
Спустя две недели я понял – да, совершенно точно не по душе.
Замок Анторп.
Она отправила меня в чертов замок Анторп.
Это не просто у черта на рогах – это у черта в самой заднице. На берегу, на острых скалах, по одну сторону – ледяной океан, по другую – лес, а ближайшее подобие городка – в часе езды на машине. Это не просто «пространство», это настоящее изгнание.
«Изгнанье? Пожалей! Скажи мне: «смерть»!
Лицо изгнания страшнее смерти
Во много раз. Не говори: «изгнанье!»[10 - Цитата из «Ромео и Джульетты» У. Шекспира, в переводе А. Радловой.]
Ромео, конечно, был тот еще нытик, но сейчас я его прекрасно понимаю.
Я сижу в центре массивной кровати со столбиками, перебирая струны гитары под ритм волн, бьющихся о берег. Прохладно, но в камине ярко горит огонь. Пальцы уверенно подбирают мелодию Hallelujah Леонарда Коэна. Успокаивающая песня. Депрессивная, грустная, но успокаивающая своими простыми повторами.
Раздосадованный сам собой, откладываю гитару и сую руки в рукава халата. Некоторое время брожу по замку, здороваясь с жутковатыми пустыми доспехами, стоящими в конце каждого коридора. Мне бы не мешало отдохнуть, но я не хочу даже пытаться уснуть.
Потому что те сны вернулись. Кошмары.
Эти кошмары были безжалостны в первое время, когда меня только демобилизовали – напоминания о нападении, в результате которого погиб целый отряд солдат на заставе, сразу после того, как я приехал. Я получил отсрочку после того, как рассказал Николасу и Оливии, что там случилось, и они посоветовали мне обратиться к семьям погибших.
Но в ту же ночь, когда я оказался в замке Анторп, кошмары вернулись, нахлынули с новой силой, закручивая мой разум. И теперь, когда мне снится, как я подползаю к телам, разбросанным вокруг, и переворачиваю их, чтобы проверить, выжил ли хоть кто-нибудь, на меня смотрят не безжизненные лица солдат. Я вижу лица Николаса и Оливии… и бабушки. Я просыпаюсь, задыхаясь, в холодном поту.
Ни черта не весело.
Итак, сегодня вечером я прогуливаюсь по замку.
В конце концов оказываюсь в библиотеке на первом этаже. Падаю в кресло за столом, беру первый лист из папки документов и начинаю перечитывать законы, регулирующие брак наследного принца. По сути, эти законы – список требований к невесте. «Подтвержденное аристократическое происхождение в рамках признанного брачного союза».
Ниже, правда, говорится, что незаконнорожденные дети тоже могут быть признаны аристократами, в крайнем случае. Надо же, какие у нас открытые нравы. «Заверенные документы о гражданстве Весско по праву естественного рождения».
Ну понятно – не клон и не из яйца вылупился.
«Девственность свидетельствуется посредством введения двух пальцев доверенного королевского терапевта во влагалище, чтобы подтвердить целостность тканей девственной плевы».
Что за больной ублюдок такое придумал? И совершенно точно мужчина. Я сомневаюсь, что они изложили бы все настолько же детально, если б закон требовал, например, обследования простаты, обязательного для всех членов Парламента.
– Я заварю чай. Не желаете чашечку?
Поднимаю взгляд и в дверях вижу Фергуса в халате и тапочках, с помятым раздраженным лицом.
– Я не знал, что ты уже проснулся, Фергус.
– Разве можно спать спокойно, когда ты бродишь по коридорам, словно кот в поисках самки?
– Прости.
– Так будете чай или нет?
Откладываю документ обратно в стопку.
– Нет, спасибо.
Он поворачивается, чтобы уйти, и вдруг смотрит на меня через плечо и тихо добавляет:
– С королевой было так же.
– Что – так же?
– Она мало спала. Когда Ее Величество была юной девушкой, то спала по три часа, а потом вставала и была похожа на того гротескного грызуна с большим барабаном.
Он имеет в виду кролика из рекламы «Энерджайзер».
– Я не знал, что и у бабушки так было, – мягко говорю я.
Он ковыляет к книжной полке, проводит пальцем по переплетам книг, потом вытаскивает толстенный том.
