скачать книгу бесплатно
– Пожалуй, есть такая… – чуть погодя сказал он. – Смышленая крошка. Зовут Джули Холланд. Работает у Сэма Хьюарта в «Бридж-кафе». Сид видел ее. Как думаешь, Сид, справится?
Бернстайн пожал плечами. Его морщинистое лицо помрачнело.
– Кто ж ее знает. Эта, пожалуй, может. Только ей придется обуздать свой норов. Характером она маленькая злобная сучка.
Гарри рассмеялся:
– Ма, Сид настроен предвзято. Он ущипнул эту девицу за попку, а она врезала ему по харе. Умора! Я чуть пуп не надорвал. Не слушай ты его. Думаю, она справится. Девица видная и далеко не дура. Хьюарт о ней высокого мнения, а ты знаешь, каким ему приходится быть осторожным.
– В полиции о ней знают? – спросила миссис Френч.
– Ни сном ни духом. Неприятностей она избегает, но мне известно, что она бредит большими деньгами. Она мне рассказала кое-что о себе. Девица амбициозна, и ее достало гнуть спину, чтобы едва скопить несколько фунтов в неделю. Думаю, она достаточно отчаянная, чтобы рискнуть за хорошие деньги.
– Всего мы ей рассказать не можем. Слишком рискованно. А когда сделаем дело, мы должны быть уверены, что она не проболтается. Копы наверняка заподозрят кого-то из персонала и станут на нее давить. Мы должны знать наверняка, что она не заговорит, если дело вдруг примет худой оборот.
Тео подался вперед, и свет упал на его лицо.
– Да пусть приводит свою девицу. Я прослежу, чтобы она не заговорила, – сказал он.
Тео был крепким коротышкой с длинными темными волосами, тонкими сальными прядями, закрывавшими уши и падавшими на воротник. Все его круглое, нездорово бледное лицо расцвечивали прыщи и угревая сыпь. Взгляд зеленых, близко поставленных глаз казался жестоким. На нем был светло-голубой залоснившийся саржевый костюм, мешковатый и бесформенный, а шапка, на которую без слез не взглянешь, каким-то чудом держалась на затылке, напоминая дохлого пушного зверька, вытащенного из сточной канавы. Было в лице Тео что-то устрашающе злобное и враждебное, и все взглянули на него с испугом. В комнате внезапно повисло тревожное напряжение.
– Только без рукоприкладства, – быстро проговорил Бернстайн. – Я не потерплю насилия.
– Да иди ты, – бросил Тео и снова задвинулся в тень.
– Я тоже не потерплю, – резко бросил Гарри. – Уж больно ты любишь поколачивать девчонок, Прыщавый. Смотри, как бы я не навалял – по твоему мерзкому рылу.
– Прекратите! – рявкнула миссис Френч. – Нам нужна девчонка, иначе дело не выгорит. А ты – как, нравишься ей, Гарри?
Гарри усмехнулся:
– Ну, я б не сказал, что она меня прямо ненавидит. Странное дело, но девчонки и впрямь западают на меня. Только не спрашивайте почему. – Он поспешно отодвинул ногу, по которой его пнула Дана. – Само собой, за исключением присутствующих, – добавил он, подмигнув. – Но когда эта крошка смотрит на меня, взгляд у нее становится таким… чувственным. Если это что-то значит.
– Давай поработай с ней, – сказала миссис Френч. – Если правильно за нее возьмешься, болтать она не станет. Тем более если на тебя запала.
– Ты и твои чертовы бабы, – сердито проговорила Дана. – Ты когда-нибудь повзрослеешь?
– А мне в кайф таким, какой я есть. – Гарри погладил ее по руке. – Они ж ничего не значат для меня. И ты это знаешь.
– Может, вы двое уже свалите куда-нибудь и там покурлычете? А то я сейчас блевану, – глумливо прогундосил Тео.
– Я сейчас зашибу эту жирную мразь! – рассвирепел Гарри.
– В общем, займись девушкой, Гарри, – сказала миссис Френч, сердито глянув на Тео. – Без нее нам никак. Она нужна мне примерно через неделю. Управишься?
– Э, погодите-ка. Я не говорил, что берусь за дело. Что я с этого буду иметь? И это должно быть убедительно, иначе я не согласен.
Миссис Френч ждала таких слов. Она взяла карандаш и придвинула к себе блокнот.
– Меха застрахованы на тридцать тысяч. Допустим, мы выручим за них… семнадцать? – Она вопросительно взглянула на Бернстайна.
– Нечего на меня смотреть, – резко бросил Бернстайн. – Я не скажу, сколько они стоят, пока не увижу их. В любом случае семнадцать слишком много. Скорее десять, если они так хороши, как ты говоришь. Но сперва я должен увидеть товар, а уже потом разговаривать о цене.
– А еще там есть драгоценности, – продолжила миссис Френч, пропустив мимо ушей слова Бернстайна. Она принялась что-то быстро царапать в блокноте, в то время как остальные не сводили с нее глаз. – Гарри, твоя доля выйдет не менее восьми тысяч. Может, и больше.
– Вот это разговор! – воскликнул Гарри, глаза его загорелись. – За восемь-то тысяч…
– Да вы с ума сошли! – вскричал Бернстайн, его руки взметнулись над столом, как две испуганные летучие мыши. – Как можно давать такие обещания! Вы же хотите, чтобы я забрал товар? Тогда цену назначу я. Вы не можете говорить, что товар будет стоить столько-то или столько-то. Сначала я должен его увидеть.
– Сид, если ты не в состоянии сейчас назвать сумму, это сделает кто-нибудь другой, – беззлобно проговорила миссис Френч. – Ты не единственный скупщик краденого, кто хотел бы заполучить меха Уэсли.
Тео слегка ткнул локтем Бернстайна.
– Напялишь их поверх своей жилетки и прикинешь, как оно сидит, – сказал он и заржал.
Дождь плескал в окна и пузырящимися речушками бежал по водостокам. Одинокий полисмен, закутавшись в плащ с накидкой, шагал по Мейфэр-стрит, не подозревая о том, что в нескольких ярдах от него готовится ограбление. Его не интересовали кражи. Мысли его сейчас занимала рассада капусты, которую он высадил сегодня днем. «Как же кстати, – думал он, – этот дождь».
II
Если доведется вам искать кафе, рестораны и клубы, каким-то образом маскирующиеся в джунглях из кирпича, камня и грязных окон вдоль Кинг-стрит, Фулэм-Пэлэс-роуд и Хаммерсмит-Бридж-роуд, вы найдете массу разнообразнейших заведений. И вас, вероятно, удивит, как они, такие с виду захудалые, остаются на плаву и что кому-то из многолюдных толп покупателей и праздношатающихся с Хаммерсмит-Бродвея придет в голову отправиться в такие места перекусить. Но лишь по ночам и в предрассветные часы именно эти самобытные кафе и ресторанчики просыпаются к жизни. Случись вам оказаться в этом районе после одиннадцати вечера, вы найдете эти заведения заполненными довольно зловещего вида скоплением мужчин и женщин: беседуя вполголоса над чашкой чая или кофе, они поднимают подозрительные взгляды всякий раз, когда открывалась дверь, и расслабляются, когда узнают вновь прибывшего.
Именно в такие места дезертиры военной службы, устав торчать в своих крысиных норах, заскакивают хлебнуть кофейку и оглядеться, прежде чем направиться в Вест-Энд. Именно здесь собираются мелкие шайки, чтобы обсудить последние детали будущего рейда; именно здесь ошиваются самые порочные из всего лондонского отребья – размалеванные девицы в сандалиях и ярких свитерах – перед выходом на ночную охоту.
Первым среди этих кафешек и ресторанов считалось «Бридж-кафе», которым владел Сэм Хьюарт – суровый безжалостный крепыш неопределенных лет. Кафе он приобрел по дешевке в самый пик бомбежек Лондона. Хьюарт верил, что в будущем в этом районе непременно возникнет необходимость в подобном заведении, где станут встречаться ушлые парни, обмениваться посланиями, зная, что те наверняка будут доставлены, получать информацию о том, кто в городе, а кто нет и кто дает лучшую на тот момент цену за шелковые чулки, сигареты и даже норковые шубы.
Шесть месяцев назад в кабинет Хьюарта вошла девушка и назвалась Джулией Холланд. Она сообщила, что работает неподалеку в двухпенсовой библиотеке и что слышала, будто в штате «Бридж-кафе» появилась вакансия.
– Я могу быть полезной вам, – тихо проговорила она. – В работе я непривередлива.
На Хьюарта она произвела впечатление. Ему понравилось, как темные распущенные волосы девушки натуральными локонами обрамляли ее довольно бледное личико. Понравились ее настороженные серые глаза, и особенно фигура, которая, как подсказало ему развращенное воображение, роскошно смотрелась бы без одежды. А еще удивило то обстоятельство, что он не заприметил эту Джули раньше. Она сказала, что работала в библиотеке, значит он должен был видеть ее. Сэм даже расстроился: должно быть, постарел. Пять лет назад такую кралю он бы не пропустил. Тогда на работе он едва ли не целыми днями думал о девушках. Они присутствовали в его мыслях осознанно и подсознательно – так, как порой смерть присутствует в мыслях пугливых тихонь. Но в последнее время его мысли уже не были так привычно заняты ими, и когда он сознавал это, расстраивался и беспокоился. «Годы, – с горечью сказал он себе, – старею…»
Стоявшая перед ним девушка разбудила в нем почти угасшее вожделение. Облегающий свитер подчеркивал ее полную грудь, и юбка была узкой и короткой. От жадного взгляда Хьюарта едва ли укрылась хоть одна линия ее тела. Яркая помада делала очертания ее рта идеальными, а губы казались такими нежными и манящими, что у Сэма перехватило дыхание.
Хьюарт был бы сильно удивлен и раздосадован, узнай он, что девушка так оделась намеренно, дабы раздразнить его стареющую похоть. Ее приятель, молодой спекулянт, шепнул ей, что Хьюарт ищет толковую девицу, которая умеет держать язык за зубами. С Хьюартом, сказал он, будет все путем, если ей не жалко, чтобы ее иногда лапали.
– Он стареет, – сообщил спекулянт с цинизмом, не оставившим Джули равнодушной. – Знаешь ведь, какие они, старики. Можешь крутить им, как захочешь.
Что же до кафе… Ей не было нужды объяснять, что собой представляли кафе и рестораны в этом районе. «Бридж-кафе» не являлось исключением, но Хьюарт платил хорошие деньги. В этом-то и дело. Деньги просто замечательные. «Он будет платить тебе шесть фунтов, а может, и больше, если дашь ему иногда щипнуть себя за ножку, а то раскрутишь старика и на все семь».
Семь фунтов в неделю! В те времена подобная сумма казалась Джули пределом ее честолюбивых устремлений. Она решила во что бы то ни стало заполучить эту работу. Что же до возможных приставаний Хьюарта – такие штучки ей не в новинку. Семь фунтов в неделю! Это ж целое состояние.
Джули было двадцать два года. Двадцать из них прошли в крайней нищете, когда приходилось выкручиваться, экономя на всем и довольствуясь буквально крохами. Ее родители были ужасающе бедны, дом – убогим и грязным, а она – вечно голодной. И всегда, сколько она себя помнила, ее не оставляло отчаянное чувство, будто она в ловушке, а жизнь бежит мимо, ускользая от нее и лишая всех чудесных вещей, которые она могла бы иметь, будь у нее деньги. Именно голод сформировал ее характер. Голод изощрил ее ум, сделав Джули хитрой и коварной. Голод и зависть, потому что зависть изводила и терзала ее, делая необщительным и замкнутым ребенком, а впоследствии – изворотливой, черствой и расчетливой молодой женщиной.
Едва Джули подросла настолько, чтобы уметь отличать имущих от неимущих, зависть всецело завладела ею. Она завидовала людям, имеющим опрятные дома, хорошую одежду и машины; завидовала слепому нищему на углу ее улицы, когда ему подавали милостыню. Завидовала детям в школе, если те были одеты лучше ее. Она постоянно клянчила у родителей еду, изводила просьбами карманных денег, одежды поприличнее – пока отец, взбешенный своей неспособностью дать девочке то, что она просит, не выпорол ее, чтобы заткнуть ей рот. Однако порка не излечила Джули от зависти. Решимость обладать хорошими вещами оставалась непреклонной, а поскольку родители не могли ее обеспечить, она стала действовать сама. Сначала приворовывала по мелочам: шоколадку у одноклассницы; булочку с прилавка в кондитерской; ленту для волос у сестры; деревянный волчок у мальчишки-соседа. И действовала настолько хитро, что никто не заподозрил ее. Но чем больше она брала, тем больше хотелось еще, и однажды, желая отпраздновать свое двенадцатилетие, она обчистила ювелирный прилавок в «Вулворте». Однако на этот раз Джули имела дело не с детьми и попалась.
Мировой судья проявил снисхождение. Он понимал детей и, когда прочитал отчет о жизни Джули в семье, вызвал девочку к себе. Джули была слишком напугана, чтобы запомнить все, что он тогда сказал ей, но в памяти осталась притча про обезьяну и бутылку, которую судья избрал краеугольным камнем своей проповеди.
– Ты когда-нибудь слышала, как в Бразилии ловят диких обезьян? – удивил ее вопросом мировой судья. – Позволь рассказать тебе. В бутыль кладут орех и подвешивают ее на дерево. Обезьяна засовывает лапу в бутыль, хватает орех, но вытащить не может, так как горлышко слишком узко – лапа с добычей не проходит. Думаешь, обезьяна могла бы разжать лапу, выпустить орех и удрать, не так ли? Однако они никогда так не делают. Обезьяны настолько жадны, что не в силах расстаться с орехом и каждый раз попадаются. Запомни эту историю, Джули. Жадность очень опасна. Если дашь ей волю, рано или поздно она погубит тебя.
Джули отправили домой, и больше она не воровала.
Однако, по мере того как девочка взрослела, зависть к богатым лишь крепла в ней, и разум ее был одержим жаждой денег. Когда во время воздушного налета погибли ее родители и она осталась одна в убогой однокомнатной квартирке, внезапная свобода от надзора открыла Джули неожиданные возможности заполучить то, о чем она давно мечтала. Теперь, когда стало можно гулять хоть ночь напролет и не возвращаться домой, она поняла: что-то в ней есть такое, что привлекает мужчин. Первое время она лишь смутно догадывалась об этой своей способности и поначалу возмущалась, когда мужчины при малейшей возможности пытались прикоснуться к ней. Раздражало, например, когда кондуктор в автобусе помогал ей сойти на остановке, когда какой-нибудь пожилой джентльмен брал ее за руку и настаивал на том, чтобы перевести ее через дорогу, или когда в темном кинозале тяжело дышащий сосед проводил рукой по ее ноге, делая вид, будто ищет какой-то упавший на пол предмет. Однако спустя некоторое время, привыкнув к подобным знакам внимания, а теперь и обладая полной свободой, она задумалась, как извлечь выгоду из этой способности.
Война и прибывающие из Америки военнослужащие дали ей такую возможность, и Джули присоединилась к многочисленной армии девушек Ист-Энда, весело проводящих время с янки.
Хотя в то время ей было лишь семнадцать, Джули быстро приобрела некую утонченность, выгодно отличавшую ее от других хихикающих цыпочек, что торчали на углах улиц и влюбленными глазами поедали американских рядовых, прогуливающихся по Пикадилли. Она зналась исключительно с офицерами, и ее убогая однокомнатная квартира зачастую пустовала по ночам. Вскоре Джули сделалась обладательницей внешнего лоска, который не пробил бы и паровой молот, полного ярких одежек гардероба, глубоких познаний плотских желаний мужчин и счета на пятьдесят фунтов в банке «Пост Оффис Сэйвингс». Некоторое время ей жилось хорошо. Но война закончилась, и американцы вернулись домой. Потянулись скудные годы, и жизнь превратилась в сплошные ухищрения. Обманным путем ей удалось избежать отправки на фабрику. Обманным путем ей удалось раздобыть талоны на одежду, исхитряться добывать еду и деньги. По случаю она получила работу в двухпенсовой библиотеке, хоть и платили там всего два фунта десять шиллингов в неделю.
Крутиться приходилось постоянно, и Джули начала сознавать, что тем, кто сейчас не рискует, приходится ох как туго. Получалось, либо ты честен и живешь в нужде, либо нечестен – и живешь в свое удовольствие. Золотой середины не существовало. Она знала, что у «Бридж-кафе» дурная репутация, что там собираются ворье и всякая шпана, но деньги предлагали хорошие, а это главное. Она устала выживать на пятьдесят шиллингов в неделю.
– Будешь работать у Хьюарта, познакомишься с крутыми парнями, – сказал ей молодой спекулянт. – А если с толком разыграешь свои карты – не будешь ни в чем нуждаться. Девчонка с такой зачетной внешностью должна ловить от жизни кайф. А в твоей библиотеке много кайфа?
Семь фунтов в неделю! Это решало все. Пусть кафе сомнительное – ей-то что? Она в состоянии сама о себе позаботиться. Если Хьюарт возьмет ее, она готова на него работать.
Хьюарт же, едва увидев Джули, сразу понял, что девчонка ему подходит.
– Могу предложить тебе два вида работы, – сказал он ей. – Одна из них дневная, за три фунта в неделю. Ничего особенного. Кое-где прибраться, приготовить сэндвичи для ночных клиентов. Работа не переломишься… Но все же работа.
– А другая? – спросила Джули, чувствуя, что возьмется именно за вторую.
– А-а, другая… – Хьюарт подмигнул. – Другая работенка что надо. Для честолюбивой девушки, которая умеет держать язык за зубами. Тебе, может, и подойдет.
– И сколько платят?
– Семь фунтов в неделю. Сидеть за кассой и принимать сообщения. Работа ночная – с семи вечера до двух ночи. Главное – держать рот на замке, а когда я говорю на замке – значит на замке, это ясно?
– Я не болтаю, – уверенно сказала она.
– И не стоит начинать, во всяком случае не в этом районе. Помню девушку, чуть постарше тебя и такую же хорошенькую, которая, как-то раз услышав то, что ее не касалось, принялась трепаться. Ты же знаешь, как это бывает: девушек хлебом не корми, дай языком почесать, это их вторая натура… Ее нашли в глухом переулке. Внешность попортили изрядно. Так что болтать не стоит.
– Не напугаете, – резко ответила Джули. – Я не вчера родилась.
– Ну да, ну да… – усмехнулся он. – А ты смышленая. Я как увидел тебя, сразу понял: справишься. Так, теперь слушай. Здесь мы оказываем услуги нашим клиентам, понятно? И важная часть этих услуг – передача сообщений. Вот тут-то твоя смекалка и пригодится. Ни в коем случае ничего не записывать. Передавать сообщения быстро. Их может быть до двадцати за ночь. Например, тебе позвонят «насчет Джека Смита». Ты должна знать, кто это и здесь он или нет. Если его нет на месте, ты так и ответишь и примешь сообщение для него. Твоя задача будет состоять в том, чтобы Джек получил его сразу же, как придет, и никто не должен знать о том, что ты ему передала. Короче, нужно все время крутиться и быть начеку. Ничего, справишься. Вижу, ты девица не промах. – Заметив, что она колеблется, Хьюарт продолжил: – И больше ты ничего знать не должна, ясно? А из-за того, чего не знаешь, в историю не вляпаешься, верно? Зато будешь иметь шанс перехватить немного легких деньжат. Кое-кто из парней будет отстегивать тебе фунт, а то и пару за передачу сообщения. Сам видел: иногда дают. Да, вот еще что: ты нравишься мне. Возьмешься за работу – с меня восемь фунтов в неделю. И это справедливо, не так ли? Парни будут от тебя без ума. Ты девушка толковая, да еще и хорошенькая. Я в людях разбираюсь. Подумай: восемь замечательных фунтов каждую пятницу. Подумай о шелковых чулочках, которые сможешь купить на них.
Но Джули не любила пороть горячку и хотела узнать побольше о работе, прежде чем браться за нее. Так она Хьюарту и сказала.
– А вот тут ты ошибаешься, – ответил ей Хьюарт. – Ничего тебе знать не надо. Как и мне. Я просто держу это место, поняла? Сюда приходят парни и девушки. Передают сообщения, иногда пакет-другой, а я предлагаю им еду и оказываю небольшие услуги, но вопросов не задаю. Иногда сюда заглядывают и полицейские. Задают всякие вопросы. Ну а поскольку я ничего не знаю, я же не стану им лгать, верно? И с тобой могут захотеть потолковать, но если ты ничего не знаешь, что ты можешь им рассказать? Вот что я называю быть толковой.
– Сюда приходит полиция? – опешила Джули. – Не думаю, что мне это понравится.
Хьюарт нетерпеливо махнул рукой:
– Ты не хуже меня знаешь, что полиция всюду сует свой нос. Работа у них такая. И не важно, где работаешь ты, они все равно припрутся рано или поздно. Кому какое дело? Темными делишками мы не занимаемся – всего лишь оказываем услуги. И не наша забота, если клиенты кафе отчебучивают какие-нибудь фокусы, верно? Кроме того, за что, по-твоему, я предлагаю восемь монет? По сути, работа стоит пятьдесят шиллингов. За полтинник-то я мог бы нанять десятки девчонок, сотни. Но я плачу восемь фунтов одной, потому что легавые могут задавать вопросы. Не утверждаю, что они непременно станут их задавать, но говорю «могут» и знаю, что девушки не любят впутываться в дела с полицией. Да никто не любит… Потому я и плачу побольше.
Такое объяснение показалось ей разумным, да и деньги Хьюарт предлагал замечательные. Если она упустит этот шанс, другого может и не представиться.
– Хорошо, – сказала Джули. – Я согласна.
С удивлением она узнала, какой легкой оказалась новая работа. Кафе ожило лишь после одиннадцати вечера. Потянулись постоянные посетители, и вскоре помещение наполнилось сигаретным дымом и приглушенным гулом голосов. «Я словно в первом ряду партера», – подумала Джули. Сидя в застекленной кабинке кассы, она чувствовала себя не участником происходящего, а скорее невидимым зрителем, наблюдающим через потайное окно за развитием странной, захватывающей пьесы. Хьюарт с зажатой в зубах сигарой и крупным бриллиантом, сверкающим на мизинце, в эту первую ночь оставался рядом с ней и вполголоса рассказывал о посетителях кафе.
– Вон тот тип в бежевом костюме – Сид Бернстайн, запомни, – монотонно бубнил Хьюарт. – У него большой магазин мехов на Гидеон-роуд, ты его, наверное, видела. Если вдруг захочешь недорогую шубку, тебе к нему: скажешь, что от меня, он все устроит. Парень, с которым он говорит, – Герцог. Прозвище получил за свои изысканные манеры. Понаблюдай за ним, никогда не увидишь его хлебающим чай из блюдца. Не стоит интересоваться тем, чем он зарабатывает себе на жизнь. «Меньше знаешь…» А вон тот, в сером костюме, – Пагси. Важная птица на собачьих бегах. Уж он-то знает, как взбадривать собачек допингом… – Хьюарт осекся, прочистил горло. – Ладно, не бери в голову. Просто запомни, что он Пагси, остальное забудь. Малый, что сейчас прикуривает сигарету, – Голдсэк[1 - От англ. goldsack – мешок золота. (Здесь и далее примеч. перев.)]. Вот тебе пример, что значит смышленый. Когда года два назад я впервые увидел его, парень не стоил и тридцати шиллингов. А нынче он может выписать чек на десять кусков и не поморщиться. Он один из самых крупных игроков на тотализаторе.
Джули запомнила Бернстайна, Пагси и остальных. А еще внимательно слушала не только Хьюарта. Так, ей удалось перехватить несколько отдельных слов из разговора Пагси и Герцога, когда те проходили мимо нее.
– Не стану я ничего разбивать, – говорил Пагси. – Либо двадцать пять тысяч, либо ничего. Да нормально ты справишься, что тебя беспокоит?
– То, что для меня это слишком крупная партия, – с сомнением отвечал Герцог. – Говоришь, большая часть из них «Плэйерс»?
– Все верно. – Пагси поднял глаза, перехватил взгляд Джули и подмигнул ей.
«Двадцать пять тысяч „Плэйерс“, – подумала Джулия. – Сколько же они выручат за эту сделку?»
На следующий день из утренней газеты она узнала, что со склада в Хаундсдиче было украдено двадцать пять тысяч сигарет. Сложить два и два труда не составило.
Жизнь в кафе представлялась Джули полной разнообразия и азарта. Да и телефон не давал скучать. Сообщения, которые она получала, казались ей начисто лишенными смысла.
– Передайте Пагси, что борзая сегодня хороша. Поняли? Борзая сегодня хороша.
– Попросите мистера Голдсэка позвонить мне. Бой Блю в двенадцать.
– Сообщение для мистера Бернстайна. То же время, то же место, К.О.Д.
И все в таком ключе. Закодированные сообщения озадачивали и заинтриговывали, ведь в них речь шла о деньгах для их адресатов. Пагси, Голдсэк и другие наживались с помощью этих сообщений, потому что были ушлыми и обладали информацией. Она завидовала им и в то же время понимала, что не должна роптать, поскольку к концу своей третьей рабочей недели заработала двенадцать фунтов: восемь от Хьюарта и четыре – чаевыми.
Однако чем больше Джули получала, тем больше хотелось. Ее расходы возросли. За четыре фунта в неделю она сняла маленькую меблированную квартиру на Фулэм-Пэлэс-роуд. Она прикупила одежды; тратилась на кино и безделушки, которые покупала в больших магазинах. Как же славно не работать днем!.. Славно, но одиноко. У нее совсем не было друзей. Поскольку работала она по ночам, встретиться с кем-нибудь днем не могла: днем все были на службе.
Джули очень не хватало мужского внимания, и она вздыхала по былым дням, когда могла запросто подцепить себе кавалера, просто прогуливаясь перед одним из офицерских клубов. Сидеть одной в кинозале не такая уж большая радость. Ей нужен был мужчина рядом, который говорил бы ей ласковые слова, покупал подарки и которого она, если б захотела, удостоила бы своим расположением.
Мужчинам, с которыми она знакомилась в кафе, было не до нее – их занимали только деньги. Ей ничего не стоило заполучить Хьюарта, но уж больно тот стар. Первое время он порядком докучал ей, но она быстро нашла способ справиться с проблемой. Укрывшись за стеклянными стенами своей кассы, она оставляла ему мало шансов лапать себя. Начеку ей приходилось быть, лишь приходя на работу и уходя домой, и она старалась делать это в компании с другими работниками кафе. Дабы совсем не лишиться расположения хозяина, некоторые вольности она ему все же позволяла, и Хьюарт, как и предсказывал спекулянт, довольствовался малым. Она же мечтала о дружке, ровеснике, который разделял бы ее интересы и не лапал постоянно.
Джули проработала в кафе более трех месяцев, когда там появился Гарри Глеб. Едва увидев его, она тотчас заинтересовалась, поскольку не обратить на такого парня внимания было просто невозможно. Его широкая улыбка невольно заставляла улыбнуться в ответ. Смех был заразителен, а уверенность в себе – безмерна. Он казался лихим и ярким. К тому же элегантно одевался. При взгляде на его ручной росписи галстук у Джули перехватило дыхание. Копна волнистых темных волос, тонкая ниточка черных усов, зеленовато-серые глаза, искрившиеся грубоватым добродушным юмором. Хотя человеком он был жестким, бессовестным, недалеким, дерзким и эгоистичным – он не мог не нравиться. На лице Гарри неизменно играла улыбка, он всегда был готов рассказать анекдот, одолжить фунт-другой, уступить очередь на подбрасывание монетки или напоить вас допьяна. Он знал по именам едва ли не всех официантов самых модных ресторанов Вест-Энда. Он был знаком с большинством проституток Вест-Энда, повес и авантюристов, и всем он нравился. Он был типичным лондонским аферистом, и ему было плевать, знают об этом или нет.
Джули Гарри казался сошедшим с киноэкрана. Сравнивать его с другими мужчинами – завсегдатаями кафе – все равно что сравнивать Кларка Гейбла с жирным стариком, сидевшим рядом с ней сегодня в подземке. Однако она вела себя крайне осмотрительно и умело скрывала впечатление, которое он на нее произвел. Джули отлично сознавала силу своей привлекательности и была уверена, что рано или поздно он сам сделает первый шаг.
В это время Гарри вел дела с Сидом Бернстайном. Не любил он «Бридж-кафе», как не любил и Хьюарта, но поскольку сюда ходил Бернстайн, Гарри стал ходить тоже. Он сразу обратил внимание на сидевшую в стеклянной кабинке Джули, и так как любая красотка вызывала в нем легкое волнение, он проявил к ней умеренный интерес. Но как-то раз вечером, когда Джули выбралась из своей кабинки, чтобы передать сообщение Герцогу, и у Гарри появилась возможность увидеть ее фигуру, он не удержался и выдал длинный низкий свист.
– Ох, ничего себе красотка, – проговорил он Бернстайну, ткнув большим пальцем в сторону Джули. – Где, интересно, Хьюарт нашел такую?
Бернстайн понятия не имел об этом, и после его ухода Гарри неторопливо подошел к кассе и принялся флиртовать с Джули. Она уже давно и терпеливо дожидалась этого, но виду не подала: держалась с Гарри довольно холодно, посмеивалась над его лестью и пренебрежительно осаживала, когда познакомилась с ним поближе.
Гарри притягивал к себе женщин, как магнит булавки. Поведение Джули его удивляло. Женщин он всегда воспринимал как сентиментальных и слезливых созданий, с которыми можно поразвлечься, если больше заняться нечем. Но эта девушка ни на кого не похожа, он готов был поклясться. Держалась она довольно приветливо, но в глазах ее Гарри видел злую насмешку, и это нервировало, раздражало его и ясно свидетельствовало: она знает, что у него на уме, и потому, казалось, всерьез его не воспринимает. Он старался быть с ней предельно милым, внимательным и угодливым, да только ни к чему это не приводило. Такое отношение интриговало Гарри – именно этого Джули и добивалась. И теперь он постоянно заглядывал в кафе, чтобы перекинуться с ней словечком, подарить пару шелковых чулок или коробку конфет, всякий раз пытаясь преодолеть барьер язвительной насмешливости, который она воздвигла, чтобы держать его на безопасном расстоянии. Время от времени он просил ее сходить с ним куда-нибудь, но Джули отказывалась. Рисковать остаться впоследствии брошенкой она не собиралась. Опытом отношений с мужчинами она обладала большим и знала: чем дольше морочить ему голову, тем более пылким он станет, когда она уступит.
Когда миссис Френч спросила Гарри, есть ли у него на примете девушка, которая могла бы им помочь, он сразу же подумал о Джули. Она хотела денег, была сообразительной и достаточно дерзкой, чтобы рискнуть. Однако его немного беспокоило ее упорное нежелание проявить к нему расположение. Так или иначе, ему придется пойти на радикальные меры, чтобы сломить ее сопротивление, и лучшим выходом, решил он, будет, если она потеряет работу в кафе до того, как он сделает ей предложение. Пока есть работа и кое-какой регулярный доход, Джули остается независимой, а если у нее будут сомнения, она может отказать ему. Гарри панически боялся независимых женщин. И сейчас, полагал он, именно независимость Джули разделяла их.
Значит, первое, что необходимо сделать, – добиться ее увольнения. Но как? Он едва не сломал голову, но так ничего и не придумал. Положение Джули у Хьюарта было прочным, и казалось, ничто не может вынудить ее когда-нибудь уйти из кафе.
– Нет, ну должен же быть какой-то выход, – утешал себя Гарри.
И выход нашелся. Однако все произошло не совсем так, как ожидал он.
