скачать книгу бесплатно
Честнее не бывает
Джеймс Хэдли Чейз
Стив Хармас #6
Роман Дж. Х. Чейза «Честнее не бывает» из цикла о Стиве Хармасе, хитроумном следователе из страхового агентства. В этот раз Хармасу предстоит вести дело о похищении драгоценностей на побережье Флориды, в Парадиз-Сити. Этот райский уголок в высокий сезон наводняют миллионеры вместе со своими женами и подружками, увешанными бриллиантами. А вслед за ними, как мотыльки на свет, летят и жулики всех мастей. Кража алмазов – дело прибыльное, но рискованное. И не только закоренелым преступникам сложно устоять перед блеском камней, поставив на карту свою жизнь.
Дж. Х. Чейз
Честнее не бывает
JHAVE A CHANGE OF SCENE
Copyright © Hervey Raymond, 1973
All rights reserved
© А. С. Полошак, перевод, 2020
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2020
* * *
Глава первая
Проблемы начались через месяц после аварии. Запоздалый шок. Доктор Мелиш сказал по-другому, но в его профессиональном жаргоне сам черт ногу сломит. В любом случае он имел в виду запоздалый шок.
За месяц до аварии я, считайте что, не ходил, а летал. С какой стороны ни глянь, жизнь удалась. Взять, к примеру, мою работу. Я трудился как проклятый и наконец получил свое: стал главным по продажам в компании «Льюс и Фремлин». Это, если кто не знает, лучший ювелирный салон в Парадиз-Сити. Мы играем в той же лиге, что «Ван Клифф и Арпельс». Или «Кэрриерз». У нас в городе любая контора – магазин, галерея, бутик драгоценных камней – стремится к званию самой лучшей. Ведь сюда съезжаются на отдых миллионеры. Здесь кинозвезды, толстосумы, снобы и хвастуны всех мастей выставляют напоказ свое богатство.
Итак, «Льюс и Фремлин» – лучшие в своем деле, а я был их ведущим специалистом по бриллиантам. Получал шестьдесят тысяч в год. Городок наш – самый дорогой на побережье Флориды. Но даже здесь шестьдесят тысяч – это вполне себе деньги.
Ездил я на «мерседесе» с откидным верхом, жил в трехкомнатной квартире с видом на море, имел внушительный банковский счет и восемьдесят тысяч в акциях и облигациях.
У меня был полный шкаф одежды, вся отменного качества. Сам я человек рослый, и наружность у меня, по словам окружающих, приятная. А еще я лучше всех в «Кантри-клубе» играл в гольф и сквош. Теперь вы, наверное, понимаете, что стоит за фразой «не ходил, а летал». Хотя стоп. В довершение ко всему у меня была Джуди.
«С чего бы говорить о женщине так, словно она вишенка на торте?» – спросите вы. И я отвечу: Джуди была (обратите внимание на прошедшее время) важнейшим моим приобретением. Черноволосая красавица, смышленая и покладистая. Мы познакомились в «Кантри-клубе». Оказалось, она неплохо играет в гольф. Будь у нее в запасе шесть ударов, она бы меня обставила. Мой обычный результат – «минус один», так что я знаю, о чем говорю. Джуди приехала в Парадиз-Сити из Нью-Йорка собрать материал для жизнеописания судьи Сойера. Она мигом освоилась у нас и завела нужные знакомства. Не прошло и пары недель, как Джуди влилась в жизнь клуба. Через месяц, сыграв с ней партий тридцать, я понял: вот она, женщина моей мечты. Потом она рассказывала, что увидела во мне мужчину своей мечты значительно раньше. Мы обручились.
Мой босс, Сидни Фремлин, был одним из тех необычайно отзывчивых гомосексуалистов, чья доброта не знает границ. Конечно, если вы ему по душе. Услышав о помолвке, он заявил, что закатит вечеринку в нашу честь. Сидни обожал вечеринки. Сказал, что возьмет финансовую сторону вопроса на себя. Вечеринка будет в клубе, и на нее приглашены решительно все. Я не видел смысла устраивать торжество, но Джуди эта мысль понравилась, и я согласился.
Сидни знал, что я разбираюсь в бриллиантах лучше любого ювелира. Без меня котировки конторы просядут: так падают высокие стандарты мишленовского ресторана, когда увольняется шеф. Клиентам я нравился, они обращались ко мне за советом, и Сидни меня ценил. А если Сидни кого-то ценит, он готов сделать для этого человека что угодно.
Это было месяц назад. Вспоминать о том вечере – все равно что, обезумев от боли, расшатывать ноющий зуб.
Часов в семь вечера Джуди пришла ко мне в квартиру. Вечеринка начиналась в девять, но мы договорились встретиться пораньше. Хотели обсудить, какой дом купим после свадьбы. Вариантов было три: особнячок с большим садом, пентхаус и деревянное шале за городом. Я настаивал на пентхаусе, но Джуди склонялась к особнячку. Ей хотелось сад. Где-то час мы взвешивали все «за» и «против». Наконец Джуди убедила меня, что сад необходим.
– Когда появятся детишки, Ларри, без сада не обойтись.
Я тут же набрал номер нашего риелтора Эрни Траули и сказал, что завтра внесу залог за особнячок.
Окрыленные, мы вышли из квартиры и поехали в «Кантри-клуб». В миле от города мой уютный мирок треснул по швам. Вылетев с поворота на шоссе, потрепанный «кэдди» врезался в наш «мерс», как эсминец в подводную лодку. Я видел машину с перепуганным парнишкой за рулем, но не мог ничего сделать. Удар отбросил нас на обочину. Я подумал, как там Джуди, и отключился.
Придя в сознание, я снова подумал о Джуди. Оказалось, я в больнице Джефферсона: лежу в шикарной палате, за которую платит Сидни Фремлин. А вот и он – сидит у моей кровати и рыдает в шелковый носовой платок.
Раз уж мы заговорили о Сидни, надо бы его описать. Это был высокий и стройный мужчина, длинноволосый блондин, а возраст – от тридцати до пятидесяти. Экспрессивный добряк, Сидни всем нравился. Был очень талантлив и умел создавать необычные украшения. Финансовой стороной дела занимался его партнер, Том Льюс. Этот не смог бы отличить бриллиант от горного хрусталя, но знал, как сделать из одного доллара два. Считалось, что Фремлин и Льюс – богачи. А если в Парадиз-Сити вас сочтут богачом, извольте соответствовать. Пока дородный пятидесятилетний Льюс с лицом, похожим на бульдожью морду, орудовал за кулисами, Сидни сидел у себя в кабинете, придумывая новые безделушки, а в свободное время порхал по торговому залу. Всех старых клуш я направлял к нему. Эти дамочки были без ума от Сидни. Но молоденькие богачки, состоятельные бизнесмены в поисках уникального подарка, наследники, желающие оценить бабушкины камни или вставить их в новую оправу, – такие шли прямиком ко мне.
Гомосексуалисты – странное племя, но я с ними уживаюсь. На самом деле они гораздо более талантливы, приятны в общении и надежны, чем большинство «настоящих» мужчин нашего процветающего городка. Разумеется, есть и неприглядная сторона медали: вспышки ревности, сумасбродный характер, любовь к сплетням и такая стервозность, что ни одной женщине и не снилась. У Сидни был полный набор достоинств и недостатков, свойственных любому гомику. Он мне нравился, и мы неплохо ладили.
Так вот, макияж Сидни размыло слезами, а глаза его были как озера, полные отчаяния. Дрожащим голосом он сообщил мне новости: Джуди умерла на операционном столе.
По его словам, мне повезло. Я отделался сотрясением и некрасивой ссадиной на лбу. Через несколько дней снова буду здоров как лошадь.
Так и сказал: «Здоров как лошадь».
Уж такая у него была манера выражаться. В свое время Сидни учился в английской частной школе, но получил под зад коленом, когда надумал соблазнить физрука.
Значит, он сидит рядом и рыдает. Я и сам бы не прочь заплакать, да не могу. Когда я влюбился в Джуди, то решил: буду рядом с ней отныне и во веки вечные. И в этот миг во мне поселилось счастье, хрупкое, словно куриное яйцо. Такие штуки всегда хрупкие. Но я надеялся, что счастье еще не скоро сменится горем. Когда Сидни сказал, что Джуди умерла, я почувствовал, что скорлупа моего счастья треснула и разноцветный мир вмиг сделался черно-белым.
Через три дня я встал на ноги, но слова «здоров как лошадь» были не про меня. Похороны дались мне тяжко. Проводить Джуди явились все члены «Кантри-клуба». Из Нью-Йорка приехали ее родители, мать с отцом. Их я почти не помню, но люди вроде милые. Мать оказалась похожа на Джуди, и это меня сильно расстроило. Я был рад вернуться домой. За мной увязался Сидни. Я молил всех богов, чтобы меня оставили в покое, но Сидни никак не уходил. Когда вспоминаю тот момент, думаю, что его присутствие мне, пожалуй, помогло. Наконец около десяти вечера он со свойственным ему изяществом поднялся на ноги и сказал, что пойдет домой.
– Возьми месяц отпуска, Ларри, – добавил он. – Поиграй в гольф. Съезди куда-нибудь. Приди в себя. Джуди уже не вернешь. Что поделать, нужно жить дальше. Поезжай в отпуск. Потом возвращайся и ныряй в работу.
– Вот завтра и нырну, – сказал я. – Спасибо за все.
– Никаких «завтра»! – Он даже ногой топнул. – Вернешься через месяц, и это приказ!
– Ни хрена! Я намерен работать, и попробуй мне помешать! Завтра увидимся.
Такое решение казалось разумным. Какой тут гольф, если в голове ничего, кроме Джуди? Даже если пройду пар-3 с одного удара, мне будет плевать. За время пребывания в больнице я все обдумал.
Счастье мое разбилось, как куриное яйцо. Чем раньше вернусь к продаже бриллиантов, тем лучше. Я был само благоразумие. Говорил себе: такое бывает сплошь и рядом. Любимые умирают. Люди строят планы, городят воздушные замки. Даже звонят риелтору, собираясь купить особнячок. А потом что-то идет не так, и все планы рушатся в хлам. И это случается каждый божий день. С какой стати себя жалеть? Я встретил женщину своей мечты, мы строили планы на будущее, она умерла. Мне тридцать восемь лет. Если в меру повезет, еще полжизни впереди. Убеждал себя: нужно собраться, работать дальше. Может, потом встречу кого-то вроде Джуди. Женюсь.
В глубине души я знал, что тешу себя напрасными надеждами. Никто не сможет заменить Джуди. Она была одна такая. Отныне мне суждено сравнивать с ней всех остальных девушек, и у них попросту не будет шансов.
В любом случае я заклеил лоб пластырем и явился в торговый зал, делая вид, что ничего не случилось. Все остальные тоже делали вид, что ничего не случилось. Друзья – а их у меня было немало – пожимали мне руку чуть крепче обычного. Вели себя в высшей степени тактично и делали вид, что никакой Джуди никогда не было.
Хуже всего мне давалась работа с клиентами. Они говорили со мной вполголоса, отводя взгляд. Никто не развлекал себя попытками сбить цену; напротив, любое мое предложение принималось как должное.
Вокруг порхал Сидни, изо всех сил стараясь отвлечь меня от мрачных мыслей. Выбегал из кабинета с эскизами и спрашивал, что я думаю (раньше такое за ним не водилось). Выслушивал мои соображения и снова убегал с глаз долой. А через час все повторялось по новой.
Вторым менеджером торгового зала был Терри Мелвилл. Отучившись в лондонском филиале «Картье», он стал крупным специалистом по ювелирным делам. Невысокий, поджарый гомик с длинными волосами, выкрашенными в пепельный цвет, темно-синими глазами и заостренным узким носом. Рот у него был как резаная рана. Какое-то время назад Сидни запал на Терри и привез его в Парадиз-Сити, но теперь чувства Сидни поостыли. Терри терпеть меня не мог: ведь я лучше его разбирался в бриллиантах. Ну а мне действовал на нервы его злобный завистливый нрав и мелочные попытки увести моих клиентов. А еще Терри бесился, что Сидни балует меня своим вниманием, хоть я и натурал. Они постоянно ругались. Уверен, что Сидни давно бы выгнал Терри, если бы тот не был высококлассным специалистом. Допускаю также, что у Терри был компромат на Сидни.
Я пришел через несколько минут после того, как ночной сторож Сэм Гобл открыл магазин. Терри уже был на месте.
– Какая жалость, Ларри. Но могло быть и хуже. Ты тоже мог умереть, – сказал он.
Глаза его злорадно блеснули, и мне сильно захотелось его стукнуть. Я видел: он рад моему горю.
Кивнув, я прошел на рабочее место. Джейн Барлоу, моя секретарша – полная, но изящная женщина сорока пяти лет, – принесла почту. Мы переглянулись. Взгляд ее был печальным. Она попыталась улыбнуться, и меня пронзила боль. Коснувшись ее руки, я сказал:
– Бывает, Джейн. Ничего не говори. Тут нечего сказать. И спасибо за цветы.
Итак, вокруг меня увивался Сидни, клиенты говорили вполголоса, а Терри со своего места прожигал меня злобным взглядом. День оказался непростой, но я справился.
Сидни приглашал меня поужинать, но я отказался. Рано или поздно придется встать лицом к лицу с одиночеством. Чем раньше, тем лучше. Последние два месяца мы с Джуди всегда ужинали вместе: то у меня, то у нее. Теперь же все резко оборвалось. Я задумался, не поехать ли в «Кантри-клуб», но решил, что хватит с меня безмолвного сочувствия. Купил бутерброд, пришел домой и сидел один, вспоминая Джуди. Конечно, не лучший вариант. Но выход в люди дался мне труднее, чем я рассчитывал. Я сказал себе, что через пару-тройку дней все наладится. Однако ничего не наладилось.
В той аварии разбилось не только мое счастье. Поймите правильно: я не ищу оправданий. Лишь пересказываю выводы мозгоправа, к которому мне пришлось обратиться. Я верил, что смогу выбраться из этой ямы, но психика моя серьезно пострадала. Это стало понятно не сразу, а мозгоправ объяснил: такое поведение обусловлено психологической травмой.
Не вижу смысла вдаваться в подробности.
Суть в том, что за следующие три недели я очень сдал: и физически, и духовно. У меня пропал интерес к вещам, до поры до времени заполнявшим мою жизнь. Работа, гольф, сквош, одежда, общение с людьми, даже деньги… все потеряло смысл.
Хуже всего, конечно, обстояли дела на работе. Я начал допускать ошибки: поначалу мелкие, а потом все более серьезные. Оказалось, меня совершенно не волнует, что Джонсу нужен платиновый портсигар с рубиновыми инициалами новой любовницы. Портсигар я устроил, а про инициалы забыл. Еще я забыл, что миссис Ван Слай хотела подарить своему шалопаю-племяннику золотые часы с календарем. Часы я ему отправил, но без календаря. Миссис Ван Слай влетела в магазин, словно галеон на полном ходу, и осыпала Сидни такой бранью, что бедняга чуть не разрыдался. Рассказываю это, чтобы вы поняли цену моих ошибок. За три недели я наделал их множество: можете назвать это рассеянностью, или как вам угодно. Из-за меня Сидни получил нагоняй, а Терри тихо злорадствовал.
И еще одно: Джуди всегда следила за чистотой моей одежды. Теперь я забывал ежедневно менять рубашку. Кому какое дело? Раньше я стригся раз в неделю. Теперь же, впервые за долгое время, у меня на загривке появился пушок. Кому какое дело? И так далее и тому подобное.
Я перестал играть в гольф. Кому, черт побери, охота запускать белый мячик в голубое небо, а потом идти следом? Разве что безумцу. Сквош? О нем я почти забыл.
После аварии прошло три недели. Я сидел на месте и тупо пялился на крышку стола. Тут из кабинета появился Сидни. Он подошел ко мне и спросил, есть ли у меня минутка.
– Одна минутка, Ларри… Не больше.
Я почувствовал угрызения совести. В лотке входящих с самого утра лежала кипа писем и заказов. Было три часа, а я на них даже не взглянул.
– Мне нужно просмотреть почту, Сидни. Что-то важное?
– Да.
Поднявшись на ноги, я глянул в другой конец торгового зала – туда, где сидел Терри.
Он не сводил с меня глаз. На его красивом лице застыла презрительная ухмылочка. Лоток входящих у него на столе был пуст. Как ни крути, а Терри работящий парень.
Сидни направился к себе в кабинет. Я пошел следом. Сидни прикрыл дверь так, словно она была сделана из яичной скорлупы.
– Садись, Ларри.
Я сел.
Сидни заметался по огромной комнате, словно мотылек в поисках свечи. Я решил ему помочь:
– Что тебя тревожит, Сидни?
– Ты. Ты меня тревожишь. – Он резко остановился и устремил на меня печальный взгляд. – Хочу попросить о необычной услуге.
– О какой?
Он снова заметался по кабинету.
– Бога ради, сядь! – велел я. – Что такое?
Сидни метнулся к столу и уселся. Вынув шелковый носовой платок, он начал вытирать лицо.
– Что такое? – повторил я.
– Не получилось, Ларри. Ведь так? – спросил он, глядя куда-то в сторону.
– Что не получилось?
Спрятав платок, он взял себя в руки, поставил локти на полированную столешницу и старательно заглянул мне в глаза:
– Хочу попросить тебя об одолжении.
– Ты повторяешься. Что за одолжение?
– Будь добр, сходи к доктору Мелишу.
Ударь он меня по лицу, я бы удивился меньше. Отпрянув, я растерянно смотрел на Сидни.
Доктор Мелиш – самый популярный в городе психотерапевт. И самый дорогой. Если учесть, что у нас на полсотни горожан приходится один мозгоправ, это о многом говорит.
– Что ты имеешь в виду?
– Сходи к нему, Ларри. Я оплачу счет. Думаю, тебе нужно с ним побеседовать. – Я начал было протестовать, но он предупреждающе поднял руки. – Погоди. Дай я кое-что скажу. – Помолчав, Сидни продолжил: – Помнишь, я говорил, что ты будешь здоров как лошадь? Так вот, я ошибся. Знаю, каково тебе пришлось. Знаю, что утрата оставила ужасный след в твоей душе. И все понимаю. Я бы такого не пережил. Здорово, что ты сделал над собой усилие и вернулся на работу. Но ничего не получилось. Сам же понимаешь. Верно, Ларри? – Он с мольбой смотрел на меня. – Ведь понимаешь?
Я потер подбородок тыльной стороной ладони и оцепенел от скрежета щетины. Черт возьми! Забыл побриться! Вскочив, я подошел к большому зеркалу, в которое так любил смотреться Сидни. Взглянул на свое отражение, и мне сделалось дурно. Посмотрел на манжеты, затем перевел взгляд на туфли, которые не протирал уже пару недель.
Медленно вернувшись к креслу, я сел. Сидни пристально смотрел на меня. На его добром лице читалась тревога, и я понял, как сильно он волнуется. Я еще не совсем рехнулся и мог поставить себя на его место. Вспомнил все свои косяки последних недель. Задумался о своем внешнем виде. Несмотря на самоуверенность и напускную храбрость, здоровым как лошадь я не был.
Сделав медленный, глубокий вдох, я произнес:
– Слушай, Сидни. Не пойду я к Мелишу. Лучше уволюсь. Ты прав. Что-то пошло не так. Уйду, к чертовой матери, из конторы, и Терри получит свой шанс. Он нормальный парень. Обо мне не беспокойся. Бери с меня пример: я же перестал о себе беспокоиться.
– Ты лучший специалист по бриллиантам, – тихо сказал Сидни. Теперь он полностью владел собой и перестал метаться. – Я не позволю тебе уйти. Мне это не по карману. Тебе нужна помощь, и доктор Мелиш сможет тебя подлатать. Теперь послушай, Ларри. В прошлом я много для тебя сделал. Надеюсь, ты считаешь меня своим другом. Настало время вернуть должок. Я хочу, чтобы ты сходил к Мелишу. Уверен, за пару-тройку месяцев он тебе поможет. Да хоть за год, мне без разницы. Место останется за тобой. Ты же знаешь, как я тебя ценю. Повторю: ты лучший специалист по бриллиантам в ювелирном бизнесе. Пережил жуткое потрясение, но это можно исправить. Сделай для меня хоть такую малость. Отправляйся к Мелишу.
И я отправился к Мелишу. Сделал для Сидни «хоть такую малость».
До первой консультации я не верил, что доктор Мелиш, тощий лысеющий коротышка с проницательным взглядом, способен мне помочь. Сидни ввел его в курс дела, так что доктору было известно, что со мной приключилось. Он знал о Джуди и моей реакции на ее смерть.
Вдаваться в подробности незачем. После трех консультаций доктор вынес вердикт: мне требуется полная смена обстановки. Нужно уехать из Парадиз-Сити по меньшей мере на три месяца.
– Насколько я понимаю, после той аварии вы не в состоянии ездить на автомобиле, – сказал Мелиш, протирая очки. – Вам необходимо снова сесть за руль. Проблема в том, что вы рассматриваете свою потерю как нечто уникальное. – Я собрался возразить, но он поднял руку. – Знаю, вам не хочется это признавать, но дело обстоит именно так. Советую пообщаться с людьми, чьи проблемы посерьезнее ваших. Сможете взглянуть на ситуацию под новым углом. В Люсвилле у меня живет племянница. Она занимается социальной работой с малоимущими, и ей нужна помощь волонтеров. Поезжайте в Люсвилл, поработайте с беднотой. Я уже обо всем договорился. Буду предельно честен. Когда я сообщил о вас племяннице, она сказала, что не готова работать с психически нестабильным человеком. Да, ей очень нужен помощник, но сносить чужие жалобы она не намерена. Я заверил ее, что вы готовы помогать ей. И не добавите проблем. Убедить ее было непросто. Теперь решение за вами.
Я покачал головой:
– От меня ей такая же польза, как от лишней дырки в голове. Нет, это дурацкая идея. Я что-нибудь подыщу. Хорошо, уеду на три месяца. Я…
Мелиш покрутил в руках очки.
– Племяннице нужна помощь, – повторил он, пристально глядя на меня. – Разве вы не хотите помогать другим людям? Или решили, что отныне люди обязаны помогать вам?
Вопрос был поставлен так, что не отвертишься. В конце концов, чем я рискую? Пока буду поправлять здоровье, Сидни продолжит платить мне зарплату. Убраться из торгового зала, подальше от негромких сочувственных фраз, от Терри с его злорадной ухмылкой… Может, это и правда мысль. По крайней мере, что-то новенькое. Как же мне хотелось чего-нибудь новенького!
