скачать книгу бесплатно
Все еще Тимофей
Константин Ре
Света Че
Книга относится к современной прозе. Была написана в мессенджере, совершенно случайно. Представляла собой ряд сообщений. Затем все было собрано в единый текст и проиллюстрировано. Сюжет сюрреалистический, повествование изобилует метафорами и абстракцией. Но при этом, произведение не является сложным для восприятия. Читается быстро, легко и к нему хочется возвращаться снова и снова. Книга рассказывает о приключениях кота Тимофея и его хозяина. Вместе они разыскивают таинственную поэтессу. По сути это весьма отбитая книга. Постмодернистский текст с классными иллюстрациями и поводом на подумать.
Содержит нецензурную брань.
Константин Ре, Света Че
Все еще Тимофей
Спасибо всем, кто помог, и всем, кто взял в руки и заметил эти слова. Ваше небезразличие греет и помогает жить.
Глава 0
Когда-то давно, когда я служил в Пакистане, что сразу под Гондурасом, был у нас в части кот Тимофей. Был он подрывником, а мужики его боялись и уважали.
Помню, как я с ним познакомился. Сижу на броне БТРа, забиваю трубочку, а он нес старую покрышку и бормотал под нос что-то. Потом остановился и покосился в мою сторону.
– Веревки нет у тебя, служивый? – спросил он.
– Какой я тебе в ж…. служивый? – сказал я. – Я полевой художник. Баталист!
– Ну финалист так финалист? – ответил он. – Веревка есть, говорю? Качелю хочу сделать из колеса.
– Что ж, – ответил я. – Для такого наглого кота найдется.
И лезу в свой лапсердак из гепарда. А у меня там банка бургундского, белье одной манекенщицы и отрез парчовой веревки аккурат 7 метров. Еще была колбаса, перемотанная шпагатом, но шпагат жалко. Растеряет колбаса без него свою самобытность.
Качеля вышла знатная у кота Тимофея, вся часть на ней каталась: и прапор, и комдив, заполпред, старшина, Михалыч… Все любили взмывать на ней в острие атаки, а затем уходить в штопор реалий.
Тимофей на ней спал. Не мог он уснуть спокойно без качели, привычка у него была со времен, когда он в десанте служил. Убаюкивало их в самолете, вот он и привык.
Да, сбрасывали тогда котов на врагов. Они так этому умилялись, что теряли боеспособность! Какой автомат, когда тут такой котик.
Так вот. С этой качели и началось наше с ним знакомство.
Позже мы с ним пошли в разведку. Дали нам задание пробраться в тыл противника и сделать там зарисовки с натуры. Мне цветные, а Тимофею просто графику. Взяли зеленой пастели, ее больше всего на войне уходит, вся техника-то защитного цвета. И трава повсюду. А Тимофей рисовал угольком. Его рисунки по телевидению в хронике передавали. А ТВ в то время было черно-белое.
Ползем мы с ним, значит, третью ночь подряд. На спине этюдник, картон, собачён, разит ком де гарсон, защитный зеленый. Лапсердак с бургунским. У Тимофея патефончик на тележке, пластинки, икра, пряники и кусок окуня. И вот наконец из-за гор показался долгожданный вражеский тыл. А кругом враги. И такие морды у них вражеские, что врагу не пожелаешь. Стали разбивать скрытый лагерь. Сперва подняли флаг. Но не советский, советский враги сразу заметят. Мы подняли флаг забвения. Сами его с Тимофеем придумали. Изучали с ним Кандинского да Иттена и придумали комбинацию цветов и пятен, глядя на которую человек понимал, что ему нужно проследовать в сад и не докучать особо любопытством. Затем натянули палатку, надули двух львов у входа. Резиновая кариатида, к сожалению, надувалась плохо, и наш тимпан фронтона остался без должного лоска. Зато удалось установить шпиль. Далее кресла, столик, мольберт, походная шалашовка-карлица с опахалом. И все казалось готово к пленеру, но!!!
Тимофей стал шарить по своим кармашкам и что-то искать. Всего у него было пять кармашков. Четыре спереди и один сзади. Шарил он в первом, потом во втором, третьем, четвертом, потом опять в первом. Все уже наизнанку вывернул, а в пятый не лезет. Уже по третьему кругу пошел их проверять, а пятый не трогает.
– Чего ты в пятом не посмотришь? – говорю я.
– Это моя последняя надежда. Если в нем не будет, то все, капец. Значит, нигде не будет. Не хочу надежду хоронить.
– Эх… – говорю. – Что потерял-то?
– Уголек забыл в части… Как мне рисовать теперь?
– Да, – говорю. – Засада! Где же его брать-то? Враги точно не дадут! На то они и враги.
Однако, подумав, добавил: – Но ты же подрывник, пошли сделаем уголь сами. Спалим что-нибудь и делов-то! Будет уголь!
Отправились мы к вражескому бензовозу. Если хочешь что спалить, начинай с бензовоза. Было у нас такое правило с Тимофеем.
Подошли, установили кожаное кресло. Я сел разжигать сигару. Затем раскурил и придался размышлениям. Тимофей в то время открыл вентиль, и топливо хлынуло рекой, окутывая лужей все вражеские позиции. И вот в момент осознания, что все бытие – это тлен, я кидаю окурок изящным щелчком в зияющую лужу бензина!
Что тут началось!!! Вспышка слева, вспышка справа!!!
Королевство Испания
1818 г.
Mi amor!
Сегодня я как никогда остро ощутила, что ты есть. Почему? Потому что есть звезды, небо, ветер и ночь… Есть дрожащие от холода зеркала луж на мостовой и усталый, старческий скрип колёс экипажа… Есть нечёткое отражение моих глаз в мутном стекле и дождь, рисующий каплями варианты маленьких жизней из одной единственной точки. «В дождь происходят странные вещи», – крутится в моей голове. Думаю, это однажды сказал ты. И ты, конечно же, есть. Потому что есть я. Мы – одно. Все очень просто. И по-другому не может быть.
В этот раз я в Мадриде. Новый день – и все заново. Эпохи меняются, люди – нет. Я смотрю на их пустые хлопоты, на улыбки и слезы, на мантильи и треуголки, на рубиновые подвески и золотые эфесы и понимаю, как мне все это чуждо. Мишура, оболочка, декорация. Мне с ними не по пути. Для меня нет завтра. Есть только сегодня. Не мне выбирать географию и время. Не мне вносить какую-то логику в мои перемещения. Но именно мне ощущать, что в каждом из них есть смысл. Вывод. Урок. Каждое – набросок, репетиция, черновик. Часть мозаики, которая однажды сложится. Попросила кучера остановиться. Просто так. Пройтись, подышать ночью. На вывеске таверны облупившаяся надпись «Infinidad». Интересно, не та ли это «Бесконечность», где, если верить слухам, бесследно пропадают оставленные на столах вещи? Просто исчезают наутро. Черная дыра. Ненасытная бесконечность. Что ж, пусть мое письмо найдёт здесь свой приют. А может, найдет и тебя. И тогда одиночество мое наконец-то облегчённо вздохнёт и скончается. Тихой, умиротворённой, такой долгожданной смертью.
Дописываю эти строки, сидя за липким от пролитого вина столом. Утратившие человеческий облик посетители косятся на мои алмазные перстни. Страшно. Но ещё страшнее потерять уверенность в твоем существовании. Потерять тебя. Твой образ дрожит в моем сознании, тает, разлетается на молекулы, смывается волной здравомыслия, уплывает, подхваченный течением, в лазурную даль забвения… Хочу остановить это движение. Но не знаю, как. Хватаю руками воздух… Помоги…
Твоя, и только твоя,
Poeta.
Я вновь просыпаюсь. В аккорде минорном.
Собравшись Душой, надеваю тело…
Молюсь, чтоб во взгляде моем тёмно-чёрном
Тоска о несбывшемся не леденела.
Мечтаю очнуться, пробраться сквозь стрелки,
Уткнуться в волос золотых переливы…
Пустая кровать. Продолжается сделка,
Которой никак не понять мне мотивы.
Глава 1
Лазурная даль рисовала силуэт лодочки с сидящими в ней двумя фигурами. Одна высокая, с гнездом пружин на голове, вторая пониже, с треугольными ушами. От высокого силуэта периодически отходил прозрачный сигарный дымок. Позже идиллия равновесия нарушилась. Лодка стала крениться в сторону ушастой фигуры. Кот Тимофей рыбалил лапой и каждые полминуты вынимал из океана рыбку, которую тут же съедал. После нескольких часов такого времяпрепровождения его фигура начала стремиться к шару.
– Эх, – говорю я. – Не по нраву мне эта даль лазурная. Шибко далеко и дюже лазурно.
– Верно, – говорит Тимофей. – Зато рыбы много.
– Бросай якорь, кот мой, а то унесет нас к черту на куличики, а это непорядок.
– Якоря нет, – буркнул Тимофей. – Мы его в Потсдамском порту обменяли на листья лиственницы для банного веника.
– А что есть? Как нам остановить лодку?
– Ха, – говорит Тимофей и вынимает из своего лапсердак блестящий, новенький галт. Галт отливал зеленью, диссонируя с лазурью. Дуктора отлично вращались, развесовка была просто идеальная.
– Его и бросим, – сказал Тимофей. По маркировке было ясно, что галт задний. Поэтому бросать его надо было назад. А точнее, отдавать.
– Ладно, – говорю я. – Но только по моей команде!
Глава 2
Галт со свистом взмыл в воздух, раскрутился до белого шума и пронзил водную толщу словно пуля сахарную вату. Океан буквально расступился перед его мощью. Ещё через миг из эпицентра поднялась огромная волна. Вода встала стеной и закрыла собой солнце. Я посмотрел на Тимофея. В его морде читался не то страх, не то удивление. Он привстал на задние лапы, глаза были круглые, рот приоткрыт!
– Ты чего, друг? – спросил я. – Воды боишься?
– Нет, – ответил он. – Я, походу, всю рыбу распугал, балда пушистая!
– Пха! Вот щас ко дну пойдём, будет тебе и рыба, и русалки, и устрицы с шампанским.
Но вода вдруг замерла. В бирюзовой, пенящейся стене что-то заскрипело, и отворились водные врата. Из них высунулся сам Посейдон. Мокрый и явно недовольный.
– Фух, – вздохнул я. – Чуть сигару не залили этим океаном дурацким.
Он осмотрел нас с подозрительным прищуром и сказал:
– Добрый день, странники! Это вы галт кинули?
– Не кинули, а отдали, – горделиво произнёс Кот Тимофей, словно перед ним стоял не Бог морей, а не бог весть кто.
Затем он вышел из ворот полностью, и на его голове показалась огромная шишка. В руках он держал наш галт. Тимофей стал кататься по лодке и смеяться, бряцая золотой шашкой об пол всякий раз, когда перекатывался через левый бок.
– Что же вы, любезный, технику морской безопасности не соблюдаете? – проговорил он сквозь смех. – Люди тут паркуются, а вы под лодкой стоите!
Посейдон нахмурился, потирая шишку.
– Хороший у вас галт, новый совсем, та ещё и такой редкий, задний. И не жалко было отдавать?
– У нас дело есть важное, – вмешался я. – Нам ради него никакого галта не жалко. Домой нам надо свалить из этой дали лазурной. Ждут нас на берегу.
– Ого, – протянул Посейдон. – Из лазурной дали не возвращаются. Она оторвана от реального мира. Вы сейчас всего лишь мираж, чья-то красиво оброненная фраза. Метафора, вымысел! Лазурная даль бесконечна, просто некий лимб чужого сознания или сна!
– Так и что делать-то теперь?
– Ну, есть один вариант, правда, не надежный. Вам может помочь тупой тюлень.
– Тупой тюлень? – переспросил я. – Как он нам поможет?
– Тупой тюлень настолько тупой, что однажды по своей тупости утопил льдину, на которой лежал. Он настолько тупой, что из океана угодил в середину пустыни. А потом из-за тупости эту пустыню затопило водой, и волной его смыло домой. И настолько тупой, что однажды спалил пол-океана спичкой сырой. Может, его чудотворная тупость разорвёт это пространство, и вы сможете выбраться.
