скачать книгу бесплатно
– А мы с Таней плюшку ели, – доложил ребенок. – Во-от такую. – По описанию плюшка скорее смахивала на батон или даже каравай, поскольку была «куглая», но Катерина лишь кивнула. Что съели, то съели. Сначала она отрицательно относилась к таким вот уличным перекусам – аппетит перебьет, руки грязные. Но Таня за грязными ручками следила, а удовольствие от теплой плюшки или разломанной пополам шоколадки, купленной «самостоятельно» – главное – дотянуться до прилавка, чтобы монетки из кулачка попали в блюдечко для мелочи, – удовольствие это можно было понять, лишь вспомнив собственное детство.
Они уютно устроились на скамеечке, и молодая женщина расслабилась, щурясь на заходящее солнце, которое одно за другим зажигало окна в доме напротив фантастическими огнями. Близился вечер, и в воздухе словно висела тонкая дымка и плыл сухой, горьковатый запах осенних листьев. Осень только начиналась, но вода в пруду уже потемнела, и как-то не по-летнему отчетливо слышались звуки в истончившемся воздухе.
Катерина вздрогнула от неожиданности, когда дочка, тихо сопевшая рядом – тонкая обертка шоколадки не поддавалась неловким еще пальчикам, – вдруг сорвалась со скамейки.
– Ананасик, ты куда?
Девочка подбежала к прогулочной коляске, которую катила по аллее пожилая женщина. В коляске сидел толстощекий годовалый малыш. Он заулыбался – на щеках появились ямочки – и потянулся ручками к шоколадке. Настя сразу обрела солидность, как это часто бывает с детьми, когда они общаются с младшими:
– Подожди, сначала разверну, а потом дам. Идем. – Она потянула коляску к скамейке. Девочка честно разделила шоколадное яйцо пополам и теперь пыталась собрать игрушку, приговаривая: – Смотри, Сашурик, как надо, я тебя научу.
Игрушка оказалась неожиданно сложной, и собирать пришлось всем по очереди – и Тане, и Катерине, и Анне Петровне – так звали бабушку малыша. Наконец маленький зеленый дракончик был побежден: он ездил и хлопал крыльями как положено. После чего выяснилось, что времени уже много и всем пора по домам. Настенька, прощаясь, отдала игрушку мальчику, чем очень удивила маму – до этого все до одной игрушки из волшебных шоколадных яичек тщательно собирались в сундучок от новогоднего подарка и разбазариванию и дарению не подлежали.
Дома Настя и Татьяна, которая бессовестно (то есть без всяких угрызений совести) прогуливала свой вечерний юридический, отправились ужинать, а Катерина поспешила в спальню: пора одеваться – сегодня они с Александром идут в театр. Открыв шкаф-купе, молодая женщина застыла в раздумье – что бы такое надеть? Пожалуй, новое платье, тонкие чулки (именно чулки, а не колготки. Ведь к ним полагается кружевной пояс. Хотя можно и те, которые на липучках. Все равно – полоска кожи между чулком и трусиками – одно из самых соблазнительных местечек), туфельки на шпильках – шоколадного цвета, с золотыми пряжками, они чудесно подойдут к обновке. Теперь надо высоко зачесать волосы и закрепить их узлом на затылке. Оглядев себя в зеркале, Катерина задумалась. Кажется, вышло слишком строго – просто классная дама какая-то. Иришка часто упрекает ее в несовременности. Так, где это… Она заметалась по спальне. Вот, последний «Космополитен». Так, тренды (господи, ну почему тренды? Куцее какое-то слово. Написали бы уж «тенденции» или «направления»). Разглядывая глянцевые страницы, которые предлагали «различные варианты макияжа и причесок, особенно актуальных этой осенью», Катерина пришла в замешательство. Прическу как на картинке можно сделать только в парикмахерской, и то не в любой. А макияж… Что-то как-то пестренько все. Да и нет у нее ни помады «выраженно сливового цвета», ни «теней оттенка груш „вильям крисп“». Вот балда, ведь была сегодня в центре и ничего не купила. А с другой стороны… Ей ведь не восемнадцать, и вообще как-то она себя плохо представляла с губами цвета спелой сливы. Нарисовав в уме свой ультрамодный облик, Катерина фыркнула, сказала вслух своему отражению: «Не была ты никогда модно прикинутой штучкой, так нечего и начинать» – и принялась за свой обычный вариант вечернего макияжа. Тени светлых тонов, перламутровая помада. Не слишком ярко, может статься, зато она себя уверенно чувствует и знает, что выглядит одетой и накрашенной со вкусом. Теперь волосы. Сейчас модно быть немножко растрепанной, но это как-то не вяжется с театром, да и вообще… Пожалуй, можно выпустить локоны – они обрамляют лицо, и прическа будет выглядеть менее строго.
Теперь украшения. Она выбрала в шкатулке длинные витые серьги из золота и браслет – крупные дымчатые топазы, каждый из которых как сетью опутан тончайшей золотой проволочкой. Застегивая украшение, Катерина в который раз любовалась изящной работой и игрой света на гранях камней. Иришка всегда откровенно скучала, если, поддавшись на уговоры подруги, забредала вместе с ней в ювелирный магазин. С ее точки зрения, единственным критерием качества любого ювелирного изделия является его цена – чем дороже, тем лучше.
Катерина и сама не смогла бы объяснить, откуда у провинциальной девушки из семьи инженеров такая любовь к драгоценностям. У мамы только и было что обручальное колечко да пара серег. Зато в доме имелись альбомы с репродукциями картин – огромный пыльный шкаф, битком набитый книгами. Они жили на первом этаже, и в окна заглядывали кусты сирени, деревянные полы источали тонкий смолистый аромат, пыль от книг плясала в солнечном луче, а девочка в старом и скрипучем кресле-качалке часами рассматривала цветные фотографии, любуясь платьями и украшениями, а заодно запоминая имена художников. Потом она стала срисовывать платья и украшения. Потом оказалось, что направления моды можно проследить по живописным полотнам. Потом она сделала в школе доклад на тему «История костюма и аксессуаров как зеркало социально-политических отношений в эпоху Средневековья». Директор школы послала работу на конкурс в Москву, и Катерина заняла первое место: получила диплом и собственноручно написанный отзыв одного из преподавателей МГУ со словами одобрения.
Папа повесил диплом и письмо на стену под стекло, а Катерина вдруг стала мечтать о Москве.
Прежде ее мечты жить именно в столице были неконкретными, детскими. Но, попав однажды в столицу, девушка поняла, что хочет жить именно здесь. Отец приехал на одну из научных конференций, и Катерина, приложив немало усилий, уговорила взять ее с собой. Пока папа слушал доклады и участвовал в «круглых столах», она бродила по улицам и паркам, сидела в сквериках и понимала, что именно здесь ее дом. Она чувствовала себя странно спокойной в разномастной толпе, где ее никто не знал.
Накануне вступительных Катерина объявила родителям, что едет в Москву. Папа схватился за голову, мама пила валокордин. Сколько их уезжает вот так каждый год – мальчиков и девочек, полных уверенности, что они покорят столицу. Что вузы ждут именно их – гордость местной школы. И что получается? Поступают единицы, а остальные, не желая возвращаться в родную тишину, оседают кто в городе, кто в ближайших пригородах, цепляясь за любую работу – нянечкой в садике, вышибалой в ресторане. Но это еще как-то понятно и даже не зазорно. А то вот дочка-то Степана поехала в хореографическое училище, а теперь – теперь танцует в стриптизе, в ночном клубе. Отец месяц пил, стыдно было людям в глаза смотреть: провинция не Москва – тут свои законы.
Соблазн был велик – проявить родительскую волю и не пустить. Может, Катерина и осталась бы дома. Девочка всегда была послушна. Но, тихо переговариваясь друг с другом бессонными ночами, папа с мамой думали и о другом: а если именно там, в большом и чужом для них городе, девочку ждет судьба? Счастливая судьба? Папа взял отпуск и, купив билеты, поехал с дочкой в Москву. Он только качал головой, глядя на толпы молодых людей, штурмующих цитадель науки и образования. Катерина же летала как на крыльях и, странным образом, даже не волновалась особенно. Внутри нее жила какая-то странная уверенность – это начало. Она наконец прибыла в тот пункт, с которого поезд ее жизни отправится в большое и чудесное путешествие. Само собой, помогли и золотая медаль, и заступничество того самого профессора, который написал отзыв о работе Катерины.
Девушка словно попала в сказку: огромное здание университета, шпилем упирающееся в синее московское небо, казалось ей дворцом, а для нее это был храм. А музеи! Катерина бродила по залам Пушкинского, мечтая, как сможет использовать те или иные экспонаты в своей новой работе.
Она совершенно не нервничала даже на экзаменах, пребывая в состоянии спокойной уверенности – она приехала домой. Этот город не отпустит ее. И все сложилось, все сбылось.
Глава 4
Катерина осталась жить в своей сказке. Она училась, бродила по Москве, все больше влюбляясь в дома, скверы и купола церквей, ощущая себя своей в толпе спешащих по делам людей. Должно быть, родители наделили ее счастливым характером, но соблазны, стоившие душевного спокойствия многим, текли мимо, оставляя девушку совершенно равнодушной. Она не пила, не курила, носила скромные юбки и джемперы и не страдала от вида сокурсниц, затянутых в навороченные кожаные штаны. Нет, она не чуралась компаний и даже несколько раз ходила на свидания – в кино, в театр. Но дальше поцелуев дело не заходило. Катерина ждала «своего» мужчину и спокойно, но твердо отказывала всем остальным. Так же однозначно она отказала и профессору. Тот привык считать Катерину чем-то вроде своей собственности, но не торопился, выжидая, пока большой город научит провинциалку уму-разуму. Катерина беспрекословно печатала для него статьи, вычитывала корректуру и выслушивала монологи не лишенного тщеславия человека. В конце концов Семен Петрович решил, что ждал достаточно, и как-то в пятницу, узнав, что Катерина еще не закончила перевод статьи, велел привезти работу вечером ему домой. Девушка вздохнула – в общежитии намечалась вечеринка, но не спорить же – и пошла на кафедру печатать. Лаборант – симпатичный Дима, который, по всеобщему убеждению, мог быть девушке только подружкой – сочувственно поцокал языком:
– Опять тебя Семен эксплуатирует? Пора с него деньги брать.
– Да ладно. – Катерина уже стучала по клавишам. – Мне не трудно, а он должен скоро докторскую защищать. И потом он так со мной вечно носится… Книги мне таскает, альбом из Италии привез.
– Кстати, об Италии. А ты слышала, что кто-то поедет на полгода на стажировку?
– Правда? – Девушка вздохнула. – Ну, пошлют кого-нибудь из москвичей, как обычно.
– Да уж. Хотя уступи ты Семену, он тебя вполне может протолкнуть.
– Не болтай глупостей!
– Почему это? Он аж потеет, как тебя видит.
– Перестань, Дим, ну что ты… – Катерина покраснела.
– Да ладно, ты ведь уже большая девочка… А если то, что я говорю, тебе в голову не приходило… то ты еще и глупая большая девочка. Но кто предупрежден, тот вооружен.
И он убежал в буфет, а Катерина сидела с горящими щеками и смотрела на монитор. Черт, а ведь, наверное, Дима прав. Она слишком наивна. И какого черта профессору понадобилась статья сегодня вечером, если завтра утром он придет на работу? Вот расписание на стене… Так и есть – первая пара – лекция Семена Петровича. Та-ак. И что делать? Не ехать? Ну нет. В конце концов, что она, с профессором в случае чего не справится? Катерина знала один-единственный прием – коленкой по яйцам, – но свято верила, что он валит с ног любого и легковыполним даже для неумелой девушки. Правда, до этого не дошло.
Семен Петрович распахнул дверь после первого же звонка. Был он свежевыбрит и благоухал одеколоном. Катерина протянула статью через порог и сказала:
– Вот, Семен Петрович, привезла.
– Спасибо, Катерина, да ты заходи… – Он улыбнулся и добавил: – Чайку попьем, у меня торт есть – пальчики оближешь.
– Нет, спасибо. – Катерина смотрела ему прямо в глаза. – Вы извините, но я из провинции, а у нас не принято, чтобы вот так в гости к мужчине, да еще преподавателю… К тому же мне еще к завтрашнему семинару надо готовиться… До свидания!
И она, не дожидаясь лифта, побежала вниз по лестнице.
– Катерина!
Но она не остановилась. Профессор смотрел в лестничный пролет, слушал стук каблучков и не знал – смеяться или сердиться. Вот мерзавка! Ну да никуда она не денется…
Но дальше все пошло хуже. Катерина по-прежнему беспрекословно выполняла всю работу, но стала так прозрачно-холодна, что Семен Петрович терялся и робел, как мальчишка. Вся кафедра, затаив дыхание, следила за развитием событий. Кое-кто даже пари заключал – чем кончится противостояние профессора и студентки. Большая часть мужчин была уверена, что девушка хочет в Италию, а дамы стояли за то, что Катерина ждет, пока профессор дозреет до предложения руки и сердца. Семен Петрович был в разводе вот уже лет пятнадцать и все это время ни в чем себе не отказывал. Один Дима, посмеиваясь и помалкивая, жалел девчонку, попавшую в столь двусмысленное положение и желавшую одного – чтобы от нее отстали.
В конце концов кульминационный момент все же настал. Профессор, лишившийся покоя на пятьдесят пятом году жизни, вдруг решил, что негоже мучиться из-за какой-то неблагодарной девчонки, и решительно попросил Катерину подойти к нему после семинара. Она кивнула и явилась к кафедре, как было велено. Семену Петровичу казалось, что он являет собой фигуру почти трагическую – взрослый, солидный человек, потерявший покой из-за молодой свистушки. Но в глазах Катерины все было не так: она смотрела и видела перед собой невысокого, с брюшком человека, к которому относилась с уважением, ибо он был ее преподавателем и «достиг степеней известных», и научные его труды были итогом поистине большой любви к науке и кропотливой работы. Но – не более того. Поэтому разговор получился каким-то бестолковым, словно каждый говорил о своем.
– Катерина, – Семен Петрович пристально и даже строго смотрел на девушку, – вы знаете, что на кафедру выделено два места для стажировки в Италии?
Девушка кивнула.
– Вы хотите поехать?
– Нет…
– Так вот, в этой жизни… Что?
– Я не хочу ехать. – Карие глаза теперь смотрели прямо ему в лицо, и Семен Петрович вдруг почувствовал, как жаркая волна заливает щеки и лоб.
– Но почему?
– Потому что… ходят слухи, что путь в Италию лежит через услуги начальству. – Она слегка покраснела, но глаз не отвела. – Я поеду потом… Рим довольно древний город, но, похоже, он простоит еще долго… успею.
В аудитории стало тихо. Потом Семен Петрович совершенно неожиданно для себя самого сказал:
– Катерина, а может, вы выйдете за меня замуж? Тогда мы могли бы поехать вдвоем… Меня пригласили читать лекции в университет Милана.
Глаза девушки наполнились слезами. Теперь она чувствовала себя виноватой. Надо же, чего только все ни говорили, вон и Дима туда же, а Семен Петрович ее замуж зовет! Это совершенно неповторимое чувство, когда вам первый раз в жизни делают предложение. Он все-таки хороший, и тем жальче… Слезы потекли по щекам. Она замотала головой и прошептала:
– Простите, но я не… не могу.
– Почему? – Семен Петрович вдруг успокоился. Достал платок, подошел – хоть всего минуту назад боялся даже шаг сделать в ее сторону. – Возьми.
Она послушно взяла пахнущий его одеколоном платок, вытерла слезы и нос. Он уже знал, что услышит, но не мог остановиться. Приподнял ее лицо за подбородок и спросил:
– Ну же, детка, я вам так не нравлюсь?
– Нет… то есть да… Нет, я вас очень уважаю, но не люблю! – выпалила девушка, глядя на него сквозь мокрые от слез ресницы.
Он засмеялся. Катерина застыла. Ждала чего угодно, но не смеха. Семен Петрович погладил ее по голове, вздохнул и сказал:
– Знаете, Катерина, вы, должно быть, правы. Просто я стал старым циником и вдруг позабыл, как это – когда не любишь. И когда любишь.
– Вы не сердитесь? – Она чувствовала себя глупой девчонкой и только теперь испугалась.
– Нет, – по-прежнему улыбаясь, сказал он. – Скорее, я благодарен вам. Я вдруг словно помолодел лет на двадцать… думаю, это пошло мне на пользу.
Катерина во все глаза смотрела на мужчину, плохо понимая, о чем речь. А Семен Петрович продолжал:
– Надеюсь, без обид?
Она кивнула.
– Вот и славно.
И он ушел. После этого разговора отношения их лишились напряженности и неожиданно обрели некую дружескую теплоту. Кафедра терялась в догадках – никто не знал, чем же все кончилось? Не может быть, чтоб ничем! Катерина повзрослела, пройдя через этот несостоявшийся роман. Только потом она поняла, как ей повезло, что Семен оказался нормальным, хорошим человеком. Она стала сдержаннее в словах и с осторожностью относилась к особям противоположного пола, в изобилии сновавшим вокруг.
Учеба давалась ей легко, и появился даже шанс остаться в аспирантуре, но тут она встретила Александра. Высокий, темноволосый и зеленоглазый – он покорил ее сразу и навсегда.
Потом появилась Настя – и научная карьера растворилась в туманной дали. Впрочем, Катерина ни разу об этом не пожалела.
Хлопнула дверь – пришел муж. Катерина поспешно убрала шкатулку и выскочила в коридор. Конечно, ей не удалось быть первой и на этот раз – Настя уже висела у отца на шее:
– Папа! Покатай!
– Настя, отстань от него, мы опаздываем.
– Ну папа-а!
И папа, посадив свое визжащее сокровище на спину, на четвереньках поскакал по квартире.
– Сашка, брюки испортишь! – Но смех удержать было невозможно, и суровый тон не получился.
Потом Тане и хозяйке пришлось отрывать лихую наездницу от слегка взмыленного скакуна и под вопли протеста выдворять в детскую. Перемирие было достигнуто, после того как мать пообещала в выходные совместный поход в зоопарк и катание на «взаправдашней» лошади. Наконец, поправляя растрепавшиеся волосы, Катерина вернулась в кухню. Александр торопливо глотал ужин. В очередной раз посмотрев на часы и обжегшись мясом, он состроил жалобную мину и спросил жену:
– Расскажи – где была, что делала?
Она налила ему кофе и села напротив:
– Ездили с Иришкой по магазинам.
– А, разорительницы. И как?
– Вот, новое платье. Тебе нравится?
– Красиво. – Он одобрительно кивнул. – Тебе идет.
Катерина прекрасно знала: не скажи она – муж и не заметит, что на ней новое платье. Он не был равнодушным и не страдал отсутствием вкуса – ему нравились хорошо одетые женщины и красивые вещи. Но в силу какой-то специфики мужского взгляда он никогда не смог бы вспомнить, во что же именно была одета женщина.
Александр вновь переключился на мясо, а Катерина, задумавшись, молча смотрела на него. Как же он все-таки красив, в который раз думала она. Гладкая смуглая кожа – почему-то даже зимой он умудряется сохранять загар, не пользуясь солярием и не летая в солнечные края, чтобы скрасить московское слякотное межсезонье. Лицо с правильными чертами, яркие зеленые глаза в пушистых ресницах. Темные волосы чуть вьются. Они такие мягкие на ощупь – говорят, это свидетельствует о доброте и слабости характера. Он и вправду очень добрый, но вот насчет характера… Нравом муж обладал твердым и решительным. Если к этому добавить наличие определенных принципов и стремление быть честным с собой и окружающими, получался портрет человека, которому не так уж легко вести дела в сегодняшнем мире бизнеса. Ее взгляд задержался на губах и твердо очерченном подбородке мужа. К вечеру у него слегка отросла щетина. Она колется… Она так чудесно колется, когда он целует ее грудь…
В этот момент Александр, озадаченный молчанием жены, поднял глаза. По вспыхнувшему лицу Катерины нетрудно было понять, о чем она думала. Он отодвинул тарелки и, обхватив за талию, притянул ее к себе на колени.
– Может, и не пойдем никуда, а? У нас есть бутылка твоего любимого сухого… Уложим Настю… – Он губами щекотал розовую раковину ее ушка, покачивались витые серьги, потом его горячее дыхание коснулось шеи, и по телу молодой женщины пробежала дрожь возбуждения. Рука мужа поглаживала колени и постепенно забиралась все выше. Наконец пальцы его коснулись шелковистой кожи над краем чулка.
– Ну уж нет! – Катерина выскользнула из его объятий. – Мы сто лет нигде не были. Я хочу в театр. Ну же, милый, доедай, и пошли.
Александр испустил глубокий и печальный вздох, демонстрируя разочарование, встал и, заглянув в золотистые глаза жены, негромко сказал:
– А сухое я все-таки поставлю в холодильник… К нашему возвращению… – и засмеялся, потому что от его взгляда жена покраснела, как девочка.
Они все же поехали в театр. Спектакль понравился обоим, но половину удовольствия составляла сама театральная атмосфера. Детским ожиданием чуда отзывались праздничное волнение, музыка, свет, шорох занавеса и ощущение значимости того лицедейства, что происходит на сцене.
В антракте они пили шампанское в театральном буфете, оформленном в «раннесоветском» стиле, закусывая «Мишками». Тяжелые деревянные шкафы теснились вдоль стен. На одном примостился старенький телевизор с линзой, на другом – тарелка-радио. Под стеклом столиков разложены старые открытки, афишки и даже фотографии. Тяжелые бархатные портьеры на окнах надежно изолировали этот уголок от шума московских улиц. Здесь было несуетно и спокойно.
Теперь они могли позволить себе билеты на самый дорогой проект. Но ближе всего Катерине оказался именно этот театр. Красного кирпича здание, старое, но не помпезное, очень спокойно обитающее на улочке в центре, казалось местом, где ждут старые друзья. Смешно сказать, но, накладывая макияж перед походом в театр, тушью Катерина никогда не пользовалась: вдруг потекут слезы – такое часто бывало.
Когда они вернулись, Настенька тихо сопела в своей кроватке, а Татьяна спала на диване в гостиной, уронив голову на учебник гражданского права. Они со смехом разбудили ее, и Александр отвез девушку домой. Когда он вернулся, жена была в ванной. На столике в спальне горела маленькая стеклянная лампа – фитилек плавал в густой жидкости неожиданно ярко-фиолетового цвета. Огонек лампы мигал, бросая причудливые тени на стены, мебель и портьеры и делая таинственной хорошо знакомую комнату. Рядом с лампой на столе стояли два бокала, бутылка вина и ваза с фруктами. Он прислушался – из ванной все еще доносился плеск воды и голос Катерины, мурлыкавшей какую-то песенку. Он торопливо разделся, взял в одну руку бутылку, в другую – бокалы, наклонился, зубами выхватил из вазы гроздь винограда и пошел в ванную.
Глава 5
Катерина прислушалась – закрылась входная дверь, Александр ушел на работу. Улыбаясь, она свернулась калачиком и натянула на себя одеяло. Настенька еще спит, и можно просто полежать, прислушиваясь к приятным ощущениям, все еще наполнявшим ее тело. Сладкая истома после занятий любовью вообще одно из самых приятных чувств на свете. Александр любил заниматься сексом по утрам. По вечерам, впрочем, тоже. Но утром это всегда было как-то особенно нежно, как перед расставанием, хотя он уходил всего лишь в офис. Но, помня строки стихотворения Кочеткова, «…и каждый раз на век прощайтесь, когда уходите на миг…», молодая женщина старалась провожать мужа так, чтобы ему хотелось как можно скорее вернуться.
Катерина зажмурилась – лучик солнца пробился между портьерами и щекотал глаза. Пора вставать. Сон ушел, и нарастало нетерпение – этот день будет чудесным, почему бы не начать его наконец. Она соскользнула с кровати и, утопая босыми ногами в густом ворсе кремового ковра, подошла к окну, раздвинула портьеры. Солнце, по-осеннему нежаркое, но все еще ласковое, залило спальню. Щурясь, разглядывала пруд внизу и пыталась осознать то странное ощущение счастья, которое наполняло ее душу. Словно ожидание чуда. Может, она забыла, а сегодня какой-нибудь праздник? Катерина подошла к бюро, перелистала ежедневник в красивом бархатном переплете – подарок мужа. Нет, никакого праздника сегодня не значилось, и особых дел запланировано не было. Пунктом первым на сегодняшний день была записана уборка квартиры. Как ни странно, ничего против она не имела. Это дом, о котором она столько мечтала, – и даже убирать его было в радость.
Сначала они жили с родителями мужа – просторная трехкомнатная квартира позволяла вести мирное сосуществование, хотя было совершенно очевидно, что Нина Станиславовна недолюбливает невестку. Подруги – в основном жены дипломатов, с которыми служил отец Александра, – сочувственно выслушивали рассуждения о том, что Сашенька мог бы подыскать себе более достойную партию. Правда, не все соглашались. А лучшая подруга Зинаида как-то раз заявила:
– Дура ты, Нинка. Радоваться должна на свою скромницу. И где он только выкопал такое сокровище? Не курит, лишнего рубля ни разу не попросила… Готовить не умеет? Ну так научи. Вон у Н-ских – какая девочка была – сплошные кудряшки и веснушки. Три иностранных языка, манеры как у великосветской дамы – ангел, а не ребенок. Ну и что из нее выросло? Недавно она вернулась из санатория в Швейцарии, и все без толку. Говорят, она опять колется… Так что тебе грех жаловаться на невестку.
Нина Станиславовна только поджимала губы. Отсутствие дурных привычек и независимость невестки как раз и выводили ее из себя. Она действительно ничего не просила. Но и не считала себя обязанной принимать советы и указания, даже если они сопровождались обычными в таких случаях заявлениями: «Я о вас же забочусь» и «Поверьте моему опыту». Когда Александр купил квартиру, Нина Станиславовна воспрянула духом – теперь-то им не обойтись без ее советов, а еще лучше – это сейчас так модно – пригласить дизайнера, чтобы он разработал единый стиль для квартиры. Конечно, это дорого, но зато все будет со вкусом и по последней моде, учитывая даже философию фэн-шуй. Но молодые захотели сами обставить свое жилище, отказавшись и от субсидии, и от советов. Сначала из всей мебели были только кухонный гарнитур и матрас на полу в спальне. И куча коробок с книгами в гостиной. Катерина улыбнулась, оглядывая выдержанную в персиковых, бежевых и кремовых тонах спальню. Может, все это и не удивительно стильно, но зато очень уютно. А детская – сколько радости доставили им эти покупки! Вместе с мужем они сотворили чудесный мир для девочки – светлый, яркий, мягкий, где можно ползать по полу и рисовать на стенах, где полно мягких игрушек, а с потолка свисает обезьянка и держит в лапах матовый шар люстры. Кто сказал, что это мещанство? Девочка должна расти среди цветов, бантиков, кукол, кружевных платьиц и добрых плюшевых зверей.
– Мама!
Тишина кончилась. Катерина поспешила в детскую:
– Кто тут шумит? Где моя дочка?
Из-под подушки доносилось громкое сопение, но ведь, если найти сразу, будет неинтересно, поэтому мама стала обходить комнату, заглядывая во все углы и приговаривая:
– Где же она? Убежала, наверное… А кто же будет кашу есть? А пылесосить маме помогать? Придется позвать соседскую девочку… – Катерина еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться, краешком глаза поглядывая на маленькую попку, торчащую из-под подушки, и розовые пяточки, нетерпеливо елозившие по простыне.
Наконец терпение ребенка лопнуло – показалась смеющаяся рожица, и, подпрыгивая на кровати, Настя завопила:
