Переход

скачать книгу бесплатно


Многие партнеры изумлялись его звериному чутью, конкуренты и враги побаивались его неожиданных решений, а сам он шел по жизни, не очень-то задумываясь, отчего так все с ним происходит. Он не задумывался, хорош его поступок или плох, беден он или богат, любит он или ненавидит, враг перед ним или друг. Он просто делал свою работу и шел вперед, не оглядываясь назад. Была ли какая-то цель или какой-то смысл в этом движении, он не задумывался. Лица, которые сопровождали его на этом пути, сменялись иногда со скоростью картинок в калейдоскопе. Но он не сожалел. Труднее было с «дорогими». Барышни имели тенденцию привязываться и «страдать», тогда приходилось решать вопрос через маленькую квартирку или машинку, и «дорогая», утерев слезы, исчезала из его жизни, освободив место для следующей. Он через прессу сообщил всем, что найдет и выберет мать своего наследника, и это будет нескоро.

Все шло своим чередом. Но однажды, как будто в чьей-то сильной руке, сжалось сердце.

– Александр Евгеньевич! Что с вами? – это Наташа, верная секретарша без времени и возраста, которая, как тень, всегда была рядом с Рощиным, смогла уловить мимолетную перемену в его лице.

– Наташа, у тебя когда-нибудь болело сердце?

– Да, конечно. А вам плохо? Может, валидол? Это, конечно, не лекарство, но помогает.

– Да нет! – Рощин поморщился.

Ему показалось, что он не сможет передать, что произошло, что он чувствует, что кто-то есть рядом и вот только сейчас сильно сжал его сердце. Он ясно представлял, как рассказывает верной и преданной Наташе о своей тревоге, которая его не подводит, и как он точно знает, что его ждет. С недавних пор, ему доложили, Наташа захаживает в церковь, ставит свечи и заказывает молебны за его здоровье. К чему бы это?

Рощин закрыл глаза. Он старался дышать медленно и осторожно, как будто ступал по тонкому льду. Боль начала затихать, и сердце забилось ровнее. Про такие приступы он слышал. Кто-то из знакомых рассказывал о своих походах к психотерапевтам. Товарищ даже весело поведал о том, что уже третий психотерапевт пытается победить его панические атаки (кажется, так это называется). Да, с психотерапевтами приступы стали появляться реже, но все равно настигали его в самом неожиданном месте и при самых неожиданных обстоятельствах.

Рощина тогда удивила веселость рассказа и, наоборот, глаза рассказчика, наполненные страхом и какой-то безысходностью. «Спасите меня!» Рощин тогда с презрением подумал, что не будет вот так, как ничтожный червяк, цепляться за кого-то, чтоб помогли, – ему не понадобятся психотерапевты. Это выглядит нелепо, когда взрослый мужчина, который решает судьбы многих людей, на самом деле не всемогущ, а как раб своего тела – все время к себе прислушивается и при первых же «звоночках» бежит к психотерапевту, как будто у того есть волшебная палочка.

Но вот сейчас, когда сердце зажато, он как миленький готов кричать: «Спасите меня!» Но кому? Тому, вероятно, чье невидимое присутствие было частью его жизни.

Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох и на мгновенье потерял себя. Все поплыло вокруг, сначала медленно, потом быстрее, быстрее, закрутилось вихрем, и он – бестелесный легкий Рощин – понесся в круговороте вещей и событий.

– Александр Евгеньевич! Александр Евгеньевич! – это перепуганная Наташа трясла его за плечо. – Александр Евгеньевич, я вызываю скорую…

– Не надо скорую. Позвони Петровскому. Пусть приедет сейчас, если сможет, если нет – вечером.

Что это было? Рощину даже стало весело: «Я, кажется, потерял сознание и мне страшно!» Про страх подумалось как-то отстраненно, но это были именно мысли про страх. А что его испугало? Мысли путались, никак не складываясь в единую картину. Чтобы как-то успокоиться, Рощин стал выстраивать в своей голове последовательность событий. «Вот, – сначала подумал он, – один умру в своей кровати, и домработница (как там ее зовут?) найдет меня только утром». Подумал, что надо навестить могилы родителей – они были бы недовольны его нерасторопностью, подумал еще о чем-то… А кого он видел, когда его закружило и понесло? Он явно с кем-то встретился глазами. Ему протягивали руки… Картинка стала размываться и совсем исчезла. В кабинете появилась Наташа с чаем и какими-то таблетками.

– Александр Евгеньевич! Петровский уже выехал и будет минут через сорок. Велел теплого чая… – Наташа всхлипнула. – Александр Евгеньевич, я отменила все встречи, так как Петровский сказал, что это нежелательно. Вам нужен покой.

– Ну нужен так нужен. Я чувствую себя престарелым вождем, а мне еще нет и пятидесяти, так что, Наташа, прекрати относиться ко мне, как к умирающему.

Глава 4

Он – это ветер, Он – это шум дождя или шорох листьев, а может быть, Он – это тень, которая иногда стыдливо, иногда нахально следует за нами.

Он может быть одновременно везде, а может исчезнуть, как будто навсегда.

Он знает, что Он любил, а сейчас есть сама Любовь.

Он может нарисовать любой рисунок из чувств, используя всю палитру, но отдает прекрасное полотно другому, а чаще оставляет его перед входом, прихватив с собой немного сожаления, приправив ароматом грусти. Его неожиданное появление пугает других, и не всегда тебе удается справиться с этим страхом. Ты невольно возвращаешься к воспоминаниям о встрече, а Он забывает о тех, с кем встречался, практически мгновенно. Но встреча с ней – другая. Он навещал ее, немного растерявшись, так как не понимал логики происходящего. Зачем Он с ней? Почему она знает Его? Как не поддаваться искушению прикоснуться губами к ее волосам? Как исчезнуть, прихватив воспоминания о себе, чтобы не испугать?

Рядом с ней Он чувствовал себя живым, наполненным какой-то силой. Казалось, что все могущество Вселенной в это мгновение было сконцентрировано в одной точке – в Его сердце, и оно пылало так ярко и горячо, что хватило бы на многих. Но Он сковывал эту силу и исчезал, каждый раз удивляясь тому, что воспоминания о Нем ее не пугают.

***

Оля открыла дверь своей квартиры. Где-то в глубине послышалось ворчание, покашливание и такое милое «цок-цок». Это Пулька засеменила навстречу хозяйке. Тяжелый день отошел куда-то, а может быть, просто остался за дверью. Оля заулыбалась.

Пулька – маленькая собачка – появилась и всем своим видом стала показывать, что, мол, она обиделась и даже и не думает радоваться встрече. Она переступала крошечными лапками на месте, виляла хвостом и, прижав уши, что-то «выговаривала» Оле.

– Не ругайся! Знаю, знаю, – я плохая хозяйка. Оставила свою девочку в одиночестве! Сейчас пойдем погуляем. Я только переоденусь!

Пулька, как будто приняв извинения, перестала тявкать и, развернувшись, с важным видом отправилась вперед хозяйки, приглашая незамедлительно осуществить намерения.

– Пулька! Это нечестно! Неужели я даже чаю не попью?

Собачка выразительно оглянулась и строго тявкнула, призывая хозяйку не отступать от задуманного.

Конечно, такой диалог собаки и человека со стороны мог бы выглядеть странно. Но Оля была уверена, что это маленькое существо все понимает и именно разговаривает с ней.

Иногда в компаниях с друзьями она рассказывала о своих наблюдениях и горячо отстаивала «повышенный интеллект» своего питомца. Когда-то Оле казалось, что она не имеет права на живое существо в своем доме, что это хлопотно и совсем неправильно, ведь животное остается на целый день в одиночестве, пока хозяйка на работе.

Оля часто вспоминала, каким случайным образом Пулька появилась в ее доме. Одна приятельница не могла выбрать щенка для своей дочери и пригласила Олю помочь ей. Тогда они заблудились, колеся по деревням Ленинградской области, опоздали к назначенному времени и долго ждали, когда появятся хозяева. Оля не хотела ругаться с подружкой, но про себя думала, что выходной безвозвратно испорчен, и ей было непонятно, что она делает здесь перед незнакомым домом.

«Мамой» питомника оказалась краснощекая тетка, которая по совместительству была еще и фельдшером в этой деревне. Оля морщилась при ее рассказе о трудных буднях медиков: «Ни днем, ни ночью покоя нет» – и хотела отказаться от захода в дом, ведь щенка выбирала подруга. Но тетка, не прекращая рассказ о своих медицинских подвигах, практически затащила подруг в дом, подхватив их под руки. Мелкие, как горох, щенки и такие же мелкие их папаши и мамаши кинулись к своей хозяйке с радостным звонким лаем.

Оля отстраненно слушала, о чем разговаривают женщины; чтобы ни на кого не наступить, ей пришлось отойти в сторону и присесть на диван, пока шло бурное обсуждение вариантов. Ее подруга, присев на корточки, стала гладить собачек, приговаривая что-то ласковое. Вдруг, неожиданно для Оли, рядом с ней что-то завозилось, пискнуло и щекотно коснулось ее руки на диване. Она испуганно отдернула руку, и ей показалось, что это «что-то» заплакало. Маленький щенок тоже хотел вместе с братьями и сестрами веселиться там, на полу. Но, вероятно, спрыгнуть побоялся, а может, просто заснул, и гостьи разбудили его. Собачка была такая маленькая, что целиком помещалась на ладони, и Оля, взяв ее на руки, уже не смогла отпустить.

Хозяйка питомника важно трясла родословной собак, вероятно, пытаясь объяснить цену, которую она просила за щенков.

Оле было абсолютно все равно, что в роду ее Пульки есть Императрица, владелицей которой значилась Любаша Корчак – столичная и всероссийская знаменитость. Это молодая женщина выдавала «хамство обыкновенное» за журналистское острословие, и, естественно, собака у нее могла быть только Императрицей, никак не меньше.

Старик Фрейд порадовался бы, анализируя выбор клички для собаки…

Сейчас Оля не представляла, как можно было жить без Пульки – такой замечательной, когда ты абсолютно уверен, что тебя любят и ждут.

«Да, любят и ждут!» Это так просто и так важно. Вся жизнь наполняется сразу каким-то смыслом, и ты не застреваешь в мучительном поиске своего места в этом мире. Тебе уже не надо перебирать возможные варианты значения своего существования, тебя просто любят и ждут, и все: ты – есть, ты существуешь, ты живешь.

«Ты не можешь не жить, ведь тебя любят и ждут…» – так думала Оля, гуляя с Пулькой по уже темному парку рядом с домом. От этих мыслей становилось теплее. Она успокаивалась. Тревоги дня отступали все дальше.

«А Рощин? – это воспоминание, как электрошок, встряхнуло Олю. – Неужели его никто не любил и не ждал? Почему он перестал жить? Кто перекрыл кран жизненной энергии? Как так – вместо любви и смысла в душе появляется пустота, как выжженная пустыня? Нет, просто пустота, ничего…»

Оля удивилась тому, что, возможно, уже некоторое время стоит, и по ее щекам текут слезы.

Конечно, не только сегодняшний уход Рощина в небытие был причиной этих слез. Оля плакала от бессилия хоть что-то изменить в расписанном кем-то сценарии. В ее слезах растворился покой, и исчезло умиротворение, появившееся при мысли о любви и нежности, и ярко проступала бессмысленность усилий по спасению людей.

«Зачем я им, если все предначертано? Если я точно знаю, что ничем не поможешь. Можно лишь оттянуть момент перехода, но нельзя вдохнуть жизнь в тело, которое уже прощается с нами… Я видела в его глазах, когда он к нам пришел: «Все – конечная точка!» Зачем я давала надежду?! Нет, ему не нужна была надежда! Он сразу пришел к нам умирать. Я видела, что он понимает это. Зачем химия, пересадка?!»

Пулька, будто чувствуя, что происходит с хозяйкой, перестала носиться за сухими листьями и вернулась, стала скулить, перебирая лапками: «Возьми меня на руки. Мне холодно. Я люблю тебя!»

Глава 5

– Здравствуйте, Ольга Николаевна!

– Здравствуйте, Аллочка! Вы, как всегда, замечательно выглядите!

Аллочка, Алла Алексеевна, после того как закрылась дверь за Ольгой Николаевной, улыбнулась своему отражению в зеркале, поправила челку, подкрасила губы и закончила свое колдовство над внешним видом легкими похлопываниями по щекам. Щечки зарделись. Как не улыбнуться такой милашке! Белая куртка, безупречно отглаженные брючки на тонкой фигурке смотрелись великолепно. Подмигнув себе напоследок, Аллочка закрыла дверцу платяного шкафа, где она и ее коллеги располагали свои вещи.

Все, она готова к работе. День должен быть хорошим, он просто обязан быть хорошим!

– Алла Алексеевна! Вы будете кофе?

– Да, Полина, – как всегда, без сахара.

Эта утренняя чашка кофе – дань демократии.

Она – доктор, они – медсестры. Каждый должен знать свое место. Так говорит папа, профессор и уважаемый человек. И, хотя он сам давно уже не практикует, а только возглавляет кафедру, студенты 1-го Медицинского его уважают и стараются подражать его манерам и философии. Когда Аллочка пошла учиться, ей было страшно, что строгий папа будет недоволен ее успехами, и она старалась изо всех сил.

На деле все оказалось не так плохо. Папа всячески поддерживал ее учебу и дальнейшую карьеру. Для этого он лично встречался с Ольгой Николаевной, своей бывшей студенткой, и разговаривал ласково, но настойчиво, объясняя, как важно для Аллочки попасть именно в это отделение, именно в эту больницу и именно под руководство такого опытного врача.

Интересно, Ольга Николаевна догадывалась, что папа знал о контракте с немцами на тестирование экспериментального препарата, который замедляет процесс, а может и вовсе изменить исход болезни, и что работа для Аллочки в отделении – лишь короткий мостик для получения места в международной фармацевтической компании. Надо только лишь немного потерпеть, собрать статистику, поучаствовать в тестировании препарата с добровольцами, а может быть, между прочим, написать докторскую, а там… От перспектив и возможностей у Аллочки дух захватывало.

Работать Аллочке нравилось, даже было интересно. С коллегами тоже все было замечательно. Минуты демократии были не столь обременительны, а иногда и наоборот, подчеркивали особый статус врача, доктора, уважаемого и значимого в жизни других людей человека. А медсестры приятно суетились, желая угодить молодому доктору. Так уж повелось в медицинской среде – есть элита, а есть другие. Аллочке это нравилось. Она как-то сразу повзрослела, стала серьезней, и к ее слову прислушивались – конечно, не так, как к слову заведующей отделением, но все равно было очень приятно осознавать, какая она важная и умная. Наблюдая за Ольгой Николаевной и ее работой, Аллочка не понимала, как той удается, не повышая голоса, добиваться четкого выполнения своих указаний. Как она и все чувствует, и знает, и любой работник в отделении готов в любую минуту откликнуться и ловит любое изменение настроения заведующей отделения.

Утренний кофе для Ольги Николаевны подавался с такой любовью и почтением, что в душе у Аллочки начинал шевелиться червячок зависти. А сама Ольга Николаевна любила приходить в сестринскую с какими-то печеньками, конфетами и весело болтала с девочками-медсестрами о всякой ерунде. Аллочке казалось, что эти разговоры должны быть чинными и возвышенными, а они шутили, смеялись и говорили о всякой всячине. Аллочке казалось, что нужно соблюдать субординацию, «начальник – подчиненный», и это и есть настоящие отношения, а Ольга Николаевна получала любовь и уважение, ничего не предпринимая для этого.