скачать книгу бесплатно
Мы продолжаем разговаривать – только чужие истории, рассказанные по принципу «мы больше никогда не увидимся», помогают сохранять адекватное отношение к тому, что здесь происходит, и немного отвлечься. Правда, некоторые из них оставляют в памяти яркий след.
Мне навсегда запомнится девушка, поступившая через пару дней после меня. Выглядит она молодо, но вряд ли младше меня. Низкая, полноватая, с красивым лицом: мягкие черты, выразительный взгляд, пухлые губы. Ее койка около моей, она аккуратно складывает вещи в тумбочку, стелет белье, ложится и поворачивается ко мне:
– А вы здесь почему? – начинает она без всяких «здрастье» или «привет».
– Не знаю.
Ну а что мне отвечать, если я не в состоянии объяснить, по какой причине я здесь.
– Бывает, – улыбается моя собеседница. – Меня положили на обследование. Говорят, здесь хорошие врачи. Не волнуйся.
Через пару часов я выясню, что ее зовут Лиза, она мать двойни, они с мужем и ее родителями живут в пригороде в частном доме. Ее мама помогает с детьми, пока муж пашет на двух работах. Две дочурки появились благодаря процедуре ЭКО, а бесплодие Лизе поставили в двадцать три, после двух лет тщетных попыток забеременеть.
– Я думала, такого не бывает. Я молодая, он тоже. Разве этим болеют здоровые люди? Разве бывает так, что тебе двадцать один, а ты тупо не можешь залететь?
Сейчас она рассказывает об этом с улыбкой, а тогда, говорит, плакала каждый день, приходя с учебы, пока муж был на работе. Чтобы не видел и не жалел. К семи вечера она прекращала лить слезы, умывалась и встречала мужа ужином и теплой улыбкой – давала понять, что в их жизни все нормально. Отчаянная домохозяйка, только без сериальных заставок и лихих поворотов сюжета.
К концу дня разговоры в палате стихают. Тем женщинам, что завтра идут на операцию, дают успокоительное, чтобы они крепко спали. Мы с Лизой лежим молча, копаясь в своих телефонах. На меня накатывает тоска, слезы сами катятся ручьями, их не остановить. Моя новая подружка замечает это – смартфон предательски подсвечивает лицо. Она присаживается на край моей постели, пытаясь успокоить. Способ Лиза выбирает интересный: решает рассказать, что она пережила после протокола ЭКО.
История Лизы
После тщетных попыток забеременеть мы с мужем обратились к врачу. Оба сдали все анализы. Его пришли первыми – здоров. Значит, семью все эти долгие два года подводила я. Тогда я позволяла винить себя за это, а сейчас ругаю каждую, кто думает, что она виновата. Получив анализы, узнала: у меня непроходимость труб. Дала себе неделю, чтобы прийти в себя. Забеременеть самостоятельно шансов нет, нужно идти на крайние меры. Врач сразу предложила ЭКО, но я не решилась. Тогда я еще не отошла от непростой процедуры проверки маточных труб: казалось, ныла каждая клеточка тела, и не от физической боли, а от диагноза.
Об усыновлении речи идти не могло – я не столь сильна, чтобы проверять, смогу ли полюбить ребенка не по крови. Значит, выход один – обращаться к специалистам за помощью. В один из вечеров я застала мужа за просмотром сайтов для будущих матерей. Он читал форумы про ЭКО: как готовиться, что за этим стоит, как часто не получается. Я не хотела всего этого знать, думала, что просто приду к врачу и буду действовать по его инструкции. Лишняя информация мне ни к чему: только начну сомневаться, бояться, не доверять. Я вообще не понимаю этой любви многих девушек к женским форумам. Да, там можно найти и ответы на вопросы, и поддержку. Но сколько всего начитаешься, пока ищешь то, что нужно тебе! Я впечатлительная – мне будет жаль всех тех, кто делится своим горем, неудачными попытками забеременеть, потерями, разводами.
Через пару месяцев мы решились на ЭКО и стоически пережили это время. Сережа ставил мне уколы в живот и повторял, что все обязательно получится. Мы оба взяли отпуск, чтобы избавить себя от внешних раздражителей. Многого гуляли и старались разговаривать на отвлеченные темы, чтобы не казалось, что мир теперь вращается только вокруг моей репродуктивной системы. Это сложно. Когда ты чего-то очень хочешь, все начинает напоминать об этом. Кажется, что в соседней квартире ребенок шумит сильнее, чем обычно, а на детской площадке все больше и больше людей с колясками. Ты начинаешь обращать внимание на беременных, хотя раньше даже не смотрела в их сторону.
Тест показал две полоски спустя три недели после процедуры. Сказать, что мы были счастливы, – это ничего не сказать. Я вылетела из ванной, хотела подпрыгнуть, но подумала: мне, наверное, нельзя этого делать. Сережа все понял по хлопку двери и тут же побежал мне навстречу. Мы обнимались и плакали, я ни разу не видела, чтобы муж так сильно радовался чему-либо – он сдержанный человек. Придя в себя, я позвонила в больницу, чтобы записаться на прием к гинекологу.
Радость продолжалась недолго. Вот я иду, окрыленная, к своему врачу. Захожу в кабинет. По моей улыбке она сразу все понимает и предлагает сделать УЗИ. Я вижу, как меняется ее взгляд.
– Что-то случилось? Я не беременна? – спросила я и замерла.
– Да как бы вам сказать… У нас здесь не один.
Я хочу закричать «да ну! двойня?», но меня прерывают.
– Я вижу три плодных яйца. Не понимаю, как так вышло, вам не должны были подсадить больше двух…
С седьмого неба, на котором я была, меня сбросили на землю. Я стала казаться себе маленькой, хрупкой. Как в такой может поместиться сразу три ребенка? Испугалась: вдруг им там совсем тесно? Рукой интуитивно потянулась к животу – не понимала, что на таком маленьком сроке никто никому не может мешать. Не помню, как натянула штаны. Опять поймала на себе взгляд врача, растерянный и добрый.
– Будет тяжело. Двоих-то мало кто вынашивает без постоянных «сохранений» и осложнений. Давайте не будем ходить вокруг да около. Я предлагаю вам редукцию третьего плода. Сразу скажу, что есть шанс потерять беременность в принципе, но он мал, если обратиться к хорошему специалисту. Куда выше вероятность, что вы родите больных детей.
Вот так, без лишних объяснений, мне предложили убить своего ребенка. Врач была спокойна, ее голос даже словно убаюкивал. Казалось, что все это драматический фильм, а я просто зритель. Правда, на премьеру больше никто не пришел.
Домой я ехала в слезах, не боясь, что заплаканный водитель может стать причиной аварии. Мне было все равно, у меня вновь отняли надежду на счастливое материнство. ЭКО, которое, казалось бы, прошло так успешно, не принесло мне счастья. Мне снова придется выбирать. Но как можно распоряжаться судьбой того, кого так долго ждала?
Я ревела три дня. Теперь уже и сама полезла в интернет, чтобы почитать форумы, и это вызвало только больше слез. Обнимала мужа и подушку, а потом опять ревела. Мне было страшно, мужу тоже – такая ответственность еще ни разу не ложилась на наши плечи. Сережа был молчалив. Иногда он порывался привести какие-то аргументы, но толком не понимал, какую сторону нужно принять.
Вскоре я узнала, что тема редукции тщательно скрывается даже на форумах. Оказывается, не принято говорить о том, что ты разрешила врачу проникнуть через твой живот к сердцу ребенка, чтобы навсегда его остановить. Видимо, женщины предпочитают молчать о том, какой выбор пришлось им сделать. Их можно понять. Кто-то заботливый из мира медицины придумал этому процессу другое название, отделив его от слова «аборт». Но разве есть большая разница, если итог один – смерть?
Это по телевизору мы видим сюжеты из роддома о семьях, в которых появилось сразу трое малышей. Такие истории наполнены радостью, в них много улыбок и теплых слов. А скольким предлагали убить одного из своих детей? Я проконсультировалась с тремя гинекологами нашего города, не пожалев времени и денег на приемы. Только одна предложила незамедлительно лечь в больницу на сохранение, чтобы постоянно быть под надзором врача. Двое сразу сказали, что стоит рассмотреть вариант редукции.
Да, здоровые тройни рождаются. Но ни один новостной сюжет в вечернем прайм-тайме не расскажет вам о том, скольким малышам ставят диагноз ДЦП или порок сердца, сколько беременностей прерывается на позднем сроке, когда организм матери просто не выдерживает нагрузки.
В итоге я согласилась на редукцию. Подумала, что вправе решать судьбу собственных детей. Гинеколог предложила выговориться у нее или психолога, сходить в церковь или найти любой другой способ хоть немного успокоиться перед этим шагом. Я ограничилась разговором с собой: это мое решение, и только мне нести за него ответственность.
В назначенный день наша машина остановилась около ворот клиники, где моему малышу суждено было получить приготовленный удар. Я прошла первый скрининг. Напротив кушетки висел телевизор, на экране которого нам с мужем по очереди показывали наших детей. Всех троих. Мое сердце замирало, я тяжело дышала, боялась, что сейчас доктор спросит, кого мы оставим.
– Расположение второго плода самое неудачное. Он лежит внизу, поперек, давит на шейку.
Больше ни слова, никаких предложений не поступило. В этом небольшом темном кабинете мне не пришлось ничего решать – врач взял на себя ответственность за судьбу моего ребенка. Плода. Малыша. Моего. У которого не будет имени, чей пол я никогда и не узнаю.
Беременность прошла спокойно. Мы не рассказали родным, что нам пришлось пережить. Наши дети тоже никогда не узнают, что могли иметь брата или сестру. Я практически перестала себя винить и стараюсь не задавать вопрос «что бы было, если бы…». Говорят, что нет неправильного выбора. Есть только решение, которое принял, и его последствия. Этим и утешаюсь.
12.07.2016
Стараюсь найти хоть что-то позитивное в ситуации, в которой оказалась. Меня практически не трогают – лечащий врач приходит раз в день. С утра я сдаю кровь, вечером мне делают укол в живот, чтобы улучшить свертываемость крови. На фоне стимуляции овуляции этот показатель стал запредельным. С докторшей мы так и не нашли общий язык, и это только усугубляет мою тревогу. Если я плачу, она называет меня маленькой девочкой, которая не знает, что такое «путь материнства». Это обижает, оскорбляет, выставляет дурой. Я не такая. Я все спланировала. Я изучила вопрос. Я была готова. Просто зря вызвала скорую в ту ночь.
Параллельно с курсом унижения я получаю СМС от своего репродуктолога – короткие, суховатые, но полные оптимизма. Она пишет, что мое нынешнее состояние – это просто реакция организма, никто не застрахован.
Между тем мой лечащий-калечащий врач предлагает отказаться от препарата, который я должна пить до теста на беременность.
– Ну какая вам беременность? Сами понимаете, было бы хорошо, если бы она началась не так.
Как «не так»? Конечно, хочется быть окруженной любящими людьми, а не общаться с той, кто напрочь забыла об этической стороне вопроса выздоровления. Но когда ей со мной сюсюкаться? Она же врач, а не психолог, не подружка, не муж. Она должна лечить и вроде бы справляется с этой задачей. А если пожаловаться на плохое отношение, то можно услышать массу оправданий такому поведению. Самая популярная версия – с их зарплатой скажите спасибо, что вообще с вами разговаривают.
Обычный день в больнице: ужасный завтрак, забор крови, ужасный обед. От июльской духоты ничего не спасает. Злюсь, что теплые летние дни, которых так мало в Сибири, я провожу на больничной койке. Засыпаю, чтобы хоть как-то убить время.
– Евгения, просыпайтесь.
Врач легонько касается моего плеча. Открываю глаза. Она сидит на моей койке, в руках результаты утреннего анализа крови.
– У вас повышенный ХГЧ.
Мне не надо это расшифровывать. Хорионический гонадотропин человека, он же ХГЧ, повышается в первые недели после зачатия. Я все понимаю. Но кажется, еще сплю.
– Вы беременны.
Она говорит это равнодушно, будто зачитывает приговор в суде.
– Возвращайте препарат, который мы отменили.
Да, это же единственное, что мне нужно сейчас услышать.
– Но сперва пройдем в туалет, я принесу вам тест на беременность.
Вот к этому меня точно жизнь не готовила. Не могу назвать себя романтичной особой, но я представляла, что, когда буду выходить с тестом в руке и с улыбкой на лице, меня будет ждать муж, а не врач, который еще пару дней назад назначил процедуру, ставящую под угрозу мое материнство.
Мы идем по длинному коридору. Я не понимаю, что происходит. Все должно быть не так. Почему я ничего не чувствую? Где радость, восторг, трепет? Мне не нужен ответ, и так прекрасно знаю, что абсолютно не умею проживать радостные эмоции: не прыгаю до потолка, не начинаю танцевать, не улыбаюсь во весь рот, когда происходит что-то хорошее. В детстве мама часто говорила мне: «Много будешь смеяться, долго будешь плакать». Она имела в виду, что детские шалости обычно заканчиваются разбитыми вещами, ссорой с друзьями или усталыми материнскими просьбами не кричать так сильно. Я уже давно не маленькая девочка, а ее слова звучат у меня в голове. Это стало моей установкой – не проявлять восторга. У нас это семейное: мы умеем страдать, но никогда – радоваться.
Выхожу из кабинки туалета. Какая-то женщина освобождает соседнюю. Техничка моет пол. Врач стоит и молча ждет меня. Картина маслом.
– Две полоски.
– Ну что я могу сказать? Поздравляю! – на лице докторши появляется улыбка, похоже даже искренняя.
15.07.2016
Я сижу на лавочке около больницы, спасаясь от жары в тени деревьев. Рядом о чем-то радостно щебечет мама. Она придумывает мне счастливое будущее с оговоркой на то, что сейчас главное – это восстановиться и покинуть эти унылые стены. Она не знает, что, стоя в уборной женской консультации и глядя на две полоски в тесте, я пригласила в гости госпожу тревогу. Мою лучшую подружку на следующие несколько месяцев. Она стала моим злейшим врагом.
– Я боюсь все потерять.
Эти слова я произношу так тихо, будто сама не верю в то, что говорю. Не хочу верить.
– Ты о чем?
– О беременности.
– Ну ты чего? Просто это гормоны шалят. Все беременные волнуются, это нормально. Гони такие мысли прочь.
Мамин голос ласковый, но твердый, она боится, что я начну тонуть в своей тревоге.
Нет, мама, я не все. Я чувствую плохой исход. Мне кажется, я не заслужила этого счастья, а значит, его отнимут.
– Да, наверное. Я стараюсь думать о хорошем.
– Вот и правильно! Главное – береги себя, и все будет хорошо.
Я возвращаюсь в палату и всеми силами стараюсь не расплакаться: теперь я не имею права тратить нервы из-за ерунды. Подумаешь – предчувствие! Да я вообще никогда не отличалась хорошей интуицией, почему же сейчас переживаю из-за непонятных страхов?
По скорой новое «поступление»: привезли пожилую женщину и девушку. Девчонка рыдает и держится за живот. Около нее сидит доктор и повторяет: если беременность замершая, то оплакивать уже нечего. Вот так просто: нет ребенка – не из-за чего переживать. Хочется спросить, а как бы ты сообщил такое своей жене, дочери, сестре? Так же равнодушно? Прочитал бы заключение УЗИ и спокойным тоном резюмировал, что все надежды рухнули, в следующий раз обязательно родишь? Когда человек в белом халате уходит, девушка обращается к нам: а ведь может быть такое, что это не точно? Мы лишь пожимаем плечами – никто не хочет брать на себя ответственность и говорить что-то ободряющее.
Она поднимает футболку и показывает живот: он весь в неровных шрамах.
– Результат аварии: разорванная селезенка, поврежденные органы, теперь еще и спайки. Как теперь что-то планировать? В детстве тебе никто не расскажет, что такие травмы практически несовместимы с материнством.
Еще бы неделю назад меня бы поразила откровенность этой девушки. Кто с порога вываливает свои проблемы и страхи? Но в женском отделении никто особо не церемонится. Здесь за полчаса можно стать закадычными подругами, выложить всю подноготную не только о себе, но и о всей своей семье. С Лерой мы будем лежать вместе до момента моей выписки. На УЗИ опровергнут версию о ее замершей беременности. Я познакомлюсь с ее мужем, выслушаю сотню историй о том, какая ее свекровь стерва, стану вынужденным свидетелем ее долгих разговоров с мамой. После больницы мы больше никогда не встретимся. Поначалу будем звонить друг другу раз в неделю, но потом связь прервется. Лишь после собственной трагедии я узнаю – пойму по фотографиям из соцсетей, – что и она весной 2017-го не станет матерью. А в 2019-м она выложит первую после затяжного молчания фотографию – у них с мужем родится мальчик.
18.07.2016
День рождения мамы провожу в больнице. Идет третья неделя моего заточения, и я перестаю понимать, зачем здесь торчу. Анализы приходят в норму, уколы в живот отменяют. Остается только ежедневная сдача крови – да сколько можно-то?
Утром 18 июля медсестра сообщает, что меня ждут на УЗИ. Я спускаюсь на первый этаж, ощущая трепет от скорой встречи с моим ребенком. Понимаю, что вряд ли что-то увижу, но это не столь важно. Мне надо рассмотреть хотя бы эту небольшую точку, чтобы поверить, что все это и правда происходит со мной.
Врач ультразвуковой диагностики интересуется моим самочувствием. В ответ я, не скрывая радости, заявляю: я беременна! Доктор едва заметно улыбается и просит прилечь. Минута, две, три. Она молча изучает изображение на экране.
– Вот, видите? Это плодное яйцо, через месяц-другой вы сможете разглядеть своего ребенка.
Она останавливается, наклоняется ближе к экрану, а у меня начинают холодеть руки.
– Что там?
– Похоже, еще одно плодное яйцо. Оно намного меньше. Наверное, зачатие произошло на пару дней позднее. Ну, вы не переживайте! Это, может, и рассосется.
Вы серьезно? Речь о ребенке, а не об опухоли! Это раковых больных стоит обнадеживать подобными речами, но никак не беременную. Мне хочется огрызнуться: сама ты рассосешься! А мой ребенок останется со мной.
Я уже наверняка знаю, у меня двойня. Знаю, что, когда приду к своему врачу, она обязательно это подтвердит. Вечером навещает мама, в собственный день рождения приносит мне пирожное и еще не остывший ужин.
– Похоже, ты будешь бабушкой сразу двоих внуков, – говорю я вместо поздравления.
– А я знала! Я знала! Ехала к тебе, встретила Иру с ее двойней, а еще у меня около цветка появились ростки совершенного другого растения. И их тоже два!
– Ох уж эти знаки! – смеюсь я и чувствую себя абсолютно счастливой.
01.08.2016
Я наконец выхожу на улицу, чтобы уже не возвращаться в унылую палату. Июльская жара спала, но впереди еще целый месяц лета. Сажусь в такси и быстро доезжаю до дома. Муж не знал, что меня выпишут сегодня. Да и выписка скорее напоминала побег: я сказала, что не хочу больше лежать, заплакала и отказалась это обсуждать. Через пятнадцать минут мне принесли лист бумаги и велели написать, что я сама несу ответственность за отказ от пребывания в больнице. Да пожалуйста!
