Из литературного наследия Апухтина

Петр Быков

Из литературного наследия Апухтина

«Вверху одна горит звезда»… Кто не знает этого и других стихотворений юноши Лермонтова, в которых он воспевал «черноокую красавицу» Екатерину Александровну Сушкову, вдохновлявшую его и, благодаря её загадочному роману с ним, получившую известность. Имя Лермонтова, в его юношеские годы, тесно связано с именем Сушковой, оставившей после себя записки, являющиеся довольно ценным материалом для биографии Лермонтова. Еще при его жизни она вышла замуж за А. В. Хвостова. Пятидесятые годы прошлого века застают Екатерину Александровну в Петербурге. И вот в это время ей пришлось сыграть некоторую роль, иную, конечно, и в жизни другого поэта. А какую именно, видно из его экспромта, посвященного Е. А. Хвостовой:

Добры к поэтам молодым,Вы каждым опытом моимВелели мне делиться с вами;Но я боюсь… Иной поэт,Чудесным пламенем согрет,Вас пел могучими стихами.Вы были молоды тогда,Для вдохновенного трудаЕму любовь была награда.Вы отцвели – поэт угас,Но он поклялся помнить вас«И в небесах и в муках ада»…Л верю клятве роковой,Я вам дрожащею рукойПишу свои стихотвореньяИ, как несмелый ученик,У вас, хотя б на этот миг,Прошу его благословеньи.

Этого благословения Лермонтова просил Алексей Николаевич Апухтин. Рано обнаружил он блестящие способности и умственное развитие, пристрастившись к чтению, к стихам в особенности, и обнаружив необычайную память, которою отличался до конца жизни. В восемь-девять лет с увлечением декламировал он шедевры пушкинской и лермонтовской поэзии. И рано проснулся в нем его собственный поэтический дар, которому ни домашние ни даже мать Апухтина, изумлявшаяся почти феноменальным способностям пламенно любимого сына-баловня, не придавали особенного значения… Но вот в 1852 году он был отвезен в Петербург и отдан в приготовительный класс Училища Правоведения, где, мимоходом сказать, поступлению его в седьмой низший класс уже предшествовала слава «будущего Пушкина», так как начальство училища да и воспитанники его сразу обратили внимание на удивительно одаренного, многообещающего ребенка.

«В воображении их, – рассказывает один из биографов поэта, знавший его в самой ранней молодости, – в особенности питомцев училища, соперничавших во всем с Александровским Лицеем, до высоких воротников и широчайших обшлагов на рукавах мундиров включительно, «витала затаенная надежда предвосхитить старые лавры лицея. У лицея, дескать, был Пушкин, а у нас будет Апухтин!» С поступлением в училище он начал все чаще посещать дом Хвостовых, где, все еще жившей воспоминаниями о Лермонтове Екатерине Александровне декламировал его стихотворения, а на ряду с ними и свои собственные попытки творчества. Чуткая к красоте женщина довольно скоро угадала в своем госте, белокуром, голубоглазом правоведе, несомненное присутствие искры Божией, всячески поощряла его талант и собственноручно вносила в заведенную для этого тетрадь его стихотворения в строгом хронологическом порядке.

На заглавном листке тетради красовалось: «Собрание стихотворений Алексея Николаевича Апухтина. Часть первая. 1852–1857. С.-Петербург. Екатерина Хвостова», – и первым, внесенным в эту тетрадь, произведением двенадцатилетнего поэта (он родился 15-го ноября 1841 г.), помеченным 27 августом 1852 г., был «Романс», навеянный не то Дельвигом, не то Мерзляковым. По странной случайности «Романс» звучит именно тем тоном, в котором написана большая часть стихотворений Апухтина, – звучит тихой грустью, безропотностью:

Что мне делать одинокому?          Только все груститьДа по милой по сторонушке          Горьки слезы лить.Целый век мне лишь кручиниться          Дан удел судьбой.Подопру я, став у дерева,          Голову рукой.Посмотрю на небо тихое,          Слезы вдруг польюИ родную, заунывную          Песню заною:Понеситесь, ветры буйные,          Но долам, горам,Погуляйте вы, родимые,          По златым полям.Принесите вы мне весточку          Из родной страныИ напомните несчастному          Про былые дни.Стану, стану я у дерева,          Буду, буду вам внимать,И слова, слова заветные          Стану повторять…О, страна, страна родимая!          И люблю тебя,И к тебе стремится думою          Вся душа моя…И я, бедный, призадумаюсь,          Как теперь мне житьДа но милой по сторонушке          Горьки слезы лить.

То же настроение преобладает и в последующих стихотворениях. Мысль его усиленно работает и останавливается над многими житейскими и жизненными вопросами, и стих его становится яснее, определеннее, строже, красивее. «Эпитафия», «Жалоба поэта», «К гению», «К родине», «Жизнь», «Молитва русская» – вот темы дальнейших его поэтических опытов. Четырнадцати лет он уже пытается откликаться на вопросы дня, политические и общественные, пишет «на восстание греков», по поводу Крымской кампании, передает свои «мысли в домике Петра Великаго»; в пятнадцать лет, следя за спорами о славянофилах, он строчит стихотворное длинное послание «к Хомякову», где дерзко гласит:

В уме ли ты, славянофиловМикроскопический царек,Глава неистовых зоилов,Москвы непризнанный пророк?..

Тетрадь Е. А. Хвостовой наполняется все больше, число стихотворений доходить до ста, и очень многие из них впоследствии попадают в посмертные издания сочинений Апухтина, а пока, до его выпуска, расходятся в рукописных многочисленных экземплярах среди знакомых и друзей семьи поэта, среди родных и знакомых его товарищей-правоведов. Некоторые из этих юношеских стихотворений получают одобрение Фета и Тютчева. Тургеневу попалось апухтинское стихотворение, не попавшее и доныне в печать, под заглавием «Божий мир», и творец «Дворянского гнезда» написал Хвостовой и матери Апухтина, «что в этой вещи, хотя и далеко не совершенной, уже чувствуется присутствие священного огонька, и что нужно беречь талант автора». Апухтин поставил крестик перед этим стихотворением в тетради Хвостовой, предполагая включить его в одно из изданий собрания своих произведений. Вот оно:

Как на Божий мир, премудрый и прекрасный,Я взгляну прилежной думой беспристрастной,Точно, будто тщетно плача и тоскуя,У дороги пыльной в знойный день стою я…Тянется дорога полосою длинной,Тянется до моря… Все на ной пустынно!Нет кругом деревьев, лишь одни кривыеТянутся печально вехи верстовые,И по той дороге вдаль неутомимоИдут пешеходы мимо все да мимо.Что у них за лица? С невеселой думойСмотрят исподлобья злобно и угрюмо;Те без рук, другие глухи, а иныеИдут, спотыкаясь, точно как слепые,Тесно им всем вместе, а никто не можетСворотить с дороги – всех перетревожит.Разве, что телега пробежит норою.Бледных трупов ряд оставив за собою:Мрут они… Телега бедняков сдавила, –Что ж! Ведь не впервые слабых давить сила.И телеге тоже ведь не меньше горя:Только поскорей бы добежать до моря…И опять все смолкнет… И все мимо, мимоИдут пешеходы вдаль неутомимо,Идут без ночлега, идут в полдень знойный,С пылью поднимая гул шагов нестройный……Где ж конец дороги? За верстой последней,Омывая берег у скалы соседней.Под лучами солнца, в блеске с небом споряПлещется и бьется золотое море.Вод его не видя, шуму их не внемля,Бедные ступают прямо, как на землю…Воды, расступаясь, путников, как братьяТихо принимают в мертвые объятья, –И они все так же злобно и угрюмоИсчезают в море без следа и шума…Говорят, что в море, в этой бездне чуднойВзыщется сторицей путь их многотрудный,Что за каждый шаг их по дороге пыльнойТам вознагражденье пышно и обильно!Говорят… А море в красоте небеснойТакже нам незримо, также неизвестно, –И мы видим только вехи верстовые –Прожитые даром годы молодые,Да друг друга видим, – пешеходов темных,Тружеников вечных, странников бездомных……………………………………Видим жизнь пустую, путь прямой и дальный,Пыльную дорогу – Божий мир печальный…

Стихотворение имеет дату 15 ноября 1856 года, т.-е. когда поэту исполнилось ровно шестнадцать лет. На его небе уже блуждали тучки – разочарование в людях, думы о тщете жизни; играли тут роль и неудачи в юношеских увлечениях, в чувствах. Понемногу, однако, он втягивается в светскую жизнь, бывает на балах, ищет идеала и вечно полон тоской любви… Поэту уже семнадцать лет, когда юный пыл, естественно, ищет выхода. И вот рассказывает, что, «под бременем душевной пустоты», он долго изнемогал от сомненья, – и перед ним явилось нежданное и чудное виденье.

Вслед затем в тетради Хвостовой читаем:

Напрасно в час печали непонятной          Я говорю порой,Что разлюбил навек и безвозвратно          Несчастный призрак свой.Что скоро все пройдет, как сновиденье,          Но отчего ж покаМеня томят и прежнее волненье          И робость, и тоска?Зачем везде, одной мечтой томимый,          Я слышу в шуме дня,Как тот же лик живой, неотразимый,          Преследует меня?Настанет ночь. Едва в мечтаньях странных          Начну я засыпать,Над миром грез и образов туманных          Он носится опять!Проснусь ли я, припомню ль сон мятежный, –          Он тут: глаза блестят;Таким огнем, такою лаской нежной          Горит могучий взгляд…Он шепчет мне: «Забудь твои сомненья!»          Я слышу звуки слов –И весь дрожу, – и снова все мученья          Переносить готов.

Переводным стихотворением «Серенада Шуберта» заключается первая часть тетради Е. А. Хвостовой, и затем следует вторая часть, где собраны отзвуки лиры Апухтина за остальное время пребывания его в училище, с 1857 по 1859 год. В них уже мы встречаемся с настоящими апухтнскими стихотворениями, более или менее яркими образцами характерной музы поэта, изящной во всех отношениях, искренней, сердечной, своеобразной. Справедливость требует сказать, что подобные образцы встречаются и среди многих стихотворений первой части тетради, относящихся к 1857 году и вошедших в сборник произведений Апухтина, увидевший свет еще при жизни поэта. До излишней придирчивости строгий к себе, он, не слушая увещаний друзей, не включил в сборник несколько очень недурных вещей. Считаем не лишним привести из них хотя бы «Успокоение», навеянное одной смертью и полное настроения:

Я видел труп её безгласный!Я на темневшие чертыСледы минувшей красоты,Смотрел и долго и напрасно!Л с поля говор долетал,Народ толпился в длинной зале,Дьячок, крестясь, псалтирь читал,У гроба женщины рыдали,И с бледным отблеском свечиК окне сливаясь незаметноКругом вечерние лучиЛожились мягко и приветно.И я, смущенный, в сад побрел…(Тоска и страх меня томили),Но сад все так же мирно цвел,Густые липы те же были;Все так же синего прудаСтруи блестели в мягкой дали,Все так же птицы иногдаНад темной рощей распевали.И ветер, тихо пролетев,Скользил по елям заостренным,Звенящий иволги напевСливая с плачем отдаленным…

Из того же периода приведем еще стихотворение несколько символического характера, по странной случайности подходящее к теперешнему моменту. Оно называется «Рассвет» и написано в начале 1858 года, так сказать, на рубеже умственного движения шестидесятых годов, которое коснулось и юного поэта

Видали вы рассвета часЗа ночью темной и ненастной?Давно уж буря пронеслась,Давно уж смолкнул гул ужасный,Но все кругом еще хранитТяжелый след грозы нестройной,Все ждет чего-то и молчит…Все дышит мыслью беспокойной.Но вот у тучи роковойВдруг прояснился угол белый;Вот за далекою горойС востока что-то заалело;Вон там, повыше, брызнул свет…Он вновь исчезнет ли за тучей,Иль станет, славный и могучий,Среди небес?.. Ответа нет…Но звук пастушеской свирелиУж слышен в тишине полей, –И воздух кажется теплей,И пташки ранние запели…Туманы, сдвинувшись сперва,Несутся, ветром вдаль гонимы…Теперь таков наш край родимый,Теперь Россия такова!..

Тетрадь Е. А. Хвостовой заканчивается маем 1850 года, когда Апухтин кончает Училище Правоведения и поступает на службу. С этим годом связано его выступление в литературе. Тургенев выбирает несколько стихотворений девятнадцатилетнего поэта из тетради Хвостовой и вновь написанные и отдаст их к «Современник». Апухтин знакомится с Некрасовым, Полонским, Щербиной, Майковым, Достоевским. Тогдашние представители литературы проявляли большую чуткость и встречали радушно каждый новый талант. Единогласно было признано, что, с появлением Апухтина в печати, взошла новая поэтическая звезда… К 1859 году относится несколько неизданных стихотворении поэта, нигде не напечатанных, забытых им в тетради Хвостовой, или застрявших у его приятелей, у товарищей по училищу. Вот один из отголосков его светской жизни этого периода:

Мы на сцене играли с тобойИ так нежно тогда целовались,Что мне фарсы комедии тойМне возвышенной драмой качались.И в веселый прощания часМне почудились дикие стоны,Будто обнял в последний я разХолодеющий труп Дездемоны…Позабыть неискусный актер,Поцелуи давно отзвучали…Но я горько томлюся с тех порВ безысходной и странной печали,И горит и волнуется кровь,На устах пламенеют лобзанья…Но комедия ль эта любовь?Не комедия ль эти страданья?..

Надо сказать, что, ведя светскую жизнь, часто отдавая ей слишком обильную дань, Апухтин не только не удовлетворился ею, но, напротив, горько сознавал всю её пустоту, тяготился ею. И нередко его страдания вызывались такой жизнью. Вслед за приведенным стихотворением он, огорченный, пишет:

Какое горе ждет меня?Что мне зловещий сонь пророчить?Какого тягостного дниСудьба еще добиться хочет?Я так любил, я столько словТаил во тьме ночей безгласных,Я столько молча перенесОбидь тяжелых и напрасных,Я так измучен, уязвлен,Проникнут весь тоскою знойнойЧто, как бы страшен ни быль сонь, –Я дней грядущих жду спокойно.Не так ли в схватке, боевойГерой израненный ложитсяИ, чуя смерть над головой,О жизни гаснущей томится, –Но вражьих пуль уж не боится,Заслыша визг их над собой?..

Выливались у него в этот период и полные иронии и яркого хотя и безобидного, юмора стихи, в роде, следующих, обращенных к русской гетере. Стихи так и озаглавлены:

В изящной Греции гетеры молодыеС толпою мудрецов сидели до зари,Гипотезы судили мировыеИ розами венчали алтари.Тот век давно прошел… К богам исчезла вера,Чудесный мир забыт… А ты, моя гетера…Твой нрав веселый не таков:К лицу тебе твоя пастушеская шляпа, –И изо всех языческих боговТы любишь одного Приапа…

Некоторые стихотворения Апухтина первого периода его литературной деятельности носят след эпохи шестидесятых годов и несомненного влияния Некрасова, советами которого одно время он пользовался, но с которым вскоре затем разошелся. Таково стихотворение «В полдень», также не попавшее ни в одно из изданий сочинений Апухтина, изящное по форме:

Как стелется по ветру рожь золотая          Широкой волной,Как пыль поднимается, путь застилая          Густою стеной.Как грудь моя ноет тоской безымянной,          Мученьем былым…О, если бы встретить мне друга нежданно –          И плакать бы с ним!Но горькие слезы я лью только с вами,          Пустые поля…Сама ты горька и залита слезами,          Родная земля!

Еще больше заметно некрасовское влияние в нигде не напечатанных уцелевших отрывках из большой поэмы «Село Колотовка». Апухтин писал ее урывками, но до конца не довел. а написанное бросил. Отрывки нашлись в тетради верного и преданного друга поэта, Георгия Павловича Карпова, столь же ценной, как тетрадь Хвостовой. В стихотворении, ему посвященном, Апухтин говорит:

Настойчиво, прилежно, терпеливо.          Порой таинственно, как тать,Плоды моей фантазии ленивой          Ты в эту вписывал тетрадь…

В ней начало поэмы «Село Колотовка» заключает в себе четыре главы первую, вторую, начало третьей и седьмую: обозначены еще главы четвертая, пятая и шестая, но вместо текста стоят лишь точки. Берем вторую главу, как наиболее яркую и характерную:

Огонек в полусгнившей избенкеПосреди потемневших июлей,Да плетень обветшалый в сторонке,Да несносные столы грачей, –Что вы мне так нежданно предсталиВ этот час одинокий, ночной,Что вы сердце привычное сжалиБезысходною старой тоской?Еле дышать усталые кони,Жмет колеса сыпучий песок, –Словно жду я какой-то печали,Словно путь мой тяжел и далек!Огонек в полусгнившей избенке.Ты мне кажешься плачем больнымПо родимой моей по сторонке,По бездольным по братьям моим…И зачем я так жадно тоскую,И зачем мне дорога тяжка,Видно, въелася в землю роднуюТы, родная кручина-тоска.Тобой вспахана наша землица,Тобой строены хата и дом,Тебя с рожью усталая жницаПодрезает тяжелым серпом;Ты всю жизнь на дороге сидишь,Вместе с заступом роешь могилу, –Из могилы упреком глядишь.С молоком ты играешь в ребенке,С поцелуем ты к юноше льнешь…Огонек в полусгнившей избенке,Старых ран не буди, не тревожь!

Большое литературное наследие Апухтина далеко еще не все сделалось достоянием читателя, и мы рады, что могли поделиться с ним частью этого наследия поэта, взятою нами из выходящего в непродолжительном времени «Собрания сочинений А. И. Апухтина», в двух томах.