скачать книгу бесплатно
Тем временем в гостиную вошли Полунины. Их лица не выражали удивления, поскольку нетрудно было догадаться: раз Алексей Арнольдович встретился с кем – то знакомым, значит этого человека постигла участь его самого. Их лица выражали озабоченность, ибо логично возникал вопрос: что делать, если поток пришельцев не иссякнет?
– Господа, – сказал Алексей Арнольдович, – это Клавдия, моя прислуга.
Она слегка присела в поклоне. Братья, улыбаясь, также учтиво поклонились.
– Алексей Арнольдович, прикажете что-нибудь подать? – спросила Клавдия в замешательстве оттого, что ее представили гостям.
– Погоди, – мягко ответил он, указывая ей на стул. – Расскажи, откуда ты такая перепуганная? Что с тобой случилось?
– Так с Мясницкой я… А случилось…
Она настороженно посмотрела на Полуниных.
– Можно, я не здесь расскажу?
– Не беспокойтесь, – пришел на помощь профессор. – Мы с Андреем Леонидовичем подождем в соседней комнате.
Вскоре Алексей Арнольдович узнал, что вечером 2 января приболевшая Клавдия услышала из своей комнаты какое-то движение в квартире и возбужденные голоса Софьи Дмитриевны и Глаши. Утром Глаша сказала ей, что Алексей Арнольдович ушел из дома и пропал. Его искали, из полиции приходил участковый пристав. Софья Дмитриевна от расстройства слегла в горячке и болеет до сих пор. А на днях Клавдия случайно увидела, как Глаша закрывала большим зеркалом в спальне какой-то ход. Клавдию она не заметила, а та не стала выдавать себя. Сегодня, повторив Глашины действия с механизмом на зеркальной оправе, Клавдия прошла через ход до комнаты со свечой…
Рассказ ее был довольно правдив, а то, что она умолчала о своем доносительстве и оговоре Софьи Дмитриевны и Глаши, – так признание в этом она отложила на потом… в случае, конечно, если язык повернется.
– Я села на стул и очутилась вдруг на Мясницкой, да еще летом… Я побежала домой, а здесь вы, вернулись. Раз так, то все будет хорошо. Вы мне только скажите, что такое произошло с погодой? И вообще…
Она вдруг подалась вперед, в глазах ее заплескалось беспокойство, а потом там метнулся страх:
– … что же это происходит?!
Наивно было надеяться, что распознание ею роковых перемен произойдет еще не скоро.
Алексей Арнольдович потом ругал себя за ту робкую попытку ответить, от которой начинавшаяся истерика бедной женщины немедленно полыхнула пожаром. Словно ребенок, который, плача, не желает с чем-то мириться, она не хотела признавать никаких перемещений во времени, как если бы свершившееся можно было отменить слезами и своим неверием в него.
Из соседней комнаты поторопились выйти Полунины. Трое мужчин окружили Клавдию. Увы, уговоры на нее не действовали, доводы рассудка распаляли еще больше. Оставалось отступиться и ждать.
Через некоторое время все же стали появляться короткие периоды успокоения. В одну из таких передышек Клавдия, мертво глядя в одну точку, сказала:
– Не полюбила б я вас, барин, так и не сподличала бы… А теперь меня Бог наказал…
Она, конечно, и не думала, что момент признания не только когда-нибудь настанет, но и придет так быстро и так легко окажется открыть свою сокровенную, стыдную тайну.
Рассказав о ней, она снова заплакала, но это, пожалуй, уже были слезы без отчаяния.
И в самом деле, судя по тому, что Клавдия все чаще утихала, прислушиваясь к словам, внутренне она начала принимать свою судьбу. А довод, приведенный Игорем Леонидовичем, окончательно примирил ее с действительностью.
– Живите здесь, будете нам готовить, и будет у вас почти все, как и прежде… Уверяю, этот мир ничуть не хуже того, который вы покинули. Более того, вас бы там ожидали очень большие потрясения. Вы в этом скоро убедитесь, поскольку вам с Алексеем Арнольдовичем в самое ближайшее время необходимо будет ознакомиться с Историей. Как и вообще со всем, что позволит избегать конфузов в общении с окружающими.
Закончив говорить, профессор улыбнулся и протянул Клавдии, как и до этого Алексею Арнольдовичу, узкую рюмку коньяка.
– Нет, барин, я не пью…
– Ну, вот вам и первый урок: в нашем времени так ни к кому не обращаются! А вы все же выпейте, я настаиваю…
Вскоре Клавдия окончательно успокоилась, и Алексей Арнольдович решился на вопрос, который прояснил бы одно случайно замеченное им обстоятельство.
– Клавдия, из твоего рассказа следует, что от моего исчезновения 2 января и до твоего появления здесь прошло несколько дней. Я не ошибаюсь?
– Нет, барин… то есть Алексей Арнольдович. Сегодня 14 января. Ну, там 14 января.
– Странно, – повернулся он к Игорю Леонидовичу, – но я нахожусь у вас едва ли больше суток.
– Ничего странного в этом нет. Время там и здесь течет по-разному. Получается, в вашем прошлом оно течет раз в 12 быстрее. Дело втом…
– Погоди, Игорь Леонидович, – остановил его брат. – До прихода нашей Клавдии я хотел кое о чем рассказать Алексею Арнольдовичу. Если никто не против, я начну?
Все посмотрели на Клавдию, в лице которой не было и тени прошлого горя, напротив, теперь на нем читался один лишь познавательный интерес ко всему окружающему.
И Андрей Леонидович приступил к рассказу о жизни в коммунальной квартире и, главным образом, о Софье Дмитриевне.
– Добрая она была, отзывчивая… И, знаете, как-то не помню ее пожилой. При том, что по молодости всех, кому уже за тридцать, считаешь стариками.
– Да, да, – вмешался профессор, – ты, Андрей, верно подметил. И я теперь знаю, причину этого! Сказался побочный эффект пребывания в ином времени, так называемый «эффект нестарения». Гипотезу о возможности такого явления выдвинул в свое время академик Лизунов…
– Достаточно, Игорь, – прервал Андрей Леонидович. – Все равно я больше ничего не пойму. Думаю, Алексей Арнольдович и Клавдия тоже.
Историю квартиры и ее обитателей он изложил сжато, не задерживаясь на подробностях. Угадывалось, что ему хочется побыстрее подойти к концу, где, по-видимому, всех ожидало нечто удивительное.
– В ту пору, как, впрочем, и сейчас, я вел дневник. Он сохранился, и, если у кого-то появится желание полистать его, – милости прошу. А теперь перейдем к самому главному – к обстоятельствам исчезновения Софьи Дмитриевны. Игорь Леонидович сказал, что вас, Алексей Арнольдович, это интересовало в первую очередь.
Алексей Арнольдович кивнул.
– Так вот, в тот день она куда-то отлучилась из квартиры, а вернулась в сопровождении мужчины. Оба сияли улыбками. Через некоторое время Софья Дмитриевна вышла на кухню, чтобы заварить чай, и больше я ее не видел. Когда спустя несколько дней по заявлению жильцов квартиры милиция вскрыла ее комнату, она оказалась пуста.
На Алексея Арнольдовича было больно смотреть. Лицо его мгновенно посерело и осунулось.
– Просто у нее появился мужчина, – мужественно подытожил он, – с которым Софья Дмитриевна, решив никого не извещать, уехала. У нее, безусловно, было на это…
– Простите, за неуместную интригу, – поспешил перебить его Андрей Леонидович. – Дело в том, что тем мужчиной были вы!
– Я?!
– Именно вы! Еще вчера, когда мы встретились с вами в подъезде, ваше лицо показалось мне отдаленно знакомым, а вспомнил я вас только сегодня. Не сомневайтесь: я безошибочно узнаю лица, которые видел однажды.
– Но, чтобы это был я, – такое просто невозможно!
В пронизанной недоумением тишине усмехнулся профессор:
– Очень даже возможно, дорогой Алексей Арнольдович! Это значит, что нам удастся переместить вас в… Какой это, Андрей, был год?
– 1975-й, 9 мая, 30-летие Победы. Я даже время могу назвать: полвосьмого вечера.
– Теперь понимаете, что ваша ситуация не так уж безвыходна? Хотя честно признаюсь: нам с коллегами предстоит еще много работать, чтобы вы 9 мая 1975 года в 19 часов появились, ну, скажем, напротив Почтамта…
– Почему на Мясницкой, а не сразу здесь?
– А знаете, что здесь не гостиная была, а комната Стодольских? Вы хотели бы своим появлением пошатнуть их психику? Единственно, куда вас относительно смело можно было бы переместить, так это в комнату Софьи Дмитриевны. Но мы лишены такой возможности, поскольку ее комнаты теперь не существует. И потом, вы же с Софьей Дмитриевной где-то встретились, раз она выходила из дому, прежде чем вернуться с вами. Нет, нет, пусть это будет Мясницкая, напротив Почтамта! Там, где вы и расстались. Поверьте, все сложится!
3
По ночам его порой выносила из сна будоражащая, ни с того, ни с сего являвшаяся мысль: «Господи, да ведь я, по сути, не живу, а только ожидаю, и никто не знает, когда выданную мне жизнь я смогу начать проживать! Это уму непостижимо!» Следом приходило искушение отказаться от мрачноватого будущего – прошлого (отечественную историю он хорошо усвоил) и, покинув свой остров ожидания, отправиться вместе с действительностью в неизвестное. Он представлял, что обязательно найдет себя на каком-нибудь поприще, обзаведется собственным домом, семьей…
Вот до этого момента все у него получалось, а потом… Рядом он видел только Софью. И ничего с собой поделать не мог. Если бы знать, что ее нет в живых или что она его забыла, оставалось бы только смириться с этой потерей! Но она – живая и ждала его. И он хотел прожить с ней свою жизнь – все равно, в каком времени!
Алексей Арнольдович часто ходил на Мясницкую и подолгу простаивал напротив Почтамта, испытывая каждый сантиметр того места, откуда Софья исчезла, – чтобы и самому угодить в ту чертову «кротовую нору».
