скачать книгу бесплатно
Хорошо было во время босоногого детства!
Всё придумано и рассчитано за тебя. Самому же только и остаётся, вкушать плоды наследия предыдущих поколений.
И вот однажды, в августовский день всё рухнуло, как старый гнилой тополь на осеннем ветру.
Приятели оказались перед решением дилеммы, не имеющей, практически, никакого решения:
– Как пережить эпоху перемен?
К тому же исподволь взывает к совести любого сорванца и взрослого окружающая действительность. Ведь, буквально на каждом шагу, куда не направь свои стопы, она заставляет путников сомневаться в правильности выбора конечной цели.
– Какою вырастет наша, с тобой, собственная смена, – обратился как-то Фома Оглоблин к Ерёме Горобцу, когда искали оба глазами что-либо новее их прежнего «Ерша». – Если всюду, куда ни посмотри, лишь старые названия со стен красуются?!
Друг с ним и в тот момент полностью согласился. И потом, когда пораскинул мозгами, не стал изменять своего первоначального отношения. И даже больше.
Он полностью поддержал ясно выраженные намерения к действиям Фомы Оглоблина:
– Изменить судьбу и его, и собственного потомства.
И уже на этом самом основании, Фома Никитович, заручившись такой дружеской поддержкой со стороны представителя общественности, отправился в местные органы власти.
С твёрдой убеждённостью:
– Приложить руку к продолжению перемен, гудящих по всей их необъятной стране.
И вовсе не безрезультатно Фома Оглоблин приложил в тот день свою праведную, как ему казалось, руку к исправлению рудиментов отжившего прошлого.
Подал прошение в сельсовет:
– Требую, сделать так, чтобы другими стали и по звуку, и по смыслу, и по написанию те улицы, где ходят с малых лет будущие строители, нами созданного демократического государства!
К тому же, далеко не только на словах потребовал энтузиаст от председателя муниципальной действительности Станислава Ягужинского:
– Кардинальных перемен.
Предложил Станиславу Карловичу конкретную замену всему тому, что исчезло вместе с былыми, скоропортящимися идеалами.
И почти убедил в правоте своей позиции, когда доказывал, что, по его личному мнению и по настроению окружающих односельчан, таких, как Ерёма Горобец, улице «Трудовой» теперь имеется:
– Самая широкая и более дорогая сердцу простого человека, альтернатива развития.
Инициатор перемен даже напустил на себя толику артистизма, с чувством и выражением декламируя новые названия:
– Проспект «Досуга» или улица «Отпусков»!
И ниву образования не оставил активный реформатор без личного творческого переосмысления:
– Не будет улицы «Школьной», станет – улица «Рыбаков»!
Заодно напомнил строгий посетитель Станиславу Карловичу, вместе с его коллегами – муниципальным служащим, о своей душевной и сердечной приверженности:
– К ужению речных обитателей удочкой, а также ловле их в сети и частым бреднем.
И вот тут, услышав о планах по переименованию улиц, понял Ерёма Горобец:
– Очень промахнулся он со своим безотчётным одобрением устремлений приятеля к новизне в общественной жизни.
Отправился и он в сельскую управу, поскольку с предложениями Фомы соглашаться не желает:
– Ему и прежние названья жалко.
Но коли пошло такое дело, тоже почесал затылок и сумел попасть в струю течения по переименованию всего и всея.
Он в продолженье моды, предложил слугам народа во главе со Станиславом Ягужинским, дать статус улицам особый:
– «Магистральные»!
– С прицелом тем, что надоело ходить пешком, – услышал от него Станислав Карлович. – Пусть рельсы тут проложат и застучат на стыках трамвайные колёса.
Пока обдумывали его слова, Ерёма Горобец уверенно примерил на себя лавры всеобщего благотворителя.
– Мальчишка на уроки ездить сможет, – в доказательство своих слов привёл Ерёма Силыч веский аргумент. – А взрослый не устанет преждевременно, когда будет добираться до своего трудового фронта.
7
Но к той поре уже всенародной стала тяга к перемене вывесок и адресов. И в сельском совете, как оказалось, подобных предложений уже имелся и без того избыточный запас.
Как непреклонно заявил Голова их посёлка городского типа Станислав Ягужинский:
– Переройте весь пёстрый глобус, да только не отыскать и на нём столько улиц, какие названия придумали прочие односельчане.
И вздохнул:
– Хоть каждый день меняй, ходи, таблички, не будет времени даже на то, чтобы полить огород и корову встретить из стада!
Как тут было с ним не согласиться?
Как и с тем, что сама природа сущности любого человека оберегает его иногда от необдуманных решений!
В том числе отыскался, подобным образом, способ защиты от привычки к совершению различных перемен.
Конечно, не всем понравился такой «от ворот поворот»!
Иные начали спорить, брать на горло.
Вроде Фомы Оглоблина, очень хотевшего увековечить собственную рыбацкую страсть в названии улицы, на которой проживает и откуда ходит на берег реки за уловом.
Однако старший человек в муниципальном образовании тоже не так просто взобрался на вершину власти, сумев сделать незаурядную, по местным меркам, карьеру.
Напомнив о своём великом польском земляке, не менее строго, чем когда-то «Железный Феликс», Станислав Ягужинский предостерёг односельчан, поперёд инициативы сверху, пытаться изменить что-либо вокруг со своего шестка или плинтуса:
– Если не уймёшься, Фома Никитович, туда пошлют, куда пешком не суйся, а только ехать нужно и лететь!
Всё остальное посетитель понял и без напоминания о том, что по пути в места не столь отдалённые каторжанина точно и не навязчиво научат:
– Что можно? А что нельзя!
В том числе и на общественном поприще еще не известно:
– Позволят ли, там свой голос иметь, как на родной сторонке?
Короче, убедил земляк Дзержинского бывших товарищей, а ныне господ, в том, что они не правы.
– Нечего лезть с суконной своей физиономией в сдобный ряд, – заявил, как отрезал Станислав Карлович. – И без вас найдутся настоящие профессионалы по части всяких там переименований, в том числе и с политическим уклоном!
8
И всё же, чекистское прошлое не было столь узким и безошибочным. Давало и оно простор для различных исключений. В том числе и в делах общественных.
На сельском сходе господин Ягужинский предложил всем тем, у кого нет более сил и терпения, всё-таки не суетиться и спокойно дожидаться новой жизни:
– Излейте свои чувства, мысли и предложения на бумагу.
После чего, уже с письменно оформленным заявлением, никому не возбраняется:
– Снова попытать счастья в их сельском совете, а то и в инстанции более высокой – районного уровня!
И пошла, как говорится, писать губерния.
Ведь ни один документ, в том числе и личное заявление, у нас, как водится, в одном экземпляре ни одна канцелярия не принимает.
Да и в двойном количестве не везде согласятся добросовестно зафиксировать в скоросшивателях поступление бумаг:
– Оптимально – пять экземпляров строчи, чтобы наверняка своего добиться!
Не обошлось и без важного условия:
– Никакой копирки!
Да, к тому же, прежде чем изложить своё предложение по изменению в общественном устройстве посёлка городского типа, нужно доказать своё право на такой гражданский поступок:
– Заполняй анкету на пачке бумаги и не пропусти ни одной графы, в том числе и с упоминанием родни, служившей в белой или красной армиях, незаконно репрессированной или благополучно проживающей ныне за рубежом!
9
Может быть, очень действенна для иных граждан подобная препона на пути к исполнению заветного желания?
Но только не для Фомы Оглоблина. Уж он-то успел поднатореть в составлении всевозможных бумаг за те годы, что не раз попадался рыбнадзору с браконьерскими сетями на их реке.
Вот и на этот раз, за словом в карман он не полез, а все остальные писчебумажные принадлежности ему предоставили в присутственном учреждении.
Словно монумент, величественно и основательно уселся он за канцелярский стол в приёмной и принялся за работу.
И половину дня и почти до самого вечера занимается своим неотложным делом. Так и строчит, заполняя нужные графы, как настоящий писарь по бумаге.
От авторучки только тянутся синие следы, повторяя блуждания его пера по разлинованным строчкам.
Что ни говори, а все вокруг видят:
– Не занимать ему, на самом деле, отваги, когда добивается изменения общественной среды!
Жаль, с каждою заполненной от начала и до конца, страницей текста, всё меньше прыти остаётся у автора.
Уже и сами пальцы стали сокращать в тексте всё то, что мозг придумывал в мгновения творческого наития, посвящённого благой цели:
– Дать всем улицам в селе-посёлке новые названия!
Не то, что его друг и приятель Ерёма Горобец.
Тот не сдержал класса и формы на своём пути стать первооткрывателем нового географического названия. Как ни старался, но так и не смог быть до конца не сгибаемым на том канцелярском пути.
Второй листок своего опуса, как только ни морщил лоб, сократил так, что не похожим тот стал на свою первооснову:
– Длиннот лишён, короче смысл и слог.
А на третьем экземпляре заявления уже и половины нет того, что придумывал в минуты вдохновения, мечтая добиться движения трамваев по будущей улице «Магистральной»!
Что уже тут говорить про листы с четвёртого по пятый?
10
Только и Фома Оглоблин стал уставать.
То и дело он принимался отдыхать. При этом, как когда-то в классе, то и дело заглядывал через плечо приятеля.
И не просто так:
– А чтобы опыт перенять.
И у него страницы стали сокращаться, как шагреневая кожа в романе классика французской литературы.
Короче говоря, свои писания оба друга так сократили, что, в конце концов, иссякло всё первичное желание исправить недоделки их далёких предков, только и знавших школу и труд.
В конце своего упорного противостояния с авторучкой и бумагой, Ерёма Горобец про магистраль уже и не упоминал.
А когда совсем устал водить пером, то сам на себя наложил окончательную резолюцию:
– Не нужно перемен. Прошу простить за беспокойство!
