скачать книгу бесплатно
Что было немудрено, так как разыскиваемый адрес поджидал визитёра почти на отшибе сельского поселения, куда даже не доносился вездесущий многоголосый гул моторов с, расположенной рядом, федеральной автомобильной трассы.
4
За высоким дощатым забором, выкрашенным, как и повсеместно, все вокруг, соседские дома, землистого цвета масляной краской местного ширпотребовского производства, к его приезду, уже во всю ивановскую кипела жизнь.
Там раздавались голоса, гудели моторы автомобилей, вдруг заскрипели на петлях, открываясь настежь, большие металлические ворота, ведущие во двор усадьбы.
Так что, вновь приехавшему по этому адресу, Борису Круглову пришлось даже подчиниться существующему распорядку вещей. Он был вынужден принять на своих «Жигулях» чуть в сторону, чтобы благополучно пропустить мимо себя, выехавшую оттуда, кавалькаду из нескольких одинаково роскошных чёрных «Лексусов» последней модели со столичными государственными регистрационными номерами.
Едва представительские машины, одна за другой, покинули гостеприимный двор, как двое дюжих мужиков, взявшись за створки, вновь начали закрывать «как было» обе половины входного «редута» этого не слишком гостеприимного дома народного целителя. Казалось, ещё немного и туда уже и мышь не проскочит.
Вот тогда и понял Борис Иванович, что настал «его звёздный час». Что называется, набравшись не столько смелости и отваги, сколько обычной расчетливой дерзости, он протяжным сигналом потребовал и ему дать дорогу внутрь усадьбы.
После чего не стал дожидаться их ответной реакции и нажал на газ. Стражам ворот от неожиданности пришлось перед ним расступиться. Несмотря на то, что заставил это сделать незваный гость, который не со двора выезжал, как неизвестные Круглову москвичи, а наоборот.
Да еще и на довольно приличной, можно сказать, отчаянной скорости, явно, не страшась ободрать жестяные ржавые бока своей малолитражки о массивную раму движимого имущества хозяина особняка.
Усугубляло поведение нарушителя местного спокойствия ещё и то, что мчался он именно к ним, туда, за ворота, на заветное подворье, где мог быть его возможный единственный спаситель, хорошо описанный Денисом Кошкиным.
И он его увидел, еще только пулей пролетая мимо, несколько опешивших, крепышей-привратников.
Прямо посреди чисто подметённого заасфальтированного пространства стоял пожилой, не менее жилистый, чем его дворовые работники, мужчина среднего возраста.
Он отличался от них рыжей, как огонь, густой окладистой бородой, закрывавшей ворот поверх простого грубошерстного свитера. И походил приверженностью к вполне деревенской моде, заключавшейся в джинсовых брюках, заправленных в, начищенные до блеска, хромовые сапоги.
– Куда же так несёт, тебя, дурашка? – чуть раньше окликнуть-то окликнул незваного гостя один из мужиков, но свою створку ворот тот вынужден был подать на себя, чтобы её ненароком не протаранил лихач на «Жигулях».
И теперь не знал, как станет реагировать на их оплошку старший во дворе. Тот самый рыжебородый модник.
Разрядил сложившуюся обстановку сам дерзкий визитёр.
Остановившись около хозяина, выглядевшего точно так, как его и описывал ему Денис Кошкин, водитель «Жигулей» заглушил двигатель своей старенькой легковушки и с некоторой долей запоздалой почтительности, вышел из салона ВАЗ-2101 навстречу бородачу.
– Простите покорно за столь нелепое вторжение, но меня извиняет лишь то серьёзное обстоятельство, что я приехал к Вам сюда по неотложному делу! – сразу просительно извинился Борис Круглов перед Лебедевым. – К тому же, у меня для Вас, Николай Петрович, есть персональное послание из города Обска.
Его заявление, впрочем, никак не отразилось на безразличном, прямо-таки каменном выражении физиономии рыжего знахаря, оставшейся и после слов горожанина столь же непроницаемой, как и прежде.
И всё же, гораздо больше, чем все довольно проникновенные слова незнакомца, его, судя по всему, заинтересовал внешний вид того, про который метко говорят:
– «Краше в гроб кладут»!
Сам же Борис Круглов, представившись чин по чину, не забыв упомянуть о прежней своей принадлежности к «инженерам человеческих душ», словно пароль, протянул рыжебородому хозяина подворья книжку.
Издание оказалось не простым.
Не из той печатной продукции, от которой зря, не находя своего потребителя, ломятся полки книжных магазинов.
Эта, на вид невзрачная, с одной единственной иллюстрацией, брошюра называлась «Заветная победа».
Тогда как художник оформитель продукции самиздата постарался на славу, лишь в одном:
– Когда умело и со вкусом изобразил для обложки, портрет героя документальной повести.
Ещё одно отличие от официальной книжной продукции заключалось в росчерке обычной шариковой ручкой на титульном листе, где оставил дарственную надпись именно тот парень в боксёрских перчатках, чьё изображение украшало обложку.
– Вижу, что уважаемый Денис Кошкин собственной персоной! – наконец, разобравшись в самой сути подарка, в самой доброжелательной улыбке разлепил губы под усами и бородой Николай Лебедев. – Спасибо, дорогой друг, коли так!
И не менее добродушно добавил:
– Обратно вернёшься в свой город, тоже обязательно передавай ему от меня большой привет.
Потеряв после этого высказывания всякий интерес к чужаку, он резко, по-военному развернулся на пятках, демонстрируя окончание общения и намериваясь сразу же уйти в свой большой, рубленный из огромных лиственных брёвен дом.
Но сделать это ему так и не позволил всё тот же назойливый владелец крайне обветшалых «Жигулей» ещё самой первой модели:
– Николай Петрович, позвольте несколько слов сказать?
На что последовала, такая ожидаемая и дорогая для приезжего, реакция знахаря. Правда, тот обернул к нему только своё рыжебородое лицо, не двигаясь торсом.
И расчётливо, словно цедя сквозь сомкнутые зубы, каждое своё слово, заметил:
– Что уж тут особенно говорить?
Его взгляд снова прошёлся по физиономии городского визитёра, не выражая ни каких иных чувств, кроме, разве что, профессионального отношения к странной внешности приезжего.
– Сразу видно – проситься будешь на лечение, – услышал от него Борис Круглов. – Да только я не практикую, о чём доподлинно известно местным властям.
Он, вдруг, повернулся обратно уже всем своим туловищем, сделал шаг в скрипучих хромовых сапогах по направлению к просителю и как приговор вынес своё заключение:
– Ничем помочь не могу!
После чего прозвучало настоящим смертным приговором для Бориса Ивановича заключение, несостоявшегося для него, целителя. Разве что не хватало для полной картины только похоронного марша и будущего вопля безутешной вдовы.
– Поезжай-ка, ты, мил человек, домой, пока не поздно, да попроси православного батюшку исповедать, – сказал несговорчивый Лебедев. – Ничем больше помочь не могу!
Словно громом поражённый, обрушившейся на него новой бедой, на деле оказавшейся реальным отголоском прежнего несчастья, Борис Круглов еще более изменился в лице.
Но эта мертвенная бледность нового переживания лишь слегка утратившими прежний жёлтый цвет, пятнами пробилась сквозь приметы былой страшной болезни.
– Ну, тогда простите, если что не так! – Борис Иванович обречённо повернулся и пошёл обратно к своей машине.
5
Теперь «Копейка», будто до этого успев израсходовать весь свой жизненный запас энергии, долго не заводилась.
Пришлось Круглову даже взяться за «кривой стартер». Старательно и упорно крутил стальную ручку до тех пор, пока не одолела всё та же, прежняя, болезненная одышка.
Но и после этого «Жигули», словно не желая съезжать со двора, требовали, каких-то особенных, причём, немалых усилий, прежде чем мотор заурчит, готовясь придать ускорение ржавой колымаге.
И уже тогда, когда огнём загорелось в мозгу водителя предчувствие близкой развязки его счётов с жизнью, в салон внезапно донеслось более приветливое:
– Никак ты, что ли, про Дениску саму книжку-то настрочил? – это, судя по сильно изменившемуся тону и, совершенно приветливыми нотками в голосе, уже говорил совсем другой Николай Лебедев.
Видно, он за эти долгие минуты, пока владелец четырёхколесной «старушки» отчаянно и безнадёжно колдовал над своим, столь же обречённым, как и владелец, транспортным средством, не терял времени зря.
Он соизволил, наконец-то прочесть, адресованное лично ему, рукописное посвящение героя повествования и заодно увидеть на обороте печатного издания небольшой портрет автора.
И тут, словно по мановению волшебной палочки, ожили, снова получив заряд бодрости, непослушные, только что, «Жигули». Рука, прежде бесславно пытавшаяся воспользоваться по прямому назначению ключом зажигания, вдруг получила от машины положительный отклик.
Под капотом заурчало, подтверждая версию особой живучести железных коней, склёпанных на Волге.
Теперь, опасаясь повторения процедуры укрощения «старушки», потому, не глуша двигатель «Копейки», так как, снова вряд ли удастся его оживить, Борис Иванович вышел из своей машины наружу.
На буквально воспрянувшего к жизни от обращения хозяина, Бориса Круглова теперь смотрел уже не прежний суровый таёжник – не знающий жалости к кому бы то ни было.
Это был уже совсем другой человек.
Настоящий лекарь, всерьёз заинтригованный разительной переменой, произошедшей с недавним моложавым мужчиной с обложки книги о спортсмене, теперь, спустя такой короткий срок, превратившимся в настоящую развалину.
– Это где же тебя так разукрасило? – не дождавшись ответа на прежний вопрос, вновь поинтересовался Николай Петрович. – Таких пациентов, как ты, я, наверное, ещё и в своей жизни не видывал.
Несмотря на лёгкость принятого рыжебородым тона, начатого им общения с, ни кем не званым сюда, визитёром, однако, никакой насмешки и в помине не слышалось в ровном и участливом голосе знахаря.
И по тому, как прозвучали слова, и по выражению глаз собеседника, где мелькнула искорка заинтересованности, Круглов внезапно понял, что сейчас может окончательно и бесповоротно решиться его судьба:
– Следовало немедленно продолжить попытки попасть на лечение к этому чудотворцу, как его считает спасённый ранее пациент.
Именно на такой шанс и рассчитывал, отправляясь в такую даль из своего, до крайности опостылевшего города.
Потому Борис Иванович, с трудом от, охватившего его волнения, подбирая слова, вкратце поведал обо всех своих злоключениях, вызванных попыткой побывать просто на тушении пожара, чтобы потом на его примере рассказать о повседневной работе борцов с огнём.
– Вы не думайте, Николай Петрович, у меня есть чем оплатить лечение! – завершил он своё бесхитростное повествование.
– Действительно, статный богатей из богатеев, – теперь уже откровенно засмеялся над его словами знахарь. – Только такие, как ты, олигархи, к нам на своих ржавых «Жигах» и заезжают.
Современный сленг, вдруг прорезавшийся в словах жителя глубинки, заставил Бориса Ивановича несколько иначе взглянуть на своего потенциального спасителя.
Ведь, на самом деле знахарь оказался не таким уж стариком, да и достаточно продвинутым для жителя дремучей предгорной глубинки.
Ну а тот, проливая своей речью теперь уже чуть ли не бальзам на раны приезжего, заметил, к полному изумлению своих работников, только и ждавших, когда дерзкий гость уберётся вон, после чего можно будет закрывать за ним мощные металлические ворота:
– Правильный пацан, наш с тобой Дениска, за кого попало, он точно не станет хлопотать!
И уже адресуя сказанное исключительно человеку из «Копейки», добавил, кое-что, объяснившее ещё один повод изменить прежний отказ во врачевании:
– Да и повезло тебе сегодня, паря, что наши недавние дорогие постояльцы отбыли в свои столичные кущи прежде времени, получив от меня всё, что полагается.
Далее Николай Петрович заключил свой категорический вердикт, в корне отличавшийся от того, что прозвучал, несколькими минутами ранее, для Бориса Ивановича, чуть ли не похоронной музыкой.
Теперь он заявил, как отрезал:
– Так что есть теперь и лично для тебя местечко у нас в доме, а на подворье для твоей колымаги!
После чего, совсем с иным отношением, заботливо взяв под локоть гостя, он повёл его к себе в хоромы.
При этом хозяин успел всё же кивнуть густой рыжей бородой своим дворовым людям.
Как уже впоследствии отчётливо понял нежданный гость из города, ставший вдруг новым пациентом:
– Сделал этим жестом своим работникам по хозяйству особый знак, чтобы убрали под навес на сохранность его совсем уж старенькие «Жигули» первой модели.
Глава вторая
1
Никогда не забудется та, навсегда памятная осень, проведённая бывшим журналистом, а ныне пациентом частной лечебницы в посёлке Гипсовом. Да и наступившая следом за ней ранняя зима пролетели для Бориса Круглова совершенно незаметно.
Только поначалу он ещё старался подробно запоминать всё, что происходило с ним в доме знахаря Николая Лебедева. Но затем оставил это бесполезное занятие, поняв, что просто не успевает фиксировать в памяти, происходящие с ним, события.
Тем более что всевозможные диковинные отвары и микстуры, которыми изо дня в день щедро потчевал своего пациента народный целитель, не всегда давали для ощущений больного один и тот же результат.
Порой Борис Иванович сутками впадал в спячку, просыпаясь, лишь тогда, когда его специально разбудят люди хозяина.
– Чтобы досыта напитаться калорийным мясным бульоном и настоями трав, перед тем, как снова применят к нему «терапию сном», – как иногда называл это его состояние всеведущий знахарь.
Но бывало и так, что ни днём, ни ночью не смыкал своих воспалённых глаз приезжий горожанин. Тогда уже он сам становился подручной физической силой для дворовых мужиков Николая Лебедева, назвавшихся ему при личном знакомстве:
– Прохором Суджаковым и Василием Канаевым.
2
К той поре, когда дошло дело до таких бессонных бдений, уже и, особенно яростные в здешних местах, внезапные бураны завалили глубокими сугробами всю округу.
Так что приходилось Борису Ивановичу, вооружившись соответствующим шанцевым инструментом, вместе с ними, не выпуская лопату из рук, чуть ли не каждый день чистить подворье, насыпая вдоль забора высокий и плотный снежный вал.
Однако, несмотря на мозоли первых дней, набитые на отвыкших от подобной работы, ладонях, этим нелёгким обязательным для его выздоровления, упражнениям с лопатой и ломом для борьбы со льдом, Борис Круглов был даже рад:
– Потому, что отвлекая от посторонних мыслей, они позволяли ему глянуть на нечто большее, чем просто белёный потолок и четыре стены в его обычной комнате, выделенной пациенту в особняке, очень напоминавшей больничную палату.
Ведь, пока что, только этим и ограничивалось для выздоравливающего Бориса Круглова всё его общение с внешним миром.
Так как, приходилось выполнять жёсткое требование, в первый же день поставленное перед ним Николаем Петровичем:
– В посёлок выходить строго-настрого запрещено!
Обижаться ему, однако, за это не приходилось.
Так как подобная мера предосторожности объяснялось строгим знахарем и его немногочисленными помощниками довольно просто:
