скачать книгу бесплатно
– Ну, ты меня, братец, не торопи, – говорил Залетаев, медленно вылезая из кареты: – ты делай, что тебе велят… Послушай!
– Что-с?
– Сколько тебе лет?
– Да лет уж будет тридцать.
– А из которой губернии?
– Костромской!
– И не женат?
– Ну, нет: жена есть и дети есть, в деревне остались, а я здесь по прачпорту.
– Ты по паспорту? А так это там… что бишь я – да, насчет Саратовской губернии: земли, говорят, много?
– Говорят, что так!
– Ну, и тово… так ты здесь себе благополучно и счастливо?
– Намедни отсрочку выхлопотал староста: руб с гривной стоит!
– А, да – стоит, стоит! Хорошо, братец, хорошо. Веди себя исправно, так барин тебе дурного слова не скажет!
Тут Залетаев умолк, оглянулся кругом, попробовал пересчитать фонари, мелькавшие перед ним, и, не кончив счета, стал приводить себе на память стихи какие-то, очень хорошие стихи, но не мог припомнить ни одного слова. Потом, взглянув на карету, почувствовал аппетит и бегом побежал на лестницу трактира.
– Вишь, какой барин чудной! – проворчал про себя кучер. – О Саратовской губернии с тобой толкует и насчет всего – а нет, чтобы догадаться да на чай дать человеку!
Через час Залетаев вышел из трактира, по-видимому совершенно сытый, и приказал кучеру ехать поскорее домой, к Каменному мосту. Кучер поспешил исполнить приказание, но только что он двинулся с места, Залетаев раздумал и велел остановиться.
– Послушай, братец, не знаешь ли ты хорошего человека? – спросил он, выглядывая из кареты.
– Хороших людей много на свете.
– Ну, я спрашиваю такого, который бы умел ездить за каретой?
– Такого не знаю.
– А если узнаешь, пришли, я тебе за это гривенник дам… двугривенный – слышь? Двугривенный, если достанешь человека? Ступай!
После этого он погрузился в бархатные подушки, вздремнул и не обращался уже к кучеру с приказаниями до тех пор, пока не почувствовал, что карета остановилась и кучер ведет разговор с дворником.
– Что там? – спросил он, выглядывая из кареты.
– Приехали-с.
– А! Нет, чтоб доложить своевременно! Ну, выпускай же! Ты своего дела решительно не знаешь! – продолжал он, выходя на тротуар. – Послушай, дворник, ты из здешнего дома?
– Как же-с, Нестор Филиппович! Я, чай, изволите знать, каждый вечер впускаю вашу милость в ворота.
– Помню, спасибо. А не знаешь ли ты хорошего человека: за каретой ездить?
– Хорошего не знаю-с!
– Ну вот уж ты и не знаешь! Мне хоть и не очень хороший… я тебе двугривенный – нет, два двугривенных дам, слышь?
– Не знаю-с! – подтвердил дворник.
– А если узнаешь, пришли ко мне. Я тебе тридцать… пять копеек серебром на конф… на водку, слышь?
– Слышу…
– Ну, то-то! Гей – извозчик! Завтра приезжай ко мне ровно в двенадцать часов пополудни. Слышь? Да скажи хозяину, что ты мне не нравишься: пусть пришлет другого, и лошади мне не нравятся – пусть переменит, я не люблю лошадей красного цвета…
– Да господь с вами, барин: какого они красного цвета? Они просто пегие – оттого и называется всюду – конь пегой масти!
– Я о том и говорю – конь пегой масти! Только я не люблю пегих коней. Пусть он мне пришлет других – как бишь они: есть такой цвет, ну, масть такая – это все равно – только есть?
– Зеленых вам, что ли-с?
– Ну вот, ты уж стал и грубить мне. Толком я тебе говорю, что мне нужно других, особенных лошадей – пусть будет одна серая, другая… ну и другая пусть серая, и обе пусть серые, или даже черные – или там караковые, ну вот, их-то я и спрашиваю: ведь у твоего хозяина есть такие лошади, караковые?
– Не знаю-с!
– Пусть он достанет у соседа, если у него нет, а мне непременно нужны – слышь? Мне никак нельзя – ступай! А я тебе пятиалтынный на орр… Ну! С богом!
III. Человека
На следующий день Залетаев предался важному и глубокому труду. Сняв со стола самовар и всякую посудину и разложив на нем несколько листов писчей бумаги, он принялся писать, рисовать, сочинять, одним словом, созидать гигантский проект… визитной карточки. Ясно, что труд был велик и требовал долготерпения, а о способностях и говорить нечего.
Добрых три часа употребил Залетаев на исполнение своего проекта, перепачкал десть бумаги – измучился и пал в бессилии под бременем собственной мысли. Так иногда художник, пораженный величием своей идеи, – не может управиться с материальным, механическим трудом, в котором хочет проявить ее, и, сбившись, спутавшись в бесконечность ее нитей, – производит нелепость, называемую в просторечии очень хорошенькою вещью.
Сочинил он – увы! Имея необъятный сюжет для визитной карточки, предположив создать совершенную карточку, начав с отрицания карточки, – он сочинил такое:
«Нестор Филиппович Залетаев.
У Каменного моста в доме Штрика, в № 1, 756, 539-м, спросить кухмистершу Феону Мартыновну».
И все свои надежды возложил на литографщика – авось он как-нибудь сочинит, а если не сочинит, так, значит, идея слишком велика.
Кончив свою работу, Залетаев принялся торопливо сообщать своей наружности свойственное ей благообразие и выразительность. Видно было, что он спешил на арену высшей общественной жизни. В это время он услышал звонок и вслед за тем разговор в передней, у дверей своей комнаты.
– Господин Залетаев здесь живет? – спросил незнакомый голос.
– Здесь, – отвечала кухарка.
Залетаев поспешил оправить свой скудный домашний наряд, не вполне соответствовавший его высоким нравственным достоинствам, придал по возможности торжественное выражение своему лицу и в таком усовершенствованном виде приготовился встретить неизвестную особу, которая о нем осведомлялась.
Дверь отворилась, и Залетаев увидел молодого человека благообразной наружности, одетого как будто «по последнему журналу», в палевых перчатках и с тросточкою в руках. Войдя в комнату, он поклонился Залетаеву с таким достоинством, что Залетаев смутился и даже струсил от удовольствия видеть у себя человека бесспорно великосветского.
– Господин Залетаев? – спросил молодой человек.
– Так точно-с, покорнейше прошу… вот здесь, здесь… Хозяйка у меня такая, никогда не уберет комнаты во-время, – объяснял Залетаев, подавая изящному незнакомцу один из своих двух стульев, тот, который казался понадежнее.
«Вот что значит карета! – мелькнуло в голове Залетаева. – Сейчас въехал в круг, да еще в какой круг! Не вам, может быть, чета, Павел Александрович!»
– Я слышал, что вам нужен человек, – сказал изящный незнакомец, располагаясь на поданной ему мебели и вертя тросточкою под носом Залетаева.
– Да-с, человек, – отвечал Залетаев в замешательстве и, дойдя, посредством быстрого и беспристрастного размышления, до сознания некоторого неряшества во всей своей фигуре и безобразия в комнате, которая могла показаться весьма неприличною светскому человеку, присовокупил, что его просили отыскать человека, и предложил незнакомцу сигару, которую тот принял и закурил с совершенно светскою непринужденностию…
– Так я слышал, – продолжал незнакомец, куря сигару и покачиваясь на стуле: – я слышал, что вам человека требуется?
– Точно так-с: просили знакомые… один знакомый господин – приезжий из Орловской губернии.
– А! Сколько вы платите за эту комнату? Хорошая комнатка.
– Двадцать восемь с полтиною – летом, и тридцать один с четвертью – зимою: теперь плачу тридцать один с четвертью.
– Со всем?
– Нет-с, безо всего.
– И без сапогов?
– Да-с… Нет-с, с сапогами.
– А насчет того, если человека требуется, для вас или для кого, можно и покончить… Что? Вы служите где-нибудь?
– Нет-с, я ведь – тово…
Залетаев точно горел на угольях, так допекал его изящный незнакомец своею великосветскою непринужденностью.
– Вы не женаты? – продолжал незнакомец.
– Нет-с!
– А! Хозяйка есть, на всякий случай, без хозяйки нельзя!
И незнакомец лукаво подмигнул Залетаеву, пустил ему в глаза струю дыма и выкинул тросточкою какую-то ловкую штучку, чуть не задев его по носу.
Залетаев в совершенном смущении от великосветской любезности своего гостя отважился приступить к делу.
– А что же, позвольте спросить, насчет человека. Где и какой это человек?
– Я сам и есть желающий-с, – объяснил изящный незнакомец.
– Вы и че-ла-а-ве-эк! – произнес Залетаев тихим, шипучим голосом, выходившим с болью и яростью из глубины души его.
– Да-с, – отвечал человек, бросая на пол остаток выкуренной сигары: – если угодно, можно и покончить.
– Хорошо, хорошо… только не теперь: я дам знать, а теперь я занят.
– Прикажете понаведаться?
– После, после… я дам знать; а теперь я занят.
«Настоящий человек», так неожиданно выродившийся пред изумленными глазами Залетаева из светского человека, поклонившись ему с прежнею непринужденностью, вышел, а Залетаев предался позднему отчаянию и бешенству, что допустил себя до унизительной фамильярности с человеком, с таким человеком, которому и имени другого, порядочного нет…
«Ведь, боже мой, какие люди стали нынче! – рассуждал он, раздуваясь чувством собственного достоинства, в просторечии называемым гусиною спесью. – Вот народец-то удался: поди ты с ним, узнай его, поговори с ним, шапки не ломает, спины не согнет, и в лице у него такое, – козявка он глупая, подумаешь, что он то же, а он – человек!»
Помучив себя вволю этим злополучным происшествием, Залетаев решился, наконец, всю беду свернуть на человека. Он даже дошел до полного самооправдания, предположив, что предупредительность и подобострастие, с которыми он принял упомянутое существо, относились совершенно к другому, отвлеченному лицу, к представителю большого света, в который он, стало быть, заехал в известной четырехместной карете на лежачих рессорах; следовательно, оно, существо, поступило глупо, нелепо и низко, позволив себе воспользоваться изъявлениями нелицемерной преданности, глубочайшего почтения и всеми прочими изъявлениями, которые не относятся к людям настоящего лакейского звания.
Успокаивая по крайнему разумению своему взволнованное самолюбие, Залетаев услышал новый звонок и вслед за тем звучный голос, выходивший с лестницы:
– Здравия желаю-с! Человек требуется?
«Ну, теперь уж на эту удочку не пойду! – решил Залетаев. – Благо дело приобрел опытность, теперь уж нет, голубчики человеки. Ведь я вашего брата знаю!»
Он обернулся к дверям в ожидании нового человека.
Медленно вошла в комнату фигура с фиолетовым лицом и с щетинистою бородою, неизвестно, настоящею ли или временно допущенною по экономическим причинам. Она была одета в достаточно подержанную чуйку, того рода туземного наряда, который местное коммерческое юношество, по духу преуспеяния и самоусовершенствования, заказывает портным и в дело употребляет под нечестивым именем франкского пальто, а пред благонравными тятеньками, которые наиболее придерживаются постоянства в сущности и форме вещей, выдают за нашу древнюю, от татар наследованную одежду, только укороченную несколько из хозяйственных видов. Костюм, прикрывавший новопоявившуюся человеческую фигуру, принадлежал к этому самому роду одежды: он не был, в сущности, ни пальто, ни чуйка, но мог играть, по надобности, роль пальто или чуйки. Кроме этой одежды, пришелец имел в руках лакированную коробку, не походившую ни на шляпу или шляпенку, ни на фуражку, но, несомненно, состоявшую в близком родстве со всеми существующими в степных губерниях так называемыми картузами. Из-под длинной чуйки, совершенно закутывавшей человеческую фигуру, выглядывали сапоги, которые Залетаев, по своему совершенному знакомству со всеми видами сапогов, различил с первого взгляда: один сапог скромный, без всякого внешнего блеска, был, однакож, сапог существенный, из прочного, первообразного типа сапогов выростковых; он стоял с твердостью и достоинством на своем каблуке и только резким скрипом проявлял свой жесткий, так сказать, спартанский характер; другой сапог, по-видимому случайно, по прихоти рока, стал товарищем первого. Он был щегольской, лакированный сапог, блистал как зеркало, но имел значительные трещины и шлепал подозрительно, из чего и следовало, что он – просто бесхарактерный промотавшийся франтик, покамест блещущий остатком «лоска светскости», но уже уничтоженный, доведенный до товарищества с простым выростковым сапогом.
– Здесь человека нужно-с? – произнесла человеческая фигура сипучим голосом, не шевеля губами и покосив глаза в темный угол комнаты Залетаева.
«Вот это человек!» – подумал Залетаев, любуясь совершенно человеческою наружностию стоявшей перед ним фигуры.
– Да, любезный, – отвечал он: – мне нужен человек; ты, что ли, желаешь итти в услужение?
Человек промычал: «мм-у-у!» и уставил глаза на Залетаева.
– Что же, ты, братец, знаешь всякую службу?
Человек начал медленно, не открывая рта:
– Сапоги почистить… самовар подать…
– Только?
– И состряпать! – присовокупил человек; потом, помолчав и углубясь по-прежнему глазами в темный уголок комнаты, как бы для отыскания там исчисления своих служебных способностей, присовокупил:
– Утром разбудить пораньше!
– А за каретой? Мне нужно человека, знающего за каретой ездить…
– Ну, и за каретой! – проговорил человек после долгого размышления.
– А ты служил прежде по хорошим господам?
