скачать книгу бесплатно
В густошерстной синей ряби
от морского сквозняка
вьется в города масштабе
благородная река.
Широка, как Брахмапутра,
и коварна, как змея,
жадно радуется утру,
с нею радуюсь и я.
Кое-где Нева свободна,
кое-где еще во льду.
Вдоль дороги этой водной
я стремительно иду.
Проверяю друг за другом,
как военные посты,
грандиозных арок дуги
– Петербургские мосты.
Правый берег в отдаленьи,
вон «Авроры» силуэт,
и в гранитном обрамленьи
Петропавловки хребет.
Слева Сад, его ограда —
стройный острый частокол —
мне во время променада
легкий делает укол.
Обижается, что не был
на свидании зимой,
я краснею, а вот небо
холодеет синевой.
Плиты набережных гулки,
звонко слышен каждый шаг.
Допущу в своей прогулке
на Дворцовую зигзаг.
Безмятежный, необъятный,
колоссальный, словно кит,
здесь, всегда невероятный,
Эрмитаж-красавец спит.
На Васильевском роскошен
разноцветных зданий ряд.
Левый сфинкс чуть-чуть взъерошен
ветерку благодаря.
Хорошо знакомый с детства,
ослепительно торчит
тонкий шпиль Адмиралтейства,
отражающий лучи.
Медный всадник бодро скачет
на измученном коне,
не представить их иначе.
Автор – скульптор Фальконе.
Ну и дальше по ранжиру
возвышаются дома,
осмотрю я их пунктиром,
ведь устал уже весьма.
Заверну в квартиру Блока,
там тепло и хорошо.
Интересно, все же: сколько
километров я прошел?
Белой ночью
В час вечернего заката, когда город, остывая,
за фасад неровных кровель опускает солнца диск,
тени зданий, вырастая, удлиняются как сваи,
Петербурга острый профиль вам являя как изыск.
Будто в шахматах фигуры, что в цейтноте жаждут действа,
и расставлены повсюду, и вблизи и вдалеке:
Зимнего дворца скульптуры, острый шпиль Адмиралтейства,
знаменитая колонна – ждут на каменной доске.
Сам Исаакий, возвышаясь в центре Северной столицы,
вас приветствует поклоном, как учтивый джентльмен.
А Нева июньской ночью хочет смирной притвориться,
и мосты разводят руки, словно вам сдаваясь в плен.
В перспективе, разрывая облаков багрянец в клочья
золотой своею осью, Петропавловка видна.
Хорошо по Петербургу прогуляться белой ночью,
и под занавес прогулки выпить белого вина.
Дети Петропавловки
Образец надежной скрепы,
той, что с городом роднит —
Петропавловская крепость,
вековой ее гранит.
В этом каменном пространстве,
жить ничуть не тяжело.
Нас с завидным постоянством
с малых лет сюда влекло.
Лапы-стрелы бастионов,
кронверка полукаре —
до?роги традиционно
петербургской детворе.
Маленький Енисаари,
ограненный как алмаз,
в тополином пеньюаре
привлекателен для глаз.
В Триумфальные ворота
мостовая нас вела,
там сияет позолотой
шпиля стройная игла,
Благородною осанкой,
забирая сразу в плен,
где кровавая изнанка
из кирпично-красных стен.
Звонкой детскою игрушкой
всякий полдень слышен он —
выстрел из сигнальной пушки,
и курантов перезвон.
Не страшило нас нимало
то, что тут была тюрьма,
что стихия бушевала,
унося в залив дома.
Что убит был здесь наследник
повелителя страны,
что ни в первых, ни в последних —
декабристы казнены.
Все впитали наши гены
вместе с невскою волной.
Мы, друзья, аборигены —
Петропавловки родной.
На вершине шпиля ангел,
крест сжимает он рукой,
как огромный яркий факел,
берегущий наш покой.
Владимирский проспект
Владимирский проспект длиной в полкилометра —
прекрасная собой прямая магистраль.
И летом и зимой, под шум дождя и ветра
ты с севера на юг летишь стрелою вдаль.
Красивые дома и каждый уникален,
хоть, голову задрав, гуляй и созерцай.
Владимирский проспект широк и вертикален,
ходили раньше здесь и конка и трамвай.
Приятно покидать тебя по Колокольной,
а по Стремя?нной вдоль к тебе вернуться вновь.
Сто раз пересекать в прогулке алкогольной,
и помнить каждый шаг, не это ли любовь?
Фонтанку достигать дворовым лабиринтом,
Довлатову послав изысканный привет,
отведать по пути Хугардена две пинты,
тем самым пошатнув в себе менталитет.
Навеки позабыть машину и троллейбус,
автобус и метро, и двигаться пешком,
проспектов и дворов разгадывая ребус,
а в Графском честь отдать одной из старых школ.
Владимирский проспект весьма гостеприимен,
роскошен и хорош в любое время дня.
Немножечко сутул, чуть-чуть старорежимен
и очень много лет приятен для меня.
Тут прежде был «Сайгон» с отменным черным кофе,
и бил пивной родник в родимых «Жигулях».
Закрытье этих мест подобно катастрофе,
их помнят до сих пор во всех твоих щелях.
С тобою тезки мы (по отчеству хотя бы),
и я весьма польщен твоею добротой.
