скачать книгу бесплатно
И так как круг сужался, то Александр, Альбер и Жозеф быстро зарядили свои карабины на случай неожиданного нападения, тактику которого часто применяют аборигены. Щелканье затворов и решительный вид трех европейцев подействовали мгновенно. Ряды сразу разомкнулись, копья и ружья опустились.
Александр, уже готовый дать шпоры своему коню, стал искать глазами проповедника, чтобы попрощаться с ним, но его преподобие исчез.
– Вперед! – зычным голосом скомандовал Шони.
И трое всадников, сопровождаемые двумя слугами, скакавшими, как антилопы, тронулись в путь, и совершенно беспрепятственно: никто им не помешал.
– Или я сильно ошибаюсь, – сказал Альбер де Вильрож, – или вся эта орда не больше чем сброд самых отъявленных грабителей пустыни. Во всяком случае, раз мы отказались от их услуг, они объявят нам настоящую войну. Довольно скверно для начала. Как по-твоему?
– Ну вот еще! – возразил Александр с поистине галльской беззаботностью. – Если они начнут на нас наседать, мы их перещелкаем одного за другим, вот и все… А что касается проповедника, пусть сам устраивается как умеет.
А проповедник устроился очень хорошо. Почтительно окруженный своими недавними преследователями, он с великолепным аппетитом уписывал недоеденную кабанью тушу и, оказывая честь жарко?му, завел с вождем оживленный разговор, свидетельствовавший об их довольно-таки странной близости.
Его преподобие явно пользовался влиянием среди недавних преследователей, что не совсем обычно для жертвы.
Не была ли вся эта комедия лишь прологом кровавой трагедии?
Глава 4
Чернокожие требуют плату за проход через их территорию. – О французских исследователях. – Не имея ничего другого, три француза хотят платить припасами. – Голод среди туземцев. – Рядом с хищниками африканского континента. – Стадо слонов. – В чем опасность охоты на слонов. – Убит окончательно и бесповоротно. – Ужасное положение. – Под ногами толстокожего. – Волнение Жозефа отражается на его речи. – Раненые гиганты. – Лошадь под Александром пугается, на Александра наступает слон.
Любой, кто представляет себе трудности экспедиции в дикие края, скажет, что затея наших трех путников была безумием. Не столько из-за конечной цели – отыскать клад, самое наличие которого еще могло быть отнесено к царству химеры, сколько из-за почти непреодолимых препятствий, создаваемых и природой, и людьми.
Весело, с чисто французской беззаботностью отправиться на поиски драгоценных камней, зарытых неизвестно где на этом огромном континенте, без проводника, не имея ничего, кроме компаса и грубого чертежа, нанесенного на тряпку, да и то по указаниям невежественного кафра, – конечно, такая затея может принести много бурных переживаний, но главная цель рискует остаться недостижимой, – верней, она не может быть достигнута.
Во все времена и у всех народов исследователи, поставив перед собой цель, пускай даже химерическую, все же иногда успевали сделать памятные открытия. Однако люди, жаждущие неизвестного, верящие легенде об Эльдорадо, все эти изобретатели философского камня и открыватели Северного полюса всегда располагали тем, что им бывало нужно для работ.
Но, в отличие от них, наши три француза пустились в глубину незнакомой страны без припасов, с оружием, которое, как хорошо знают охотники, всегда может выйти из строя, и с лошадьми, которых муха цеце, этот бич Южной Африки, может уничтожить в несколько часов. Как правильно заметил вождь чернокожих, встреченный под баобабом, они не имели фургона, этого дома на колесах, где путешественник всегда может укрыться в непогоду и где, что весьма существенно, он может возить всякий хлам, которым расплачивается за проезд по самым разным территориям.
Между тем надо отметить, что многие африканские царьки чрезвычайно ревниво относятся к неприкосновенности своих владений. Не то чтобы они были так уж свирепы (я говорю главным образом о тех, которых можно встретить между экватором и крайним югом) и не то чтобы они вообще отказывались пускать к себе путешественников, но за разрешение пересечь их территорию они требуют плату, и нередко довольно высокую.
Сколько исследователей застревало на долгие месяцы, едва вступив во владения этих наивных и алчных тиранов! Левайян, Гордон-Камминг, даже прославленный Ливингстон, Андерссон, Чепмен, Бейнс, Болдуин, Эрскин, Баттон, а совсем недавно – лейтенант Кэмерон – всем им пришлось в конце концов, исчерпав аргументы и материальные возможности, менять свои маршруты и, преодолевая новые большие трудности, обходить эти негостеприимные земли. Только один Стэнли сумел противопоставить силу этому налогу на транзит. Но Стэнли, который завалил трупами весь свой путь от Занзибара до Конго, весьма и весьма подорвал дело мирного завоевания Экваториальной Африки.
Уверяю вас, я говорю так вовсе не потому, что я француз и затаил обиду на этого англоамериканца из-за его безобразного и вызвавшего всеобщее негодование поведения по отношению к нашему славному соотечественнику Саворньяну де Бразза; мое мнение – говорю об этом не без гордости – разделяло большинство серьезных географов и исследователей еще задолго до грубой выходки корреспондента «Нью-Йорк геральд».
В любом случае, англичанин ли он или американец, Стэнли поступил плохо с точки зрения науки и гуманности. Наука имеет неотъемлемые права, но и права гуманности непререкаемы, и не может быть антагонизма между гуманностью и наукой. Сколь же велика разница между этим головорезом и нашими достойными французскими исследователями! И с какой же радостью и гордостью возношу я хвалу своим соотечественникам! Ведь если британский Джек и звездно-полосатый флаг Соединенных Штатов хранят на себе несмываемые кровавые следы – то наш французский триколор ни разу не замарал себя кровью примитивных народов.
Должен ли я напомнить об уничтожении жителей Тасмании, об истреблении австралийцев, о массовых расстрелах населения Капской колонии, о вымирании краснокожих на Дальнем Западе – и противопоставить этому восхищение, которое снискал у индусов наш великий Дюплекс, или легенду о Самюэле Шамплене, которого прозвали отцом индейцев Северной Америки? Почему мне не привести прославленные имена французских исследователей, которые вдохновляются только благородными примерами и взяли себе за правило человеколюбивый девиз: «Мягкость, убеждение»? Я имею в виду отважного Жана Дюпюи, открывшего на Дальнем Востоке путь, который тридцать лет искали англичане, и мирно покорившего десять миллионов тонкинцев; я говорю о добром Солейе с нежным профилем апостола – его память чтут даже разбойники Сахары; об энергичном Бро де Сен-Поль Лиасе, который утвердился на Суматре и завоевал дружбу свирепых малайцев; о Байоле, счастливом исследователе Фута-Джаллона; об ученом Дезире Шарне, который вывез из Мексики целую древнюю цивилизацию; о храбром де Бразза, которому мы обязаны колонией в Габоне; о неподкупном правителе Шессе, который дал нам Таити; об Альфреде Марше и Ашиле Раффре, которые обогатили наши естественно-исторические коллекции[2 - См. рисунки О. Кастелли «Альфред Марш в Западной Африке» (с. 51) и «Саворньян де Бразза в Конго» (с. 52). (Прим. редактора.)]; об аббате Дебезе, скончавшемся в трудах на берегу Танганьики, и несчастном Крево, который стал жертвой, потому что не пожелал быть палачом. Они себя вели не как завоеватели, они не появлялись вместе с многочисленными и хорошо вооруженными войсками; они не привозили в колонии продукты цивилизации в виде разрывных пуль. Они были подвижниками, как подлинные посланцы мира и прогресса. Если они и пали жертвами своей преданности науке, то, по крайней мере, они ее не опозорили. И даже наоборот, ибо для великих идей кровь мучеников – лишь благотворная роса.
Что касается предприятия наших героев, то, даже не будучи бескорыстным, оно, однако, не лишено смелости и не ограждено от опасностей. Вильрож и Шони хотели бы продвигаться быстро и без лишних приключений пересечь область, ревниво охраняемую от белых. Трудность удваивается, если вспомнить, что у них нет ничего с собой. Но Альбер де Вильрож при всей своей внешней беспечности был весьма наблюдателен; к тому же он был знаком с трудами тех, кто изучал здешние места до него. На основании всего этого он нашел верный, как ему казалось, способ улаживать всякие трудности.
– Видишь ли, – сказал он Александру, – сейчас самый разгар засушливого времени года…
– Это нетрудно заметить, – признал Шони. – Трава стала как трут, листья пересохли, а лошади поднимают препротивную пыль.
– Вот и отлично!
– А мне и в голову не приходило, что это отлично.
– Сейчас увидишь. Добрые люди, которые живут в этом солнечном краю, никогда не читали нашего дорогого Лафонтена и не знают его милой и поучительной басни «Стрекоза и Муравей».
– С этим трудно поспорить.
– Они не позаботились отложить запасы на нынешнее бедственное время. У них, проще говоря, жрать нечего, и они сейчас пляшут на голодный желудок.
– Мы можем плясать вместе с ними. Этакую «кадриль пустого брюха»!
– Ну что ты! Имея ружья? Неужели ты не смог бы всадить пулю в глаз слону или подстрелить хотя бы простую антилопу с расстояния в сто метров?
– Допустим.
– Вот видишь! Выходит, что мы явились сюда как спасители этих бедняг! Мы охотимся как безумные и наваливаем им целые горы битого мяса. За прохождение по их земле мы платим натурой. Мы наполняем им брюхо. Не я буду, если у них окажутся неблагодарные желудки. Твое мнение?
– Мысль блестящая! Особенно если учесть, что нам не мешает никакой багаж. Весь наш груз – это несколько килограммов пороха и приличный запас пуль, поэтому ничто не будет препятствовать длительным переходам в поисках зверя.
– Значит, ты со мной согласен? Впрочем, мы будем отнюдь не первыми, кто прибегнул к этому способу. До нас им пользовались Бейнс и Чепмен. К нему постоянно прибегал и Болдуин и тоже забот не знал. Я даже думаю, что нам не придется надолго откладывать наше намерение. Видишь эту движущуюся черную линию под холмом? Это негры…
– Вижу, – сказал Шони, подымаясь на стременах. – Уж не ждет ли нас такой же кошачий концерт, как с добрейшим нашим проповедником недавно?
Хорошо зная, как важно поскорее завоевать доверие у чернокожих обитателей африканской пустыни, трое французов, вовсе не желая избежать встречи с новоприбывшими, дали шпоры своим лошадям и помчались галопом по направлению к холму.
А негры, которые там находились, имели самый жалкий вид. В них не было и следа бахвальства и победного чванства группы бродячих оркестрантов. Их было человек сто, в том числе женщины и дети. Исхудалые, изможденные, со впалыми щеками, кожа да кости, они все казались больными какой-то страшной и странной болезнью.
Увидев европейцев, они стали испускать крики радости. Быстро образовав круг, они простерлись на земле и стали подносить руки ко рту и к животу, то есть делали тот выразительный жест, который во всех странах мира означает «я голоден».
– Ах, бедняги! – воскликнул Альбер, на которого зрелище произвело тяжкое впечатление. – Да они чуть живы! Они умирают!..
– Еще бы! – подтвердил Александр. – Вот теперь-то и надо взяться за охоту и дать им возможность пообедать, пока не поздно. Я только боюсь, дичи здесь мало. Что за несчастная страна! Земля растрескалась, словно обожженная глина, родники иссякли…
Один из этих несчастных знал несколько слов по-английски. Дополняя их жестами, он объяснил, что все они являются последними из оставшихся в живых жителей некогда цветущей деревни. Между ними и их соседями возникла ссора, обе стороны взялись за оружие. Была отчаянная борьба, они оказались разбиты, неприятель унес весь их урожай и сжег деревню. В довершение несчастья стоит засушливая погода. Никаких источников существования. Они скитаются по лесам в поисках корней, ягод, диких фруктов, черепах или насекомых. Из-под просохшего слоя земли они выковыривают лягушек, которые там прячутся до наступления дождей. Жалкое пропитание! Многие погибли от голода. Их стрелы и копья не годятся для охоты за крупным зверем, который водится неподалеку. К тому же враги расположились на берегу речки, как раз в том месте, куда приходят на водопой слоны и носороги и где плещутся бегемоты. Несчастные не могут найти даже птичьи гнезда. Обычно они доставали неоперившихся птенцов и зажаривали их живыми, потому что окрепшие птенцы улетают далеко и за ними невозможно охотиться, не имея ничего, кроме «ноббери» – суковатой палки, которую они бросают, правда, с большой ловкостью.
Слова «слон», «носорог», «бегемот» пробудили в наших трех французах охотничью страсть. Свалить такое огромное толстокожее, совершить такой ловкий и смелый поступок, осуществить эту мечту всякого цивилизованного Нимрода и вместе с тем сделать доброе дело – вот вам двойной соблазн, и они даже не подумали ему сопротивляться.
Переводчик вызвался служить им проводником. Они согласились с понятной радостью и отправились немедленно, оставив черным слугам гладкоствольные охотничьи ружья и захватив крупнокалиберные карабины.
После довольно трудного перехода, длившегося не меньше часа, они добрались до почти совершенно высохшей реки, куда обычно приходили на водопой крупные звери. Здесь кончается пустыня и лес подымается высокой зеленой стеной. Нечего и думать о том, чтобы пробраться в эти заросли верхом. Лошадей стреножили и оставили. Проводник советовал соблюдать абсолютную тишину. Скоро на водопой придут слоны. Они придут непременно. Видно сразу по свежим следам, что они сюда ходят. Охотники легли на землю, за деревьями, зарядили карабины и стали спокойно ждать.
Не успели они, однако, приготовиться, как издалека в листве послышался шум, похожий на грохот приближающегося поезда. Сходство усилилось еще и благодаря размеренному покашливанию, напоминавшему пыхтение паровоза. Нетрудно было разобрать, что шум идет со стороны чащи, из глубоких проломов, ведущих к реке.
Альбер де Вильрож лежал ближе других. Он приподнялся на локтях и увидел в пятидесяти метрах от себя огромного слона. Александр, расположившийся вправо от своего друга, вскоре заметил на полянке еще восемь слонов. Они шли через поляну гуськом. По их массивным формам, огромной величине, по могучим бивням Александр узнал самцов. Девятый слон, чуть поменьше, замыкал шествие. Это была беззубая самка. Таких буры зовут «cari cop» – «голая голова».
Смелые охотники зачарованы. Они любуются гигантами, шагающими с той уверенностью, право на которую им дает непомерная мощь. Слоны двигаются медленно и торжественно, сотрясая землю и ломая заросли мимозы и баугинии с непреодолимой силой снаряда. Выйдя к спуску, ведущему к воде, они имели совершенно фантастический вид.
Александр выжидал удобной минуты, чтобы выстрелить. Плотно прижавшись к земле, согнув локти под прямым углом и крепко держа карабин в руках, как в сошках, он прицелился в третьего слона, выбирая точку между ухом и глазом.
Альбер, столь же храбрый, но более горячий, вспомнил поучительные слова доктора Ливингстона: «Пусть тот, кто собирается стрелять слонов, станет посреди железнодорожной колеи, пусть он слушает свисток и убежит не раньше, чем поезд будет в двух-трех шагах от него. Тогда он будет знать, позволяет ли ему его нервная система идти на слона».
И в самом деле, нетрудно понять, как опасно тягаться с этим огромным животным, которое бегает, как лошадь в галопе, и не знает никаких препятствий. Этот гигант прорывается сквозь заросли, опрокидывает или ломает все, что ему попадается на пути, вырывает хоботом из земли или растаптывает ногой, след которой имеет до двух метров в окружности, все, что может служить защитой его врагу, и ко всей этой грозной мощи присоединяет ужасный рев.
Каталонец увидел, что все описания, которые он читал у знаменитых охотников, справедливы. Ни Левайян, ни Андерссон, ни Вальберг, ни Болдуин, ни Дельгорг ничего не преувеличивают.
Позиция, которую занимал Альбер, была крайне неудобна для стрельбы. Он находился как раз против первого слона, но видел только его голову и массивные, колонноподобные ноги. Если бы он хоть мог видеть грудь! Нечего и думать о том, чтобы свалить слона, попав ему в череп, – это все равно что пытаться пробить стальную броню.
Стадо уже на берегу. Река едва ли имела метров двадцать в ширину. У вожака выражение добродушное и одновременно хитроватое. Он с любопытством оглядывает оба берега, затем, моргнув своими маленькими глазками, глубоко втягивает воздух. Хобот выпрямляется и вытягивается в сторону охотника, который видит огромную пасть с отвислой нижней губой и два монументальных бивня. Слон как будто встревожен. Он медленно оборачивается к своим, как бы говоря им: «Осторожно!» Альберу мешал пень, и он не мог использовать это движение слона. Со своей стороны, Александр не мог понять причины такого промедления Альбера и нетерпеливо бормотал про себя: «Какого же черта он не стреляет?»
Секунды начинают казаться часами. Слоны несколько успокаиваются. Подгоняемые жаждой, они решительно входят в воду, разбрасывая вокруг себя сверкающие брызги, немедленно начинают зачерпывать воду хоботом, поливать себе бока и резвиться, как обычно.
Два оглушительных выстрела, а через полсекунды и третий прокатываются над лесом, как отдаленный гром, и немедленно вслед за ними – пронзительный крик ярости и боли. Это вопит слон. Кто однажды слышал этот вопль, этот знаменитый рев слона, при подобных обстоятельствах, никогда его не забудет. Один из гигантов, точно сраженный молнией, застывает на какое-то мгновение и затем валится в ужасных судорогах.
Это выстрелил так мастерски Александр. Как человек осторожный, он сохранил неподвижность и сберег свой второй заряд. Обезумевшие слоны убегают, храпя от ярости и ужаса, и исчезают в зарослях баугиний. Однако убегают не все: два из них тяжело ранены.
Жозеф выстрелил одновременно со своим господином. Он стрелял в слона, который смотрел прямо на него. Не надеясь попасть в грудь, он выстрелил в переднюю ногу. Он не мог сделать ничего лучшего. Животное продолжало вопить и, хромая, пустилось вдогонку за стадом. Сейчас можно будет пойти по его кровавому следу.
Альберу не повезло, и положение его стало чрезвычайно серьезным, почти безнадежным. Полагаясь на пробойную силу конической пули восьмого калибра, которую вытолкнули из ствола пятнадцать граммов мелкого пороха, он стрелял в предплечье. Рана должна была быть смертельной. Но, на свою беду, Альбер не учел огромной живучести животного, которое невозможно свалить с первого выстрела. Слон заметил стрелка и ринулся туда, где еще не развеялось облачко дыма. Альбер попытался уложить его вторым выстрелом, но раненое животное передвигалось с быстротой, которую ярость только усиливала, и охотник промахнулся. Не успел он вскинуть ружье, как страшная масса уже раскачивалась у него над головой, грозя раздавить его. Ни бежать, ни хотя бы укрыться не было возможности. Он едва мог защищать свою жизнь.
Александр выскочил из своей засады. Он, разумеется, забыл всякую осторожность и поспешил на помощь своему другу. Альбер сидел на корточках и понимал, что это выгодно только для зверя: сейчас слон либо обхватит его хоботом, либо раздавит ногами. Он кинулся на спину, крепко уперся ружьем в землю и, громко крича, спустил курок. Пуля попала слону прямо в грудь. Оглушенный выстрелом, ослепленный вспышкой, напуганный криками охотника, слон на мгновение остановился, потом повернулся и удрал.
Оба друга вздохнули с облегчением. Они быстро перезарядили карабины на случай, если опасный враг вернется.
– Уф! – восклицает Альбер с нервной дрожью в голосе. – Наконец-то!
– Черт возьми! – отвечает Александр, сжимая его в объятиях. – У меня мурашки побежали по телу. Мне показалось – он тебя раздавил, бедный друг мой. Ты цел?
– Цел и невредим и ничего не понимаю. Если бы я, бросившись на спину, не отодвинулся чуть в сторону, все было бы кончено. Я уже чувствовал, как он дышит хоботом прямо на меня. Что за страшная сила у этих чудовищ! У него в теле сидят две пули по шестьдесят пять граммов каждая, а он ломает толстые деревья, как спички!
– Что мы сейчас предпримем? Тот, в которого я стрелял, не подает признаков жизни. Я думаю, он убит окончательно и бесповоротно. Давай пока этим и ограничимся. У наших голодающих есть чем насытиться – смотри, какая гора мяса!
– Да ни за что на свете! Я еще должен разделаться с этим мошенником. Он нагнал на меня такого страху – я не смогу удержаться от мести! И по-моему, рана у него все-таки смертельная. Было бы грешно не узнать, куда девались его бренные останки. Но ведь Жозеф тоже стрелял. И он уверен, что тоже нанес своему слону серьезную рану. А я его знаю – он свою добычу так не бросит. Однако куда он девался? Эй, Жозеф! Пупон! Где же ты?
Жозеф прибежал, задыхаясь от волнения. Волосы его были взъерошены, лицо и руки исцарапаны.
– Ах, месье Альвер! – кричал он. – Месье Альвер! Я собсем потерял голобу! Я думал, что это жиботное раздабит бас б лепешку.
– Успокойся, дружок! Я цел и невредим, как видишь. Но ты-то что делал?
– Зберь стоял прямо протиб меня. Я выстрелил в переднюю ногу, как вы и говорили.
– Попал?
– Еще как! Он кричал, а потом увежал, как заяц.
– Ты, конечно, думаешь, что надобно устроить погоню?
– Упаси воже!
– Как! ты, такой заядлый охотник, и отказываешься от добычи?
– Я-то, конечно, пойду поискать его, но вы – нет!
– Это еще почему?
– Потому что я хочу привезти вас домой в Вильрож в целом виде. Наконец, что я скажу мадам Анне? Она мне строго наказала присматривать за вами.
– Тише! Ей мы ничего не скажем. Давай в погоню! Я уже успокоился, да и ты перестал путать «б» и «в».
– Я считаю, – вставил Александр, – что правильно было бы сесть на коней! Кто его знает, куда нас заведет погоня за ранеными слонами.
– Верно!
Спустя несколько минут три смелых товарища ехали по следам одного из слонов – того, который, отступая, поливал землю потоками крови. Они не прошли и пятиста метров, когда Альбер первым увидел в густой чаще огромное темное пятно. Слон, видимо, умирал. Глухое дыхание еле вырывалось из его пасти. Он уже не пытался идти дальше и только запускал хобот себе в самое горло, выкачивал воду из желудка и обмывал свои раны, из которых текли пенящиеся красные струи.
Александр шел впереди. Он припустил коня, однако подумал и о том, чтобы оставить себе на всякий случай возможность быстро отступить. Когда он был не больше чем в тридцати шагах, слон заметил его, поднял хобот и напал на него, издавая яростные вопли.
У Альбера и Жозефа лошади испугались, встали на дыбы и понесли в чащу. Конь Александра с испугу уперся всеми четырьмя ногами в землю. Он стоял как вкопанный, храпел и не желал или не мог повиноваться своему всаднику, хотя тот до крови вонзил ему шпоры в бока.
Окаменев от страха, конь продолжал неподвижно стоять, даже когда слон был близко. Всадник видел только голову слона и хотел выстрелить, чтобы остановить его. Если бы пуля попала в самую середину черепа и хотя бы даже не пробила черепную коробку, она бы оглушила животное и человек успел бы соскочить с седла и укрыться в чаще. Но в довершение всего конь стал мотать головой, и это мешало всаднику прицелиться.
Слон был в каких-нибудь десяти метрах.
Александр почувствовал близость своей гибели.
Глава 5
Белый носорог. – Он поднимает и коня, и всадника. – «Подожди немного». – Неплохая коллекция заноз. – Африканский слон. – Как устроены бивни. – Взрыв. – Чудовищное пиршество. – Как точно измерить рост африканского колосса. – Жареные ноги. – Жаркое из хобота. – Вес бивней и цены на слоновую кость. – Прекрасное место для цилиндрической пули восьмого калибра. – Сушеное мясо. – Тревога.
Невообразимый, неправдоподобный случай сразу переменил обстановку. С шумом, ломая на ходу толстые ветви, из зарослей на тропу вывалилась огромная, продолговатая, приземистая, передвигающаяся на коротких ногах беловатая масса и пошла прямо на слона.
Это был громадный белый носорог. По-видимому, его во время полуденного отдыха потревожил топот лошадей Альбера и Жозефа, и он с глухим ворчанием удирал.
Слон захрипел и остановился.
Гиганты столкнулись, и силу этого столкновения нетрудно себе представить. Носорог, увидев своего самого опасного врага, пришел в неописуемую ярость. Он крепко уперся всеми четырьмя ногами, нагнул свою безобразную голову, затем с непреодолимой силой подбросил ее вверх и вонзил свой рог умирающему слону прямо в брюхо. Раздался глухой удар, затем треск раздираемых кожных покровов, и на землю из брюшной полости вывалились внутренности. Слон качнулся справа налево, затем тяжело рухнул, даже в последнюю свою минуту стараясь подмять под себя своего врага. Но тот отскочил в сторону с проворством, которого никто не мог бы и подозревать у такой бесформенной массы, и оказался на расстоянии едва одного метра от коня Александра.
А это глупое животное, еще более напуганное, чем раньше, стояло на месте и продолжало мотать головой. Носорог, весь в крови, с омерзительно налипшими к его рогу внутренностями слона, заметил коня, ринулся на него.
Драма разыгрывалась всего несколько секунд. Носорог повторил удар, который только что так успешно нанес слону. Ах! Черт подери, это было нетрудно. Что значат для животного, наделенного такой силищей, всадник и конь! И тот и другой были подброшены в одно мгновение.
Конь перевернулся в воздухе и свалился с распоротым брюхом. Он еще пытался бить ногами, по совершенно бесполезно.
Что же касается всадника, то он не упал, и в этом было его счастье. Александр Шони сохранил полнейшее хладнокровие. Почувствовав толчок, он бросил карабин, привстал на стременах, ухватился обеими руками за ветвь и, будучи прекрасным гимнастом, поднялся на мускулах. Через секунду он уже спокойно сидел на дереве и не без любопытства смотрел, как внизу бушует разъяренный носорог. А тот, хрипло рыча, вертелся вокруг самого себя, перебегал от туши коня к туше слона, наносил им исступленные удары, катался в луже крови и кусках плоти только что убитых животных и ожесточенно нападал на их трупы с бессмысленной животной жестокостью. Затем, по-видимому считая свое дело законченным или же просто устав от такой бешеной гимнастики убийцы, он спокойно ушел в чащу.
Тогда охотник, чудесному спасению которого помогли счастливая звезда и самообладание – два важных козыря в игре удачливого человека, – выждал несколько минут, пока его невольный спаситель уйдет достаточно далеко. Затем он с бесчисленными предосторожностями покинул свое убежище, которое вполне можно было назвать воздушным или возвышенным, подобрал карабин, осмотрел его, убедился в его исправности и щелкнул языком в знак удовлетворения.
– Горячее было дельце, черт возьми! – пробормотал он. – Я остался без коня. Но тут можно сказать, что не было бы счастья, да несчастье помогло. Это глупое животное могло сыграть со мной еще не такую шутку. Но у меня есть карабин, есть припасы, я могу обороняться.
Он углубился в лес, и внезапно ему почудилось, будто ломают ветви и слышен конский галоп.
– Черт возьми! – воскликнул он. – Неужели мне предстоит еще раз схватиться с каким-нибудь толстокожим? Ну уж на сей раз подожди ты у меня!..
