скачать книгу бесплатно
– Не знаешь? Ну, так я тебе сейчас объясню, и ты, наверное, сам похвалишь меня.
Жюльен достал из сумки карту обоих полушарий, наклеенную на полотне, и разложил ее на подушке.
– Я никогда с ней не расстаюсь, – сказал он. – Видишь эти отметки и надписи? Здесь вся моя жизнь. Все места, где я бывал, все реки, через которые я переправлялся, я отмечал своей рукой. О жизнь, полная свободы и приключений, тревожная, трудная, но привольная жизнь! Никогда, никогда, кажется, не пожалею, что я ее избрал.
Жак с удивлением смотрел на друга и молчал. Этот неожиданный и необычайный лирический порыв изумил его, потряс до глубины души.
– Вот, взгляни, – продолжал Жюльен. – Тут вся наша земля. Смотри, как нам с тобой придется ехать вокруг света.
– Вокруг света! – вскричал Жак, поддаваясь прежнему страху. – Ты шутишь. Для кругосветного путешествия нужно следовать морским путем, а я не могу ехать морем, – понимаешь ты это?
– Впоследствии увидим. А теперь я держусь пока только своей первоначальной программы – проехать в Бразилию сухим путем.
– Через Петербург?
– Да.
– Хороша дорога, нечего сказать.
– По крайней мере, не будет ни боковой, ни килевой качки, а для тебя это важнее всего. Итак, вот наш маршрут: Петербург, Москва, Казань, Екатеринбург, Тюмень, Омск, Колывань, Томск, Красноярск и Иркутск.
– Очень мило: через всю Сибирь.
– В санях от Тюмени до Байкала и от Байкала до крайнего северо-восточного пункта Азии.
– Я против саней ничего не имею и мороза тоже не боюсь.
– От Иркутска мы проедем вдоль Байкала и спустимся по Лене до Якутска.
– По реке?.. Ни за что! Я не поеду по воде, и ты мне это обещал.
– Лена замерзнет. Мы поедем по льду. Он в России очень крепок на реках.
– Прекрасно.
– От Якутска мы поедем дальше на северо-восток, переправимся через небольшую цепь Верхоянских гор, достигнем Колымы и спустимся по ней до устья. В Нижне-Колымске мы возобновим наши запасы, перешагнем через Полярный круг и очутимся на 69° северной широты.
– Брр!.. Продолжай.
– Что? Сам заинтересовался?
– Позволь спросить: будут у нас почтовые лошади для саней?
– И лошади, и олени, и собаки. Не беспокойся, не застрянем нигде. Таким образом мы приедем в страну чукчей. Перед нами будет мыс Восточный, крайняя оконечность Азии, отделенная от Америки узким Беринговым проливом. Мы будем уже в другом полушарии… Пролив имеет ширину всего пятьдесят километров.
– Так. Тут-то я тебя и подстерегал. Помни, дружок: плавать не полагается – ни пятидесяти километров, ни пятидесяти метров, ни даже пятидесяти сантиметров. Это мое последнее слово.
– Мы и не будем плавать. И Лена, и Колыма, и Берингов пролив покроются льдом. Мы переправимся через них в санях, так что ты и не заметишь, что мы едем не по суше. И вот мы приедем на американский материк возле мыса Принца Валлийского, в страну эскимосов. Это будут прежние российско-американские владения, теперь принадлежащие Соединенным Штатам и известные под именем территории Аляски. Здесь мы опять обновим свои запасы, что будет весьма кстати. Далее мы переправимся через Аляскинские горы и, не без труда достигнув Скалистых гор, направимся на юго-восток. Проехав английскую Колумбию, мы очутимся уже в цивилизованной стране.
– Как? Так скоро?
– Вот это мне нравится: то совсем не хотел ехать, то жалеет, что скоро кончится путешествие… Однако я продолжаю. Вот штат Вашингтон и ветвь железной дороги, которая от Такомы под 49° северной широты довезет нас через весь этот штат и через штат Орегон до Канонвиля, находящегося под 43° северной широты. После трудной езды на чем Бог послал эти 45 километров по железной дороге покажутся очень приятным путешествием. Далее, на 42-й параллели, будет калифорнийская граница. Вот маленький городок Ганлей, от которого ведут железную дорогу – теперь она уж, должно быть, окончена – через всю Калифорнию с севера на юг. Мы проедем эту страну быстро, если только ты не пожелаешь остановиться в ней подольше.
– Это мы увидим.
– Сакраменто и Стоктон стоит посмотреть. Потом уж все пойдет как по маслу, и мы не заметим, как проедем железной дорогой всю Америку и достигнем Аризоны в тридцати километрах от Мексики…
– Постой! Дай дух перевести: у меня голова закружилась от такой пестроты и быстроты.
– Без нежностей, милостивый государь!.. За Аризоной следует Альтар, Гермосилио, Гуаймас, Кулиакан, Сан-Луис-Потози – этот путь мы преодолеем на лошадях, – затем Мексика и коротенькая веточка железной дороги до Оризабы. Далее мы пустимся через Гватемалу, через мелкие республики: Сан-Сальвадор, Никарагуа и Коста-Рика, пересечем Панамский перешеек и прибудем в Соединенные Штаты Колумбии. Здравствуй, значит, Южная Америка. Вот она, взгляни: огромное пространство, изрезанное реками, в числе которых величественная Амазонка, царица рек. Это твоя обетованная земля, страна дядюшек-миллионеров и богатых гасиенд. Но до нее нужно будет сначала добраться. На пути будут республики: Колумбия, Эквадор, Перу, Боливия. Кнесчастью, там очень мало железных дорог. Не будь у тебя этой нелепой водобоязни, мы отлично могли бы ехать по рекам, а теперь…
– Только не по воде… об этом и речи не может быть. Иначе вези меня назад.
– Да ладно, ладно. И вот мы приезжаем в гасиенду Жаккари-Мирим, расположенную на одноименной реке, впадающей в один из притоков Параны. Ну, что же? Разве я не сдержал слова? Разве я не привез тебя в Бразилию сухим путем?
Жак приехал в Петербург с предвзятым намерением ни на что не смотреть и ничем не интересоваться. Когда Жюльен упрекнул его в этом, он отвечал:
– Я решился относиться к путешествию безучастно. Делай со мной, что хочешь. Я буду твоим багажом, который ты можешь везти куда угодно, но лишь… сухим путем.
– Неужели тебя не интересует Россия?
– Нисколько! Петербург, по-моему, такой же город, как и все. Много красивых домов, нарядных дам и мужчин, много военных, газ… совершенно все так же, как и везде. Одна только разница: у церквей золоченые купола, как у нас на Инвалидном Доме, и у всех кучеров бороды… Я готов ездить с тобой по посольствам, магазинам и театрам, но это меня нисколько не занимает. Довольствуйся тем, что я есть, и оставь меня в покое.
– Нечего сказать, хороший будет у меня спутник.
– Какой есть. Впрочем, впоследствии во мне, быть может, и проснется интерес ко всему, хотя я сильно в этом сомневаюсь. Вот о чем я хотел тебя еще попросить: нельзя ли тебе устроить отсюда наш отъезд поскорее? Мне скучно, хочется поскорее на простор, в Сибирь.
– Подожди еще два дня, и мы выедем.
Два дня прошли, и приятели выехали по Николаевской железной дороге в Москву. В древней столице московских царей они не останавливались вовсе и прямо проехали в Нижний Новгород, где кончается железнодорожный путь.
Несмотря на свое подлинное или напускное равнодушие ко всему, Жак не мог не заметить, что у Жюльеиа нет никакого багажа, кроме небольшого ручного чемоданчика.
– Успокойся, – отвечал ему с улыбкой Жюльен, – у нас, напротив, очень много багажа. Я купил великолепные сани. В них лежат все наши вещи, платье, шубы, оружие, припасы, книги… Если тебе показать список всего, так ты ужаснешься.
– А где же эти сани?
– Они едут на одном поезде с нами… на экипажной платформе, прицепленной в конце состава.
– Так. Но ведь ты говоришь, что от Нижнего Новгорода железной дороги нет. Что же мы будем делать с санями? Ведь теперь не зима, и снегу еще долго не будет.
– Мы отправим сани в Пермь на пароходе «Днепр», а сами будем трястись в тарантасе по сухопутной дороге.
– А велико ли расстояние между этими двумя городами?
– С неделю проедем, если не особенно будем спешить.
– Хорошо.
По приезде в Нижний, Жак, скрепя сердце, сел с принтелем в тарантас и покатил на тройке с колокольчиком по тряской дороге. Его ужасно подбрасывало, но он ни разу не пожаловался и строго хранил свое напускное равнодушие. Он ни разу даже не взглянул на красавицу Волгу, которая медленно катила свои волны по правую руку от него. Проехали Казань, причем Жак даже взглядом не удостоил эту древнюю столицу татарского царства, и на восьмой день этого адского путешествия прибыли в Пермь.
– Дальше мы снова поедем по железной дороге, – сказал Жюльен, с наслаждением предвкушая более спокойную езду.
– Жаль, – отвечал Жак, – я было привык к тарантасу.
– Можешь утешиться. Это только ветвь от Перми до Екатеринбурга. Скоро мы опять сядем в тарантас.
– Очень приятно.
Жюльен опять нанял платформу для саней, уже давно привезенных в Пермь пароходом «Днепр» и стоявших на товарной станции, и занял с Жаком купе первого класса.
– Урал! – произнес он несколько часов спустя, указывая Жаку из окна вагона на ряд сероватых возвышенностей, тянувшихся вдали с севера на юг.
– Ну уж и горы! – презрительно отвечал тот. – Какие низенькие!
– Да, невысоки, – согласился Жюльен, – но тем не менее они производят на меня сильное впечатление.
– Вольно же тебе!.. Впрочем, ты и в Перми восхищался домами… деревянными хижинами какими-то… Разве это горы? Это кочки, бугры, – все, что хочешь, только не горы.
– Зато они – граница между Азией и Европой. Через несколько минут мы вступим на землю, которая считается колыбелью рода человеческого. Видишь ты каменный столб?
– Вижу. Что же это такое?
– Это пограничный столб между варварством и цивилизацией.
– Азия! Азия! – воскликнул с комическим ужасом Жак. – Я в Азии! Думал ли я когда-нибудь, что это случится, – я, не ездивший в жизни своей дальше главного города в кальвадосском департаменте!
– Не говоря уже о том, что ты едешь в Сибирь, пространство которой – страшно сказать! – равняется четырнадцати миллионам квадратных километров. В Сибирь, страну хвойных лесов, населенных оленями, медведями и волками; в страну золота, драгоценных камней, льда и каторжников, в страну гигантских рек и бесконечных степей; в страну диких северных народов и полярной ночи!..
Час спустя наши приятели были уже в Екатеринбурге и снова садились в тарантас.
– Знаешь, как называется дорога, по которой мы едем? – спросил Жюльен своего друга, который тщетно старался сосчитать число сделанных им километров.
– Нет, не знаю.
– Это знаменитая Владимирка…
– Я все-таки не понимаю сути этого названия.
– По этой дороге гоняют в Сибирь ссыльных.
– А…
Через неделю наши путешественники благополучно прибыли в Омск, столицу Западной Сибири.
Глава VI
Торопясь проехать поскорее громадное расстояние между Москвою и Омском, Жюльен де Кленэ имел определенную цель.
Ему захотелось завести своего приятеля подальше и тем лишить его каких-либо шансов на возвращение назад в одиночку.
Он надеялся, что по мере дальнейшего своего углубления в бесконечные степи этой азиатской страны подневольный путешественник все меньше и меньше будет протестовать против совершившегося и, кроме того, попривыкнет к трудностям.
Как Жюльен предвидел, так и случилось. Чем дальше ехали приятели, тем веселее становился Жак Арно и приходил с каждой переменой лошадей, с каждым появлением нового ямщика на козлах тарантаса все в лучшее и лучшее расположение духа.
Чем далее проникал он в этот неведомый мир, тем туманнее представлялась ему покинутая европейская цивилизация. Временами по поводу какой-нибудь необыкновенной встречи, или странного костюма, или оригинального типа в душе Жака оживали воспоминания о Европе, но теперь они уже не возбуждали в нем желания вернуться домой, а только порождали ассоциации, будили мысль.
Такой прогресс в настроении друга, бывший следствием быстрого переезда через страну, не похожую ни на какую другую, бесконечно радовал сердце Жюльена де Кленэ. Он имел теперь основание надеяться, что его друг сделается для него более приятным спутником, чем до сих пор, и перестанет исполнять роль живого багажа, безучастного ко всему окружающему и даже к своей собственной участи.
Жак уже больше не поднимал вопроса о своей отставке. Он добросовестно послал к черту свою канцелярию, научился на ломаном русском языке покрикивать на ямщиков: «Пашоль», – и не пропускал случая щегольнуть на станциях своим знанием нескольких фраз, которые, впрочем, вследствие некоторой фантастичности выговора, были для сибиряков не столько понятны, сколько удивительны.
Таково было настроение нашего канцелярского чиновника, когда он тройкой в тарантасе торжественно въезжал в Омск, столицу Западной Сибири.
Омск – довольно красивый город, расположенный при слиянии Оми и Иртыша, на обеих берегах первой и на правом берегу последнего. В нем до 18 тысяч жителей, по преимуществу чиновников, купцов и золотопромышленников.
Крепость в Омске построена в 1760 году и теперь, конечно, устарела, но все-таки она до сих пор представляет один из важнейших форпостов Западной Сибири.
Имея в карманах целую кучу рекомендательных писем от влиятельных лиц, наши друзья были радушно приняты местным бомондом и очень весело провели время. А пробыли они в Омске немало. Благоразумный Жюльен рассудил, что первую часть путешествия лучше совершить до наступления холодов, чтобы дать Жаку постепенно привыкнуть к сибирскому климату и местным обычаям и лишь после этого повезти его далее по северной стране.
Кроме того, он еще опасался, как бы Жак, приехавши в Москву зимою, не вздумал наотрез отказаться от санного путешествия по бесконечным снежным равнинам. Это очень легко могло случиться, так как тогда ретироваться было еще не поздно. Но теперь, в глубине Сибири, настаивать на возвращении смешно, потому что отсюда решительно все равно куда ехать: что назад, что вперед.
К своему величайшему удивлению Жюльен вдруг увидел, что Жаку необыкновенно понравилась необозримая степь, окружающая город.
На подневольного путешественника произвела сильное и вместе с тем приятное впечатление эта бесконечная, необъятная равнина, покрытая лишь травою и на вид переменчивая, как море, в зависимости от погоды.
В сумрачные дни, когда по небу ходили облака и по степи гулял ветер, трава волновалась, как океан, и принимала темный оттенок, напоминая сумрак бездны. В хорошую погоду, когда ярко светило солнце, степь переливалась всевозможными оттенками зеленого цвета, – сочетаниями самыми разнообразными и неожиданными и вместе необыкновенно приятными для глаз.
И Жак, вдруг полюбивший степь со всем пылом природного сибиряка, целыми часами предавался безмолвному созерцанию.
Действительно, степь, по словам отважного французского путешественника Виктора Меньяна, объехавшего Сибирь и Монголию, представляет для жителей Омска то же, что горы для горца, что море для матроса, что небо для воздухоплавателя. С нею советуются каждое утро. По ней узнают погоду и, следовательно, сообразуют свои действия. В Омске любят степь. Она кормит скот; она дает приют диким зверям, охота за которыми составляет любимое занятие омича. Праздники и гулянья народного характера устраиваются в степи; в степь же направляются для прогулок и в одиночку; идти или ехать по степи – для омича наслаждение, и это делается понятным всякому, кто хоть раз ее увидит.
Когда Жюльен выразил удовлетворение тем, что его друг нашел наконец для себя интерес в путешествии, Жак отвечал:
– Неудивительно, что после сидячей жизни в Париже я пришел в восторг от этого моря зелени. Что я там видел, кроме зеленого сукна на своем канцелярском столе, а здесь – смотри, какая ширь, какая необъятность. Вообрази только – ведь это море, только без кораблей и без качки. Подумай – ведь это мой идеал.
Друзья проводили время весело: охотились, удили рыбу, ловили ее неводом, ездили верхом и в экипаже, совершали прогулки пешком. Дневные удовольствия оканчивались вечерами, проводимыми в приятном обществе.
Но вот наступили и первые заморозки. Несколько раз выпадал снежок. Потом вдруг после непродолжительного зазимья термометр упал сразу на 14 градусов ниже нуля. Накануне в ночь выпал обильный снег и окутал степь снежным саваном.
Жак печально смотрел на свою приятельницу степь, укрывшуюся белым плащом зимы.
– Что, голубчик? – сказал ему Жюльен. – Ведь хорошо, а? Степь еще лучше стала, а?
Но Жак нерешительно молчал. Он еще сам не знал, лучше так или хуже.
– Если такая погода простоит еще недели две, – продолжал Жюльен, – то нам можно будет продолжать путь.
– Ну, что ж, и отлично, – покорно сказал Жак, хотя и без восторга. – Ехать так ехать.
