скачать книгу бесплатно
Этот слой, соотносившийся с «лазавшими» как 100:1, формировал свои представления о жизни, свои традиции, правила поведения. Это был своего рода «малый народ в большом народе», целая «культура в культуре» – субкультура. В творимой этим слоем субкультуре важное место занимал фольклор… в том числе на мистические темы.
Любой туристский фольклор – это рассказы городских людей, которые бродят по местности и сталкиваются с реалиями, о которых горожанин, как правило, прочно забыл.
Туристы скорее верят, чем не верят в то, что оставленное людьми жилье только на первый взгляд пустое. Что надо просить разрешения войти у пустой избушки, что надо оставлять еду обитателям заброшенных домов, а иначе можно ждать «нехороших стуков» или прочего беспокойства.
Но наивно объяснять этот фольклор только тем, что у туриста есть некие знания, которые появляются сами собой от бродячей жизни.
Конечно, сказывается испуг, неуверенность в себе человека, попавшего в незнакомую среду. Это чувство неопределенности накладывается на неоязыческое сознание «советского» интеллигента.
Не веря в Бога (по крайней мере декларативно, на уровне шумных утверждений) интеллигент, как правило, лишен целостного мировоззрения. Без учения об устройстве мироздания – метафизики – любые частичные знания, пусть самые глубокие, не позволяют понимать границы возможного и невозможного.
Даже квалифицированный в частностях, принесших ему ученые степени, интеллигент обычно невежественен; особо же он невежественен в вопросах, связанных со «всякой чепухой» – с учением о мире невидимого. Интеллигент легко пугается и еще легче верит всему, что ему расскажут «понимающие» люди.
Хуже всего, что сталкиваясь с непривычным, с незнакомым, интеллигент пытается объяснить непонятное и незнакомое исходя из своих убогих представлений, и страшно подумать, что у него получается. Сколько я выслушал за свою жизнь попыток «объяснить» привидения с позиций биохимии, экстрасенсорные воздействия с точки зрения теории прогресса! И все это взволнованно рассказывается у вечернего костра, сообщается усердно поглощающей знания молодежи.
В фольклоре путешествующего люда присутствует и откровенная выдумка, создание сказки для самих себя: чтобы было еще интереснее, чтобы придать себе значительности… и для запугивания новичков. Ведь по омерзительной традиции большинства туристских сообществ «стариковщина» в самых жутких формах – вещь совершенно обычная. Новичков необходимо пугать, приводить в «надлежащее» состояние, чтобы они были послушнее опытным старикам.
Столбистские истории сводятся к нескольким достаточно нехитрым сюжетам:
1. Сказки об огнях (синих, красных, зеленых), блуждающих по ночам сами собой в тех или иных местах;
2. Истории об идолах, которые сами собой выкапываются из земли и бродят, наклоняются над теми, кто спит не в избе.
3. О привидениях погибших или давно умерших столбистов, которые появляются в избах или подсаживаются к костру.
Большая часть этих историй удивительно примитивна и попросту плохо придумана. Что-то в духе:
– Гляжу… Дык это хто же, а?! Кругом плывет все, потому как мы сперва по двести с Колькой, потом портвешку с Васькой, потом по триста с Федькой… Или по двести пятьдесят… Точно! По двести пятьдесят. Или все-таки по триста… А!!! Тут же еще Толька был! Это мы с Толькой по триста, а с Федькой – по двести пятьдесят! Или не подвести пятьдесят…
– Так кто же это был, Ваня?!
– Так хто… Я ж говорю, все плывет, а рожа все равно знакомая. И сидит, песни поет, закурить просит. Я к нему: мол, так и так, личность мне твоя знакомая, ты хто?! А он, мол, что еще узнаю кто. И раз! Сидел, и сразу нету! А до меня дошло – это же Женька Абалаков! Мне сколько раз говорили: ходит он и проверяет, что к чему, с людями беседует!
Очень характеризует неоязыческое сознание «столбистов» песня, сочиненная в 1972 году бардом и поэтом Юрием Николаевичем Аделунгом (1945–1993). О его авторстве мало кто знал, но «Песня привидений» стала своего рода неофициальным гимном столбистов. Привожу ее так, как мне ее спели последний раз в начале 2000-х годов:
Вот полночь, черт в помощь.
Вылезайте, братцы, из могил.
Ну-ка оседлай друг другу шеи поскорее,
Главное, чтоб было пострашнее, пострашнее,
Дьявол нам в удаче помоги.
Гля, ходит на огороде
И приличный держит интервал…
Гля, да это поп Лаврентий вроде,
Что это он делал в огороде?!
Стало быть, капусту воровал!
Спокойно! по коням!
Пострашнее, братцы, заревем,
(В этом месте все дружно ревели: УУУУУУ!!!!!)
А если мы сейчас его догоним… (А мы догоним).
То не буду, братцы, я покойник (а я покойник),
Точно руки-ноги оборвем.
Гля, едет на лисапеде,
Бывший комсомольский секретарь.
Вижу, дело наше, братцы, худо, ох, худо!
Надо нам уматывать отсюда,
Прячь скорей в могилы инвентарь!
Спокойно! По коням!
Нас увидел и за нами рвет.
Если он сейчас кого догонит… (А он догонит).
То не буду, братцы, я покойник (а я покойник),
Если рук и ног не оборвет.
В этой песне совершенно классически соединены все обычные советские стереотипы: от одновременного в одном куплете обращения к Богу и к дьяволу (по-видимому, о них обоих нет четкого представления) до карикатурной фигуры «попа», ворующего капусту. Забавно, что в этой песне нечистая сила сильнее священника и очень опасна для него, а комсомольскому секретарю приписаны свойства обожествляемого существа. Это тоже характерное искажение действительности в «советском» сознании: в действительности дьявол никак не может быть сильнее Бога. Его слуги мало опасны священнику. А вот как раз комсомольские секретари – лакомая добыча для нечистой силы, поскольку не находятся под защитой Высшей силы.
Совершенно особняком стоит цикл историй про черного альпиниста уже потому, что эта история непосредственно связана с неким профессиональным, требующим труда занятием, а не с туристским хождением по травке и распеванием песенок у костра.
История эта тем более интересна, что, похоже, она и родилась на красноярских «Столбах» еще в 1920–1930-е годы, а уж потом ее воспроизводили в самых разных регионах, где есть альпинизм.
Черный альпинист
Есть две версии того, как появился «черный альпинист». По одной версии, однажды альпинист заблудился в горах и умер от голода. Его бросили другие члены отряда, чтобы не делиться едой. Иногда к этому добавляются разного рода уточнения, объясняющие, почему решили бросить именно его; типа «зашиб ногу» или «совсем ослабел».
По другой версии, когда-то «черный альпинист» начал падать в пропасть; напарник, с которым он шел в одной связке, перерезал веревку. Одна из версий такова, что шло несколько попарных связок и подлый напарник воспользовался метелью – из-за вьюги другие не заметили, как он перерезал веревку.
Есть множество версий, в том числе авторских, как умирал «черный альпинист». От «упал и разбился, то есть в лепешку!» и кончая подробными описаниями, как «черный альпинист», сломав ногу или обе ноги, пытался вылезти из пропасти, никто его не слышал, крик уносил ветер, как он полз на локтях, умирая от гангрены и голода, вплоть до подробностей, как он пытался питаться мохом со скал или травкой, исторгающих слезы у жалостливых и к тому времени уже не очень трезвых туристок.
Во всяком случае, «черный альпинист» теперь появляется перед альпинистами из плоти и крови. Он проверяет их на соответствие необходимым качествам.
Классическая история рассказывается так: лезли двое на почти отвесную скалу, вбивали крючья. Заночевали на узкой площадке, куда едва вошла палатка. Под утро, в страшный холод, спальные мешки и лица все покрыты инеем, кто-то вламывается в палатку:
– Мужики! Дайте хлеба!
Один, нехороший, ответил в духе:
– Пошел вон, самим жрать нечего.
После чего отвернулся и захрапел дальше.
Другой, хороший, сказал: вон, возьми в рюкзаке хлеб и тушенку. Вошедший исчез, и тут только до полусонного дошло: откуда же здесь кто-то взялся?! Тут и до верха метров триста, и вниз метров триста! Окончательно проснувшись, «хороший» альпинист обнаруживает, что «плохой» умер и видимо, давно – «весь заиндевел».
Приходится «хорошему» продолжать свой путь одному, оставив труп на площадке, завернутым в собственный спальник (кстати, это как раз соответствует традициям альпинизма). Прикинул, что вверх и легче, и ближе, чем вниз. Полез и видит: местами вбиты в скалу крючья – старые, ржавые, но возле крючьев сделаны метки – красные кресты. Метки эти совсем новые, «как если их сегодня делали».
Иногда добавляется еще, как начавшего падать «хорошего» «будто поддерживает кто-то» или как происходят всякие странности вроде веревки, попавшей в щель и там застрявшей намертво, или «вдруг нашедшегося» кулька с рафинадом или банки с тушенкой.
О встречах с «черным альпинистом» есть много историй разной степени достоверности, но во всех случаях «черный альпинист» расправляется с «плохими» и награждает «хороших». Справедливость торжествует в самой примитивной форме: «плохие» замерзают, срываются со скал, ломают руки и ноги, выбивают зубы и так далее. А «хорошие» проходят маршрут, выздоравливают и даже обнаруживают на взятых вершинах неведомо чьи склады с морем спирта и тоннами тушенки.
Но здесь надо оговорить сразу два обстоятельства:
1. В «черного альпиниста» верят серьезно. О нем рассказывают иначе, чем о деревянных идолах, которые гоняются за новичками. «Черному альпинисту» оставляют еду, вплоть до отдельной миски «сами знаете для кого», отставляемой на праздниках на край стола. В его имя дают еду малознакомым – всем, кто попросит, а вдруг незнакомец – это и есть «черный альпинист»?!
В последнем случае видно, как у хваленых советских атеистов образ Христа причудливо проявляется в образе «Черного альпиниста».
Но верят всерьез.
2. Есть много вполне серьезных людей, уверяющих, что лично видели «черного альпиниста». Это самый обычный человек, который может расспрашивать тебя о чем-то, просить о какой-то мелочи… «Черного альпиниста» можно распознать по очень темному цвету лица и по тяжелому запаху. Впрочем, у очень многих альпинистов из-за горного ультрафиолета сильно темнеет лицо (знаменитый «горный загар»). Запах от людей, не мывшихся в бане по две-три недели, а то и месяца, обычно исходит довольно плотный.
И тем не менее есть свидетели. Истории про «черного альпиниста» выходят за пределы обычной туристской байки, сочиненной от нечего делать.
О «черном альпинисте» говорят не только в Красноярске, но и везде, где существует сообщество альпинистов. У спелеологов – пещерников Красноярского края есть своя версия «черного существа» – «черный спелеолог».
Фольклор пещерников
Спелеология – наука о пещерах, название которой происходит от латинского слова «спелеос» – пещера. Спелеотуристы, пещерники появились еще в прошлом веке, а в послевоенное время, с 1950-х годов, возникло сразу несколько спелеоклубов в разных городах. Их фольклор по богатству, по обилию тем во много раз превосходит фольклор «столбистов».
Пещерный фольклор – вообще совершенно особое дело, потому что в пещерах человек находится в особом и очень неблагоприятном для него мире. В глубоких пещерах всегда царит абсолютный мрак, температура держится весь год стабильная +4 градуса. Известно, сколько может прожить в пещере человек без специального снаряжения, без огня и без еды – примерно 36 часов.
Отсутствуют любые привычные звуки, на которые не обращаешь внимания, но которые на поверхности земли всегда есть даже при тишине, которую назовут «полной». Нет ни малейшего колебания воздуха.
Опыты, поставленные французом Норбертом Кастере, который жил в пещерах по два, по три месяца, показывают: самый сильный, самый тренированный и подготовленный человек в пещерах выдерживает недолго. Нарушаются биоритмы, утрачивается чувство времени, отказывает инстинкт самосохранения, развиваются странные мании. Становится, например, неприятен сам вид тарелок и кастрюль, человек старается обходиться без них.
Отсутствие элементарных впечатлений из окружающего мира – запахов, звуков, образов – оборачивается галлюцинациями самого разного плана, как в «сурдокамере», где тренируют будущих космонавтов.
В пещерах любой человек чувствует себя не слишком уверенно и не особенно уютно. В том чужом и жутковатом мире неизбежны разного рода нарушения психики; уже поэтому трудно верить всему, что рассказывают спелеологи.
Но, во-первых, из всех туристов спелеологи всегда были самыми подготовленными и самыми профессиональными. Альпинисты презирают всех остальных туристов и даже вообще заявляют, что они никакие не туристы. Они альпинисты, вот кто! Туристы – это всякие спелеологи и прочие! Это верно, но альпинистов-профессионалов; альпинистов, имеющих моральное право задирать пятачок, не так уж много.
Если же брать массовый туризм, мое утверждение справедливо. Спелеолог – это наука, это профессионализм. Чтобы «ходить по пещерам», нужно хорошо знать снаряжение, условия, иметь опыт; пещерника растят долго. Нужна компания людей, на которых можно полагаться. Разного рода маргинальные личности, убегавшие от трудностей реальной жизни, всевозможные психи и чудики среди спелеологов встречались куда реже, чем среди любых других групп туристов.
Поэтому «показаниям» пещерников я склонен доверять несравненно больше, чем рассказам «столбистов» или, скажем, водных туристов-сплавщиков.
Во-вторых, если все-таки предположить, что в пещерах могут обитать какие-то существа, имеет смысл подумать: а какой образ жизни может вести такое существо? Как оно может выглядеть? Чем может питаться?
Принято считать, что шаманы попросту придумали трехчленное разделение мира на «верхний», населенный духами, «средний», населенный человеком и животными, и «нижний», обитаемый чудовищами. Придумали, что называется, «из головы», а за этой выдумкой ничего решительно не стоит.
Для предположения, что за любой выдумкой должна стоять породившая ее реальность, надо выйти за пределы смешного «материализма», точно знающего, что «может быть», а чего «не может». В конце концов, шаманы обитали в той же самой Сибири, и уж конечно, хорошо знали пещеры. Есть вполне веские доказательства того, что человек с самой седой древности проникал в пещеры, совершал там разного рода культовые действия. Вспомним хотя бы «пещерное искусство» Франции. Ведь многоцветные панно, расписанные сотнями, тысячами изображений бизонов, оленей, мамонтов, лошадей, носорогов, создавались в самой глубине темных пещер, в которых человек никогда не жил и жить не мог. Кстати, до сих пор совершенно непонятно, каким образом рисовались эти панно, ведь на потолках и стенах пещер нет ни малейших следов копоти! Как же освещал древний человек место, где рисовал? Как он видел, что делает? И даже как он находил туда дорогу?!
В сибирских пещерах тоже найдены остатки святилищ; в том числе в таких частях пещер, где человек жить постоянно не мог из-за холода и темноты. По-видимому, в Караульные пещеры, в Торгашинские, в Боградскую пещеру человек приходил для совершения каких-то важных для него ритуальных действий. В Айдашинской пещере найдены даже костяные фигурки, когда-то бывшие частью шаманского костюма.
Пещеры слишком уж напоминают шаманский «нижний мир», населенный чудовищами, чтобы это оказалось еще одной, очередной «случайностью».
О чем же рассказывают спелеологи-пещерники? Необходимо учесть, что традиции пугания новичков и вообще всех «непещерников» очень сильны у спелеологов. Решительно о любой пещере вам непременно расскажут несколько кошмарных историй, типа: «Да Караульная – это что! Это разве пещера?! Там ребенок пройдет, и только в одном месте тесно; где московский турист один погиб… Фамилии не помню, но можно и поднять фамилию. Он в узости застрял – и никуда; толстый был. Его и за голову тянули, и за ноги… Так и помер. Теперь, чтобы через узость идти, надо через его грудную клетку протискиваться. Все остальное потом унесли, похоронили, а это вот… грудную клетку – никуда! Встала на распор – и ни в какую сторону! Через нее сегодня и пойдешь».
Когда все спустятся вниз по наклонному узкому ходу, когда свет дня погаснет за спиной, обязательно найдется идиот, который расскажет парочку «духоподъемных» историй как раз об этих местах или о соседних залах и коридорах.
Бывает, что группа, в которую входит новичок, дружно гасит свечи и фонари, и тогда уже рассказывается нечто необходимое для «воспитания». Или напарник, с которым новичок идет вдвоем, замогильным голосом заводит что-то в духе: «Его надо ждать, и он придет… Хе-хе-хе… Главное – это его ждать. Мы его ждем, и он придет…». И так до тех пор, пока на новичка не начнет действовать мрак и темнота, удаленность от поверхности и от входа, ползущий в темноте противный шепот.
От пугания новичков спелеологи получают еще больше садистского удовольствия, чем другие туристы.
В целом же более серьезный пещерный фольклор, выходящий за пределы «пугания», имеет несколько основных сюжетов:
1. Оскаленные страшные рожи, которые внезапно возникают прямо на стенах пещер. Трещинки вдруг складываются вместе, натеки и выпуклости стен приобретают другую форму; перед одиноким спелеологом вдруг возникает огромное, от метра до трех метров высотой, получеловеческое лицо. Происходит это мгновенно, пугает уже сама неожиданность. А лицо иногда ведет себя довольно агрессивно, вплоть до открывания огромной пасти, усаженной коническими зубами, и попыток схватить человека.
Другой вариант – когда «из стены вырастают» голова неведомого зверя или морда монстра и тоже пытаются схватить проходящего.
Сами спелеологи в наибольшей степени относятся к таким явлениям, как к галлюцинациям. Нередки рассказы о том, как кто-то один видит «рожу» и шарахается от нее или вступает с монстром в диалог, к удивлению остальных: они ничего не видели.
Но и такие истории, даже с откровенным «галлюцинаторским» подтекстом, обычно производят впечатление.
Богдан Спицын в «Стране Багровых Туч» у братьев Стругацких переживает именно такую галлюцинацию, и это далеко не единственный случай, доказывающий: братья Стругацкие очень хорошо знали фольклор Красноярского края. Позже мне придется показать это на еще более ярких примерах.
2. Очень своеобразен эффект, который спелеологи назвали не менее своеобразно: «дядя Вася в медных триконях». Эффект состоит в том, что во вполне определенном пещерном коридоре раздается знакомый звук: лязгает металлическая амуниция, стучат по каменному полу трикони, подбитые медными шипами. Незнакомец приближается, звуки позволяют даже знать, где именно бронзовый карабин чиркнул о скалу, на каком расстоянии он идет. Но не видно абсолютно ничего. Невидимка проходит буквально мимо стоящих людей, чуть ли не проходит сквозь них и удаляется. При этом иногда слышен звук стесненного дыхания, иногда – нет. Постепенно шаги и звон амуниции удаляются, затихают в темных коридорах.
Легче всего сказать, что «такого не бывает», но автор лично слышал «дядю Васю». Надо сказать, что появляется «дядя Вася» нерегулярно, предсказать его появление невозможно. Ходят слушать «дядю Васю» всегда по нескольку человек; стоять в полуосвещенном коридоре, курить и слушать удивительные звуки в компании жутко, но в несравненно большей степени интересно.
Может быть, это просто некий неведомый природный эффект? Может быть. Я только знаю, что лично слышал «дядю Васю» и что свидетелей его появления много, в том числе слышавших одно и то же в компании.
3. Третья группа сюжетов касается существ, обитающих в глубине пещер. Традиции «пугания» требуют как можно меньшей определенности, тогда бывает страшнее. Фантазия у пещерников тоже бывает богатой. Имеет смысл учитывать только такие сюжеты, когда эти существа описываются очень определенно и несколькими свидетелями сразу. Таких сюжетов мне известно два.
Это «субурханчики», иди «вихорьки», которые «летают» по потолку и стенам, обдавая лица идущих потоком движущегося воздуха. Движение «субурханчика» сопровождается частым мелким постукиванием по камню – впечатление такое, словно перебирают маленькие коготки. Так что он не летит, а именно бежит по потолку, но тоже остается невидимым. Вреда от них не бывает, может быть, потому, что задержать «субурханчик», поставив на его пути руку или какой-то предмет, никто пока не попытался.
Другие истории рассказывается про нечто бесформенное, покрытое белой шерстью, обитающее в самых глубоких частях некоторых пещер. Про «это» (что характерно, существо не имеет названия) мне рассказывали в Орешной и в Боградской пещерах. Для Караульных пещер, например, эта история совершенно не характерна.
Видевшие «это» всегда находились на большой глубине и пребывали в пещере уже долго, порядка суток и порой и нескольких. Большинство фиксировали только сам факт внезапного появления и мгновенного исчезновения «этого». В некоторых вариантах рассказов существо стоит на задних лапах и сложением напоминает небольшого медведя. У этого «нечто» есть голова, похожая на собачью, с очень сильно вытянутой мордой, и без глаз (по близкой версии – «почти без глаз). Но и в этом случае наблюдать его можно буквально долю секунды. Оно никогда не издает никаких звуков и не пытается приблизиться к людям.
На вопросы о том, не пробовали ли «его» ловить, рассказчики только ухмылялись и отводили глаза.
4. «Черный спелеолог» во многом аналог «черного альпиниста», который погибает примерно так же – заблуждается в пещере и умирает от голода и холода. Называют его, впрочем, и «белым», логично объясняя, что в пещере черного спелеолога все равно не увидишь. Но и происхождение, и поведение и «черного», и «белого» совершенно одинаковы.
Похоже, что сначала был заимствован у альпинистов именно «черный спелеолог», а уж потом он вполне логично «побелел»: на его «белизне» гораздо больше настаивает молодое поколение спелеологов – те, кому до 35. Более старшие сомневаются в его цвете, достаточно часто произносят привычное «черный».
«Черный спелеолог» внезапно выныривает из потайных ходов, даже выходит из стен. Он указывает «хорошим» на выход, снабжает их едой, огнем и светом; он неуклонно губит «плохих», заводя в тупики или в глухие системы, откуда они не могут выбраться. Бывает, что существо роняет на «плохих» камни разного размера и с разной высоты – по размерам прегрешения.
Благоволит он к тем, кто соблюдает технику безопасности и, даже если знает, что в пещере никого нет, бросая веревку, предупредит криком: «Веревка!». Кто крепко связывает концы, хорошо крепит перила и не пренебрегает страховкой. Вот разгильдяев «черный спелеолог» сильно не любит.
Благоволит он и к новичкам. Даже попугав их «как следует», учит правильно ориентироваться и выходить в нужном направлении.
К фольклорным деталям относится и такая: «белый спелеолог» считает «хорошими» и «правильно себя ведущими» тех, кто соблюдает в пещерах чистоту и все черты экологического поведения. Например, те, кто собирают в пещерах всяческий мусор, натащенный туристами. В пещерах многие ведут себя очень непринужденно, бросая где попало горелые спички, спичечные коробки, окурки, пачки из-под сигарет, консервные банки, объедки и прочую гадость. Среди красноярских спелеологов было хорошим тоном собирать все это в целлофановые мешки, выносить и выбрасывать из пещеры. «Черный спелеолог», естественно, стал очень одобрять такое поведение, как только оно установилось у членов профессионального сообщества.
В самые последние годы у «белого спелеолога» появилось еще одно требование – не трогать летучих мышей. Дело в том, что летучие мыши зимуют в пещерах, впадают в спячку, повиснув вниз головой на сводах пещеры. Туристы, приходя зимой, часто освещают их фонарями, пугают, прикасаются к ним. Бедные животные просыпаются не ко времени, вылетают из пещеры и погибают: корма нет, очень холодно… Некоторые ученые считают, что летучих мышей стало меньше именно из-за «фактора беспокойства».
Ну так вот, трогать летучих мышей «черный» (он же «белый») спелеолог категорически не велит.
Похоже, в образе «белого спелеолога» слепляются две очень разные сущности. Одна из них уже знакома: своего рода пещерный аналог «черного альпиниста». Другая же – это «чисто местное», пещерное существо, которое всегда жило в пещерах и никогда не было человеком.
Это существо имеет антропоидный облик; иногда ему приписывается полное сходство с человеком настолько, что он может ухаживать за девушками и набиваться к ним в провожатые, увлекая их все глубже в пещеру, все дальше от выхода. По другим данным, «пещерник» отличается от человека мелкими деталями – у него вертикальный кошачий зрачок. Или мохнатые острые уши, как у волка. Или обычные человеческие уши, но расположенные выше висков.
Иногда речь идет о совсем незначительных отличиях от человека, скорее даже странностях типа пронзительно желтых глаз или очень смуглого и очень тощего лица, так что кожа облепила кости.
