скачать книгу бесплатно
– Я скажу тебе секретную, магическую тайну. Между прочим, эта тайна всем известна. Только никто в нее по-настоящему не верит. Считают, что это так, выдумка. Современное непонимание Библии. Точнее, считается, что фразу в Библии неправильно перевели средневековые комментаторы. Слишком буквально поняли, что:
– Девушки не имеют души!
– А это не так? – спросил Сильвио. – Хотя, конечно, очевидно, что душа есть у всех.
– В том-то и тайна, Сильвио, что у девушек нет души. В Библии описана:
– Правда.
– Как же они живут?
– Вместо души у нас внутри…
– Что?
– Большой друг девушки. Бриллиант!
– Ужас, – чуть было не сказал Сильвио, но вовремя опомнился.
– Вот поэтому, Сильвио, ты и главный. У тебя есть душа.
– Это хорошо.
– Хорош-то хорошо, но будет плохо, если ты забудешь, что эта твоя душа у нас на двоих!
– Что это значит?
– Это значит, что ты не должен забывать, что я нахожусь внутри тебя! Все твои решения, чтобы быть реальными, чтобы быть выполненными, должны пройти ратификацию в моем Бриллианте. Теперь ты понял, на сколько для нас, для меня, для Иры, для Тани, для Гали важны бриллианты?
– Ну да. Правда, не совсем.
– Бриллианты внутри нас требуют постоянного обновления. Ведь это наша душа. Она не должна быть тусклой. И вот для этого ты должен обязательно найти для нас самый лучший бриллиантовый участок.
– Как его искать? – спросил Сильвио.
– По звездам, – сказала Олька.
Впрочем, я продолжаю. Впервые о Стометровке упоминается при осаде Трои, как я уже начал было говорить. Троянский Конь – был Стометровкой. Почему Елена Прекрасная разговаривала с теми, кто мог быть внутри Троянского Коня разными голосами. Если бы это был деревянный муляж, можно было бы легко его разобрать, и посмотреть:
– Кто там? – Но в том-то и дело, что это было невозможно! Ибо… ибо это был космический корабль. Небольшой КК, всего сто метров в длину. Может быть сто двадцать. В ширину пятьдесят и в высоту всего тридцать метров. Такие данные. Нет, нет, простите, я перепутал рояль с сыром и фунт с кетчупом. Метрическую систему, с этой, как ее?.. Ну, это сейчас не важно. Слушайте теперь правильный ответ:
– Триста – пятьдесят – тридцать!
– Папа! – не выдержала Анна Лиза, – это ведь параметры Ноева Ковчега.
Часть первая
Глава первая
– Пациент стабилен?
– Не уверен. Поспешите.
Реанимация с визгом новой резины об асфальт тронулась от Вахты, потом провизжала тормозами на крутых поворотах Военного городка, и, наконец, прорвалась к медпункту.
– Пациент стабилен? – спросил доктор, выскочившую на крыльцо медсестру с растрепанными волосами, проверяя, на месте ли сзади, за спиной под ремнем пистолет с глушителем.
– Н-да, – ответила, слегка покраснев прелестная, как хорошая лошадь девушка. Не зря Гера устроила мир так, чтобы ее девушки периодически превращались в лошадей. В породистых лошадей, хочу я еще раз напомнить. Видимо эта, оставшаяся от древних времен привычка, заставляет девушек в выходные и праздничные дни, как и раньше, превращаться в лошадей. Но не в видимом мире. А духовно. И некоторые это чувствуют. Они ничего толком не понимают, но думают:
– Вот это лошадь, – и не могут удержаться от предложения немедленного секса. Хотя сами, как, например, Хемингуэй, лежат в госпитале раненые. Древний инстинкт Геры – непреодолим. На породистых лошадей бросаются кони. Таким конем был и Сильвестр. Он и сам думал, что он никто иной, как:
– Сильвестр Сталлоне. – Племенной Бык. Но это было до Армии. А здесь, в богом забытом месте, ему в первый же день предложили самому стать лошадью.
– Как, то есть, не понял? – спросил он.
– Ничего особливого, – ответил сержант. – Просто ты должен теперь понимать, что на самом деле твое имя при рождении было не Сильвестр, а Сильва.
– Сильва, – повторил новобранец. И услышал:
– Сегодня вечером у тебя уборка туалета.
– Ну че ты молчишь? – сказал другой сержант. – К тебе люди обращаются, а ты молчишь, как бык. Здесь принято отвечать, когда спрашивают.
– Просто вы не представились, – сказал Сильвестр и улыбнулся.
– А он действительно культурный парень, – сказал сержант. – Мне это нравится. – И добавил: – Зови меня:
– Железный. Как говорится:
– Куй железный, пока горячий.
– А меня зови, дорогой, или лучше дорогая:
– Деревянный.
– Может быть, лучше тебя звать Оловянный, друг?
– Не умничай, Сильва, – сказал Деревянный. – Оловянный уже есть, и он скоро подойдет.
– Когда?
– Что когда? А! Вот сегодня вечером в туалете ты с ним и встретишься.
И настал вечер. Оловянным оказался командир роты, капитан. Сталлоне, как раз согнулся над третьим унитазом. В руках у него были только зубной порошок и щетка.
Считалось, что эти инструменты больше всего подходят для чистки туалета. Если с туалетом как-то еще можно с ними справиться, то с гераклами, какими они показались новобранцу – никак.
Далее, два неожиданных для самого Сильвио удара. Он оказывается на гауптвахте. А потом в медпункте.
Доктор и два санитара прошли вслед за медсестрой.
Вечером, когда пришел комроты, Сильвестр был еще не готов. Капитан так и спросил, снимая лайковые перчатки:
– Готов?
– Нет, – ответил Деревянный.
– Почему? – строго спросил комроты. – Я, кажется, просил все приготовить к моему приходу.
– Мы побоялись испортить продукт, – сказал сержант Деревянный.
– Нет, я кажется, прямо вам сказал:
– Она, или он – не важно – к моему приходу должен быть мягок, как стейк из страуса.
– Я, – начал сержант Железный, – дал ему в челюсть справа только один раз. Так он лежал между унитазами ровно тридцать минут. Честно, я бил не сильно, а наоборот, среднее, как будто отбивал не жесткую говядину, а куриное филе.
– И?
– И больше мы бить его стали, – сказал Деревянный.
– Действительно, а вдруг он умрет, – добавил Железный. – Тогда…
– Действительно, – добавил Деревянный. – Вы же ж не любите мертвых.
– Покойники, они, конечно же, хуже, – поддержал мысль напарника Железный. Тем более, вы и сами их не любите.
– Все это так. Но я ведь вам приказывал. Приказывал, мать вашу, сделать из него отбивную! Только, чтобы не ломался, а гнулся. Как оловянная ложка. Похоже, вы совершенно не слушаете то, что я вам говорю.
Тут надо сказать, что капитан Оловянный был кандидатом в мастера спорта по боксу. Железный был маленьким и тощим. Что он только не ел с медом – ничего не помогало. Железный так и оставался маленьким и тощим. Но с мышцами. У него был пояс по каратэ. Не Брюс Ли, конечно, но желание убить кого-нибудь у него тоже было большим, и, как и его удары, болезненным. Его мечтой было – нет, не стать чемпионом Москвы, тогда каратэ официально было запрещено – а стать певцом. Как Козловский. Лучше бы Лемешевым. Но у Лемешева, как говорил Железный:
– Неправильно поставлен голос. – Он частенько ставил в казарме пластинки с ариями из опер, итальянские песни. Например, для Подъема он часто ставил пластинку:
– На призыв мой тайный и страстный, о, друг, мой прекрасный, выйди на балкон. Так красив свод неба атласный… И сам тоже орал. Но голос его был твердым, пронзительным, но абсолютно не проникал в душу.
– Как будто заяц барабанит по медному тазу, – сказал один новобранец, когда Железный запел в бане:
– Дуня д, моя Дуняша, Дуня-тонкопряха. – Даже хотели для смеха надеть ему на голову таз с холодной водой. Было весело. Но потом этого парня, который сказал про Зайца Железного Барабанщика, сержанты и капитан Оловянный насиловали целый месяц в каптерке. Он так и сказал:
– Да какой ты на хер певец! Так лесной заяц. Железный Барабанщик. – Потом этот парень, Костик, сбежал. И, что самое интересное, его так и не нашли. Хорошо, что сбежал, а то уж эти ребята хотели продать Костика в соседнюю роту за триста баксов.
Другой сержант до армии работал плотником. Врезал замки в двери новостроек. И сам называл себя:
– Хуй Деревянный. – Он был страшим сержантом.
Они вошли без стука. Почти без звука. Оловянный кашлянул.
– Сильва, – сказал он, – я не хочу тебя бить. – Но ты должен оказывать только легкое сопротивление. Чтобы я понял:
– В глубине души ты тоже хочешь потрахаться. С другой стороны, ты хотел – как бы – оказать сопротивление, но страх сковал тебе руки, ноги и все, что еще там есть у тебя. Ты не можешь в полную силу оказывать сопротивление. Ты кролик перед удавом. К сожалению, приходится все это говорить тебе, чтобы ты добровольно сделал то, что я хочу. Эти неумехи, – он кивнул на Железного и Деревянного, – не смогли подготовить тебя для меня, как обезьяну к обеду китайского императора. Соглашайся.
– Не знаю, не знаю, – сказал парень. Он стоял у последнего унитаза. Все остальное уже блестело. Тыльной стороной ладони новобранец вытер капли пота со лба.
– Ты будешь жить в отдельной комнате. Не будешь вставать на зарядку. И вообще, никакой боевой и политической подготовки. Пусть дураки бегают кросс в противогазах. Правильно я говорю? – Оловянный приблизился вплотную. Так сказать, на расстояние хука.
– Так, так, так, – затараторил Сильва, как пулемет Максим в Гражданскую Войну. – Все это так, все это хорошо. Только…
– Что только?
– Только я не понял, кто обезьяна?
– Ты хочешь сказать, что это мы обезьяны? – решил уточнить Деревянный. – Да я тебя, как Черчилля!..
– Подожди, подожди, – сказал капитан. – Зачем сердиться? Мы действительно обезьяны. Большие, огромные орангутанги.
– Мне это нравится, – сказал Железный. – Я… – он не успел договорить. Комроты провел хук справа. Сильва упал и сломал унитаз, который только что дочистил.
– Как? – участливо спросил кеп, – я все еще похож на орангутанга? Или уже меньше? Че молчишь?
– Я это… хорошо, что упал на бок. Если бы на спину – сломал бы спину.
– Он все еще разговаривает, – сказал Железный. – Надо добавить, – и он хотел наступить на шею новобранца фирменной кроссовкой. Ну, как это принято в лучших домах Лондона. Имеется в виду, как это принято у каратистов. Просто мне всегда хочется лишний раз упомянуть город Лондон, где живут много русских людей.
И он сделал это. Наступил на шею. Но тут все увидели, что сам Железный поднялся в воздух, как воздушный шар, и, приземлившись, снес с противоположной стены два писсуара.
Никто ничего не понял. Даже сам Сильва. Тем не менее, скоро у него хватило ума понять, что это сделал он. Поэтому парень двинулся к выходу, остановился и сказал:
– И да:
– Я не Сильва. Зовите меня Сильвио.
Деревянный опомнился, и смело шагнул вперед. Железный обучал его удару с разворота. Но сейчас сержант решил исполнить свой удар. Он всегда ходил с ножом. Всегда учился бросать его. Точнее, это был не нож, а стамеска для разделки двери под замок. Острая со всех сторон, как бритва.
Деревянный вынул ее из деревянных, как будто игрушечных ножен, и с неожиданной быстротой бросил в парня, которого теперь уже смело можно называть Сильвио. Он не уклонился от лезвия бритвы, а поймал ее за хвост. Имеется в виду за рукоятку. Он бросил стамеску в унитаз, с удивлением посмотрел на свою руку, поймавшую эту острую змею, и сказал капитану, что еще вернется. Больше Сильвио не мог ничего придумать. Оловянный не решился двинуться с места. Только решил обязательно поймать этого Райана и продать в рабство Колобку.
– Тот любит борзых. – На то, что Сильвио и сам не понял, как у него получилось моментально уложить двоих и поймать на лету лезвие бритвы, капитан не обратил внимания. Я еще не сказал, что и Деревянного он тоже уложил. Точнее, сунул его голову в унитаз и спустил ржавую воду из бачка. Деревянный даже не понял, что промахнулся. Рванув гимнастерку на груди и оскалив длинные, как у крокодила зубы, он побежал на цель.
– Загрызу, падла! – Но только это он и успел сказать.
Сильвио развернул Деревянного к себе спиной, и оправил энергию его движения в сторону унитаза. Старший сержант как будто сам присел к унитазу. Ну, чтобы умыться. Потом новобранец поднял его ноги, и, как я уже говорил, включил воду.
Капитан не мог врать от страха. Он рассказал все, как было прибывшему из Москвы агенту. Попросту киллеру. Ведь у того было одно и прямое задание:
– Убить Сильвио. – Без вариантов. Оловянный сам очень удивился:
– Какого-то молодого ублюдка и сразу:
– Убрать!
