скачать книгу бесплатно
Поля бы и дальше училась. Ей нравилось ходить в школу. Хотя учителя были не все такими любимыми, как Варвара Павловна, но Поле они нравились. Отношение учителей к детям в большинстве своем отличалось доброжелательностью. Наказывать в школе стали редко. За плохое поведение делались замечания, внушения в присутствии товарищей, стояние за партой, Могли и оставить в классе после урока. Если ученик совершал очень плохой поступок, то могли сообщить об этом родителям. Исключение из школы было редким явлением. В классе у Поли таких детей, которые бы постоянно нарушали дисциплину, не было. Учебный день начинался с общей утренней молитвы, сопровождаемой положенными песнопениями. С молитвы начинался и заканчивался каждый урок. Поле нравились песнопения. Все слова она не запоминала, но петь любила. На третьем году ее обучения в школе открылась библиотека. Раз в месяц Поля брала оттуда книги. Книги для внеклассного чтения были или церковного содержания или исторические. Поля брала и те, и другие.
Через несколько месяцев случилось то, что определило школьную судьбу и других детей, которые посещали церковно-приходскую школу деревни Круглое. Их школа имела попечителя. Это был местный купец Круглов. Он оплачивал значительную часть расходов на содержание школы: отопление, ремонт, книги и учебные принадлежности. Но с ним случилась беда. «Взял да и помер», как поговаривали в деревне. Школа осталась без финансирования, и сказали, что ее и вовсе закроют. Так и получилось. Аннушка едва начала обучение, как пришлось закончить. Дед приказал Поле учить младшую сестру всем наукам, коим она сама научилась.
Теперь сестры активно помогали с младшими братьями. Их домашние воспитывали немного по-другому. Этакие «добры молодцы» – отцовы помощники. Кроме трудового воспитания, Сереже и Николке прививали и чёткие моральные принципы: их учили почитать старших, милосердно относиться к нищим и убогим, гостеприимству, уважению.
*** 1917 год принес смуту. В сентябре Поле должно было исполниться десять лет. К этому времени она уже была абсолютно самостоятельной. Уровень благосостояния их семьи повысился, все боялись только одного – того, о чем говорили уже давно. Появились странные слова в обиходе, которые далеко не все крестьяне могли объяснить. Говорили о каких-то стачечных движениях рабочих в Ефремове. Помещики привозили из города московские газеты, где тоже были непонятные для основной массы населения призывы. Крестьяне чувствовали себя потерянными.
Жители Ефремовского уезда ничего не знали о событиях в столице, редакция «Тульской молвы» опубликовала единственное сообщение на четвертой полосе: «Петроградское телеграфное агентство уведомляет, что, будучи занято комиссаром военно-революционного комитета и вооруженными силами, лишено возможности передавать о происходящих событиях». Это было 25 октября 1917 года. До штурма Зимнего дворца оставались считанные часы. Зато в последние дни октября 1917 года «Тульская молва» безостановочно писала о непрекращающейся анархии в уездах.
Еще в марте 1917 года начались аграрные беспорядки. В их деревне они быстро перешли в прямые захваты помещичьих земель, а затем и в погромы. Однодворцев пока не трогали, но мужская половина семьи Шаховых была обеспокоена. Фигура Императора теперь не была центром мироздания в связи с его отречением, но как жить дальше, никто не понимал. Начало сбываться пророчество Достоевского, которое звучало так: «Если бога нет, то все позволено!». Монархия пала, и лозунг «поделить все земли поровну» уже кричали крестьяне во всю глотку. А в итоге – крестьяне ограбили помещиков, бедные –кулаков. А советская власть ограбила всех вместе взятых.
Прасковья с семьей съехала в свой дом. Муж и сын срубили избенку неподалеку от дома Шаховых. Работать на семью Поли Прасковья уже не могла, так как разболелась не на шутку. Да и в свете последних событий это было уже неактуально. А мужчины по привычке еще помогали с землей. Хотя в результате «черного» передела, муж Прасковьи отхватил и себе часть земли. Петр был твердо убежден, что право на землю имеет только тот, кто ее обрабатывает. И считал, что земля является естественным источником пропитания для любой семьи, кто сам может на ней работать.
Вот так и началось разнуздание страны. Сразу же после того как пал царский режим, а Временное правительство не смогло установить реальную власть, деревня практически перестала подчиняться государству. В селе Круглом стала собираться община, на которой решали, кого раскулачить и в какое время. Кулаками называли зажиточных крестьян, использующих наёмный труд. Шаховы попадали в этот список. Какое-то время они держались на том, что больше наемных работников у них не было. Они не использовали их труд на свое благо, но потом в деревне начались недовольства такими семьями. Нанимали? Нанимали! Угнетали? Угнетали! Теперь делитесь!
Поля отметила свой десятилетний день рождения под аккомпанемент скандалов и ругани. Вся семья была на взводе. Община на очередном совете не исключила семейство Шаховых из списка для раскулачивания, о чем в деталях рассказал Матвею Петр.
Аннушка все время была рядом с Полей, и только она вспомнила, что у сестры сегодня день рождения. Она сходила на улицу и принесла Поле веточку рябины. Они залезли на печку, взяли по краюхе хлеба, миску сметаны и яблоки. Аннушка много рассказывала про то, как она вчера играла в саду с соседскими ребятами.
– «Ляпкой[1 - Кличка водящего по жребию (ст. русский)]» был Никитка, представляешь? Он и бегать-то не умеет. Мы бегали и резвились. Я замешкалась, а Никитка изловил меня и закричал: «На тебе ляпку, отдай её другому!»
– А ты?
– А что я? Я быстро бегаю, догнала Марусю. А она начала бегать за нами и никого не могла догнать. Все кричали «Не дашь лепок, не вырастешь с вершок!». И потом мне ее жалко стало.
– Почему?
– Она самая маленькая росточком из нас. А тут еще мы кричим, что не вырастет. Я и поддалась.
– Ты молодец, Аннушка. Молодец, – похвалила ее старшая сестра.
– А у меня есть один секретик. С тобой поделиться?
– Конечно, мне очень интересно.
– У мамы снова будет малыш. Я вчера их разговор с папой подслушала.
– Да ты что?! Правда? Значит и у нас с тобой работы прибавится.
Девочек в деревнях очень рано приучали к труду. С пяти лет Поля уже умела прясть, помогать по дому и на огороде, а самое главное – ухаживать за сестрой и младшими братьями, за домашней птицей и скотиной.
Пелагея, дожив до глубокой старости, никогда не забывала именно этот день рождения. Она даже ощущала этот божественный вкус хлеба с бабушкиной сметаной всякий раз, когда вспоминала этот вечер, проведенный с Аннушкой на печке. Никто больше ее не поздравил. Никто. Никому не было дела до маленькой девочки, отмечающей в душе свое десятилетие. И только ее дорогая сестренка с веточкой рябины в руках стояла у нее перед глазами долгие и долгие годы.
***
Март 1920 года Поля запомнила, как самый страшный месяц детства. В Тульской губернии началось крестьянское восстание. Утром вся семья вдруг проснулась от звона колоколов. Бабушка подбежала окну и перекрестилась.
– Война что ли началась? – спросила она саму себя.
– Да нет, может заутренняя?– сказал отец.
– Не понимаешь ничего, так сиди! – разозлилась бабушка. Она была очень набожна, знала все церковные праздники и различала колокольный звон. – Звонят беспорядочно, это не служки! Разбойники!
– Может, отпугнет их колокольный-то звон? – тихо спросила мама. Она тоже подошла к окну и смотрела вдаль.
– Да, колокольный звон обладает особой магической силой. Нечистые духи боятся колоколов и, заслышав их звон, улетают как можно дальше. А это бандиты! Их ничто не остановит, – сказала бабушка и перекрестилась. Она подошла к лампаде и зажгла свечу. Поля проснулась и тихонько наблюдала с печки за тем, что происходило в доме. Если было страшно маме и бабушке, то ей сразу становилось еще страшнее.
– Смотрите! Зарево! Горит что-то! – закричал вдруг отец.
– Наша деревня? – спросила бабушка. Она стояла в красном углу возле иконы и молилась.
– Нет, Пушкари, вроде. С той стороны.
– Спаси и сохрани, Господи, – сказала бабушка и три раза поклонилась в пол перед иконой.
В избу громко постучали. Все вздрогнули.
– Кого это принесло в пять утра?– заворчала бабушка. Она подошла к двери и тихонько ее приоткрыла. За дверью стоял совершенно незнакомый мужчина. Анна вопросительно на него посмотрела.
– Добрые люди, впустите, – прошептал он.
– Ты кто таков будешь? – спросил дед. Он тоже присоединился ко всем неспящим в этом доме.
– Восстание у нас в Пушкарях. Стреляют и убивают.
– А что случилось? – спросила мама.
– Да началось все с коров.
– Каких коров? Да говори ты внятно! – уже закричал дед.
– Реквизировали у нас семь коров, вот народ и поднялся. Собрался на собрании, а там все кричали, что нужно идти и отбивать коров, разоружать отряды. Хватит, мол, грабить нас. Вот отсюда такая беда и вышла. Раненых так много никогда не видел. Мы с товарищами за подмогой прибежали. Меня только избили, а соседа моего ранили. Мы пока на собрании были, подмога пришла к отрядам. Вот они нас и разогнали. Коров не вернут теперь, жалко. Меня взяли как свидетеля, а я убежал. Говорил я им, что ничего не знаю. Набат услышал и побежал, а они меня привязали и бить начали. Колокол в церкви разбили, ироды. Наши бабы там стоят и плачут.
– Так от нас ты что хочешь? – спросила Анна.
– Тише! Слышите? – прошептал человек.
Все действительно услышали крики, топот конских копыт и стрельбу.
– Мне нужны люди, присоединяйтесь к восстанию. Схорониться мне надо пока у вас, если меня тут найдут, арестуют, как зачинщика.
– Слушай сюда, – сказала Анна. – Спрятать, мы тебя спрячем, пока отряд тут, но к восстанию нас не приплетай. Может, найдешь в крестьянских дворах мужиков, если повезет. В погреб лезь.
Конный отряд кружил по деревне до девяти часов утра. Напугав народ, разрушив зачем-то пару амбаров, они ускакали прочь. Незнакомец вылез из погреба и отправился агитировать деревенских мужиков. Нашлись и те, кто пошел с ним. На следующий день собравшаяся толпа повела наступление на станцию Воловская, где их уже ждали коммунисты. Железнодорожное полотно было под их контролем. Вечером к станции подошел бронепоезд, его встретили повстанцы. Они предложили людям с бронепоезда сдаться, однако те открыли пулеметный огонь, от которого люди разбежались в панике по домам. Мужики из деревни, которые присоединились к восстанию бежали через лес, не останавливаясь. Когда добрались до дома, собрали всю деревню и рассказывали страсти, которые происходили на железной дороге.
– А нечего воевать. Вояки, Господи, прости, – ворчала бабушка.
– Бабушка, а война и у нас будет? – спросила Поля, когда они вместе готовили холодец.
– Нет, не будет. Навоевались уже.
***
1924 год ознаменовался для семьи еще одним рождением ребенка. Это был снова мальчик. Отец был горд. У него уже было четыре сына. Пелагея и Аннушка помогали матери по хозяйству, нянчились с детьми. Младшие братья Поли и Аннушки уже выросли для того, чтобы ухаживать за скотиной. Женщинам этого не доверяли. Единственное, что делала мама и бабушка, это кормление и дойка коров и коз. Бабушка еще потихоньку выгоняла животных на пастбище. Сережа и Коленька убирали навоз, чистили животных. Но должны были это делать мальчишки строго под руководством старших. Требования к мальчикам были строже, чем к девочкам, ведь из сыновей должны были вырасти будущие «кормильцы» и защитники. Отец учил сыновей мастерить игрушки из различных материалов, плести короба. Пословица «Учи дитя, пока оно поперёк лавки лежит» не была в семье пустым звуком.
Бабушка в последнее время очень сдала. Она часто уставала, пила какие-то настойки из трав и много спала. Еще бабушка стала молиться гораздо чаще. В доме теперь постоянно перед иконами горели свечи. Раньше бабушка зажигала их только по праздникам.
К ней даже пару раз приходила деревенская «ведьма», как ее называли. Она лечила людей, снимала порчу и привораживала женихов. Женщину эту боялись все в деревне. Звали её Параша. Угрюмая она была и нелюдимая. В дом к ней мало кто ходил, а если и кто ходил, то люди в деревне косо на них смотрели и спрашивали друг у друга: «Что ей или ему у Параши делать?». Понимали люди, что просто так к ней не пойдешь, значит, задумал кто недоброе или заболел. Слухи по деревне ходили разные. То кто-то огромную черную кошку видел с красными глазами, то в небе черный дым из трубы её дома вверх кольцами поднимался, то вой из дома слышали. В общем, сторонились Парашу односельчане, боялись. Но были и такие, которые говорили, что Параша от их деревни отогнала тиф в 1918 году. Тогда эпидемия и разразилась в Тульской области. Параша неделю подряд во дворе своего дома разжигала костры и пела песнопения. Эпидемий боялись в деревнях, как огня. Любой слух, что в близлежащем селе началась вспышка какого-то непонятного заболевания, наводил на людей ужас и сеял панику. Для борьбы с заразными заболеваниями нередко даже убивали тех, кто заболевал первыми. Убивали изощренным образом – их хоронили заживо. Оправдывали жители деревень свое преступление тем, что их смерть положит конец распространению заразы. Нет человека –нет инфекции.
Полю с колдуньей случай тоже лицом к лицу свел. Несколько лет назад, после трагедии с Василием, Поля стала замечать, что с ее ладонью что-то случилось. Сначала она стала неистово чесаться, потом покрылась сыпью, и к чесотке прибавилась еще и боль. Что только не делали отец и мать с рукой Поли – ничего не помогало. Бабушка травы все перепробовала, припарки и примочки сотнями ставила. Отец возил Полю в районный центр. В больнице руку смазали чем-то очень дурно пахнущим и отправили домой. Рука потихоньку стала заживать. Но через несколько месяцев все повторилось. Поля перестала спать по ночам. Мучительная боль не давала уснуть, а расчесывания оставляли шрамы на ладони.
В один прекрасный день Поля кормила курочек во дворе, мимо шла Параша. Вдруг Поля выронила миску и стала дуть на руку. Приступ начался внезапно. Параша увидела это и зашла в калитку.
– Что это с тобой? – спросила она у Поли.
Поля от ужаса окаменела. В деревне Парашу боялись не только взрослые, но и все дети. Она попыталась спрятать руку за спиной, но колдунья ловким движением поймала Полю за локоть и повернула к себе ладонь.
– Отвернись и не смотри сюда, хорошо?
– Я попробую, – еле живая от страха прошептала Поля.
Что сделала колдунья с ее рукой, девочка не поняла. Но пошла по приказу Параши домой и легла спать.
Спала она долго. Не просто долго, а очень долго. Семья уже запаниковала. Бабушка чуть ли не священника хотела звать. Все думали, что не проснется больше их девочка. Аннушка все время сидела подле нее и гладила за руку. В какой-то момент она позвала мать.
– Мама, смотри, рука-то чистая. Шрамы одни остались. Краснота прошла и язвочки тоже. Там, где до крови было расчесано, ни следа не осталось. Что за чудеса?
– Я глазам своим не верю. Да что же произошло? – воскликнула мама.
– Я не видела. Поля пошла кур кормить. Через несколько минут она вернулась и легла спать. Вот и все.
Поля к вечеру второго дня проснулась бодрая и веселая. Аннушка бросилась к ней и стала ее расспрашивать, как и что. Поля ей и рассказала, что это колдунья ей помогла. Бабушка сей же час отправилась к Параше домой. Она взяла яиц и сметаны, чтобы подарить ей в знак благодарности. Но Параша сначала ничего не хотела брать.
– Благодарность твою я принимаю, а нести мне ничего не надо. Есть у меня все. Да! Не будет больше у Пелагеи рука болеть.
– Я от чистого сердца тебе принесла. Почему меня обижаешь? – спросила Анна.
– Коли от чистого, ставь на стол. Приму дары твои.
– Что с ней было? Не скажешь?
– Не скажу. Это не мое дело. Поправила я. Не убивайся.
– Спасибо, не забуду я такие дела. Обещаю.
Рука и правда Полю больше не беспокоила. Проходили месяцы, а болезни не было и следа. К шестнадцати годам Поля и вовсе про нее забыла.
***
Поля уколола палец спицей и посмотрела на руку. Вспомнилась, как мучила ее неизвестная болезнь много лет назад. И каким чудодейственным образом Параша ее излечила. Вдруг в дверь громко постучали. Отец открыл дверь и увидел подругу Пелагеи. Она была бледная, лицо выражало ужас, а губы были ярко-красные. Она оттолкнула отца и пробежала в горницу, где играли дети, и вязала Поля.
– Пелагея, здравствуй.
– Здравствуй, Глаша. Что случилась? Ты сама не своя, – тревожно сказала Поля и встала с лавки.
В это время в комнату вошла Параша.
– Отойди от нее. Слышишь? – сказала она хриплым голосом Глаше.
– Иди, Параша. Мне потолковать с подругой надобно, – нервно сказала девушка.
– Я по-доброму говорю, отойди от нее, – повторила колдунья.
– А что такое? Параша, почему ты так говоришь? Ты меня пугаешь, – почти прошептала Поля.
– Пелагея, иди в переднюю. Слышишь? И не выходи покамест я с ней не поговорю.
– Я никуда не пойду, пока ты мне не скажешь, что тут такое творится.
– Бешеная она! – скрепя зубы выговорила Параша.
– Что? – почти крикнула Поля.
В это время в горницу забежала Аннушка, за ней появилась мама.
– Стойте, где стоите! – крикнула Параша.
Отец быстро вытолкал всех из горницы, и вышел сам.
– Поля, дай обниму тебя напоследок, – прошептала Глаша сквозь слезы.
– Глашенька, что с тобой? – тоже прошептала Поля.
– Заболела я, подруга. Сильно заболела. Попрощаться пришла. Скоро мне совсем плохо станет.
– Девка, ты мнительная? – спросила колдунья у Поли.
– Нет, не мнительная.
– Точно ничего себе не надумаешь?
– Нет, Параша, я хочу с ней попрощаться.
– Целовать себя не давай! Слышишь? – пригрозила Параша. – От слюны подальше держись.
В горницу снова зашел отец.
– Глаша, ты бы шла домой, девочка. Нездоровая ты.
