скачать книгу бесплатно
Без чувств. Хроника наших дней
Михаил Бурлаков
Разочарованный и одинокий прожигатель жизни, поглощенный карьерными амбициями и поиском временных подруг, неожиданно обнаруживает себя на дне глубочайшего кризиса. В своем дневнике-откровении он пишет о болевых точках и ловушках современного сугубо материалистического мира, из которого постепенно вытесняется самое главное – человечность. И пока он наблюдает, как бездарно разлагается в цинизме и похоти цивилизация, его собственная жизнь рушится, как карточный домик… Книга содержит нецензурную брань.
Без чувств
Хроника наших дней
Михаил Бурлаков
Какая разница, где и как ты будешь жить,
если ты будешь жить бесцельно
© Михаил Бурлаков, 2021
ISBN 978-5-4498-9977-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Люди, родившиеся в 90-х, – это последние аналоговые поколения, чья жизнь после цифровой революции в этом новом постиндустриальным мире никогда больше не будет прежней. Прощай, мир аналоговый, привет, мир цифровой. Если сегодня ты нигде не зарегистрирован и тебя нет в соцсетях, то это твоя эпитафия.
Мне не нужно выписывать ежемесячно по несколько синопсисов, штамповать сценарии для сериалов, бесконечно выдумывать сюжеты для книг. Моя книга – это моя история. Пусть выкусят все махнувшие рукой на саморазвитие или те, кто вообще уже разучился читать эти самые истории. Пусть все мыслящие неисправимо клипово пройдут мимо, ведь вы все равно уже закончились на этом, исчерпались, и потому никогда это не прочтете. А посему цифровому поколению Z, которое проиграло эту жизнь еще до своего рождения, посвящается…
Все совпадения в данном произведении абсолютно случайны. Все сходства людей или событий с реально существующими людьми или событиями выдуманы больной фантазией автора. Здесь описан ад и жесть преисподней. В действительности же реальная жизнь – сказка.
Хочу поблагодарить людей, без которых это произведение никогда бы не было написано, – Николая Полуянова, Наталью Абрамову, Левона Оганесяна, Эльдара Велишаева, Евгению Кузнецову, Максима Кладиева, Викторию Гоюк, Екатерину Акимову, Светлану Давыдову, Филиппа Левченко и многих других.
Из моих заметок
«В жизни бывает лишь один год, когда ты чувствуешь, что через тебя проходит время». Л. Парфенов
«Очень многие живут мелочной жизнью, очень многие умирают в 20 лет, только хоронят их в 80». Р. Шарма
«Ты – это среднее арифметическое тех людей, с которыми ты общаешься». Н. Абрамова
«I sit and talk to God and he just laughs at my plans». Robbie Williams – Feel
«Сейчас мы живем в мире, в котором на войне умирает меньше людей, чем от самоубийств, и порох гораздо менее опасен, чем сахар». А. Андреева
«История никому не делает скидок. Даже если будущее человечества будет решено без вашего участия, потому что вы были заняты тем, чтобы прокормить и одеть своих детей, то последствий вам (и вашим детям) все равно не избежать. Да, это несправедливо. А кто сказал, что история справедлива? Я как историк не могу ни накормить, ни одеть людей, но могу внести некоторую ясность в их представления». Юваль Н. Харари
1. Классика жанра
Для личных уз вредно, когда их становится слишком много.
Большой «выбор знакомых», который неизбежно появляется в каждом более крупном сообществе, уменьшает прочность каждой отдельной связи.
К. Лоренц
It`s a wonderful life, sunshine…
Miyagi & Эндшпиль
Моя история начинается в центре Москвы, на Китай-городе. Я стою в легком алкогольном экстазе в местной подворотне. На потрескавшейся стене дома напротив небрежно выведена изъезженная цитата: «за все в этой жизни приходится платить». Прозорливость этого неизвестного гения, безусловно, подкупала бы своей новизной, если бы только этим смыслом начисто не пропах московский воздух.
Уже в который раз в своей жизни я оказался один на один со своим беспонтовым вечером. Когда жизнь кажется такой пустой, бессмысленной, неинтересной, а твое существование в ней таким естественным, понятным и предсказуемым, что даже не хочется узнавать продолжение: ты точно знаешь, что за этим днем последует абсолютно такой же – чуть хуже, чуть лучше. А в целом, проживая их, отныне и впредь ты непременно будешь жалеть об упущенной молодости, которую уверенно теряешь, но при этом не мог и не сможешь ощутить или как-то потрогать. Она эфемерна.
Я стою слегка помятый, немножко упитый после одиннадцати рабочих часов, проведенных в офисе, затем в кафе с одной мадам и, наконец, в баре с элегантным названием «Ламбик», куда мы похаживаем с приятелями, просто чтобы иногда напоминать себе, что мы не лузеры и можем изредка хорошенечко нажраться, дабы забыть про бренность бытия.
Я и пара моих приятелей, Дэн и Саня, штурмуем заведение с амбициозным желанием увезти на коврах-самолетах телочек в закат на чью-нибудь квартиру. Правда, закат мы уже пропустили, да и поднабрались прилично кто чего.
Что Денис, что Саша – мои приятели из недавнего прошлого из разряда «бухали вместе». Те люди, которым звонишь, когда появляется желание попрожигать молодость, возникающее с каждым годом все реже. Те самые знакомые знакомых, с которыми познакомился когда-то на каких-то тусовках. Оба менеджеры среднего звена, один кажется из большой четверки, другой из какого-то именитого банка. Вроде как-то так, или наоборот. Этих контактов в телефонной книжке с каждым годом становится все больше, а в реальной памяти – все меньше.
Апогей успеха московского кутилы: нажраться до такой степени, когда приятели становятся знакомыми, девушки идентично привлекательными, бумажник бездонным, а цели на ночь менее конкретными. Это как будто позволяет тебе чувствовать время: ты в нем, именно там, где должен быть.
Удивительно, как сильно молодняк любит отдыхать в этом мегаполисе. При этом процентов сто дубасят себя в грудь от любви к родине, но тем не менее цинично хуесосят ее устои, неэффективность государственной политики и продажность чиновников. А каждый второй, видимо, по какой-то заложенной в генах привычке мечтает съебаться отсюда, чтобы непременно скучать и любить свою страну откуда-нибудь из-за рубежа. Этакая истинная любовь садомазохиста.
Мы внедряемся в полубар-полуклуб Liberty. На входе нас шмонают какие-то бестолковые хамоватые фейсконтролеры, окидывают презрительным взглядом, но все же ставят штампик с неоновой расшифровкой на руку. Хорошо еще, что не браслеты, которые в тесной толпе под светом огней делают тебя узником этой добровольной ночной тюряги. Еще мгновение, и мы отдаем свой верх в гардероб и просачиваемся на танцпол. Внутри заведение напоминает большой паб, в котором все столы расставили по краям, оставив место посередине, а после нагнали море пафосной молодежи, желающей порезвиться.
Мы пробираемся к бару. Как ни странно, за барной стойкой людей немного – парочка нализанных в слюни товарищей и компания девушек. Мы берем по несколько шотов, залпом выпиваем их, и нам становится совсем хорошо. В такие моменты обычно крайне приятно чувствовать, как на тебе зарабатывают деньги.
Меня почему-то начинает тошнить, то ли от количества выпитого, то ли от частоты посещений заведений данного формата. А я почему-то опять здесь и опять преследую свои почти уже необъяснимые цели.
Но силы находятся, и мы решаем подойти к компании трех девушек, сидящих возле бара, размалеванных, довольно вульгарно одетых, но при этом не менее сексуальных, чем все остальные, после приема на грудь добрых нескольких сотен грамм алкоголя.
Мои невнятные заигрывания с одной из них (кажется, ее зовут Илона) заставляют нас перебазироваться за стол, где мы сидим уже более развернуто, заказываем блюда и пытаемся покорить барышень широтой своей души, очень плотно связанной с толщиной бумажника, помноженного на либидо половозрелой жертвы гормонов.
Дэн рассказывает дамам краткие истории наших жизней, кто, как и почему. Ценность его как баснописца велика, потому что я вообще не понимаю, про кого он рассказывает. В это время моя рука ненавязчиво и будто случайно приобнимает ближайшую нимфу за талию.
Мы все смеемся, восклицаем и разыгрываем очень неплохую комедию, но прекрасно понимаем, кто чего хочет и почему мы здесь в этот четверг. Странно, но четверг в современной Москве стал почти что пятницей. А что? Уже без пяти минут пятница и уже далеко не середина недели. Значит можно отдыхать. Особенности современности поражают, прокатываясь по действительности стальным катком, подминая ее под свои ленивые желания.
Меня завлекает вся эта мизансцена, тем более начинают вырисовываться планы розыгрыша этой комбинации. Со мной рядом оказывается весьма ухоженная фигуристая и коротко стриженная блондинка, чьи пышные формы приводят меня в плотоядное неистовство. Я использую весь свой арсенал, пытаясь завладеть ее вниманием, а впоследствии и ей самой.
Недолго разглагольствуя и не меняя выражения лица, я предлагаю выйти покурить. К счастью, она соглашается и просит меня пропустить. Я уступаю проход, потом подмигиваю Дэну и выхожу из зала.
На улице мне в лицо ударяет прохладный ветер. Она стоит довольно пьяненькая, ищет чью-нибудь надежную руку с огнем, который поможет ей наладить подачу никотина в организм.
Мы стоим с ней вдвоем, курим, она рвано и откровенно рассказывает о том, что сейчас происходит в ее жизни. Оказывается, что она студентка последних курсов высшего учебного заведения, аббревиатуры которого я раньше никогда не слышал и потому не запоминаю. Она говорит, что пришла сегодня с однокурсницами, что живет одна, что очень любит собачек и даже что у нее не самая приятная ситуация в семье. Отец-гандон в свое время бросил их с мамой, и теперь она стала дикой феминисткой, поэтому ее раздражает какое-то излишнее внимание со стороны мужчин.
Выслушивая это, я попутно пытаюсь все-таки произвести на нее впечатление своей чуткостью, внимательностью и культурными манерами. Едва докурив, я предлагаю вернуться. Мы делаем по последней затяжке и, запустив бычки в урну, залетаем внутрь отогреться. Сегодняшняя летняя ночь оказывается не самой жаркой. Я уже держу ее за теплую талию и предвкушаю, какой красоты тело может это тепло источать.
За нашим столиком все уже поделено: одна из барышень, явно смутившись, ушла танцевать, другая осталась сидеть на месте, активно стимулируемая поглаживаниями моего товарища. Денис уже вовсю лапает ее везде, где только можно, очень аккуратно воздействуя на ее эрогенные зоны. По его подмигиваниям понимаю, что все идет в нужном направлении, и возможно у нас сегодня срастется что-то интересное.
Саня при этом аккуратно подбавляет дровишек в кострище беседы, пытаясь поддерживать температуру в этой печи. Но вид у него какой-то не бойцовский, видимо, перепил или просто опять не смог перебороть свою дурацкую привычку: он шедеврально умеет хамить, подъебывать и эксплуатировать, но иногда почему-то адски тупит и тормозит. Хотя вполне вероятно, что со стороны я выгляжу аналогично.
Моя сегодняшняя знакомая, в отличие от своей подруги, не реагирует на заигрывания. Как бы сильны ни были мои попытки завладеть ее объятиями, шеей, талией, да чем угодно, она очень умело и крайне настырно отводит мои руки в сторону.
Через несколько мгновений возвращается третья подруга, говорит моей что-то на ушко. Все три барышни по негласной команде разом встают и начинают с нами прощаться, как будто втроем снимают где-то квартиру и внезапно вспомнили, что забыли выключить дома газ.
В такие мгновения сложно описать словами всю полноту испытываемого облома. Но решение принято, и последствия приходится принимать, как лошадиную дозу яда, помешанную на переполняющее тебя чувство вожделения.
Мы расплачиваемся, и все идем на выход, чтобы потерять из виду такси, на котором дамы в итоге уезжают. Я смотрю проигравшим взглядом на Дэна. Он понимающе кивает и пожимает плечами. Сегодняшний вечер официально не сложился, и мы все подписались под этим актом лузерства.
Прохладный ночной ветерок, несущийся по Старой площади, откуда-то с Лубянки, обдувает меня. Я стою, засунув руки в карманы зауженных брюк, опираюсь плечом на одинокий и холодный столб автобусной остановки. Отвергнутый, но еще не протрезвевший, я пытаюсь придумать оправдание своему фейлу. Ебучий постмодернизм… и нужно ведь было в нем родиться! Мгновенное счастье упорхнуло, взмахнув короткой юбкой, из-под которой вырастали двумя колоннами длинные гладкие женские ноги.
И тут я вспоминаю, как докатился до такой жизни.
Как я, будучи ребенком в одной среднестатистической российской семье, проводя свое юношество за партой в школе на окраине Москвы, начинал похаживать на разные вечеринки к приятелям, где мы благополучно бухали первые разы в своей жизни, а затем, благодаря закономерному недостатку чувства меры, низвергали все это наружу. Как после встречали рассветы, слушая сопливый рэпчик на чьем-то плеере. Как я, запершись в комнате, с удовольствием лапал шикарную задницу подруги девушки моего лучшего на тот момент друга. Как потом я по уши влюбился в эту девушку лучшего друга и как осознал это, стоя между пролетами классической окраинной московской многоэтажки, выпуская порицаемые обществом клубы дыма.
Я отчетливо помню, как не имел ни малейшего представления о том, что будет дальше, чего ожидать от этой такой туманной, такой неизведанной, такой неоднозначной жизни. Я был уверен в одном: все сложно. Собственно, именно из-за такой формулировки позже у меня не срослось со второй моей девушкой – у нее, наоборот, все было слишком просто. Затем все пошло по накатанной: все, с кем бы я ни пытался вступать в отношения, меня обескураживали своими тараканами. Все девушки, о которых мало-мальски стоит упомянуть, требовали к себе крайне индивидуального подхода, у всех были свои амбиции, все планировали свою жизнь довольно четко, все думали слишком много. Феминизм, конечно, полностью дискредитировал себя в глазах думающего большинства, но, как ни странно, у меня не складывалось с девушками в первую очередь потому, что все они были крайне самодостаточными. Вот только я не был, я был проклятым идеалистом. Я всегда до неистовства желал платонических чувств и термоядерного порева. Как выяснилось, это мало сочетаемые вещи. Все девушки, с которыми я строил отношения, оказывались на поверку слишком взрослыми для меня во всех смыслах. Я уж не говорю про всяких прочих шалав, с которыми мне приходилось вполне искренне пытаться строить фальшивые отношения, в то время пока ими естественным образом жадно овладевали более циничные и пронырливые парни. Ах, эта наивная молодость! Конечно же, после двадцати пришлось повзрослеть. Просто потому, что все люди вокруг, с кем я пытался выстраивать отношения, оказывались на поверку какими-то трудными. В итоге пришлось самому стать таким, даже покруче. Но, как бы банально это ни звучало, «с волками жить – по-волчьи выть». Поэтому любовь была благополучно послана нахуй вместе с идеализмом, и потихоньку либидо завладело мной.
Вот так эта эпоха нового цинизма и работает. Любая личность, сколь бы чистой, цельной, принципиальной и убежденной она ни была, все равно волею судеб оказывается лицом к лицу с правдой сегодняшнего дня. И вынуждена так или иначе приспосабливаться к этим реалиям, какими бы суровыми и бездуховными они ни были. Эти жернова все равно вытачивают из тебя нужного солдата этой половой борьбы, оставляя неизгладимый след, в то время как последние романтики умирают.
Вот так я и пришел к тому, что во всем цивилизованном мире сейчас и в моей стране в частности происходит глубочайший кризис отношений между мужчиной и женщиной. Как же хуево, что я оказался тем самым человеком, которому нужно было все это понять. Как ни странно, все эти умозаключения лишь только усиливают потенцию.
Пока все эти мысли мелькают у меня в голове, свеженький механический монстр из ближайшего автопарка, созданный по последнему слову европейского стандарта, подкатывает к остановке, блестя отскобленными окнами и тихо шурша шинами.
Я, шатаясь, ныряю внутрь и нахожу местечко где-то в хвосте. Центральная автобусная остановка, спасая основной денежный ресурс многих неудачливых неромантиков, остается далеко позади, а меня засасывает будущее. В наушниках начинает играть свеженькая песня Sirotkin:
«В этих городах
Мы могли бы стать
Выше домов.
Выходи, идем
Дышать огнем,
Все вокруг горит.
Эти города
Могут нам отдать
Все, что возьмем.
Выбери наряд,
Пробуй все подряд.
Бьется внутри
Белым птенцом
Сила твоя в нем».
По закону жанра я вновь оказываюсь наедине с собой, и меня начинают одолевать мысли, как самый опасный и неизлечимый вирус. Я в который раз размышляю о том, кто я в этой жизни, почему я нахожусь сейчас именно здесь, наполненный градусом и в то же время опустошенный. Я лечу навстречу неизвестности, так и не найдя способ рассеять эту энтропию, изничтожить эту неизвестность, собрать этот пазл под названием «собственная жизнь».
Я так долго пытался разобраться в своей жизни, но в итоге так ни черта и не разобрался. Единственное, что я уяснил, – жить становится не интересно, когда знаешь ответ практически на любой важный вопрос.
Я пытаюсь порадоваться тому, что сейчас я не безработный, что есть люди, которым я не безразличен, что в моей жизни есть смысл, что бы там не говорил Шнуров в интервью Дудю. А алкоголь – это всего лишь способ преобразить свою жизнь, сделать ее чуть менее мерзкой.
Эта девчонка наверняка ведь поехала трахаться, только с кем-то другим. Все ведь хотят трахаться. Только вот сегодня я уже не впервой буду иметь сношения со своим мозгом.
Нажимаю большим пальцем кнопку питания китайского айфона, чтобы заглянуть в инфосферу, и вижу непрочитанное сообщение в мессенджере. Пишет Катя: «Привет, как твои дела? Вчера вспоминала о тебе, давненько не виделись. Не хочешь встретиться на днях?». Мой палец замирает над клавиатурой телефона, пытаясь найти несуществующие буквы, которые позволят составить то самое предложение, которое я так хочу ей сказать, но которого сам еще не сформулировал. Мне безумно хочется сказать ей, что, конечно же, я очень хочу встретиться с ней и отдал бы все свое оставшееся время, лишь бы хотя бы годик прожить с ней счастливой жизнью: просыпаться в обнимку по выходным, заниматься утренним вялым сексом с жесточайшей эрекцией, готовить сырники со сгущенкой, покупать иногда букеты тюльпанов и просить оборачивать их обычной крафтовой бумагой, чтобы потом дарить ей. Жить только ради того, чтобы делать ее счастливой, чтобы во всем этом был хоть какой-то смысл. Таково мое абсолютно эгоистичное желание быть счастливым, обрести смысл существования ради чего-то, а точнее кого-то. Но мне так и не удается нащупать эпителием те самые буквы несуществующего алфавита.
Вместо этого я обнаруживаю в контактах кучу телефонов девчонок, у которых успешно настрелял номера, но так и набрал их, чтобы сказать «алло».
Интересно, что когда у тебя затишье на любовном фронте, то есть вообще засуха, никого нет – никто и не пишет. А как только появился хоть кто-то, кто издали приглянулся, и ты задумался на счет отношений, то все, сразу же изо всех щелей начинают стучаться какие-то бывшие бывших, о тебе вспоминают какие-то знакомые. Вселенная как бы пытается напомнить: «Эй, слышь, я как бы пошутила, ты мой засранец, я просто играла недотрогу!»
Гребаная вселенная… Все, что сегодня остается таким как я в свободное от ебашилова время, – это валяться дома, слушать грустные песни про несуществующую любовь и снимать галочку Вконтакте с «безопасного поиска» в видео.
Через несколько остановок напротив меня оказываются два высокодуховных вдрызг набуханных индивида, обсуждающих, очевидно, девушку одного из них. Я прислушиваюсь к их диалогу:
– Бля, да она вообще охеревшая. Прикинь, сидит дома, деньги ни за что не платит, кредит за его счет. Попросила брата в магистратуру в Испанию, чтоб он там получил образование, все дела…
Второй очевидно полностью солидарен, потому что лишь подбуркивает в такт словам собутыльника. Первый продолжает:
– Ну и вот. А еще помню, они выбрали ЗАГС в Новогиреево, жопе мира. Пиздец, праздновали там, помню, все нахерачились в хлам. Ну и там пошло-поехало. Он, помню, говорил мне золотые слова: жену надо ставить раком, чтобы она знала, какая она скотина…
После крайних слов этого невнятного запойного монолога я выключаюсь из потока этой грязной информации и, встряхнувшись, поднимаюсь со своего места и выхожу на своей остановке где-то на юго-западе Москвы. Сука, ебаные мужланы!
Одинокий автобус заботливо довез меня одного до московской окраины, и я, радуясь тому, что коротаю дни своей пусть не столь ценной, но жизни, оказываюсь недалеко от своего дома. Перебегаю через пустую ярко освещенную фонарями автотрассу, дохожу до дома и сворачиваю за угол, на улицу, которая должна через несколько сотен метров привести меня в мою берлогу. При этом прекрасно понятно, что насколько бы холостяцкой она ни была, это не означает обилие раздетых девичьих тел в постели.
Одиночество, пожалуй, сравнимо только с осенним ливнем. Оно, сука, ледяное и вездесущее, может обдавать тебя холодом довольно продолжительное время. И хотя общеизвестно, что он рано или поздно закончится, невыносимым остается сам факт, что уж если ты попал под него, то будь уверен – промокнешь до нитки.
Мой размеренный и все-таки еще не до конца трезвый шаг подстегивается впаянными в русскую начинку страхами перед чем-то неизвестным, перед одинокой темной улицей, закутанной во мрак распиздяйством местных муниципальных структур, что хотят сэкономить на электричестве. Хотя, конечно, стоит все-таки отдать должное в первую очередь лобным долям моего поехавшего чердака, которые, желая по известным причинам достроить картину мира, с определенного возраста начали перманентно работать, гиперактивно замыкать нейронные связи и впитывать любую полезную информацию.
Отделение Сбербанка возле моего дома соблазняет меня обналичить часть моих накоплений, и я поддаюсь. По удивительному стечению обстоятельств все три банкомата в помещении заняты, очевидно, сплоченная диаспора московских разношерстных алкашей вышла на выгул, и всем срочно понадобился кэш. Я, зависнув в этот момент в своих размышлениях о высоком, покорно дожидаюсь своей очереди. Выполняю ряд автоматических линейных движений, и несколько новеньких хрустящих доказательств человеческой корысти падают мне в карман.
На выходе из отделения караулит бродяга и достает каждого выходящего вопросом «Слушай, подскажи, по-братски…». Но никто не находит нужным слушать следующую часть просьбы, поэтому и я отвергаю его, будучи отвергнутым сегодня сам. Тем самым восстанавливаю баланс: если бы все сложилось, тогда меня бы здесь не было. Действую реакционно – чистая кармическая обратка.
Остается дело за малым: всего лишь считаные минуты, умеренная нагрузка на две сотни мышц тела, в основном мышцы ног, бедер и ягодиц, летящий мимо урны бычок, сопровождаемый ругательством, синонимичным «гулящей даме», и профессионально отработанные механические действия со связкой ключей. И вот я сбрасываю с себя весь эмоциональный заряд и несколько частей своего сложносоставного аутфита, продуманно вливаю в себя два стакана воды и падаю на никогда не отказывавшую мне часть моего домашнего убранства. Я покрепче обнимаю подушку, сворачиваюсь калачиком и улыбаюсь сквозь покидающее меня сознание. И я хотел вот это променять на часы активных ночных физических тренировок?!
Отгоняя от себя мысли о завтрашнем раннем подъеме на работу, я вспоминаю, как однажды мы с одним моим знакомым стояли на выходе из клуба. Он изрек на тот момент сакраментальнейшую фразу: «Братан, все хуйня, главное ебашить!». Теряя рассудок, я мысленно посылаю нахуй все невзгоды и неразберихи прошедшего дня и пропадаю в бесконечности.
2. Офис
Тот, кто не умеет владеть собой,
осужден скоро подпасть под власть других.
Г. Лебон
Звонки будильника сквозь сон кажутся зловещим надругательством над святыней человеческого естества. Я протягиваю руки к телефону и быстро его отключаю. Затем следуют еще несколько звонков, через каждые десять минут – благо я знаю особенности своего организма. Через несколько повторных пиликаний чувство паскудства жизни понемногу улетучивается, и на пятый звонок я откидываю одеяло и сажусь, растирая руками заспанное лицо.
