скачать книгу бесплатно
4. Флиер, А. Я. Культура как виртуальная реальность / А. Я. Флиер. – URL: http://ifapcom.ru/files/Monitoring/flier_cult_ virt_reality.pdf (дата обращения: 12.12.2021).
5. Иванов, А. Виртуализация общества / А. Иванов. – СПб.:
Петербургское Востоковедение, 2000. – 96 с. ISBN 5-85803-154-4. – URL: https://thelib.ru/books/ivanov_andrey/
virtualizaciya_obschestva-read.html (дата обращения: 12.21.2021).
Гегелевская логика на службе у практического материализма
Разрабатывая учение о сущности [1], Гегель идет от видимости к основанию и тут же совершает обратное движение – от основания к миру явлений и далее к действительности. “Сущность как снятое бытие первоначально обнаруживает себя как видимость в самой себе, и определения этой видимости суть тождество, различие и основание. Последние есть единство тождества и различия, и как таковое оно есть вместе с тем различение себя от самого себя. Но отличение от основания столь же мало есть голое различие, сколь мало основание само есть абстрактное тождество. Основание есть снятие самого себя, и то, к чему оно снимает себя, результат его отрицания есть существование” [1]. Мысль движется через тождество и различие, доходящее до противоположности и до противоречия как живой жизни развития. Единый процесс осуществления и разрешения противоречия в основании понимается как порождающий все существующее. И то, что первоначально было видимостью, теперь выступает как положенные моменты движения отличающей себя от самой себя единой сущности – как явления, мир явлений. Таким образом вскрывается единство голой фактичности, и перед нами предстают не просто факты, а факты в логике их порождения.
Непосредственное единство сущности и существования понимается как действительность. Существующее в то же время действительно там и тогда, где и когда оно – существенный и не отживший момент движения сущности, – “острие”, “пик” ее развития, или, другими словами, – актуально-революционный момент. Далее в марксизме строится понимание действительной практики как изменения способа преобразования объективной реальности. Ставится вопрос отношения (связи) действительного, то есть актуально революционного момента движения с миром существующего, но недействительного. Создается методологическая оптика, позволяющая отличать действительную практику от псевдопрактики.
Первая часть изложенного Гегелем повторяющегося движения мысли (от видимости к основанию) изображает проникновение мысли в сущность. Вторая (от основания к действительности) – это реконструкция мыслью независимого от конструирующей мысли движения самой сущности, изображение движения к понятию предмета – пониманию предмета в его конкретности.
Таким образом, элементарное требование, выдвигаемое Гегелем к мысли, обязывает исследователя не просто анализировать, не просто сравнивать факты с фактами и делать выводы из этого сравнения, не просто классифицировать факты и искать связи между ними, какими бы разнообразными они ни были. Логическое требование обязывает вскрывать поверхностность эмпирии как видимости, искать единое основание всей пестроты относящихся к интересующему предмету явлений, в которых и через которые движется предмет. Факты не рассматриваются как отдельные, пусть даже связанные между собой и влияющие друг на друга (даже как конечная причина и следствие), так как вообще не являются чем-то самостоятельным. Исследовать их нужно как моменты движения тотальности, вскрывая закон предмета.
Предмет, таким образом, предстает не только со стороны своей “расчлененности” на отдельные факты и связи между ними, как при анализе, а, главным образом, как движущееся целое, через синтез всех существенных определений. Это тоже предполагает сравнение, сопоставление фактов с фактами. Однако здесь подразумеваются определенные условия их отбора и работы с ними. Факты, подлежащие изучению, должны быть узловыми точками развития предмета – различными ступенями этого развития. Должна быть исследована существенная связь между этими ступенями – последовательность и порядок, в которых они осуществляются.
В послесловии ко второму изданию “Капитала” Маркс специально привел большой кусок статьи из русского “Вестника Европы” с удачным описанием того, как материалистически проводить это требование в процессе исследования. Гегелевская же демонстрация такого подхода к познанию в чистой логической форме, пусть даже с позиций идеализма, уже сама по себе – основательная критика любого эмпиризма (даже если опустить прямые критические замечания, часто встречающиеся в “Логике” [2] Гегеля).
Неудивительно, что современный эмпиризм, там, где он выступает как философия (мышление о мышлении), вообще предлагает выбросить за борт категорию сущности и все, что с нею связано, как ненаучное. Это наблюдается даже у представителей некоторых направлений, относящих себя к марксизму. Самоотнесение таких школ к марксизму связано с общим критическим пафосом по отношению к капитализму. При этом отказ от гегелевских категорий подается как позиция материализма вообще. “Капитал” [3] – произведение прикладной логики, в котором с учетом требований, выдвигаемых гегелевской общей логикой, была переработана вся политическая экономия и исследован капитализм в его существенных определениях, представлен этим гносеологическим направлением как “тоже наука”, то есть как современный позитивизм (пост, нео- и т. д., даже так не называющийся).
Здесь не место критиковать позитивистов от марксизма и их концепцию “Маркс минус Гегель”. Это было блестяще сделано до нас лучшими представителями русской гегелевской традиции, в частности, Лениным. Важно только, что такие попытки подделать марксизм под нынешнее общее состояние науки как формы общественного сознания обусловлены той ролью, которая отведена науке в совокупности современных общественных отношений. Другими словами, отказ от категории сущности определяется состоянием и способом производства действительной сущности человека.
Современное понятие сущности человека является продолжением гегелевской традиции, точнее, материалистической критики Гегеля, сохраняющей все завоевания гегелевской диалектики в области мышления.
“Фейербах сводит религиозную сущность к человеческой сущности. Но сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений” [4]. В этом тезисе, по сути, заложено направление действительного (актуально революционного) развития гегелевской традиции и продуктивной критики Гегеля в области методологии: в “свернутом” виде содержится материалистический метод восхождения от абстрактного к конкретному
По этому пути далее идет формирование понятия. “Конкретное потому конкретно, что оно есть синтез многих определений, следовательно, единство многообразного. В мышлении оно поэтому выступает как процесс синтеза, как результат, а не как исходный пункт, хотя оно представляет собой действительный исходный пункт и, вследствие этого, также исходный пункт созерцания и представления. На первом пути полное представление испаряется до степени абстрактного определения, на втором пути абстрактные определения ведут к воспроизведению конкретного посредством мышления (речь идет о движении политэкономии как науки в понимании своего предмета от населения страны к все более абстрактным определениям (первый путь) и далее от абстракций к синтезу многих определений – М.Б.}. Гегель поэтому впал в иллюзию, понимая реальное как результат себя в себе синтезирующего, в себя углубляющегося и из самого себя развивающегося мышления, между тем как метод восхождения от абстрактного к конкретному есть лишь способ, при помощи которого мышление усваивает себе конкретное, воспроизводит его как духовно конкретное. Однако это ни в коем случае не есть процесс возникновения самого конкретного” [5].
Диалектико-материалистическое понимание сущности человека как совокупности всех общественных отношений и человеческого труда, в процессе которого производятся все общественные отношения как основания, входит в логический “прожиточный минимум” современного марксиста. Без него утрачивается материалистическое понимание истории. Это ведет к “кашеобразности” эмпирии, а освоение человеком производства своей действительности, в связи с которым только и могут разрабатываться исторически-продуктивные идеи, вообще остается “вне фокуса”.
Нас же интересует понятие движущегося предмета в его целостности, да и, к тому же, со стороны его имманентной границы. Задача, которая стоит перед нами, заключается в дальнейшей разработке рационально-адекватного понимания современного способа производства, осмыслении, необходимом для преобразования этого способа. Мы надеемся внести хоть немного больше ясности в дело понимания современных условий классовой борьбы. Соответственно, методологически мы должны опираться на всю предшествующую традицию теоретического мышления и особо аккуратно использовать гегелевскую оптику, позволяющую понять все явления как момент движения сущности, разворачивающейся в своей тотальности именно так, как ее взял на вооружение Маркс.
Источники
1. Гегель, Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. Том 1. Наука Логики / Г. В. Ф. Гегель. – Москва: Мысль, 1974. – 452 с.
2. Гегель, Г. В. Ф. Учение о сущности. Наука Логики / Г. В. Ф. Гегель. – Типография М. М. Стасюлевича, 1916. – 242 с.
3. Маркс, К. Капитал. Критика политической экономии / К. Маркс // Маркс К. Соч. / К. Маркс, Ф. Энгельс. – 2-е изд. – Т. 23. – М.: Издательство политической литературы, 1960. – 906 с.
4. Маркс, К. Тезисы о Фейербахе / К. Маркс // Маркс К. Соч. в 50 т. / К. Маркс, Ф. Энгельс. – 2 издание. – Т. 3. – Москва: Издательство политической литературы, 1955. – С. 1–4.
5. Маркс, К. Экономические рукописи 1857–1859 годов / К. Маркс // Маркс К. Соч. в 50 т. / К. Маркс, Ф. Энгельс. – 2 издание. – Т. 46. Ч. 1. – Москва: Издательство политической литературы, 1968. – 564 с.
Часть 1
Виртуализация
Раздел 1
Виртуализация и движение капитала
К вопросу о новой теории стоимости, изучения социальных параметров труда и теории субъективности
Майкл Хардт и Антонио Негри в книге «Империя» [1] отмечают один важнейший момент современной социально-философской и экономической теории, и делают это весьма точно. Речь идет об определенном понимании природы стоимости и, в связи с этим, об осознании современных социально-экономических процессов. Они сумели выразить эту господствовавшую уже почти полвека и продолжающую господствовать на сегодняшний день тенденцию весьма сжато, характеризуя работы итальянских экономистов, считающихся левыми. Но то же относится практически ко всем представителям теорий постмодерного и, главным образом, информационного общества. В большинстве своем они говорят о новом способе производства стоимости и, вследствие этого, о том, что теория стоимости Маркса, правильность которой для определенного этапа развития общества признают все, вне зависимости от их политических предпочтений, устарела.
Хардт и Негри пишут: «Мы сможем лучше понять отношения между общественным производством и биовластью, обратившись к работам группы современных итальянских марксистов, которые определяют биополитическое измерение в терминах новой природы производительного труда и его постоянного развития в обществе, используя такие термины, как “интеллектуальная сила масс”, “материальный труд”, а также марксистскую концепцию “всеобщего интеллекта”. Эти исследования выполнены в рамках двух скоординированных исследовательских проектов.
Первый посвящен анализу наблюдаемых в настоящее время изменений характера производительного труда и нарастающей тенденции к превращению его в аматериальный. Ведущая роль в создании прибавочной стоимости, прежде принадлежавшая труду работников массового фабричного производства, во все большей мере переходит к работникам аматериального труда, занятым в сфере производства и передачи информации. Таким образом, необходима новая политическая теория стоимости, которая могла бы поставить проблему этого нового капиталистического накопления стоимости как проблему изучения основного звена механизма эксплуатации (и, таким образом, вероятно, как главного фактора возможного восстания).
Второй логически отсюда вытекающий исследовательский проект, предпринятый в рамках этой школы, посвящен анализу именно социальных и коммуникационных параметров живого труда в современном капиталистическом обществе, и, таким образом, он настоятельно ставит проблему новых форм субъективности как в отношении их эксплуатации, так и в отношении их революционного потенциала. Именно социальное измерение эксплуатации живого труда в аматериальной сфере включает его во все те звенья соответствующего механизма, которые определяют социальное, но в то же самое время активируют критические элементы, развивающие потенциал неповиновения и бунта посредством всей совокупности трудовых практик[1 - Тут, наверное, может смущать употребление слова «практика» во множественном числе, но тем самым хочется подчеркнуть как раз это различие между практикой и теми практиками, которые как раз и предполагают такое словоупотребление.]. После появления новой теории стоимости должна быть создана и новая теория субъективности, работающая в первую очередь со знанием, коммуникацией и языком» [1, с. 40–41].
Мы специально приводим такую большую цитату, так как состояние теоретического осмысления социально-экономических процессов обрисовано Хардтом и Негри очень точно. И, несмотря на то, что со времен ее написания прошло уже почти двадцать лет, ничего не изменилось. В своей книге они допускают ряд ошибок, причем, основополагающих, о которых есть смысл говорить отдельно. О них уже писали многие авторы. Мы же сконцентрируемся только на вопросе стоимости, важном для экономической науки и наук об обществе вообще.
Изучение изменения характера труда, появления новых видов труда, а также изменения коммуникативных и других социальных параметров труда, связанных с характером использования современных информационных технологий, действительно имеет важнейшее, чуть ли не центральное значение для современных общественных наук. Разработка круга проблем, с этим связанных, действительно необходима, как справедливо отмечают Хардт и Негри, для того, чтобы определить возможные пути перехода общества на качественно новый уровень развития, пути выведения общественных отношений за пределы капитализма.
Однако посмотрим, насколько на самом деле такие исследования логически связаны с пересмотром теории стоимости, насколько понятие «аматериального труда» может действительно стать основой переосмысления теории стоимости.
В трудовой теории стоимости Маркса важно то, что стоимость создается трудом вообще – абстрактным трудом – вне зависимости от того, какого определенного качества этот труд – каков это конкретный труд. Стоимость создается не специфическим трудом промышленного рабочего, не земледельческим трудом, на чем настаивали в свое время физиократы, не аматериальным или материальным трудом, если пользоваться предложенной терминологией, а трудом вообще, вне зависимости от его качественной определенности – от того, что именно делают.
Для определений стоимости никакого значения не имеет, что именно производит пролетарий и каким образом потребляется товар, который он производит. Этим товаром может быть что угодно, в том числе и информация и услуги, произведенные капиталистически, потребляемые в процессе их производства, и все то, что теоретики относят к продуктам аматериального труда. Для того чтобы четко зафиксировать этот важнейший, определяющий момент марксовой теории стоимости, специально были введены категории абстрактного и конкретного труда. Их теоретическое значение состоит в том, чтобы объяснить стоимость как продукт труда вообще, вне зависимости от его специфики, что и делает возможным меновую стоимость как выражение стоимости.
Именно это реальное приравнивание на рынке продуктов разных видов труда обезразличивает в действительности, а не в головах теоретиков все виды труда, как “материального”, так и относящегося к “аматериальному”, – поскольку их продукты реально сравниваются и приравниваются, то есть обмениваются, подводятся под общий знаменатель труда вообще, который Маркс называл абстрактным трудом. Фактически в требованиях создания новой теории стоимости в связи с новыми видами труда мы имеем дело с перепетыми на новый мотив взглядами на стоимость, характерными для конца восемнадцатого – начала девятнадцатого века, привязывающими стоимость к определенному труду. Именно из-за этой привязки возникает иллюзия, что изменение структуры труда и появление целых отраслей, не производящих продукт, который можно потрогать руками, создает новые реалии относительно производства стоимости.
В отрицании такой привязки была так высоко ценимая Марксом заслуга А.Смита. О ней Маркс писал следующее: «Огромным шагом вперед Адама Смита явилось то, что он отбросил всякую определенность деятельности, создающей богатство; у него фигурирует просто труд, не мануфактурный, не коммерческий, не земледельческий труд, а как тот, так и другой. Вместе с абстрактной всеобщностью деятельности, создающей богатство, признается также и всеобщность предмета, определяемого как богатство; это – продукт вообще или опять-таки труд вообще, но уже как прошлый, овеществленный труд. Как труден и велик был этот переход, видно из того, что Адам Смит сам еще время от времени скатывается назад к физиократической системе» [3, с. 41]. В этом замечании Маркса по отношению к теории А. Смита может смущать слово «овеществленный», то есть превращенный в вещь.
Но, как справедливо замечают современные теоретики, далеко не все продукты труда превращаются в вещи и являются вещами. В этом как раз и суть “аматериального” труда, что его продукты являются идеальными и, к тому же, часто потребляются в процессе их производства. Однако ни то, ни другое обстоятельство не имеет отношения к рассматриваемому вопросу о стоимости. Первое обстоятельство не выводит продукты труда за пределы логики вещей и не отменяет вещный характер труда. Об этом опять же свидетельствует приравнивание на рынке этих «невещей» к любым вещам. Это справедливо, поскольку информация непосредственно производится как товар или является элементом производства товара. Она, таким образом, обладает двумя характеристиками, которые только и делают ее товаром: 1) потребительной стоимостью, то есть способностью удовлетворять человеческую потребность (опять же, для того, чтобы продукт труда был товаром, не имеет значения, что это за потребность) и 2) меновой стоимостью – способностью товара обмениваться на другие товары, через всеобщий товар – деньги. Продукты аматериального труда реально приравниваются к вещам в процессе обмена, которые тоже как товары обладают этими характеристиками. Как стоимости они приравниваются как количественно разные, но качественно однородные, точнее, качественно безразличные. Что находит свое бытие во всеобщем товаре. В противном случае речь не идет о производстве стоимости.
То же относится и к услугам, производящимся капиталистически, труд по производству которых считается многими авторами, которые недопоняли трудовую теорию стоимости, принципиально иным. Связав производство стоимости исключительно с производством товаров-вещей, труд по производству услуг, который также часто относится к аматериальному, занесли в другую рубрику. Наличие этой рубрики якобы требует модификации и «развития» теории стоимости. Но, с точки зрения трудовой теории стоимости Маркса, услуга – это товар, который потребляется в процессе производства. То, как потребляется тот или иной товар, вообще лежит не в плоскости экономической теории, а относится к компетенции товароведения. Если бы услуги не были товарами или, другими словами, если бы они не обладали потребительной стоимостью и стоимостью, они вообще не могли бы продаваться, то есть быть посредством денег приравнены к любому другому товару.
Это вытекает из общей логики рассуждений в «Капитале». Маркс специально ставит вопрос: почему различные товары могут реально приравниваться друг к другу, то есть почему один товар может быть эквивалентом другому, и все – всем, – через всеобщий эквивалент? Далее он говорит, что приравниваться друг к другу может только качественно равное в определенном отношении, выводит понятия конкретного и абстрактного труда и категорию стоимости. По отношению к услугам логично было бы задать тот же вопрос. Услуга может быть товаром, а может им и не быть, точно так же, как и любая другая потребительная стоимость. Но, если она производится ради обмена и обменивается на другие товары (продается), то в самом этом акте фиксируется ее экономическая сущность как товара.
Стоимость услуги выражается в денежном эквиваленте точно так же, как и любого другого товара. Определяется же стоимость услуг (точно так же, как и стоимость любого другого товара) общественно необходимым рабочим временем, затраченным на ее производство. Капитализм – не что иное, как общество развитого товарного производства. При капитализме сохраняется то, что справедливо для простого товарного производства, а именно то, что товары, в общем и целом (а не в каждом отдельном случае), продаются по стоимости. Превращение стоимости товаров в цены производства не опровергает закон стоимости, а напротив, является его выражением.
Все же капиталистическое производство отличается от простого товарного производства, и все эти отличия так же важны и справедливы по отношению и к услугам, и к информации, когда они производятся как товар. Вот что Маркс пишет, например, о транспорте: «Результатом перевозки – перевозятся ли люди или товары – является перемена их местопребывания, например, пряжа находится теперь в Индии, а не в Англии, где она была произведена. Но то, что продает транспортная промышленность, есть само перемещение. Доставляемый ею полезный эффект нераздельно связан с процессом перевозки, т. е. с процессом производства транспортной промышленности. Люди и товары едут вместе с определенным средством транспорта, и движение последнего, его перемещение и есть тот процесс производства, который оно создает. Полезный эффект можно потреблять лишь во время процесса производства; этот эффект не существует как отличная от этого процесса потребительная вещь, которая лишь после того, как она произведена, функционирует в виде предмета торговли, обращается как товар. Но меновая стоимость этого полезного эффекта, как и меновая стоимость всякого другого товара, определяется стоимостью затраченных на него элементов производства (рабочей силы и средств производства) плюс прибавочная стоимость, созданная прибавочным трудом рабочих, занятых в транспортной промышленности (Курсив наш – М.Б.). Что касается потребления этого полезного эффекта транспортной промышленности, то и в этом отношении он совершенно не отличается от других товаров. Если он входит в индивидуальное потребление, то вместе с потреблением исчезает его стоимость; если он потребляется производительно, так что сам является стадией производства товара, находящегося в перевозке, то его стоимость переносится как дополнительная стоимость на самый товар» [2, с. 65–66]. Это справедливо не только по отношению к транспортным услугам, но и к любым другим услугам, производящимся капиталистически.
Таким образом, само требование и постановка задачи о создании новой теории стоимости в связи с наблюдаемой тенденцией появления и развития новых видов труда свидетельствует об отсутствии у теоретиков, выдвигающих его, таких основополагающих понятий трудовой теории стоимости, как абстрактный и конкретный труд, о смешивании их, а следовательно – об отсутствии понятия (понимания сущности дела) стоимости. Выделение материального и аматериального труда в капиталистическом производстве отнюдь не делает устаревшими ни марксову теорию стоимости, ни экономическое понятие “пролетарий”. Это не отменяет важности всестороннего изучения изменения социальных и коммуникационных параметров живого труда в современном капиталистическом обществе.
Логическая связь между двумя проектами, о которых писали Хардт и Негри, скорее, обратная. Она заключается в абсолютизации некритически (то есть не через призму развитых понятий) воспринимаемых современных тенденций, которые изучаются. Почему так происходит? Это уже другой вопрос, на который в общем можно ответить так: потому, что логика общественной жизни, логика борьбы сильнее логики мышления. Поэтому при всех заслугах в изучении отдельных аспектов изменения живого труда и благих намерениях ученых, при их отрицательном отношении к капитализму как таковому, такая экономическая наука и социальная философия, в конце концов, является одним из видов “оправдания существующего строя”. Собственно его разновидностью является и положение Хардта и Негри о том, что современный мир развивается от империализма к Империи, и это – прогресс.
Вопрос о создании новых форм субъективности действительно связан с вопросом производства стоимости. Но его постановка может быть лишь постановкой вопроса о производстве человеческой индивидуальности как таковой, моментом которой является субъективность. Вопрос о субъективности в связи с производством стоимости, следовательно, нужно ставить в таком виде: каким образом производство человеческой индивидуальности определяется и обуславливается производством стоимости, то есть товаров, имеющих стоимость, на современной стадии развития капитализма? Система производства и продажи отдельных товаров превратилась в систему производства образа жизни. То есть непосредственно, а не в товарах в процессе их производства создаются стандарты потребления, а индивиды и их поведение вписываются в эти стандарты. Индивидуальность, производящаяся в процессе производства богатства в какой-нибудь определенной форме или частичного элемента этого богатства (например, при каждой операции на конвейере производится оператор конвейера, в процессе производства компьютерных программ производится программист и т. д.), дополняется непосредственно произведенной индивидуальностью – непосредственным производством индивидов, способных потреблять богатства в определенных его формах, то есть те или иные товары.
Развитие целых отдельных отраслей по формированию потребностей, то есть по непосредственному производству человека, отделенных от производства вещей в пространстве и времени, ставит ряд вопросов перед наукой об обществе. Если, например, производится и продается готовый рекламный ролик или баннер, тут вопросов не возникает, так как он – тоже товар, и по отношению к нему справедливо все то, что относится к остальным товарам. Но во многих случаях современная индустрия потребностей и «практик» (индустрия человека) производит то, что не может быть продано – отчуждено в процессе продажи. Стало быть, продукты этого производства не обладают меновой стоимостью, а только потребительной стоимостью, то есть не являются товаром. Нельзя продать, то есть обменять на деньги желание, мысль, поведенческую установку или чувство человека, его образ жизни, нельзя отделить их от индивидуальности, которая ими обладает. Однако производство этих аффектов, желаний, мыслей и «практик» строго просчитано и выверено как в связи с издержками этого производства, так и с тем полезным для капитала эффектом, той потребительной стоимостью, который оно приносит. «Итак, производство создает потребление: 1) производя для него материал, 2) определяя способ потребления, 3) возбуждая в потребителе потребность, предметом которой является создаваемый им продукт. Оно производит поэтому предмет потребления, способ потребления и влечение к потреблению» [3, с. 32], – писал в свое время Маркс. Однако производство потребностей уже отделилось от непосредственного производства предметов потребления, о котором тогда шла речь.
Мы имеем дело с чисто экономическим моментом виртуализации социальных процессов как виртуализации процесса производства субъективности. Он заключается в отрыве производства индивидуальности от экономической основы этого производства. Поэтому совокупный доход от такого непосредственного производства человека определяется прямо или косвенно процентом с продаж тех или иных товаров, а не прямо общественно-необходимым трудом, затраченным на производство того, что производится в этих отраслях.
Продукт непосредственного производства человека не обладает меновой стоимостью. Но это производство непосредственно создает социокультурное пространство товарного производства, так как позволяет товарам обладать потребительной стоимостью, создавая потребности. Сами человеческие потребности, сам человек, таким образом, обладает потребительной стоимостью для капитала; не только его рабочая сила, но он сам, пусть даже и исключительно как потребитель. Таким образом, капитал как самовозрастающая стоимость двояко потребляет человека: как рабочую силу и как потребителя, и покупает социальный эффект, заключающийся в определенном поведении индивидов.
Однако он должен для этого сначала его произвести, тем самым он способствует созданию технологий (в широком смысле слова) непосредственного нетоварного производства, пусть даже и весьма ограничено. Но в этой связи возникает проблема, которую в общем можно сформулировать так: как развитие такого производства относится к развитию (развитию в том смысле этого слова, который в него вкладывает диалектическая традиция) производства товаров, обладающих стоимостью? Каким образом и при каких условиях можно использовать эти технологии для выведения производства человека из-под логики производства вещей, в которую так же вписывается и производство людей под вещи?
Источники
1. Хардт, М. Империя: пер. с англ. / М. Хардт, А. Негри; под ред.
Г. В. Каменской, М. С. Фетисова. – Москва: Праксис, 2004. – 440 с.
2. Маркс, К. Капитал: пер. с нем. Критика политической экономии.
Т. 2 / К. Маркс // Маркс К. Соч. / К. Маркс, Ф. Энгельс. – 2-е изд. Т. 24. – Москва: Издательство политической литературы, 1961. – 644 с.
3. Маркс, К. Экономические рукописи 1857–1859 годов / К. Маркс // Маркс К. Соч. в 50 т. / К. Маркс, Ф. Энгельс. – 2 издание. – Т. 46. Ч. 1 – Москва: Издательство политической литературы, 1968. – 564 с.
Виртуализация и кругооборот капитала
Распределение, обмен и потребление, как известно, являются моментами общественного производства в самом широком понимании. Если производство функционирует по логике капитала, то характер распределения и потребления будет определяться логикой капитала. Поэтому такие вещи, как производство потребления, хоть и могут выходить за пределы капитала, но даже этот выход для них обусловливается капиталом – теми общественными отношениями, которыми этот выход порождается. Потребление и распределение, даже если это личное потребление, исходят, в конечном счете, из движения капитала и возвращаются в него обратно как специфические условия и предпосылки его функционирования. Это происходит вне зависимости от того, что по отношению к отдельному капиталу они могут выступать и зачастую выступают как внешние условия. Тем не менее, эти условия определяются движением совокупного производственного, а затем уже и других видов капитала вообще.
Основой движения является здесь именно производственный капитал. Функционирование других видов капитала при капитализме может основываться лишь на движении капитала в сфере производства товаров, поскольку только в этой сфере и осуществляется производство стоимости. Ведь именно стоимость и движение стоимости составляет сердце любой разновидности капитала. То, как она производится, в свою очередь, определяет все те способы, которыми она может быть распределена и перераспределена, изъята и т. д. Следовательно, возможность и основа виртуализации, то есть выхода капиталистического производства в процессе самовозрастания стоимости за пределы товарного производства, осуществляющегося в логике товарного производства, да еще и являющегося условием его постоянного возобновления, заключается в специфическом движении именно производственного капитала. Речь идет именно о производственном капитале (не путать с производительным капиталом как особой формой производственного капитала), и только потом, исходя из логики его функционирования, – о других его видах и способах приложения капитала. Поэтому источником виртуализации – производства визуализированных сфер капиталистической экономики и общественных отношений, – которая нас здесь интересует, в конечном счете, может быть только движение производственного капитала. Виртуализация как в специфически капиталистическом нетоварном производстве, так и в сфере распределения и перераспределения стоимости не может быть ничем иным, как продуктом функционирования производственного капитала или, если более точно, кругооборота производственного капитала.
Кроме того, в этом движении заключается специфика капиталистического производства по отношению к простому товарному и нетоварному производству, а также специфика капиталистического распределения и перераспределения по отношению к обществам, основанным на других хозяйственных укладах.
В этой главе нам предстоит установить, как именно то, что составляет необходимые условия возникновения виртуализации и порождает ее, происходит из специфики кругооборота производственного капитала вообще и тех определенным форм, которые капитал приобретает в этом кругообороте. Без этого невозможно понять процесс виртуализации в его существенных моментах.
Итак, производственный капитал в своем движении приобретает различные формы. Денежная, товарная, производительная форма – только особые моменты движения капитала как в процессе простого, так и расширенного воспроизводства. Эти формы важны для всякого капиталистического производства. Это также справедливо и по отношению к кругообороту капитала в капиталистическом производстве услуг. Здесь мы можем не возвращаться к разбору иллюзий насчет услуг. На этот счет ограничимся только замечанием, что в процессе производства услуг из общего кругооборота выпадает, по видимости, одна из стадий, а именно превращение в процессе производства сырья и рабочей силы в товар-вещь, в которой воплощается капитал в своей товарной форме и которая отчуждается в процессе продажи. Учитывая это обстоятельство, формулу кругооборота капитала, когда речь идет о производстве услуг, можно записать следующим образом:
Д-Т(рс+сп) – П…..-Д?,[2 - Обозначения соответствуют аналогичным в «Капитале». Маркса. Д – деньги, Т – товар, рс – рабочая сила, сп – средства производства, П – процесс производства.]
Она отличается от классической формулы кругооборота производственного капитала:
Д-Т(рс+сп) – П…..Т?-Д?
Но это отличие не должно нас сбивать с толку. Нужно просто иметь в виду, что при производстве услуг производство и продажа товара сливаются. Но это не значит, что товар – предмет, произведенный специально для продажи и обладающий как стоимостью, которую образует заключенный в нем труд, так и потребительной стоимостью – способностью удовлетворять человеческую потребность, – не имеет места. Формулу правильно было бы записать так:
Д-Т(рс+сп) – ПТ?…-Д?
Таким образом, товар как таковой (как второй пункт) никуда не исчезает из движения капитала в капиталистическом производстве услуг. Более того, в реальном движении капитала при капиталистическом производстве услуг товарность услуг всегда выходит на передний план. Услуга как товар составляет ту же «головную боль» капитала, как и вещь-товар – она должна быть продана. Она должна постоянно сбрасывать эту товарную форму (вне зависимости от того, что она сбрасывает ее, приобретая). Таким образом, затруднение, вызванное характером услуг как «не вещи» и соответствующего их потребления, об которое вот уже полвека ломают зубы экономисты, снимается в действительности каждодневно осуществляемым фактом движения производственного капитала при производстве услуг через стадии Д-Т, Т-Д. Услуга продается, то есть через деньги приравнивается ко всем другим товарам. Потому просто обозначим, что, когда мы говорим «товар» и обозначаем его в дальнейшем через Т или т., под товарами понимаются также и услуги.
Для нашего исследования целесообразно пользоваться общей формулой кругооборота производственного капитала:
Д-Т(рс+сп) – П…..Т?-Д?
В ней более четко видны отдельные формы капитала как необходимые моменты его движения: Д – денежный капитал,
Т – товарный капитал, П – производительный капитал. При множестве повторений она выглядит таким образом:
Д-Т(рс+сп) – П…..Т?-Д?-Т(рс+сп) – П…..Т?-Д?-Т(рс+сп) – П…..Т?-Д?…
и так далее.
Из формулы видно, что, хотя по видимости деньги являются начальным и конечным пунктом движения, а само движение капитала создает видимость того, что «деньги делают деньги», меняя ряд определений в самом процессе этого функционирования (если брать не один, а несколько циклов и предполагать, что производство должно каждый раз возобновляться), движение денег ради денег становится движением производства ради производства. Производительный капитал ради производительного капитала. Здесь, если рассматривать беспрерывный процесс самовозрастания стоимости в целом, в качестве опорных членов выступает собственно производство – П…П. Маркс не зря называл этот процесс производством ради производства. Разбирая кругооборот капитала, он показал, каким образом производство ради денег в движении индивидуального капитала становится производством ради производства, и как это определяет характер всего совокупного общественного капитала: его органическое строение и логику его изменения [5].
Присмотримся поближе к производительному капиталу как к особой форме производственного капитала. Производительный капитал (П) в этом движении принципиально отличается от денежного и торгового капитала. В товарном и денежном капитале одна и та же по величине стоимость приобретает попеременно различные формы. Пребывание капитала в производительной форме имеет значение, не просто заключающееся в специфике этой формы, как в случае с денежной и товарной формами стоимости Д-Т-Д-Т-Д. Последние существуют в сфере обращения и свидетельствуют о том, что меняется лишь форма, но не величина стоимости. Производственный капитал – выход из сферы обращения.
Но производство товара выступает в кругообороте производственного капитала только как одна из стадий, которая, в свою очередь, обусловлена покупкой и продажей товара. Купленные капиталистом специфические товары – рабочая сила и средства производства – выпадают из сферы обращения и функционируют за ее пределами, чтобы вновь войти в нее как товар и по стоимости выше, чем они сами. Для нормального течения процесса эти товары должны быть целиком потреблены в процессе сохранения, переноса старой и создания новой стоимости. Предположим, что это всегда имеет место. Полученный в итоге совсем иной товар в свою очередь должен обладать потребительной стоимостью и стоимостью как своими двумя нерасчлененными моментами, как и товары, потребление которых являлось процессом его производства. Поэтому сам процесс производства стоимости как характеристики товара завязан не просто на его потребительную стоимость, но и на отношение «потребительная стоимость – стоимость». Поэтому, хотя стоимость создается исключительно в этом процессе, чтобы быть стоимостью (специфическим отношением людей как отношением продуктов труда), да и, тем более, самовозрастающей стоимостью, она должна, проходя через потребительную стоимость, двигаться к чистой, не обезображенной специфическими потребительными характеристиками товаров меновой стоимости как форме бытия стоимости.
Перейдем теперь к товарной форме. Товарная форма, которая является непосредственным результатом функционирования производственного капитала, заключает в себе дальнейшую специфику движения капитала. Товар, обладающий потребительной стоимостью и меновой стоимостью, должен реализоваться в обмене. Он должен реализовать свою потребительную стоимость и стать чистой меновой стоимостью. Но, если рассматривать товар как начальный и как конечный пункт процесса производства, проглядывается специфика капиталистического производства, отличающая его от простого товарного производства, и уж тем более – от нетоварного:
Т(рс+сп) – П…..Т?
Для того чтобы понять сущность П, следует зафиксировать и не выпускать из виду эти два пункта кругооборота капитала, между которыми лежит П (процесс производства): Т(1) состоящий из рабочей силы и средств производства, и Т(2) – товар, полученный в процессе производства. Они здесь нас интересуют как формы капитала, из которых исходит и в которые возвращается производительный капитал П. Производство (производительный капитал) определяется этими своими исходным и последующим пунктами – товарной формой капитала. Специфика этой формы заключается в специфике товара как такового, а именно в том, что в товаре потребительная стоимость и стоимость существует в своей неразделенности. Так вот, процесс производства П всецело обусловлен специфическими потребительными и стоимостными характеристиками тех товаров, производительным потреблением которых он является.
То, каким образом эти товары потребляются, определяется как их потребительными стоимостями, так и потребительной стоимостью того товара, который производят, а также стоимостью этих товаров. Потому, если рассматривать процесс производства капитала, важно его органическое строение.
В свою очередь, продукт производства существует как товар только в сфере обращения, опять вернувшись в нее. Без этого он не товар, а просто продукт, а значит, стоимостью он не обладает. Это обстоятельство свидетельствует о том, что производство стоимости не может быть сведено собственно к производству, а капитал – к производительному капиталу, к этой своей особенной форме. При этом стоимости (и прибавочной стоимости) неоткуда взяться, кроме как из этого процесса. Налицо противоречие капиталистического производства, которое разрешается именно в смене форм капитала. В этой смене форм производство может быть не просто производством продуктов, а именно производством стоимости. И, хотя противоречие уже заключено в самом производстве (в функционировании производительного капитала) как в процессе потребления специфических товаров и в специфически общественной двойственности абстрактного и конкретного труда, оно может быть реализовано только в единстве всего процесса функционирования производственного капитала – как в сфере производства, так и в сфере обращения. Поэтому производительный капитал, несмотря на то, что является непосредственным процессом производства стоимости, не только не может быть отождествлен с капиталом вообще, но и производство капитала как общественного отношения не может быть редуцировано до процесса функционирования производительного капитала, собственно до процесса производства.
Такое упрощение – фокусирование лишь на процессе производства стоимости, которое является основой капитализма, на какой бы исторической стадии своего развития он не находился, привело бы к тому, что из виду упускались бы те специфические условия, без которых производство является только производством потребительной стоимости, но не стоимости, производством продукта, но не капиталистическим производством товара. Капитал последовательно должен менять свои формы, где два фактора товара – потребительная стоимость и стоимость – должны выражать друг друга Д-Т и Т-Д. Другими словами, попеременное пребывание капитала то в форме особой потребительной стоимости, обладающей стоимостью, то в виде чистой меновой стоимости в виде денег является необходимым моментом производства стоимости как общественного отношения. Во втором томе «Капитала» Маркс специально обращает внимание на это обстоятельство, исследуя эти формы как стадии кругооборота как отдельного капитала, так и всего общественного капитала.
Посмотрим теперь на это движение с точки зрения противоположности и единства потребительной стоимости и стоимости.
Если смотреть на движение капитала под этим углом, формулу кругооборота производственного капитала
Д-Т(рс+сп) – П…..Т?-Д?-Т(рс+сп) – П…..Т?-Д-Т(рс+сп) – П…..Т-Д..
следует записать следующим образом:
Мс?ПсМс?Пс?ПсМс?Мс?ПсМс?Пс?ПсМс? Мс…[3 - Мс – меновая стоимость, Пс – потребительная стоимость.]
и так далее.
Самовозрастающая стоимость как общественное отношение реализуется, таким образом, через постоянное чередование факторов товара – потребительной стоимости и стоимости. Более того, если рассмотреть тут смену относительной и эквивалентной форм стоимости товаров, то бросается в глаза, что потребительная стоимость товара постоянно оказывается эквивалентом стоимости и наоборот. Потребительная стоимость товара должна то и дело выступать для своего владельца эквивалентом стоимости всех остальных товаров. Это обстоятельство и обуславливает возможность товарной виртуализации. Потребительная стоимость не содержит ни грана стоимости, и, тем не менее, именно она является формой стоимости. В потребительной стоимости, в свою очередь, есть только способность товара удовлетворять какую-то человеческую потребность. Значит, сама эта потребность должна иметь место, чтобы товар был продан. В свою очередь, потребность – это не характеристика вещи, а исключительно характеристика человеческих индивидов в их общественной жизни. Таким образом, капитал как самовозрастающая стоимость становится в своей товарной форме, где потребительная стоимость выражает стоимость и всецело зависит от определенных свойств не денег, не других товаров, а людей.
Этот момент нерасчлененности потребительной стоимости и стоимости в производстве товаров собственно в фазе производства как производства стоимости имеет определяющее значение в дальнейшем движении товарного производства, порождающем и обуславливающем виртуализированные производственные отношения. Производство стоимости в общественном, а уж, тем более, в определяющем общественном масштабе является процессом постоянного производства слитых, воплощенных в товаре потребительной стоимости и стоимости. И эти моменты – потребительная стоимость и меновая стоимость – отрицают друг друга в процессе кругооборота производственного капитала. В этом разделении, получившем полное развитие в раздельности этих сторон, в само-разорванности товара на потребительную стоимость и стоимость, а значит, в специфически-капиталистическом характере саморазорванности труда, в конечном счете, заключены виртуализационные моменты капитала.
Уже в самом капитале – общественном отношении вещей, или вещном отношении людей – кроется как раздельность, так и постоянная необходимость преодоления раздельности человека и предмета для человека. Именно это в определенных условиях делает возможным отделение потребительной стоимости товара от товара и, соответственно, отделение сферы производства этой потребительной стоимости от производства товара. Потребительная стоимость товара становится внешней по отношению к товару и потому может производиться внешним по отношению к нему образом. Отношение меняется. Сначала предмет производился как товар потому, что он был кому-то нужен, удовлетворял человеческую потребность, и только потому обменивался как товар. В дальнейшем движении товарного производства свойства товара сами по себе уже не могут гарантировать, что он обладает потребительной стоимостью. Вместе с товаром производилась и его потребительная стоимость как его собственная характеристика. Но далее на передний план выходит то, что сама потребительная стоимость существует только и исключительно в отношении человека к вещи, а не в вещи самой по себе. Потребительная стоимость товара все больше выступает не как его собственные характеристики, а как общественное отношение, которое может и должно быть произведено соответствующим образом – не как вещь, а непосредственно как общественное отношение – в конечном счете, как характеристики живых человеческих индивидов. На определенном этапе развития капитализма само движение капитала вызывает к жизни сферу производства потребления и потребительной стоимости товаров, отдельную от непосредственного производства товаров.
Следует зафиксировать еще следующее обстоятельство. Хотя способность потребительной стоимости отрываться от товара и порождать в движении капитала целые сферы производства характеристик не товаров, а людей и заложена в простом кругообороте производственного капитала, то есть характерна для капитализма вообще, для того, чтобы возможность стала реальностью, капиталистическое производство товаров должно натолкнуться на преграду в самой потребительной стоимости как характеристике товара. Капиталистическое товарное производство в своем движении должно упереться в свою собственную товарность. Должна быть исчерпанной возможность реализации товаров без того, чтобы специально производить сначала потребности, а потом потребление как таковое. Это происходит на стадии монопольного капитализма поначалу только в странах-метрополиях, где имеется платежеспособный спрос, но ввиду большой конкуренции за рынки далеко не все товары могут быть проданы просто так, исходя из того, что у членов общества есть постоянная жизненная потребность в них. Поэтому конкуренция вынуждает капитал отдельно заниматься вопросами производства потребления. Но поскольку сам производственный капитал может производить только товар, а сами человеческие индивиды, осуществляющие те или иные культурные «практики», товарами не являются, эта сфера нетоварного производства отделяется от него. Тем не менее, она, будучи отдельной, обеспечивается функционированием капитала как общественного отношения ровно в той мере, в которой она обеспечивает его функционирование.
Итак, мы рассмотрели товарную форму функционирования производственного капитала
Д-Т(рс+сп) – П…..Т?-Д?-Т(рс+сп) – П…..Т?-Д-Т(рс+сп) – П… Т?…..
Мы выделили товар Т? как пункт движения капитала, который благодаря нерасчлененности потребительной стоимости и стоимости и необходимость для дальнейшего движения капитала преодолевает эту нерасчлененность как точку, из которой в определенных условиях исходит производственная виртуализация. С развитием этой виртуализированной сферы общественного производства, в соотношении всего совокупного общественного производства, в котором обычно выделяли производство средств производства и производство средств потребления, появляется еще один этаж – производство потребления (третье подразделение).
И, соответственно, с учетом производственной виртуализации следует рассматривать тенденции движения общественного производства уже не только исходя из соотношения производства средств производства и производства средств потребления, а из соотношения всех трех сфер. Для успешного функционирования системы в этом соотношении должен устанавливаться определенный баланс.
Здесь только следует еще раз обратить внимание на то, что сфера производства образа жизни как производства потребления – это сфера нетоварного производства. Исходя из изложенного выше, видно, что доля ее во всем общественном производстве должна увеличиваться вместе с усугублением отмеченного выше предела капиталистического производства, заключенного в сущности товара. Это связано с появлением все новых и новых товаров, в производстве которых капитал ищет новое приложение в стремлении обеспечить себе большую норму прибыли, потребность в которых должна быть создана. Вторым полюсом этого же тупика является уничтожение товаров, которые нельзя продать, которые обладают потребительной стоимостью, но не могут реализоваться как стоимость. Это относится ко всем товарам, в том числе и к рабочей силе.
