скачать книгу бесплатно
– Вряд ли вам, как неспециалисту, что-либо даст перечисление трех компонентов, которые, вступая между собой в возможную реакцию, дают кумулятивный эффект. Достаточно знать химию в объеме вуза, чтобы понять, насколько это может быть опасно. Представьте себе…
Бруни начал пальцем рисовать на столе направление стоков к озеру и называть химические соединения, которые определенным образом реагируют друг с другом. А Шубин представил себе, что он сидит на той самой утренней лекции, а Бруни стоит где-то далеко, на трибуне, и голос его долетает издалека. Все тише и тише…
Только бы никто из них не догадался, что он засыпает. К счастью, все слушали Бруни и не глядели на Шубина.
– Это может случиться сегодня, завтра, через неделю. Но случиться обязательно, – закончил лекцию Бруни.
– Но если вы считаете, что положение такое опасное, – сказал Шубин, просыпаясь, – почему вы не послали телеграмму, письмо…
– Есть указание: не выпускать порочащую информацию из города, – сказал Борис.
– Передайте письмо с проводником поезда.
– Письмо без убежденного человека – полдела.
– Так поезжайте в Москву.
– Нас никто слушать не будет.
– А кого будут?
– Вас, Юрий Сергеевич! – воскликнула Наташа.
– Но почему же?
– Вы известный журналист! У вас друзья в газетах, на телевидении! Вы обязаны нам помочь!
Шубину не хотелось спорить – в полутьме эти люди казались группой не совсем нормальных заговорщиков, которые обсуждают с приезжим эмиссаром взрыв городской думы. Чепуха какая-то…
– У вас получается, что городом правят изуверы, – сказал Шубин.
– Ни в коем случае, – сказала Наташа. – Они поставлены в такое положение обстоятельствами.
– Гронскому нужен план, – сказал парень в ватнике.
– Его в Москву зовут, главк дают в Москве. Ему надо уехать победителем, – добавил Борис.
Шубин кивнул. Возможно.
– У Силантьева шестидесятилетие, – сказала Наташа. – Он хочет получить орден.
– У других тоже всякие соображения, – сказал парень в ватнике. – Николаев с биокомбината, которого Боря на вашей лекции обидел, хочет спокойной жизни.
Правдоподобно, конечно, все это бывает – и ордена, и перевод в Москву. Но мои друзья склонны к преувеличениям, думал Шубин. у нас в стране нет пока общественных движений или даже клубов по интересам. Все немедленно приобретает элемент религиозной секты. Секта сыроедов, секта водопитов, секта любителей собирать малину. Вокруг меня очередная маленькая секта – они объединены противостоянием «машине», по-своему отлаженной и сплоченной. Чем острее противостояние, тем слаще терзаться мученичеством. Конечно же – это раньше христианские мученики! И если завтра их выкинут на съедение дружинникам, они пойдут на смерть с определенной гордостью.
– Не думайте, что мы преувеличиваем, – сказал Бруни.
– Я не думаю.
– По глазам видно, что думаете. Мы имеем дело не со злым умыслом,даже не с аппаратно-промышленным заговором, а с сетью побуждений, поступков и интересов, которые в сумме угрожают нашему городу.
– Притом они сейчас страшно нервничают, – сказала Наташа. – Завтра должен состояться наш митинг. Придут люди. Надо разгонять.
– И тут приезжаете вы, – сказал парень в ватнике.
– Я совершенно ни при чем, – сказал Шубин.
– Мало ли что? У всех перепуганных людей развито воображение, – сказал Бруни. – А вдруг до Москвы что-то дошло? А вдруг вы получили тайное задание проверить, как здесь пахнет воздух. Черт вас знает.
– Спасибо. Но они ошиблись.
– Мы тоже думаем, что они ошиблись, – согласился Бруни, дергая бородку за хвостик.
– С первого взгляда видно, что перед тобой благополучный международник с телевизора, – сказал Борис.
– Что вам далось мое благополучие?
– Бедных всегда раздражает богатство, – сказал Борис. – Из-за этого было столько революций!
– А я думал, что не я – ваш главный враг.
– А я думаю, – повторил Борис начало шубинской фразы, – что живи вы здесь, то были с ними. Вообще, вы очень похожи на редактора нашей газеты.
– Мне уйти? – сказал Шубин.
Ему и в самом деле хотелось уйти.
– Не надо всерьез обижаться на Борю, – сказал Бруни. – Его несдержанность – его беда. В побуждениях он чист.
– В самом деле пора, – сказал Шубин.
Он встал. Остальные покорно поднялись, и в их молчании были укор и разочарование. Шубину стало неловко.
– Значит, вы хотите, чтобы я завтра пришел на митинг? – спросил он.
– Нет, это не главное, – обрадовалась Наташа. – Главное – чтобы вы взяли письмо в Москву и отдали его честному журналисту.
Они протолкались к выходу. Кафе было полно. Вокруг толпились подростки, одетые и причесанные с провинциальной потугой на телевизионную рок-моду. Все были заняты друг другом.
– А им и дела нет, – сказал вдруг парень в ватнике, словно угадав мысль Шубина.
Они остановились перед выходом из кафе. Неоновая надпись бросала красные блики на лица заговорщиков.
– Мы вас проводим до гостиницы, – предложил Бруни.
– Далеко?
– Нет, три квартала.
Они повернули направо. Шубин понимал, что одного его не отпустят. Ну что ж, потерпим их общество еще пять минут.
– Мы с вами расстанемся на углу, – сказал Бруни. – Может быть, за вами наблюдают. Вы возьмете письмо?
– Возьму.
– Его передаст вам Наташа, если вы зайдете в книжный магазин.
– Зачем такая конспирация? – улыбнулся Шубин.
– Вы знаете, наверное, – сказал Бруни, – на что способны испуганные люди, облеченные властью.
– На что же?
– Вас могут скомпрометировать. Это лучший способ избавиться от опасного свидетеля.
– Меня трудно скомпрометировать.
– Трудно? – ухмыльнулся парень в ватнике. – Вот, видишь, ребята идут? Устроят драку. Попадем в милицию, а потом доказывай, что ты не верблюд. Даже фельетон сообразят: «Общественники – хулиганы».
Шубина вдруг кольнул страх. Бывает – ничего не случилось, ничего и не должно случиться, а в сердце неожиданный сбой. Осознание того, что ты очень далек от дома, где твои права кто-то охраняет и можно в крайнем случае кому-то позвонить… А здесь свой мир, и им правят не эти ничтожные, хотя и отважные заговорщики, а уверенные в себе Силантьев и послушный ему Николайчик.
И Шубин стал присматриваться к двум ребятам, что, видно, шли к кафе, и дела им не было до кучки людей, двигавшихся навстречу. Они были в подпитии и чуть покачивались. Поравнявшись с ними, Шубин невольно шагнул в сторону, чтобы не задеть ближнего к нему парня. Парни прошли мимо, ничего не случилось, но гадкое чувство близкого страха осталось.
И тут Шубин услышал сзади голос:
– Сколько времени?
Шедший там, за спиной, Бруни ответил:
– Четверть десятого.
Шубин продолжал идти вперед, не оглядываясь, и следующие слова донеслись издали:
– Ты не уходи, папаша, не спеши, закурить найдется?
– Я не курю, – сказал Бруни.
– Он не курит? – послышался удивленный голос второго парня.
– Отстаньте! – это голос Наташи.
Тогда Шубин обернулся.
Один из ребят тащил за рукав Наташу, второй отталкивал Бруни.
Борис кинулся назад, а парень в ватнике остановил Шубина, который рванулся было на помощь.
Теперь страха не было. По крайней мере, их трое мужчин, даже если не считать Бруни и Наташу.
Второй пьяный отпустил Бруни и встретил Бориса ударом в лицо, которого тот не ожидал. Шубин видел, как голова Бориса дернулась, как он пошатнулся и протянул руку к стене дома, стараясь удержаться на ногах.
– Да погоди ты! – рявкнул Шубин, вырываясь у парня в ватнике и кидаясь на того, кто ударил Бориса. Он ударил его, но удар пришелся в плечо куртки и скользнул, а пьяный отклонился в сторону и успел бы ударить Шубина, но тут его перехватил парень в ватнике. Они сцепились и превратились в одного темного, толстого, качающегося и рычащего человека, а тот, что держал Наташу, отшвырнул ее в сторону. Наташа упала, и Шубин увидел в его руке нож. Может, даже не увидел – было почти совсем темно, но почувствовал, что у него в руке нож.
– Осторожнее! – крикнул Шубин. – Нож!
Где-то на периферии зрения Шубина замелькало синим, но он не мог обернуться – он смотрел на руку, в которой был нож.
Взвизгнула сирена.
– Милиция! – закричала Наташа.
Шубин видел, как она поднимается с мокрого снега, скользит и тянется на мостовую, поднимая руку, призывая на помощь.
И в этот момент неподвижности парень в ватнике крикнул в самое уха Шубина:
– Бегите! Там двор! Бегите!
Сирена приближалась. Один из пьяных, тот, что с ножом, начал отступать, но отступал он не спеша, один шаг, другой. И тут Шубин увидел, что он кинул нож, – тот рыбкой блеснул под далеким фонарем и упал у ног Бориса.
Парень в ватнике резко рванул Шубина к стене дома. Шубин упирался, но молчал. Парень был сильнее.
Шубин не понял, как получилось, что он уже стоял в арке, где было совсем темно. И парень в ватнике быстро шептал:
– Поверни направо и выйдешь к гостинице. И прямо в свой номер.
– Но мы ничего не делали.
– Беги, идиот! – прошипел парень в ватнике. – Разве не понимаешь: московский журналист участвует в пьяной драке…
Визжали тормоза. Засвистел милицейский свисток.
– Беги же!
И Шубин послушался. Он побежал в арку, по белому снегу между корявых кустов. Ударился о ствол дерева. Остановился, чтобы понять, куда бежать дальше, и взгляд его метнулся назад, к арке, подобной черной овальной раме для картины: в ней маленькая фигура парня в ватнике отбивалась от милиционера, не пуская его во двор.
И тогда до Шубина дошло, что это все охота, охота за ним, чистым, законопослушным, недавно вернувшимся из Аргентины корреспондентом газеты «Известия».
И он побежал прочь от арки.
Оказавшись шагов через сто в узком переулке, Шубин перешел на шаг, чтобы выглядеть человеком, который от нечего делать фланирует по улицам города, потому что именно таким образом обманывают погоню киногерои. Сзади послышались голоса – невнятные, но угрожающие. Улица была пуста, и спрятаться было негде. Напротив стоял одноэтажный дом за высоким деревянным забором. В заборе была дверь. Шубин скользнул внутрь и, прикрыв дверь, прижался к ней всем телом, глядя наружу через узкую щель между досок.
Из двора, который он только что миновал, выбежали два милиционера.
Они бежали тяжело, скользили, шинели путались в ногах. В переулке милиционеры остановились, с стали смотреть – сначала направо, потом налево.
Сейчас они посмотрят на забор и догадаются, понял Шубин. Он начал осторожно продвигаться в сторону от двери.
Сзади хлопнула входная дверь дома. Яркий прямоугольник света упал на снег и достиг ног Шубина. Шубин обернулся. На крыльце черным силуэтом на фоне желтого света стояла женщина. Она прикрывала глаза ладонью, вглядываясь в темноту.
