скачать книгу бесплатно
С улицы он еще раз посмотрел на витрину. И понял, что только наивный взор человека, привыкшего к продуктовому изобилию, – скажем, взор бельгийского туриста или жителя нашего, настоящего Гусляра, – мог принять этот муляж за настоящую лососину.
«Ой, неладно, – подумал Удалов. – Пожалуй, хватит гулять по городу. Скорей бы добраться до дому и все узнать у себя самого».
Изнутри к стеклу витрины прижались лица покупателей и продавцов – все смотрели на Удалова. Как голодные рыбки из аквариума.
Удалов поспешил домой.
Правда, ушел он недалеко. Дорогу ему преградила длинная колонна школьников. Они шли по двое, в ногу, впереди учительница и сзади учительница. Школьники несли флажки и маленькие лопатки.
Они хором пели:
Наш родной счастливый дом
Воздвигается трудом,
Чем склонения зубрить,
Лучше сваю в землю вбить.
Левой – правой, левой – правой!
География – отрава,
Все науки – ерунда
Без созида-ательного труда.
Учительница подняла руку. Дети перестали петь и приоткрыли ротики.
– Безродному Чебурашке! – закричала она.
– Позор, позор, позор! – со страстью закричали детишки.
– Тунеядца Карлсона! – закричала вторая учительница, что шла сзади.
– Долой, долой, долой! – вопили дети.
Движение колонны возобновилось, и Удалов пошел сзади, размышляя над словами детей.
Но ему недолго пришлось сопровождать эту охваченную энтузиазмом колонну. Дети вышли на площадь. На такую знакомую площадь, ограниченную с одной стороны торговыми рядами, с другой – Городским домом. Там должен возвышаться памятник землепроходцам, уходившим с незапамятных времен из Великого Гусляра, чтобы открывать Чукотку, Камчатку и Калифорнию. Тут Удалова ждало потрясение. Статуи – коллективного портрета землепроходцев, сгрудившихся на носу стилизованной ладьи, – не было. Остался только постамент в виде ладьи. А из ладьи вырастали громадные бетонные ноги в брюках. Ноги сходились на высоте трехэтажного дома. Дальше монумент еще не был возведен – наверху суетились бетонщики.
Площадь вокруг монумента была перекопана. Бульдозеры разравнивали землю, экскаваторы рыли траншеи, множество людей трудилось, разгружая саженцы и внедряя их в специальные ямы. Школьников, с песней вышедших на площадь, сразу погнали в сторону, где создавались клумбы. И школьники, достав лопаточки, принялись вскапывать почву.
На балконе Гордома сгрудился духовой оркестр и оглашал окрестности веселыми маршевыми звуками.
Удалов стоял как прикованный к месту и лихорадочно рассуждал: кто из великих людей проживал в Гусляре или хотя бы бывал здесь проездом? Пушкин? Не было здесь Пушкина. Толстой? А может, Ломоносов на пути из Холмогор? Но зачем для этого свергать землепроходцев?
Тут Удалов узнал бульдозериста. Это был Эдик из его стройконторы.
Удалов подошел к бульдозеру, понимая, что вопрос следует задавать не в лоб, осторожно.
Бульдозерист Эдик тоже увидел своего начальника и удивился:
– Корнелий Иваныч, почему не в спецбуфете?
По крайней мере, Эдик на Удалова не сердился.
– Расхотелось, – ответил Удалов. – Как дела продвигаются?
– С опережением, – сказал бульдозерист. – Взятые обязательства перевыполним! Сделаем монумент на три метра выше проекта!
– Сделаем, – согласился Удалов, понимая, что к разгадке монумента не приблизился. Конечно, надо уходить, не маячить же на площади. Но любопытство – страшный порок. – Внушительно получилось, правда? – спросил он.
– Чего внушительно?
– Фигура внушительная.
– Вам лучше знать, Корнелий Иванович, – ответил бульдозерист.
– Крупная личность? Большой ученый?
– Это вам виднее, – неуверенно ответил бульдозерист.
Значит, не ученый. Или писатель, или политический деятель.
– А когда он умер, не помнишь? – спросил Удалов, показывая на памятник.
Взгляд бульдозериста был дикий. Видно, Удалов сморозил глупость. И дата смерти человека, нижняя половина которого уже стояла на площади, была известна каждому ребенку.
– Нет, ты не думай, – поспешил Удалов исправить положение. – Я знаю, когда он умер. Просто тебя проверить хотел.
– Проверил?
Но тут бульдозер начал медленно разворачиваться ножом на Удалова. В движении была какая-то угроза.
– Если бы не очередь на квартиру, – сказал без улыбки Эдик, – я бы иначе с тобой поговорил.
– Всё! – закричал Удалов. – Ухожу. Я пошутил.
Он быстро пошел в сторону, стараясь не попасть под лопату бульдозера, и чуть не наступил на девчушку, которая ручками размельчала комья земли на будущей клумбе.
– Девочка, девочка, как тебя зовут? – спросил Удалов.
– Ниночка, – ответила девочка.
– Молодец, а ты в садик ходишь?
– В садик, – сказала девочка. – А ты кто?
– А я на работу хожу, – признался Удалов. – Скажи, крошка, это какому дяде памятник делают?
– Хорошему дяде, – ответила девочка уверенно.
– Он книжки пишет? – спросил Удалов.
– Книжки пишет, – подтвердила девочка.
– Он с бородой?
– С бородой, – сказала девочка покорно.
– Это дядя Толстой? – догадался Удалов.
– Ой! – воскликнула девочка, дивясь такой догадливости Удалова.
Она вскочила и побежала к воспитательнице, которая в окружении других малышей высаживала в землю кусты роз.
– Марья Пална! – закричала девочка. – Марья Пална! А этот дядя говорит, что наш памятник толстый!
– Гражданин! – Воспитательница оказалась красивой женщиной ниже среднего роста. – Вы что здесь делаете?
– Не обращайте внимания, – сказал Удалов. – Я обедать иду. Хотел девчушке помочь – пускай воспитывается. А она у вас молодчина. Знает, что памятник Толстому возводится.
– Что? – Женщина дернула девочку к себе, чтобы добрая рука Удалова не успела опуститься на ее головку. – Уйдите! Не травмируйте ребенка! Я буду жаловаться!
На крик стали оборачиваться люди, и Удалов быстрыми шагами пошел к пьедесталу. Сзади был шум, какие-то объяснения, вроде бы готовилась погоня.
Он обогнул пьедестал и увидел, что там лежит отдельно громадная бетонная рука с зажатым в ней портфелем, другая рука с раскрытыми пальцами, куски бюста, но главное, под большим брезентом – голова. Шар в рост человека.
Ноги сами понесли Удалова посмотреть на голову. Хоть и призналась девочка, что памятник будет Толстому, все равно хотелось проверить.
Удалов деловито подошел к голове, протянул руку, приподнял край тяжелого брезента, но увидел только ухо. И в этот момент сзади раздался пронзительный свист, к нему бежал милиционер, за ним – другие люди и дети.
Удалов понял: дело плохо. Он кинулся бежать с площади.
Но далеко не убежал – с другой стороны уже ехала «скорая помощь». Она затормозила у раскопанной траншеи, из машины выскочили санитары с носилками и также кинулись к Удалову. Удалов, как заяц, метался по полю, перепрыгивая через ямы, но кольцо преследователей все сужалось.
Удалова поймали бы, если бы не неожиданное отвлечение.
Внезапно воздух потемнел, на город наползла черная туча.
– Красная игрушка! – раздались крики в толпе. – Красная игрушка!
И тут же люди побежали прочь, ища укрытия, подхватывая на пути детишек.
Через полминуты Удалов остался один посреди площади.
Гроза идет, понял он и, благодаря природу за своевременное вмешательство, поспешил к торговым рядам, чтобы укрыться там. Но далеко отойти не успел, потому что все время оглядывался.
И с неба сорвались первые капли влаги.
Капли были черными, едкими, они жгли лицо и проникали сквозь одежду. Удалов побежал быстрее, но дождь становился все гуще. К тому времени, когда Удалов добежал до какого-то пустого подъезда, все тело горело от ожогов, а одежда начала расползаться и слезать с тела.
«Черт знает что, – рассердился Удалов. – Знал бы, никогда бы не согласился на такое путешествие. Вечно этот Минц с его открытиями!» Но внутренний голос поправил Удалова. «Корнелий, – сказал он, – тебя никто не заставлял бегать по площадям и задавать вопросы. Пошел бы прямо на Пушкинскую, уже, наверное, возвратился бы домой с формулами в руках. Сам виноват».
Удалов согласился с внутренним голосом, хотя ему было жалко костюма, плаща и шляпы, не говоря уж о ботинках.
Кислотный дождь прекратился, но туча еще висела над городом, и улицы были пустынными. Удалов побежал домой.
Бежал он с трудом. Тротуары были скользкими и черными от зловонной жижи, плащ расползся, костюм держался еле-еле, у правого ботинка отклеилась подошва, а брюки пришлось поддерживать руками.
В таком плачевном виде Удалов пробежал по Пушкинской, влетел в ворота своего дома и сразу нырнул в подъезд.
Вот и родная лестница, вот и привычная дверь. Удалов нажал на кнопку и услышал столь знакомый звон, прозвучавший в квартире.
???
Дверь открылась далеко не сразу.
В дверях стояла чем-то знакомая молодая блондинка. Приятной внешности, в цветастом халатике, натянувшемся на высокой груди.
– Корнелий! – воскликнула молодая женщина. – Как же ты не уберегся!
– Я… понимаете… понимаешь. – Тут Удалов совсем смешался, потому что ожидал встретить совсем другую женщину. Бывает, смотришь на человека и понимаешь: где-то ты его видел – или в детском саду с ним состоял, или в школу ходил, или в Ялте отдыхал. Но кто она? Кто она? Почему она здесь? Где Ксюша?
– Тебе лучше не заходить, – сказала молодая женщина, загораживая проход. – Сначала погуляй, обсохни.
– Я с тобой не согласен, – возразил Удалов. У него зуб на зуб не попадал.
– Только в комнаты не заходи. – Женщина отступила, не скрывая отвращения от запаха и вида Удалова. – Все здесь сбрасывай – и сразу в ванную!
Перед Удаловым стояла трудная проблема. Ему предлагали раздеться догола, полагая, что он не тот Удалов. Причем ладно бы предлагала Ксюша – перед Ксюшей, даже чужой, можно было не стесняться. Но с этой молодой красоткой… как при ней разденешься?
– Ты что? – спросила молодая женщина. – Оробел, что ли, мой орел общипанный?
– Знаешь, – сказал Удалов, – я лучше так в ванную пройду. Там я разденусь.
– Чтобы всю ванную провонял? У меня там импортные шампуни стоят.
В голосе молодой женщины послышались пронзительные нотки, и этим она напомнила Удалову Ксению. Но только напомнила. Была она лет на двадцать моложе его жены, глаза намазаны, щеки подрумянены, во взгляде поволока.
Удалов, возя ногой по ноге, стянул с себя распадающиеся ботинки, с ними сошли и носки. Потом все же двинулся к двери в комнату.
– Стой! – Молодая женщина загородила руками проход. – Убью!
Халат ее распахнулся, обнаружив кружевное нижнее белье, но это совсем не смутило красотку.
Тогда Удалов, понимая, что выхода нет, начал стаскивать с себя остатки костюма, делая это очень медленно, оттягивая время в надежде, что другой Удалов придет и освободит его от позорного действия, и в то же время опасаясь, что другой Удалов может его неправильно понять.
– Ты чего домой пришел? – спросила тем временем красотка.
– Я… я обедать пришел, – вспомнил Удалов.
– Обедать? Домой? Ты же в спецбуфете обедаешь! Откуда у меня для тебя обед?
Костюм упал на пол, Удалов остался в трусах и майке – хорошо, что они не расползлись от кислотного дождя. Но были ветхими, ненадежными. Приходилось поддерживать трусы руками.
