скачать книгу бесплатно
Младенец Фрей
Кир Булычев
Река Хронос #6
Река Хронос. Великая река времени. Она течет сквозь годы, века, эпохи, делает повороты, растекается ручейками, дает излучины. Но – что было бы, если бы она повернула не там, где повернула? Хотя бы совсем чуть-чуть?
Возможно, все было бы именно так, как в книге Кира Булычева, проследившего путь реки Хронос за весь наш XX век. Со всеми возможными мельчайшими отклонениями от курса, круто меняющими дальнейший ход истории.
Что было бы, если?..
Если менять историю берется Кир Булычев – значит, будет интересно и увлекательно!..
Кир Булычев
Младенец Фрей
Все действующие лица этого романа придуманы автором, и любое совпадение с прежде или ныне живущими людьми – досадная случайность.
Пролог
Январь 1992 г
Леонида Саввича не насторожило то, что дама, назвавшаяся Антониной Викторовной («Зовите меня просто Антониной или даже Тоней»), позвонила ему на работу. А ведь стоило задуматься: телефон сменили всего неделю назад, даже Соня его не знала.
Антонина Викторовна сказала, что звонит по просьбе его бывшего соученика, брат которого умер месяц назад, оставив коллекцию марок. А в семье соученика, который, правда, давно отъехал в другую страну, хранится память о том, что Леонид Саввич – выдающийся филателист и добрейшей души человек.
«Ну что вы, как можно, – сказал тут Леонид Саввич, – я отлично помню соученика Геннадия, неужели он отъехал за рубеж? Если я могу помочь, то буду рад, только учтите, что я стеснен материально, может быть, вам лучше обратиться к более состоятельным филателистам, я готов дать вам телефон моего коллеги…»
«Ну нет, нет и еще раз нет, – возразила Антонина Викторовна, – покойный настаивал, чтобы обратиться именно к вам, он так вам доверял. Впрочем, и сумма может быть невелика, вы даже заработаете на этом».
«Как можно, как можно! Разве речь идет о наживе?»
«Нет, речь идет о гуманитарной помощи».
Смех у Антонины Викторовны был молодой, задорный, какой бывал по радио в комсомольских передачах.
«А далеко ли ехать? – спросил Леонид Саввич. – У меня нет своего транспорта, и супруга хворает, мне надо будет еще пойти по магазинам. Позвоните на той неделе, я буду рад».
Конечно, в сердце Леонида Саввича шевельнулся коллекционный короед: а вдруг от неведомого брата забытого однокашника остались сокровища, собранные еще дедушкой? Но Леонид Саввич привык не верить в счастье. Счастье всегда доставалось кому-то еще, а он лишь глядел на удаляющиеся красные кормовые фонарики.
К тому же у Леонида Саввича был большой жизненный опыт, и он знал наверняка, что выказывать излишнее любопытство, страсть, нетерпение – может оказаться роковым. Поспешай не торопясь, как учил Блехман.
Но Антонина Викторовна сама взяла дело в свои руки.
Ничего подобного, сказала она. Поездка займет всего ничего, альбомы у нее с собой, в гостинице «Украина», тут она остановилась проездом. Разве она не сказала еще, что брат умер в Костроме? Да, именно в Костроме. «Гена не говорил вам, что они родом из Костромы? Ну вот, а вы запамятовали. Я за вами заеду и отвезу. Дело пустячное, вы успеете домой колбаски купить».
«Но я еще не кончил работать».
«Когда кончаете? В шесть? А в пять уйти сможете? В виде исключения. Скажите, что врача к жене ждете. Я буду вас ждать у входа в институт».
И Леонид Саввич, разумеется, сдался.
* * *
Леонид Саввич вышел из института в пять десять. Не хотел задерживать даму. Воображение, не очень развитое у Леонида Саввича, тем не менее нарисовало ему портрет незнакомки – учительница из Костромы, молоденькая, в толстых очках, одетая в длинное, еще мамино пальто…
Он вышел на улицу Красина.
Остановился, сделав несколько шагов вперед, вдоль голых колючих кустов. Справа нагло и недоступно улыбалась Джоконда – там во дворе располагалось казино ее имени. Недавно открылось. Страна катилась к капитализму, это не очень нравилось Леониду Саввичу, потому что у него не было свободных денег и Сонино лечение тоже тянуло из семьи последние соки.
Ну где же эта учительница?
Тявкнул автомобильный сигнал – Антонина Викторовна (кто же, кроме нее?) открыла дверцу черного японского джипа и крикнула:
– Залезай быстрее, все тепло выпустишь.
Он перебежал к джипу и сел на заднее сиденье. Антонина Викторовна подвинулась, освобождая ему место. Леонид Саввич спросил:
– Вы ждете именно меня?
– Нет, Суворова! – ответила уже знакомым комсомольским голосом женщина, скорее молодая, чем средних лет, в темно-коричневой шубе, которая поблескивала так дорого, что Леонид Саввич сразу подумал: это не синтетика!
Гордая ее голова была не покрыта, волосы, покрашенные в блондинистый цвет, завиты и прижаты к голове – получался некий довоенный образ. Леониду Саввичу, разумеется, те времена не достались, он родился после войны, но столько видел таких женщин в кино, что привык к этому образу.
Лицо Антонины Викторовны было тугим и розовощеким, подбородочек – круглый и упрямый, а глаза велики и цветом как облачное небо. Серые, с оттенком сиреневого.
Под шубой было трудно угадать, толстая она или нет. Но вернее всего мускулистая. Как метательница диска. Но не настолько мускулистая и массивная, как толкательница ядра.
– А я вас таким и представляла! – радостно сообщила Антонина Викторовна и приказала бритому узкому затылку над спинкой переднего сиденья: – Вперед, Алик, до хаты.
Алик кивнул, не оборачиваясь. Его уши были туго прижаты к голове.
Джип нарочито взревел, чтобы все знали, на какой тачке уезжает из института младший научный сотрудник Малкин.
Но вернее всего никто не заметил. И славно. Чем меньше мы высовываем напоказ наше благосостояние, тем больше нас любят сослуживцы.
Джип не спеша покатил по Красина к Тишинскому рынку, оттуда по Большой Грузинской взял к реке.
От Антонины Викторовны пахло шикарными сладкими и одновременно горькими духами. В джипе было чуть темнее, чем на улице, – стекла тонированные, женщина дышала часто, словно была взволнована.
– Вы давно в Москве? – спросил Леонид Саввич. Надо было проявить вежливость.
– Наездами, – сказала Антонина. – А если кто из хороших людей чего попросит – все ко мне бегут. Такой характер, никому не могу отказать. А с мужиками – ну просто катастрофа.
Она засмеялась, вернее, захохотала. Но это не выглядело вульгарным – Леонид Саввич был противником всего вульгарного, – это был здоровый смех здорового животного.
Когда он шел по коридору «Украины» следом за дамой, то усмехнулся: вот кого он представлял себе учительницей в мамином пальтишке!
Длинное манто развевалось, как плащ императрицы Екатерины, высокие каблуки цокали, будто проходил эскадрон. Алик, который спешил на два шага впереди, остановился перед дверью и отпер ее.
– Подождешь в машине, – приказала Антонина Викторовна.
Алик окинул Леонида Саввича недоброжелательным взглядом. Впрочем, других взглядов у Алика в запасе не было.
Войдя в номер, старомодный и шикарный с точки зрения провинциального начальника главка, Антонина повернулась к Леониду Саввичу спиной и сделала привычное движение – манто соскользнуло ему в руки, и он еле успел его подхватить.
– Опыта еще не набрался, – сказала Антонина Викторовна. – Что пьем? Виски, коньяк? Шампузу или простую белую?
– Мне домой надо, – смутился Леонид Саввич. Ему уже не хотелось домой.
– Ты же не за рулем, – возразила Антонина Викторовна. – А нам надо еще на брудершафт выпить.
Она уселась на диван. Юбка оказалась куда короче, чем можно было ожидать. Впрочем, Леонид Саввич и не мог бы сказать, чего он ожидал.
Антонина Викторовна села – нога на ногу. Колени – полные, красивые, гладкие, хочется их гладить.
– Ну что стоишь! – рассмеялась Антонина Викторовна. – Действуй, орел. Видишь бар? Доставай выпивку. Я приказываю тебе, мой рыцарь.
Она правильно выбрала тон – он позволил Леониду Саввичу тоже вроде перевести ситуацию в шутку. В шутку достать из большого бара бутылку водки для Антонины Викторовны, для себя – виски, кюветку со льдом, минералку. Славно! Леонид Саввич никогда не был трезвенником, но пил редко, чаще всего на семейных торжествах или поминках. Ему нравилось посидеть в компании.
Можно было даже не спрашивать про марки. Просто посидеть с красивой женщиной.
Выпили по первой.
– А ты славный, – сказала Антонина Викторовна.
Выпили еще по одной.
– Да, кстати, – сказала Антонина, – прежде чем я покажу альбомчик, попрошу называть меня без отчества. А то выгоню.
– Слушаюсь, мон женераль! – согласился Леонид Саввич. – Но и вы меня, пожалуйста, – Леонидом.
– Леней, а не Леонидом, – поправила его Антонина. – Я тебе говорила, что ты славный?
Вряд ли Леонида Саввича можно было назвать славным. Тут требовалось какое-то иное определение.
В Леониде Саввиче было несколько противоречий, правда, непринципиальных. К примеру, он был худ и сутул, с осунувшимся лицом, но притом у него в последние годы вырос круглый животик, который вылезал из любого пиджака. В плечах и прочих местах он был на четыре размера меньше, чем в талии. Леонид Саввич был лыс, но вокруг лысины волосы росли так густо и так энергично курчавились, что уследить за этой шевелюрой не было возможности. Голова его была схожа с гнездом из травы и сучков, из которого вылезало крупное желтоватое яйцо. Глаза у Леонида Саввича были узкими, желтыми, скулы высокими – он немного походил на нанайца, но узкий длинный нос вытягивался вперед столь очевидно, что казался приклеенным к лицу для маскировки.
Нет, его не назовешь привлекательным, но и отвращения это лицо не вызывало.
Выпили еще по одной.
– Работа у тебя интересная? – спросила Антонина.
Он кивнул и выпил еще.
– У меня тоже, – сказала Антонина. – Тебе марки показать?
– Разумеется, – обрадовался Леня, который было запамятовал, зачем пришел в этот роскошный номер. Может быть, для любовного свидания? Ах, не шутите!
Антонина легко поднялась с дивана и, играя ягодицами, подошла к письменному столу, на котором лежал кожаный кейс. Она ловко нажала нужные кнопки, кейс щелкнул и откинул крышку. Там лежал сверток, обернутый в газету.
Антонина перенесла сверток на журнальный столик.
– Ты чего не налил? – удивилась она.
Леонид Саввич аккуратно развернул газету и сложил ее. Потом открыл альбом, скорее стопку листов, издания 1940 года в коленкоровой папке: «Марки СССР». В таких альбомах обычно хранятся посредственные коллекции, любительские, старые. Но изредка в них попадаются жемчужины.
Антонина сама налила по новой, Леонид Саввич листал альбом.
Вначале все было обыкновенно, привычный набор: консульской почты только два первых номера, «Филателия – детям» без первых двух марок, все на наклейках, что снижает цену вдвое. Стоп! Если это не липа, то из-за этой марки стоит купить весь альбом! Леваневский с маленькой буквой «ф» в слове «Франциско». А вот и блок первого съезда архитекторов без надписи. Такого раритета он еще в руках не держал…
– Ну и как? – спросила Антонина Викторовна.
– Есть неплохие экземпляры, – признался Леонид Саввич. Теперь надо осторожно спросить – только не вызывать подозрений: – А вы кому-нибудь показывали?
– Ну кому покажешь в Костроме! – вздохнула Антонина Викторовна. – Ведь надо помочь людям. Я боюсь, что ты разочарован, мой академик? Ну не расстраивайся, главное – здоровье, остальное купим.
– Остальное купим, – тупо повторил Леонид Саввич. – Остальное купим. Что купим?
– Говоришь, ничего интересного?
– Кое-что… а сколько они хотят?
– Это тебе решать, козлик, – ласково сказала Антонина Викторовна. – Полное доверие, не чужие ведь. Как думаешь, сможем помочь бедным родственникам?
– Конечно, – поспешил ответить Леонид Саввич.
Он не намеревался обижать или обманывать владельцев коллекции. Ни в коем случае! Но он знал закон этого мира: не предлагай больше, чем от тебя ожидают. Иначе возникнет подозрение, что на самом деле товар стоит куда дороже. А если эта женщина понесет проверять его оценку к чужому человеку, то получится конфуз.
– Мне надо подумать, – сказал Малкин. – Два дня. Вы можете дать мне коллекцию с собой? Надо проверить состояние марок.
– Бери, – сразу согласилась Антонина. – Они фотографии сделали, с каждой страницы. Так что тебе их не обдурить.
Малкин обиделся. Искренне обиделся. Решительно захлопнул альбом и произнес:
– Как только в отношения вторгается элемент недоверия, все теряет смысл.
– Как сказал! Как сказал, мой академик! – Антонина, сидевшая рядом с ним на широком диване, потянулась к нему, потеряла равновесие и навалилась преувеличенно мягкой грудью.
– Тебя не хотели, – прошептала она, – тебя не хотели обидеть. Я докажу тебе!
– Что докажешь? – Леонид Саввич стал говорить шепотом, словно они таились под кустом на пикнике и рядом пребывал ее сердитый муж или его ревнивая жена.
– Я тебе докажу, какой ты мужик, – шепотом ответила Антонина. – Ты – мужчина моей мечты!
– Ну что вы… – Леонид Саввич испугался, что, лежа на нем, Антонина нечаянно повредит страницы альбома.
– Бог с ними, с марками! – заявила Антонина. – Любовь дороже.
