скачать книгу бесплатно
– Пару часов назад приезжал наряд, – как-то обтекаемо ответил Лев Исаевич.
– И их увезли?
– Не совсем. Полицейские заходили сюда, поскольку от нас первых поступил вызов. Сказали, что подобные вспышки бесконтрольной агрессии происходят по всему городу, все отделения забиты под завязку. Потому они, кстати, и добирались к нам столько времени. Но к их приезду наши бузотеры уже просто дрыхли на чужих ковриках. Так что их после моей консультации разнесли по квартирам и уложили в постели. С указанием звонить, если они снова затеют противоправные действия. Но пока все тихо.
Лев Исаевич всегда говорил очень обстоятельно.
– Кстати, занятия в школах и институтах отменили, – едва он замолчал, сообщила мне Лиля. – В местных новостях передали.
Но тут же поступила поправка от ее бабушки:
– Вообще-то сказано было только про детские сады и школы.
– Ой, бабуль, ну и про нас, значит, просто у нас институтов всего-то два на весь город! У педагогов небось тоже дети есть или внуки, больно им надо на работу переться, когда такое творится!
– А что творится? – вздрогнула я, все еще стоя в дверях.
– А никто пока не в курсе, к сожалению. – Лев Исаевич подошел, положил мне на плечи необычно крупные для такого субтильного мужчины руки, мягко переместил к столу и усадил на табурет. – Но скоро все прояснится. Так, семейство, я отбываю, звоните при малейшем…
Я погрела руки о кофейную чашку, даже отхлебнула немного – но при этих словах профессора немедленно подскочила на ноги.
– Мне нужно сходить домой!
– Конечно, одевайся, – тут же уловил ход моих мыслей Лев Исаевич. – Я провожу тебя до квартиры, а там поглядим.
Тепло разлилось по груди от радости, что войду туда не одна. Профессор, который годами был для меня просто «Лилин папа», вдруг показался мне настоящим героем.
– Я тоже с вами! – поднялась и Лиля, но отец ответил ей коротко и исчерпывающе: – Нет, ты, егоза, пожалуйста, побудь с бабушкой. Мы скоро.
Пять минут спустя мы стояли в некоторой растерянности перед нашим парадным. Выглядело тут все – будто Мамай прошел: доска объявлений сорвана и разбита о железную дверь на мелкие щепки, кодовый замок вырван и исчез, только проводки торчат. Лев Исаевич первым вошел внутрь, огляделся, поморщился: невыносимый запах публичного туалета за одну ночь прочно поселился на лестнице.
Лифт работал, я машинально нажала на кнопку вызова, но, когда разъехались его двери, профессор первым туда заглянул – и немедленно утянул меня к лестнице со словами:
– Ладно, прогуляемся лучше пешочком.
Я к тому моменту была так напугана и подавлена, что молча во всем ему подчинялась.
Вот и нужный этаж. Мои дрожащие руки неловко роются в кармане пальто, тащат ключ, но он почему-то никак не желает проворачиваться в замке. Дядя Лев мягко отводит мои руки, пробует – безуспешно – сам, потом просто толкает дверь – и она распахивается. Я ловлю на себе вопросительный взгляд, бормочу испуганно:
– Да, я же не закрыла, когда убежала, а они… наверно…
Мне до тошноты страшно: в открытую квартиру за ночь мог ворваться кто угодно, или, напротив, мои родители и брат покинули ее в неизвестном направлении.
Цепляясь за дверь, я на дрожащих ногах вслед за моим провожатым вступаю в прихожую, внезапно вздрагиваю: мне кажется, будто на полу приготовилась к броску желто-зеленая змея. Но Лев Исаевич подбирает ее – это всего лишь шарф, чужой, у нас ни у кого такого нет, – и кладет на тумбу. Скидывает ботинки и идет прямиком в родительскую спальню. Когда я собираю все свое мужество, чтобы зайти следом, он уже щупает пульс у мамы, лежащей на спине почти поперек постели. Брат свернулся в ее ногах, дышит тяжело, как больной щенок, вздрагивает со всхлипами, в общем, живой. Но папы тут нет.
– Не бойся, Саввочка, они просто спят, – закончив скорый осмотр, говорит мне профессор. – Нормальный здоровый сон.
И идет дальше, в гостиную.
Отец там, он лежит ничком на диване, рука упирается в ковер, голова зависла над краем. Но я не успеваю умереть от ужаса – дядя Лев стремительно пересекает комнату, берет ту самую свисающую руку, успокаивающе улыбается мне.
– Сав, воды принеси!
И я отправляюсь на нашу кухню, которую невозможно узнать: тут опрокинуто и побито все, что можно опрокинуть и разбить, холодильник распахнут настежь, полки вытянуты и продукты разметаны по полу. Я снова начинаю думать, что в квартире все же побывали чужие. Воду приходится набрать из-под крана и не в чашку – не вижу ни одной целой, а в пластиковый контейнер. Спешу назад в гостиную, но застываю в шаге от порога, услышав какой-то странный голос отца – будто его горло забито песком:
– Что такое? Это больница?
– Да бог с тобой, Гриша, это твой родной дом, – ласково уточняет дядя Лев.
– Мой дом, в смысле? А ты откуда появился, Левка? Почему я тебя обычно вижу в самые плохие дни жизни?
Лев Исаевич издает какой-то горловой звук, похожий на печальный смешок. И затем произносит странную фразу:
– Потому что история повторяется, Гриша. Помнишь, что было двадцать пять лет назад?
Ого, вот это неожиданно. Я старательно напрягаю слух, даже прикладываю ладонь к дальнему уху.
– Что было? Ничего я не помню, это ж я пацаном тогда был…
Голос отца постепенно затухает, звуки сливаются в кашу.
– Пацаном ты, конечно, был, а вот забыть – вряд ли забыл, – доносится до меня спокойный ответ профессора.
Поскольку разговор не возобновился, я все же зашла в комнату, протянула дяде Льву нелепую тару с водой, прежде чем он успел освободить мне место на краю дивана. Отец все еще внушал мне ужас, и я не знала, как скоро залечится эта рана. Потому поспешила покинуть гостиную, в своей комнате по-быстрому переоделась, причесалась и связала волосы в хвост – для традиционной косы слишком ныла голова.
Льва Исаевича я обнаружила на кухне, он с близоруким прищуром озирал весь этот погром, нервно потирал ладони. Услышав мои шаги за спиной, произнес:
– Знаешь, Саввочка, тебе трудно будет управиться с этим бардаком. Предлагаю пока побыть у нас, вечером я приду с работы и мы все вместе тебе поможем. Вполне возможно, твои родители скоро будут в норме, но, боюсь, не сегодня…
– Дядя Лев, а что случилось двадцать пять лет назад? – перебила я.
Лилин отец поднял на меня встревоженные глаза:
– Услышала, значит? Слухастая. В общем, тогда в городе тоже творилось нечто странное. Говорили про отравление американской гуманитаркой, но это так ничем и не подтвердилось.
Тут я спохватилась:
– Погодите, вы ведь переехали в наш город лет шесть назад, даже меньше, разве нет? Лиля тогда пошла в седьмой класс. Так как же вы говорите?..
– Ну, в моем случае это стало возвращением, – ответил профессор. – Тогда были сложные времена, зарплату не платили, а моя жена – ты никогда ее не видела – тяжело болела, нуждалась в хорошем питании, натуральных продуктах. Я уволился, и мы перебрались на Украину, к ее родителям, там и наша Лиля родилась. А после смерти жены мы вдвоем с дочкой вернулись сюда, к моей матери.
Тут он глянул на часы, сокрушенно покачал головой:
– Все, должен бежать. Пойдем к нам, Саввочка, очень тебя прошу. Пообедаешь, отдохнешь…
Но я решительно мотнула головой:
– Нет, я не могу оставить родителей, когда они непонятно в каком состоянии. И нужно хоть немного прибраться. Здесь же, ну… мне можно остаться в квартире?
Понурый и озабоченный вид Льва Исаевича красноречиво говорил о том, что он в этом отнюдь не уверен.
– А… что-то еще может случиться?
– Давай, Сав, договоримся, – перебил меня профессор. – Если ты вдруг почувствуешь себя в опасности, немедленно бросай все и беги к нам. По улицам одна никуда не ходи. Включи телевизор на городской канал, возможно, будут какие-то новости. И лучше все же…
– Нет, не могу!
– Ладно, тогда хоть почаще созванивайся с моей Лилей. Все, побежал!
Стоило Лилиному отцу торопливыми шагами покинуть нашу квартиру, как я всем нутром осознала, что только изображала из себя смелую и самостоятельную. Теперь же ужасно хотелось броситься следом, закричать, догнать – только не оставаться здесь. Призвав на помощь все свое мужество, я с мрачной решимостью набросилась на кухню.
Уборка никогда не была моим коньком, так что, ворочая весь этот хлам, раз за разом вынося на площадку набитые мусором мешки, я ощущала себя просто героиней. Уцелевшие вещи и пригодные к употреблению продукты раскладывала на столе, пока что он и наполовину не был заполнен. Когда удалось отыскать заварку и сахар, сделала чай и первую чашку понесла отцу – кажется, мать с братом так пока и не просыпались.
Отец сидел на диване и курил, скидывая пепел прямо на ковер – вещь просто невозможная, пришлось подсунуть ему блюдце в качестве пепельницы. На меня он даже глаз не поднял, может, что-то вспомнил из тех давних лет и теперь мучительно переживает? Я предпочла в это не вдаваться, вылетела пробкой прочь. Занялась ванной комнатой, где тоже обнаружились следы непонятного погрома.
Когда я закончила, со стороны кухни уже доносились обычные повседневные звуки, и мне стало чуточку легче. Ненадолго, как оказалось. Вернувшись туда почти бегом, я обнаружила мать – она широко распахнула дверь холодильника и, уперев ладони в полусогнутые колени, что-то там высматривала. Потом только я заметила брата, который в дальнем углу кухни забрался с ногами на табуретку, теребил как-то заторможенно бахрому шарфа, тащил из нее нитки. Он не поднял на меня глаз, да и мать не обернулась. Только спросила сухим недовольным голосом:
– Что, черт возьми, случилось с нашей квартирой, ты можешь мне объяснить?
Я не могла, честно. Но говорить что-то было нужно, и я забормотала:
– Ну, в городе массовое отравление, вам тоже вчера было совсем плохо, потому так и получилось.
Мать застыла на секунду, оглянулась с упаковкой кефира в руках – и во мне затеплилась надежда. Вот сейчас она спросит, что произошло, где отец, как я себя чувствую, в конце концов. Но мгновенный интерес, вспыхнувший искоркой в широко распахнутых глазах, так же быстро потух, словно припорошился сверху слоем пепла. Мать перевела глаза на брата, по-прежнему дерущего шарф. Вдруг упаковка полетела в его сторону, стукнулась о батарею и залила белесыми потеками только что намытый мной пол. Следом раздался почти нечеловеческий визг:
– Почему ты не замотал свое поганое горло?! Ты достал меня уже со своим кашлем и прочими болячками!
Сережа зарыдал немедленно и на самой высокой ноте, едва не свалился с табуретки. Подбежав, я помогла ему удержаться, вынула из судорожно сжатых ручонок шарф, заново обмотала горло – брат немедленно зашелся надрывным кашлем.
Мать как ни в чем не бывало отошла к столу и расправлялась там с банкой шпрот, закидывая рыбешку за рыбешкой в рот прямо пальцами. При этом не сводила с нас тяжелого взгляда исподлобья. На плите тихонько засвистел чайник.
– Я сейчас свежий чай сделаю вам обоим! – воскликнула я с нарочитым энтузиазмом, наклоняясь над столом, чтобы расчистить пространство. И тут мать закричала снова, на этот раз в меня вперяя полный злобы и раздраженной подозрительности взгляд:
– Что волосы распустила? Перед кем собираешься хвостом своим мести, перед отцом, что ли?!
Схватившись за голову, я вылетела из кухни, укрылась в своей комнате. Что происходит с родителями теперь? Вчера в их тела словно вселилось что-то страшное, чужое, полностью подавив личную волю. Но сегодня это они, помнят, разговаривают – и все стало только еще ужасней. Но теперь даже не позвонишь в скорую, не скажешь: «Помогите, у моих родителей за ночь переменились привычки и испортился характер».
Глава третья. Путь волка
Звон мобильника заставил меня совершить прыжок на месте. Не глядя на вызов, поднесла аппарат к уху и услышала срывающийся от волнения голос своего воздыхателя Ники Лучкина:
– Саввушка, это ты?! Я уже полдня пытаюсь до тебя дозвониться, сотни раз набирал!
– Ника, прошу, не кричи так, – поморщилась я. – У меня забот выше крыши, целый час кухню в порядок приводила, не слышала звонков.
Я что, оправдываюсь перед ним? Но нужно признать, что сейчас даже Нику я была рада слышать.
– Понимаю, видел вашу кухню, – пробормотал он.
– Что? Как?!
– Я заходил к вам ночью, ну, скорее под утро. Когда проснулся от воплей за окном и понял, что в городе черт знает что творится.
– А, так это твой шарф я видела на полу…
– Ага, точно. После единственного вопроса к твоему отцу мне пришлось в темпе делать ноги из квартиры, а шарф я еще прежде снял и…
– Да поняла, поняла! – привычно начала раздражаться я. Значит, безумие не коснулось Нику, и это хорошо, очень хорошо, но и как-то обидно: чем он лучше моих папы и мамы?
– А твои родители в порядке? – догадалась все же спросить. Повисла пауза, потом Ника откашлялся и произнес разочарованным голосом:
– Саввушка, милая, я десятки раз тебе говорил, что живу в этом городе один, у своего приятеля. Когда ты заходила ко мне с Лилей, то всякий раз об этом спрашивала, так что я даже подумываю о табличке на двери…
– Ой, да, прости! – оборвала я его как можно убедительней; в самом деле, можно было и запомнить уже. – Я, кстати, как раз у Лильки и была ночью.
– Да знаю!
– Черт, это-то откуда?
– Саввушка моя, ну начни уже думать своей красивой головушкой! Я с ночи тебя ищу, неужели не додумался созвониться с твоей лучшей подругой? Еще ночью, ты тогда спала. Но я хотя бы смог спокойно вернуться домой.
– Ясно, – пробормотала я совсем упавшим голосом, потому что с кухни теперь доносился визг матери и взвинченный, злой голос отца. – Спасибо, что так переживаешь за меня.
Ника как-то странно замешкался, подавился воздухом, наверно, был поражен тем, что в кои-то веки я говорю ему что-то хорошее. Потом предложил:
– Слушай, мы можем встретиться прямо сейчас? Я стою в подъезде твоего дома…
– Ой, у меня еще уборки по самое… – на самом деле я обдумывала план бегства к Гальперам, и мне было не до встреч.
– …и мне ужасно холодно без шарфа, Саввушка, не будь же такой жестокосердной!
– Ладно, сейчас будет тебе твой шарф, жди, – рявкнула я и отключилась.
Прислушалась: в квартире стояла недобрая тишина, которая для меня сейчас была страшнее криков. Я пожалела, что не попросила Нику подняться за мной, и была почти готова перезвонить ему. Но все же осмелилась приоткрыть дверь комнаты. Коридор пуст, это хорошо. Я на цыпочках отправилась к входной двери. Когда проходила мимо кухни, замерла и прислушалась: родители разговаривали совсем тихо, скорее, шептались. Я поспешила покинуть квартиру.
Ника в ожидании меня топтался на дорожке перед дверью парадного, вид в самом деле замерзший и несчастный, шея голая – шарфа у него запасного нет, что ли? Метнулся ко мне, крепко обнял, даже, кажется, планировал поцеловать под шумок. Но я отстранилась, и он только провел пальцами по моей щеке, заставив поморщиться: пальцы были холодными и влажными одновременно.
– Вот твой шарф! – Я протянула ему скомканную желто-зеленую змею.
– Не повяжешь? – с надеждой спросил парень.
– Нет, сам. И объясни мне, что вообще происходит в этом городе!
Ника, начав обматывать шарф прямо поверх поднятого воротника матерчатой куртки, замер и пару секунд взирал на меня с изумлением. Потом сказал:
– Но, милая, ты разве не смотрела сегодня новости? О нашем городишке говорят уже по всем каналам. Подозревают случай массового отравления. Скорее всего, какая-то гадость была в напитках или в полуфабрикатах. На территории города есть, похоже, какое-то подпольное производство, клепающее товар под фирменной маркой и поставляющее его только в наши магазины, потому что нигде больше не случилось ничего похожего. Ну, этих бракоделов уже ищут, проверяют все нежилые площади, опрашивают население, чем они питались в последние дни…
– Но почему отравились только некоторые?! – не хватило у меня терпежу выслушивать его обстоятельный доклад.
