скачать книгу бесплатно
– Я… тебя, – прохрипела она и едва не задохнулась.
Чувства пребывали в анабиозе. Николь в несколько приемов перевела дыхание. В ушах отдавался далекий, грозный набат. Девушка не сразу поняла, что слышит биение собственного сердца.
– Помнишь, ты еще смеялась, оговаривая пункт в свадебном контракте? – негромко продолжал мучитель, переводя взгляд в иллюминатор, зашторенный темным небосводом. – Я настоял, кстати. В случае если инициатором развода будешь ты, я получаю часть в бизнесе. Она очень весомая, Николь, можешь мне поверить. Насколько, что в конечном итоге я стану хозяином компании. Кому еще доверить бизнес? Если единственная дочь в свадебном платье удрала хрен знает с каким ублюдком, практически предав отца? Поверь, я постараюсь, чтобы старика добили последние кадры…
Николь открыла рот. Дыхание давалось с неимоверным трудом. Каждый вздох, казалось, раздвигал ребра, стянутые стальным корсетом, чтобы втолкнуть в легкие глоток кислорода.
– Ты хорошая девочка, Николь. Но капризная и своенравная – это факт. С тобой было нелегко. Однако девочек пруд пруди, а бизнес, роднуля, это… Сама понимаешь, его лучше ни с кем не делить.
Николь хрипела. Язык распух и заполнил весь рот. Тошнота волной катилась к горлу. Ей было так плохо, как не было никогда. Она пошевелилась только для того, чтобы осознать – еще живая, еще можно заставить тело слушаться, если приложить максимум усилий.
– Мистер Вагнер будет тебя искать. Это бесспорно. – Сергей устало улыбнулся, словно ему предстояла рутинная, надоевшая до зевоты работа. – И он найдет тебя. Только, пардон, не совсем живую. Даже, я бы сказал, почти мертвую. Ах, эти горячие мачо с островов… Наиграются и бросят. Но ты – ведь та еще штучка, верно? Привыкшая получать все и сразу, разве ты позволишь так с тобой обходиться? Смертельная страсть. Так бывает. И мир не перевернется. И будет стоять, даже если тебя не будет. Странно звучит, верно? Если это касается тебя.
Палуба качалась. Свет гас. Сил на то, чтобы дышать, не оставалось. Николь хотела одного – спать. Наверняка, можно было удержать себя в реальности мыслями о выживании и мести, но глаза слипались, дыхание прерывалось, стук сердца, отзвучав колокольным звоном, остался где-то позади. Выбор? Он есть всегда, так внушал отец. Правда, на сей раз он очень странный, этот выбор.
Сон?
Или смерть?
– Сергей Николаевич, капитан просит вас подняться в рубку. Надвигается шторм, нам лучше задержаться.
Слова рвались на гласные – долгие, нескончаемые. Сквозь слипшиеся ресницы, прилагая последние усилия к тому, чтобы не скатиться в темноту, Николь разглядела долговязую фигуру человека, возникшего в каюте.
– Понял, Зяма, – так же медленно, растягивая гласные, отозвался Сергей. – Закончи с ней.
– Будет сделано.
Потом надвинулась тишина. И оттуда, из оглушительного безмолвия выкатился полувздох, полушепот.
«Крас-с-сивая».
Николь дернулась, используя силы, отнятые у дыхания.
– Конечно, больно, – шелестело в темноте. – Я знаю. Бедная девочка, я чуть-чуть ослаблю ремни. Николь… Красивое имя. И ты красивая…
***
«Крас-с-сивая» – слово еще шипело в ушах, царапая мозг, когда Николь открыла глаза. Лодка качалась на волнах, баюкая. Восходящее солнце успело опалить кожу, несмотря на принятые меры предосторожности. Накануне вечером, утомленная до потери сознания воспоминаниями и плохим самочувствием, девушка отключилась, спрятав голову под лавку.
Николь плохо помнила вчерашний день. Вокруг царил безбрежный морской простор, да волны, несущие пену на вздувшихся гребнях.
Время от времени Николь впадала в забытье. Тошнота, от которой шла кругом голова, не проходила. Вечером измученная, близкая к последней грани отчаяния, девушка оторвала, наконец, подол от свадебного платья – такое несложное действие отняло все силы. Завернув голову и плечи в расшитую цветами вуаль, она свалилась под лавку и, наверное, потеряла сознание. Потому что нельзя назвать сном зыбкую, тошнотворную муть, в которой поджидало лицо жениха, который никак не назывался еще не опробованным на вкус словом "муж".
Утром девушка пришла в себя от солнечного ожога, кипятком жгущего кожу на щеке. Солнце забралось повыше, освободившись от сетей туманной пелены. Николь поднялась, вздрогнув от боли в спине. Облокотившись на борт, она просидела так долгое время, тупо разглядывая бесконечную гладь.
Текли часы. И ничего не менялось. Солнце ползло по небосводу, подтягивая за собой непослушное, ленивое время. Наверное, лодка плыла, но сказать точно было нельзя. Поднимались и опускались волны, создавая иллюзию движения, но все вокруг оставалось неизменным. Сама себе Николь казалась игрушечным персонажем, пойманным в рождественский шар небесного купола с летящей мишурой солнечных брызг, рассыпанных по воде.
К полудню стало настолько жарко, что не спасал и оторванный подол. Николь пыталась с умом распорядиться куском доставшейся ей ткани – как всем рыжим от природы людям, ей загар был противопоказан.
Ближе к полудню она поймала себя на том, что разговаривает сама с собой.
– О чем я думаю? – сипло спросила она себя и ответила. – О внешности. Меня, что, и правда волнует вопрос – как я буду выглядеть? Что я буду есть и, главное – пить! Вот о чем надо думать.
Почти ослепшими от постоянного блеска воды глазами, девушка дотошно оглядела бескрайний простор, ища ответа.
Океан молчал. Все вокруг казалось лишенным реальности. Лодка, солнце, море – место, где оказаться в одиночестве она не могла ни при каких обстоятельствах! Почти двадцать лет Николь прожила, ни в чем не испытывая нужды. Папка – милый, добрый, бросил к ее ногам весь мир, достаточно выбрать то, что нравится! Сильный, большой человек, он с детства внушал простую мысль: заработать может каждый – достаточно лишь желания и усердия. А бедные люди просто лентяи, не считающие нужным напрягаться.
И что? Как теперь понять то, что Сережка – нежный, ласковый, внимающий каждому слову – вдруг решил избавиться от нее ради… пусть и больших денег! Лишить человека жизни – просто человека, без опознавательных знаков «любимая» – уже непостижимое действо, а здесь… Все ради того, чтобы получить бизнес? Если одна яхта не способна утолить алчность, так неужели это сделают десять – домов, кораблей, островов. А дальше? Бывший жених тешит себя мыслью, что для него наступит неизбежное счастье? То, за которое заплачено кровью любившей его девушки.
– Боже… Боже… Он никогда не любил меня. Все время врал, глядя мне в глаза. И ничего у него дрогнуло… А папка? Как он там сейчас? Господи, даже представить не могу…
Солнце двигалось, выжигая небосвод. Голубой цвет выцвел, утратил утреннюю свежесть. Николь тяжело дышала, ловя воздух пересохшим ртом. Страшные мысли накатывали подобно шторму в двенадцать баллов, накрывали огромной, мстительной волной «ты заплатишь за все, Сережка» и отступали, разбиваясь о риф отчаяния.
– Жива, я жива. Это главное, – шептала она, машинально скручивая жгут из тонкого кружева. – Я сильная, я смогу. Я выживу. И тебе не поздоровится, можешь мне поверить. И даже не моего отца ты должен бояться. Я сама, сама накажу тебя. Подожди только, козел…
Качалась лодка, шипели волны, толкая борта пенными гребнями. Дул ветер, высушивая и без того потрескавшиеся губы. Николь не хотела есть. И поначалу она не чувствовала жажды. Лишь ближе к вечеру второго дня, когда перед глазами поплыли радужные пятнам, ей вдруг сразу до умопомрачения захотелось пить. С отвращением глядя на пространство, до горизонта заполненное бесполезной водой, она поднялась, почти бросив измученное тело на лавку. Потом потянулась к борту и опустила в прохладу руку.
– Ты хочешь моей смерти, я поняла… Тогда я буду пить это, ничего не поделаешь, – пожаловалась она Океану. – Я же так быстрее умру, да?
И Океан ей ответил.
Метрах в пяти от лодки вдруг вздулся валун и опал, скатываясь с круглой, белой поверхности. Из воды поднялась лысая человеческая голова, изборожденная свирепыми шрамами. Прямо на Николь уставились два огромных темных глаза. В черных зрачках на миг отразился и погас отблеск заходящего солнца.
***
– Взвод! Слушай боевую задачу. Видите ящики с яблоками в вагонах? Дружно разгружаем и ставим на погрузчик. Задача ясна? Вопросы есть? Значит, нет. Тогда выполнять!
Взвод, состоявший из только что прибывших из учебки желторотых пацанов, промолчал. Вопросов не было. Разгружать яблоки? Да как два пальца об асфальт. Уж всяк поинтересней, чем маршбросок в полной экипировке километров, этак, на пяток. Поскольку еще не поставленный на боевое дежурство взвод можно было послать куда угодно, туда его и послали. Не худшее место – на овощебазу.
– Слышьте, парни, – напутственно сказал сержант Айвазов, поймав Корбута за рукав перед посадкой на грузовик. – На овощебазу едете. Ждем с подарками. Вернетесь пустыми, ребята не поймут.
Новоприбывшие из учебки «чайники» указание усвоили влет. Да и как было не усвоить, когда его давал «дед», да еще таким задушевным тоном?
Поначалу ящики с яблоками, пчелиными сотами забившие вагоны, казались подарком с небес. О какой работе могла идти речь, когда молодой организм после полугода на кашах и супах, требовал витаминов? Взвод объедался, торопливо заполняя пустоты в животах. И лишь когда на желто-зеленые бока нельзя было смотреть без отвращения, а от запаха воротило, началась разгрузка вагонов. Лейтеха забил на бывших курсантов – после того, как отдал приказ, он растворился на задворках вокзала и возник перед отправкой. Оглядываться приходилось лишь на Бича – без пяти минут дембеля, у которого в голове плескалась единственная мысль, и была она страшно далека от «боевых» задач взвода.
Высокий, коротко стриженый парень плевал на приказы начальства. Последний месяц службы сместил приоритеты, выведя на первый план легендарный принцип «пох». Зачем работать Бичу? Когда за него шуршали «бесы» и «чайники». Прихватив с собой ящик с яблоками, парень устроился в дальнем отсеке склада. Пока кипела работа, Бич успел договориться с местными – рядом с ним как по мановению волшебной палочки нарисовалась бутылочка портвейшка – а может, и не одна – которую он неторопливо приговорил.
Команда собираться в обратный путь выдернула Бича из состояния абсолютного блаженства, в котором он пребывал последний час. Он появился у грузовика, с трудом держась на ногах.
– Уработался, – пошутил кто-то, сидящий в грузовике рядом с Корбутом, но так, чтобы никто не слышал.
Грузовик резво помчался в часть, весело погромыхивая на ухабах «чайниками», скрывающими в гимнастерках десяток килограммов яблок – подарок «дедам». Тряска несколько усугубила состояние Бича. Он перегнулся через борт, щедро орошая сельскую дорогу содержимым желудка. И совсем уж было собирался занять прежнее место, когда грузовик тряхнуло на повороте. Бича подкинуло. Взмахнув ногами как ветряная мельница, он вылетел за борт.
– Водила, эй!
– Бича потеряли!
– Тормози, слышь?
Пока до водителя дошло, пока разобрались что к чему, пока сдавали задним ходом, выискивая лежащее в канаве грязное тело, на котором, кстати, позже не обнаружилось ни единой царапины, наступила глубокая ночь. Трехэтажным ругался лейтеха, наблюдая за тем, как втаскивали обратно в грузовик головную боль отцов-командиров.
Было часа два ночи, когда Корбут вместе с бойцами подходил к казарме. Кой черт дернул его войти первым, он не знал.
– Взвод, подъем! – дико заорал дневальный, словно наступил конец света. – Встречай подарки!
Корбут ступил между рядами двухъярусных коек. Низкий гул, зародивший в чреве казармы, перерос в ор. Слов разобрать было нельзя. Вновь прибывший отступил, почуяв неладное, но было поздно – в спину ему уже дышали товарищи. С верхних рядов, посыпались бойцы. Десятки орущих тел, закрыли проход. Темная волна, состоящая из рук, коротко стриженых голов, покатилась вперед, накрыв Корбута. Его сбили с ног, отбросили к тумбочке, пару раз приложив головой – да так, что перед глазами вспыхнули огненные точки. Он попытался вздохнуть – десяток тел, навалившихся сверху, пригвоздил его к полу, сдавив грудную клетку. На нем порвали гимнастерку, вывернув как внутренности вожделенную добычу. Корбут отчаянно пробовал пошевелиться, вывернуться, и не смог. Ему впечатали кадык, сдавили шею. Сверху, все напирали и напирали, ломая кости, лишая возможности вдохнуть…
Влад Корбут вскочил как ошпаренный, мутным после сна взглядом фиксируя развернувшиеся берега, обегающие бухту. Катамаран медленно дрейфовал, цепляя корпусами спины лениво бегущих волн. Пресыщенная добычей, отдыхала Ловушка, за последнее время успевшая пополнить коллекцию. У дальнего берега как вожак, отбившийся от стаи, выделялась красотка – двухпалубная яхта премиум класса.
Сон не отпускал. Влад поднялся с шезлонга, прошел к румпелю, придирчиво оглядывая окрестности. В груди еще теснился страх того, что в один «прекрасный» момент, несмотря на все усилия, вздохнуть так и не удастся.
– Черт бы их побрал, эти сны, – пробормотал капитан "Дикого", направляя катамаран к самодельному причалу.
Сколько лет прошло, а воспоминания свежи, словно все случилось вчера. Служба в армии не та зверюга, что с легкостью разжимает челюсти, почуяв кровь – наоборот. Она засела в голове, судя по всему, оккупировав пусть незначительную, но вполне определенную часть мозга. И время от времени напоминала о себе то удушающим ароматом яблок, то зловонным дыханием Анзора, устроившим как-то темную, то…
А может, воспоминания оттого и тревожат душу, что служба так и не завершилась? Потому что катастрофа, нашествие, апокалипсис – да назови события почти десятилетней давности как угодно – все это вместе взятое, случилось за две недели до вожделенного дембеля. Беда навалилась неожиданно, поставив точку на несбывшихся надеждах и подведя черту под мелочными разборками юнцов. Из которых в живых остались единицы – не хватит жизни, чтобы поднять из затопленных гротов бывшей воинской части сотни и сотни трупов.
– Старик! – крикнул Влад, ступая на берег. – Дед! Ты что, заснул? Встречай гостей!
Призыв глухо затерялся в тишине. Удивленный, Влад пошел по берегу. Дед придерживался традиционного образа жизни и никогда его не менял – он всегда ложился спать только после захода солнца.
«Пусть мир катится хоть к чертям собачьим! Если и осталась точка опоры – она внутри тебя самого, – приговаривал он, тыча себя пальцем в грудь. – Только дай слабину и покатишься следом».
Шипели волны, смешиваясь с песком. Отчего-то Владу стало неуютно. Молчали прежде говорливые птицы. И лишь ветер с удручающим спокойствием перебирал острые стрелы травы.
За низким кустарником обозначилась крыша дома. Его построил Дед своими руками, благо инструментов с подброшенных Ловушкой кораблей имелось в достатке. Вполне приличная изба – пара комнат с печкой и пристройкой, в которой часть помещения была отдана под склад нужных, а часть приспособлена для хранения ненужных, вещей. Дед не производил впечатление сентиментального человека, но чего тут только не было: статуэтки, медальоны, бутылки всех континентов, иконы разнообразных верований, бубны, свечи, золотые и иные украшения, женская обувь на шпильках, гитара и даже флейта… Всего и не перечислишь. Недалеко от дома, несколько на отшибе Дед соорудил небольшую баньку, до которой был весьма охоч.
Первое, что бросилось в глаза, когда Влад ступил на поляну – вольер с кроликами, которых хозяин всегда держал под замком, был открыт. И не просто распахнут, а разорен. На погнутых прутьях темнели заскорузлые комки шерсти.
Капитан катамарана сбавил ход и остановился, настороженно оглядывая окрестности. Стояла тишина. Влад двинулся к дому, достав из-за пояса нож, с которым не расставался никогда.
У крыльца лежал труп собаки, беспородного кобеля с кличкой Беспризорник. Но Влад понял это не сразу – толстый слой мух лениво взлетел, стоило подойти ближе. Псу не просто порвали горло, он был буквально расчленен. Из жестоких ран торчали побелевшие суставы и обломки костей. В оскаленной пасти копошилась разномастная мелочь.
Тонко и протяжно всхлипнуло. От неожиданности Влад пригнулся, перехватив нож удобнее. Приоткрытая дверь еще раз потянула расшатанную петлю и закрылась с легким хлопком.
«Надо уходить», – здравая мысль засела в голове.
Умом Влад понимал, что ему незачем идти в дом. Дед мертв. Скорее всего, на острове завелось нечто, истребившее все живое. Или, хуже того, старик окончательно простился с рассудком. И то, и другое паршиво звучало. Следовало отступить. Само собой, рейд вглубь острова откладывался. Единственным выходом из ситуации Владу виделся осмотр свежего приобретения Ловушки – яхты. Там могли быть и газовые баллоны для опреснителя, и бутыли с водой. Дед никогда ими не пользовался.
«На хрена мне тухлятина? – говорил он. – Когда у меня свежачок бьет из скалы».
Разум толкал назад. Но сердце говорило другое. Дед был человеком. Одним из немногих, претендующих на это звание после Катаклизмов. Поэтому капитан «Дикого» осторожно приблизился к крыльцу, состоявшему из двух ступеней, поднялся и, соблюдая меры предосторожности, потянул дверь на себя. Проявляя солидарность, та открылась бесшумно.
Впитывая и тошнотворный запах, и едва уловимый шорох, и свист ветра где-то наверху, Влад переждал пару секунд перед тем, как войти в дом.
Дед нашелся сразу. И в какой-то мере Влад испытал облегчение, обнаружив мертвого старика: не пришлось вступать в схватку с озверевшим хозяином острова. Потом, когда глаза привыкли к полутьме – вставленные в стены иллюминаторы много света не давали – проявились подробности. Дед лежал у печи и выглядел примерно так же, как верный ему пес, успевший возлюбить человека всеми фибрами собачьей души. С одной лишь разницей – мух на трупе не было и поэтому подробности не просто кричали, они вопили. Изломанный, истерзанный, словно угодивший в жернова стальной машины, старик лежал на боку, а рядом с ним, у стены, валялся нож.
Все это Влад оценивал на ходу, двигаясь назад. На его счастье дорога к берегу была сравнительно открытой – за невысокими кустами, которые время от времени подрезал Дед, любивший хороший вид за окном, вряд ли могло укрыться то страшное, что, судя по всему, завелось на острове.
Или приплыло на последней яхте, горделиво застывшей на отшибе.
Глава четвертая. Флаг разбоя и разгула
Она выдвинулась из темноты – стальная торпеда, летящая к поверхности воды так же неотвратимо, как снаряд, пущенный из орудия подводной лодки. Огромная, серо-голубая смерть с удлиненной мордой, на которой двумя черными углями тлели глаза. Углы бесконечной длинной щели, поднятые вверх, создавали подобие улыбки.
Человек, давно переставший считать себя таковым, поплавком качался у самой поверхности, ожидая нападения. Он знал, как вести себя с дьяволицами, чтобы избежать схватки. Самки агрессивней самцов – только безвольная поза зародыша, дрейфующего в спокойной воде, способна была их обмануть. Более того, если подпустить грозу океана близко – на расстояние вытянутой руки, можно без последствий коснуться шероховатой как наждак шкуры. Двигаться рядом со смертью, нарезающей круги – ничто так остро не измеряло цену жизни.
Так было всегда. Но не сейчас. К той, что замедлила скорость и повернула левее, осознав, что ее заметили, у человека имелись старинные счеты. Он отдался на волю течения, поворачиваясь как кобра, следящая за добычей. Четырехметровая торпеда плыла кругами, чуть поводя огромным хвостом. Она помнила, чем закончилась их последняя встреча: на свирепой морде, возле глаза красовался длинный шрам и еще один – вспоровший ноздрю, практически лишил ее способности воспринимать информацию слева.
Солнечные лучи плели на воде узоры. Они мерцали, скользя по серо-голубой шкуре. В постоянном мелькании светотени плыли четыре с лишним метра плоти, увенчанные пастью с тремя рядами острых треугольных зубов.
Человек помнил то чувство, с которым следил за летящей навстречу смертью – давно.
Или недавно. К страху оно отношения не имело. С холодной расчетливостью он понимал, что ему не успеть: молниеносная реакция, спасавшая не раз, не поможет. Как бы он ни старался, пасть сомкнется, в лучшем случае отхватив ему предплечье. В худшем…
Везде сквозила смерть, в каждой секунде будущего. Как бы он ни извивался, пытаясь уйти, разойтись, хоть в миллиметре от режущего частокола, все пустое. И тогда, в последний момент извернувшись немыслимой дугой, он ухитрился несколько раз вонзить когти в грязно серую морду, почти задев глаз. От неожиданности акула захлопнула пасть. Секунда – и ее не стало. Только вздохнула глубина, поглотив раненое чудовище.
Если бы! Если бы тогда человеку удалось попасть твари в глаза, и еще лучше – порвать ноздри, все было бы кончено. Лишенная полного представления о мире, она вряд ли осталась бы в живых.
Акула нарезала круги, то увеличивая, то сокращая расстояние. Треугольный плавник резал воду. Что мог ей противопоставить человек? Пусть удлинились кости после возрождения, и его реакцию вряд ли можно было назвать человеческой. Пусть обрели стальную крепость когти – этого мало.
Дьяволица парила в толще воды, подставляя спину солнечным стрелам. Не голод заставлял ее двигаться по кругу. В ее желании сквозила вековая жажда охотника, преследующего жертву.
Словно потеряв интерес к игре, акула шевельнула хвостом, уходя вниз. Человек не поддался на обман: он ожидал нападения твари, и не ошибся.
Темнота вытолкнула мощное тело акулы. Торпедой она понеслась на добычу и лишь в последнюю секунду распахнула пасть. Человек развернулся, мерцающей тенью уходя влево. Мгновенье, и он вынырнул на поверхность, принимая в лицо и ветер, и ослепительный свет.
Дьяволица, продолжая преследовать ускользающую добычу, метнулась следом, вскинув огромную тушу над водой. Вздулась волна, фонтан выстрелил в небо. Акула еще поднималась в воздухе, ловя пропитанный солью ветер открытой пастью, в которой человек поместился бы без труда, когда стало понятно, что смерть промахнулась.
Человек летел, подброшенный волной, пробитый как шрапнелью тысячами брызг, хлестнувшими по телу. Он пытался извернуться в полете, чтобы вонзить когти в ненавистную шкуру, но она была ловкой – самая пластичная гора мышц. Акула рухнула в воду, задев человека по голове хвостом.
Оглушенный, не способный оценить происходящее, человек пришел в себя далеко от поверхности. Открытый, сосредоточенный, впитывающий вибрацию принявшего его в объятия Океана, он ждал не нападения – последней, смертельной схватки.
Вокруг пеной бурлила вода. Мутное облако белили солнечные лучи.
Чудовище исчезло. Дышала покоем глубина. Серебряная метель кружилась по поверхности, деля грань Океана на мерцающие пятна.
Задержавшись на несколько минут, человек поплыл к солнцу, постепенно набирая скорость.
***
Сколько времени она просидела, облокотившись на борт и глядя на поверхность воды, Николь не знала. Дул ровный ветер, остужая лицо. Вуаль, наброшенная на голову, мало защищала от палящих лучей застывшего в зените солнца.
Лодка качалась на волнах, создавая иллюзию движения. Застрявшая во времени, она баюкала девушку, жадно впитывающую воздух потрескавшимися губами. Солнцу оставалось пробежаться по небосводу еще несколько раз и за бортами жалкого суденышка останется лежать постепенно истлевающий труп.
Жуткая мысль не давала Николь покоя. Она терзала ее, вместе с ветром врываясь в голову. Так же, как жажда донимала ее тело. Обожженная кожа горела, из трещин на губах сочилась сукровица. Казалось, внутри все сжалось, ссохлось в один ком, уже не требующий воды – обреченно внимающий близкому дыханию смерти. А вокруг, насмешкой ада над страданиями несчастной девушки, колыхалось, сверкало на солнце вздувающимися боками, безбрежное водное пространство.
Метрах в пяти от лодки, уже вторые сутки, не приближаясь и не отдаляясь, плавало напоминающее человека существо. Николь поначалу со страхом следила за ним, ожидая нападения. День сменила ночь, а ночь день, но голова, лишенная волос, по-прежнему торчала над водой. Девушка смотрела на него горячечным, ослепшим от света взглядом, временами срываясь в небытие.
