скачать книгу бесплатно
«Какая-то нелепая постановка вопроса…» – помыслил Берлиоз и возразил:
– Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собою разумеется, что, если на Бронной мне свалится на голову кирпич…
– Кирпич ни с того ни с сего, – внушительно перебил неизвестный, – никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в каком случае не угрожает. Вы умрете другою смертью.
– Может быть, вы знаете, какой именно? – с совершенно естественной иронией осведомился Берлиоз, вовлекаясь в какой-то действительно нелепый разговор. – И скажете мне?
– Охотно, – отозвался незнакомец. Он смерил Берлиоза взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть – несчастье… вечер – семь…»[25 - «Раз, два… Меркурий…» – Воланд делает вид, что он узнает судьбу Берлиоза по правилам астрологии (об этих правилах см.: Соколов Б. Указ. соч.); но на самом деле он знал ее и даже сообщил Берлиозу до того, как тот его об этом попросил. Таким образом, его астрологические вычисления оказываются фарсом и буффонадой.] – и громко и радостно объявил: – Вам отрежут голову!
Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Берлиоз спросил, криво усмехнувшись:
– А кто именно? Враги? Интервенты?
– Нет, – ответил собеседник, – русская женщина, комсомолка.
– Гм… – промычал раздраженный шуточкой неизвестного Берлиоз, – ну, это, извините, маловероятно.
– Прошу и меня извинить, – ответил иностранец, – но это так. Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет?
– Секрета нет. Сейчас я зайду к себе на Садовую, а потом в десять часов вечера в Массолите состоится заседание, и я буду на нем председательствовать.
– Нет, этого быть никак не может, – твердо возразил иностранец.
– Это почему?
– Потому, – ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные птицы, – что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила[26 - Аннушка… и разлила… – В. Левшин, живший в 20-е годы в одной квартире с Булгаковым, полагает, что прототипом «чумы Аннушки» послужила их «домработница Аннушка – женщина сварливая, вечно что-нибудь роняющая и разбивающая, скорее всего по причине своего кривоглазия (левый, затянутый бельмом глаз Аннушки полуприкрыт парезным веком)» (см.: Воспоминания о Михаиле Булгакове. С. 173).]. Так что заседание не состоится.
Тут, как вполне понятно, под липами наступило молчание.
– Простите, – после паузы заговорил Берлиоз, поглядывая на мелющего чепуху иностранца, – при чем здесь подсолнечное масло… и какая Аннушка?
– Подсолнечное масло здесь вот при чем, – вдруг заговорил Бездомный, очевидно, решив объявить незваному собеседнику войну, – вам не приходилось, гражданин, бывать когда-нибудь в лечебнице для душевнобольных?
– Иван!.. – тихо воскликнул Михаил Александрович.
Но иностранец ничуть не обиделся и превесело рассмеялся.
– Бывал, бывал, и не раз! – вскричал он, смеясь, но не сводя несмеющегося глаза с поэта. – Где я только не бывал! Жаль только, что я не удосужился спросить у профессора, что такое шизофрения. Так что вы уж сами узнайте это у него, Иван Николаевич!
– Откуда вы знаете, как меня зовут?
– Помилуйте, Иван Николаевич, кто же вас не знает? – Здесь иностранец вытащил из кармана вчерашний номер «Литературной газеты», и Иван Николаевич увидел на первой же странице свое изображение, а под ним свои собственные стихи. Но вчера еще радовавшее доказательство славы и популярности на этот раз ничуть не обрадовало поэта.
– Я извиняюсь, – сказал он, и лицо его потемнело, – вы не можете подождать минутку? Я хочу товарищу пару слов сказать.
– О, с удовольствием! – воскликнул неизвестный. – Здесь так хорошо под липами, а я, кстати, никуда и не спешу.
– Вот что, Миша, – зашептал поэт, оттащив Берлиоза в сторону, – он никакой не интурист, а шпион. Это русский эмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет…
– Ты думаешь? – встревоженно шепнул Берлиоз, а сам подумал: «А ведь он прав…»
– Уж ты мне верь, – засипел ему в ухо поэт, – он дурачком прикидывается, чтобы выспросить кое-что. Ты слышишь, как он по-русски говорит, – поэт говорил и косился, следя, чтобы неизвестный не удрал, – идем, задержим его, а то уйдет…
И поэт за руку потянул Берлиоза к скамейке.
Незнакомец не сидел, а стоял возле нее, держа в руках какую-то книжечку в темно-сером переплете, плотный конверт хорошей бумаги и визитную карточку.
– Извините меня, что я в пылу нашего спора забыл представить себя вам. Вот моя карточка, паспорт и приглашение приехать в Москву для консультации, – веско проговорил неизвестный, проницательно глядя на обоих литераторов.
Те сконфузились. «Черт, слышал все…» – подумал Берлиоз и вежливым жестом показал, что в предъявлении документов нет надобности. Пока иностранец совал их редактору, поэт успел разглядеть на карточке напечатанное иностранными буквами слово «профессор» и начальную букву фамилии – двойное «В» – «W»[27 - …двойное «B» – «W». – По мнению Л. М. Яновской, Булгаков заменил латинскую букву «вэ» на букву «дубль вэ», чтобы графически связать имя этого персонажа с именами главного героя и героини: перевернутая буква «дубль вэ» похожа на русскую букву «эм».].
– Очень приятно, – тем временем смущенно бормотал редактор, и иностранец спрятал документы в карман.
Отношения таким образом были восстановлены, и все трое вновь сели на скамью.
– Вы в качестве консультанта приглашены к нам, профессор? – спросил Берлиоз.
– Да, консультантом.
– Вы – немец? – осведомился Бездомный.
– Я-то?.. – переспросил профессор и вдруг задумался. – Да, пожалуй, немец…[28 - Да, пожалуй, немец… – Эти слова Воланда – еще одна деталь, сближающая его с гетевским (т. е. немецким) Мефистофелем.] – сказал он.
– Вы по-русски здорово говорите, – заметил Бездомный.
– О, я вообще полиглот и знаю очень большое количество языков, – ответил профессор.
– А у вас какая специальность? – осведомился Берлиоз.
– Я – специалист по черной магии[29 - …специалист по черной магии – т. е. чародейству, связанному с адскими силами, в отличие от белой магии, связанной с силами небесными.].
«На тебе!..» – стукнуло в голове у Михаила Александровича.
– И… и вас по этой специальности пригласили к нам? – заикнувшись, спросил он.
– Да, по этой пригласили, – подтвердил профессор и пояснил: – Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века[30 - Герберт Аврилакский – видный представитель умственного движения X в. (938—1003), ученый и богослов, с 999 г. – папа римский Сильвестр II; слыл алхимиком и чародеем.]. Так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я – единственный в мире специалист.
– А-а! Вы историк? – с большим облегчением и уважением спросил Берлиоз.
– Я – историк, – подтвердил ученый и добавил ни к селу ни к городу: – Сегодня вечером на Патриарших будет интересная история!
И опять крайне удивились и редактор и поэт, а профессор поманил обоих к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал:
– Имейте в виду, что Иисус существовал.
– Видите ли, профессор, – принужденно улыбнувшись, отозвался Берлиоз, – мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.
– А не надо никаких точек зрения, – ответил странный профессор, – просто он существовал, и больше ничего.
– Но требуется же какое-нибудь доказательство… – начал Берлиоз.
– И доказательств никаких не требуется, – ответил профессор и заговорил негромко, причем его акцент почему-то пропал: – Все просто: в белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана…[31 - Нисан – первый синагогальный и седьмой гражданский месяц по лунному еврейскому календарю; состоит из 29 дней и соответствует приблизительно концу марта – апрелю. На вечер этого дня (т. е. 15 нисана) приходится начало еврейской Пасхи (или праздника опресноков), установленной в память об исходе из Египта и продолжающейся семь дней.]
Глава 2. Понтий Пилат
В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого[32 - Ирод Великий. – Ирод Великий (ок. 74—4 до н. э.), идумеянин по происхождению (Идумея – южная часть Палестины, жители которой в III в. до н. э. были обращены в иудаизм), жестокий и ловкий политик, оказал важные услуги римлянам, которые поставили его царем Иудеи (40—4 до н. э.). Много занимался градостроительством, подражая греческим и римским образцам. Его дворец представлял собою огромное роскошное строение, примыкавшее к западной стене Верхнего Города, и был, как крепость, защищен стеной и тремя башнями со стороны жилых кварталов. Он состоял из двух главных зданий белого мрамора, соединенных колоннадой; каждое крыло (с банями, спальнями, залами) могло вместить сотни гостей; в садах были каналы, пруды, фонтаны, украшенные бронзовыми статуями. Подчеркивая безвкусицу помпезных сооружений Ирода, Булгаков, возможно, рассчитывал на ассоциацию с разрекламированным сталинским планом «генеральной реконструкции Москвы» и фантастическим проектом Дворца Советов, как и на ассоциацию Ирода со Сталиным.] вышел прокуратор Иудеи[33 - Иудея – южная часть Палестины (получила свое название от Иуды, четвертого сына Иакова). С 63 г. до н. э. она была подчинена Риму. С 6 г. Иудея становится прокураторской провинцией Рима со столицей в Кесарии.] Понтий Пилат[34 - Понтий Пилат. – Создавая образ Понтия Пилата (прокуратора Иудеи в 26–36 гг.), Булгаков использовал обширную историческую и художественную литературу (см. об этом: Соколов Б. Указ. соч.), в том числе – средневековую легенду, по которой родителями Пилата были германский король-астролог Ат и дочь мельника Пила (см.: Галинская И. Загадки известных книг. М., 1986. С. 73). Самым значительным было влияние книги Фаррара, из которой заимствованы многие факты и отчасти интерпретация поведения Пилата: сообщение о попытке провести воду в Иерусалим из Соломоновых прудов, пребывание Пилата во дворце Ирода (а не в Антонии, где обычно селились римские чиновники, приезжая в Иерусалим), где и был устроен преториум, ненависть Пилата к иудеям и отвращение к постройкам Ирода и др. Фаррар также отмечает, что Пилат хотел и пытался спасти Христа (об этом подробнее в апокрифическом евангелии от Никодима), но струсил, «задрожал при страшном имени кесаря», «вспомнил о страшном обвинении в оскорблении величества (…) ему представился старый император Тиверий, мрачный, живший тогда на острове Капрее, скрывая от света свое прокаженное лицо, свою подозрительную злобу» (Фаррар Ф. Жизнь Иисуса Христа. М., 1888. С. 455). К Фаррару восходит тема «акелдамы» («поле, земля крови»), реализованная Булгаковым в образе кроваво-красной лужи у ног Пилата (см.: Яновская Л. Указ. соч.). Там же нашел Булгаков сведение о принадлежности Понтия к сословию всадников (богатых, но незнатных граждан Рима). Имя Пилат, быть может, родственно лат. слову «pilum» («копье»).].
Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета. Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожаного снаряжения и пота от конвоя примешивается проклятая розовая струя. От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с прокуратором в Ершалаим[35 - Ершалаим (е в р. владение мира). – Такую транслитерацию названия этого города, вместо привычной «Иерусалим», Булгаков мог найти во многих книгах (Еврейская энциклопедия. СПб.: Изд-во Брокгауза и Ефрона, б/г.; Чевкин С. М. Иешуа Ганоцри. Беспристрастное открытие истины. Симбирск, 1922); столица царства Давида и Соломона (на месте древней крепости иевуситов), потом столица Иудеи. В I в. город отличался архитектурным богатством и разнообразием, насчитывал до 250 тыс. жителей и был священным для иудеев. Главной святыней города был храм. Храм был построен при Соломоне, разрушен в 586 г. до н. э. вавилонянами; в 537–515 г. до н. э. построен второй храм, роскошно украшенный и фактически перестроенный Иродом. Разрушен при взятии Иерусалима Титом в 70 г. Христу вменялось в вину намерение разрушить храм (Мк, 13, 1–2), что в глазах иудеев было святотатством.] первая когорта Двенадцатого Молниеносного легиона[36 - …первая когорта Двенадцатого Молниеносного легиона… – Легион – римское воинское пехотное соединение, при Тиберии состоял из 10 когорт; когорта состояла из трех манипул; манипул – из двух кентурий. Кентурия (центурия) насчитывала в разное время от 60 до 100 солдат. Название «Молниеносный легион» (букв. перевод с латыни: legio fulminato) Булгаков мог найти в словаре.], заносило дымком в колоннаду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивался все тот же жирный розовый дух.
«О боги, боги, за что вы наказываете меня[37 - О боги, боги… – В данном случае эта реплика связана со страданиями Пилата от гемикрании. Далее этот лирический мотив переходит в роман о Мастере как выражение страдания автора от окружающей пошлости; затем он связывается со страданиями Маргариты, потом – опять с Пилатом, выражая его угрызения совести. В последний раз этот мотив передает прощание умирающего реального автора, писателя Булгакова, со своею книгой и с жизнью, трагическое беспокойство о страданиях и судьбах всех людей: первый абзац гл. 32 с этой фразой вставлен Булгаковым в текст «во время правки последнего года».]?.. Да, нет сомнений, это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь… гемикрания, при которой болит полголовы[38 - Гемикрания – мигрень (сам Булгаков страдал этой болезнью во время работы над «Мастером и Маргаритой»).]… от нее нет средств, нет никакого спасения… попробую не двигать головой…»
На мозаичном полу у фонтана уже было приготовлено кресло, и прокуратор, не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сторону. Секретарь почтительно вложил в эту руку кусок пергамента. Не удержавшись от болезненной гримасы, прокуратор искоса, бегло проглядел написанное, вернул пергамент секретарю и с трудом проговорил:
– Подследственный из Галилеи[39 - Галилея (е в р. округ, страна) – одна из областей Палестины, самая населенная и плодородная; столица Тивериада. Родина Иисуса Христа. Во время действия романа Мастера управлялась тетрархом (букв. «правитель четвертой части», реально – титул ниже царского) Иродом Антипой (4—39), сыном Ирода Великого, человеком хитрым, тщеславным и развратным. В день допроса Иешуа Антипа находился по случаю праздника в Иерусалиме, видимо, в Хасмонейском дворце.]? К тетрарху дело посылали?
– Да, прокуратор, – ответил секретарь.
– Что же он?
– Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона[40 - Синедрион. – Великий Синедрион в Иерусалиме был высшим судебным и политическим учреждением еще со времен Ездры (V в. до н. э.). В I в. он состоял из 70 членов и председателя, которым был первосвященник. В римскую эпоху существовали отделы Синедриона – юридический, политический и др., – это были Малые Синедрионы, они насчитывали по 23 члена.] направил на ваше утверждение, – объяснил секретарь.
Прокуратор дернул щекой и сказал тихо:
– Приведите обвиняемого.
И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи. Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта – ссадина с запекшейся кровью. Приведенный с тревожным любопытством глядел на прокуратора.
Тот помолчал, потом тихо спросил по-арамейски[41 - …по-арамейски… – Арамейский – основной разговорный язык населения Палестины того времени, принадлежит к семитской семье.]:
– Так это ты подговаривал народ разрушить ершалаимский храм?
Прокуратор при этом сидел как каменный, и только губы его шевелились чуть-чуть при произнесении слов. Прокуратор был как каменный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой.
Человек со связанными руками несколько подался вперед и начал говорить:
– Добрый человек! Поверь мне…
Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть не повышая голоса, тут же перебил его:
– Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно. – И так же монотонно прибавил: – Кентуриона Крысобоя ко мне.
Всем показалось, что на балконе потемнело, когда кентурион первой кентурии Марк, прозванный Крысобоем, предстал перед прокуратором. Крысобой был на голову выше самого высокого из солдат легиона и настолько широк в плечах, что совершенно заслонил еще невысокое солнце.
Прокуратор обратился к кентуриону по-латыни:
– Преступник называет меня «добрый человек». Выведите его отсюда на минуту, объясните ему, как надо разговаривать со мной. Но не калечить.
И все, кроме неподвижного прокуратора, проводили взглядом Марка Крысобоя, который махнул рукою арестованному, показывая, что тот должен следовать за ним.
Крысобоя вообще все провожали взглядами, где бы он ни появлялся, из-за его роста, а те, кто видел его впервые, из-за того еще, что лицо кентуриона было изуродовано: нос его некогда был разбит ударом германской палицы.
Простучали тяжелые сапоги Марка по мозаике, связанный пошел за ним бесшумно, полное молчание настало в колоннаде, и слышно было, как ворковали голуби на площадке сада у балкона, да еще вода пела замысловатую приятную песню в фонтане.
Прокуратору захотелось подняться, подставить висок под струю и так замереть. Но он знал, что и это ему не поможет.
Выведя арестованного из-под колонн в сад, Крысобой вынул из рук легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, бич и, несильно размахнувшись, ударил арестованного по плечам. Движение кентуриона было небрежно и легко, но связанный мгновенно рухнул наземь, как будто ему подрубили ноги, захлебнулся воздухом, краска сбежала с его лица, и глаза обессмыслились.
Марк одною левой рукой, легко, как пустой мешок, вздернул на воздух упавшего, поставил его на ноги и заговорил гнусаво, плохо выговаривая арамейские слова:
– Римского прокуратора называть – игемон[42 - Игемон – греч. «наместник», «главарь»; в русском тексте Евангелия «правитель» (Мф, 27, 2 и др.).]. Других слов не говорить. Смирно стоять. Ты понял меня, или ударить тебя?
Арестованный пошатнулся, но совладал с собою, краска вернулась, он перевел дыхание и ответил хрипло:
– Я понял тебя. Не бей меня.
Через минуту он вновь стоял перед прокуратором.
Прозвучал тусклый, больной голос:
– Имя?
– Мое? – торопливо отозвался арестованный, всем существом выражая готовность отвечать толково, не вызывать более гнева.
Прокуратор сказал негромко:
– Мое мне известно. Не притворяйся более глупым, чем ты есть. Твое.
– Иешуа, – поспешно ответил арестант.
– Прозвище есть?
– Га-Ноцри[43 - Иешуа Га-Ноцри. – Иешуа – арам. «Господь – спасение»; такое же написание имени «Иисус» дано у Фаррара. Га-Ноцри означает «из Назарета» (Назарет – евр. «цветущий»; город в 45 км от Хайфы, родной город Иисуса Христа, по Евангелию, Мк, 1, 9; Ио, 1, 45); Булгаков вслед за Барбюсом (Иисус против Христа. М.; Л., 1928. С. 124) называет родиной Иешуа Гамалу (город в горной седловине в 5–6 км на с.-в. от Тивериадского озера), но в другом месте Иешуа назван «нищим из Эн-Сарида» (арабск. название Назарета). Противоречие это объясняется разногласием источников. // На булгаковский образ Иешуа, помимо канонических Евангелий, более всего повлияли Фаррар, Ренан и апокрифическое евангелие от Никодима. С Фарраром связана пластика деталей, разговор о разрушении храма и др.; с Никодимом – стремление Пилата спасти Христа, полемика с иудеями; с Ренаном – неясность происхождения Иешуа, совершенное отсутствие догматики, элементы анархического коммунизма в проповеди Иешуа, противопоставление учения Иешуа «отцам греческой церкви», «латинским схоластикам» и даже современной «официальной церкви» (Ренан Э. Жизнь Иисуса. СПб.: Изд-во Н. Глаголева, б/г. С. 9 и 159) (ср. слова Иешуа: «Эти добрые люди… все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время»). Однако, в отличие от Ренана и Барбюса, Иешуа изображен Булгаковым как Мессия, Сын Божий.].
– Откуда ты родом?
– Из города Гамалы, – ответил арестант, головой показывая, что там, где-то далеко, направо от него, на севере, есть город Гамала.
– Кто ты по крови?
– Я точно не знаю, – живо ответил арестованный, – я не помню моих родителей. Мне говорили, что мой отец был сириец…
– Где ты живешь постоянно?
– У меня нет постоянного жилища, – застенчиво ответил арестант, – я путешествую из города в город.
– Это можно выразить короче, одним словом – бродяга, – сказал прокуратор и спросил: – Родные есть?
– Нет никого. Я один в мире.
