Гаремы. Все зло от баб?

скачать книгу бесплатно


– Я опять тебя вызову как соперника, ты меня прикроешь, я не хочу показывать Липину, что выздоравливаю, тогда у меня будет шанс против него на Турнире.

– Хорошо.

– Да, тебе, кстати, нужно вернуться, иначе будут считать тебя дезертиром. Сегодня у вас там тренировка на «грушах».

Тренировка на «Грушах» была достаточно интересной частью тренировки. Для Крестьян, которые хотели попасть на арену, это был серьезный шанс, чтобы пробиться по социальной лестнице и в «груши» они шли добровольно. Было два типа груш, те, кто пошел через привратника, и те, кто пошли сразу в груши. Разница между ними была в том, что первые смогли накопить денег хоть на какую-то амуницию и оружие, и, если бы немного везения или мастерства они бы смогли бы тренироваться, как и я. У вторых не было ничего кроме желания прорваться на арену и завоевать хотя бы бронзовый ярлык. Первых город брал на довольствие, вторые приходили сами на тренировку и сами лезли в драку. Такие тренировки были достаточно частыми, и строились по системе очков. Если Крестьянину везло, и он мог набрать нужное число очков, он имел шанс стать мечником, или копейщиком, или даже лучником. Но сделать это было очень и очень непросто. Поединки мечников были крайне простыми, по очереди мы выходили на арену против «Груши» вооруженные деревянными мечами и щитами. Я от щита отказался и работал с двумя мечами, так как данная техника давала мне преимущество и отказываться от нее даже на тренировках я не хотел. Далее был спарринг, до пяти поражений. Поражением считался удар мечом по голове или по груди, или выбитое из рук оружие. Число очков отмечалось флажками, за поединками следил Хилт и ставил флажки, синие за мечников, красные за груш.

На арене было достаточно много зрителей, крестьяне, которые, видимо, хотели стать «Грушами», но все еще не решались на это действие. Моим первым противником был рослый светловолосый парень, достаточно сильный и ловкий. Он встал в стойку и уверено поднял меч, пошел на меня в наступление, я легко отбил его атаку, и, оказавшись у него за спиной, хлопнул его по спине деревянным мечом. Парень развернулся и с уверенностью слона пошел на меня вновь. Мне было его немного жалко, у парня были задатки, но против опытного соперника у него не было ни малейшего шанса. Мой опыт был не очень уж и большим, но все-таки такой учитель, как Элронд, давал мне фору даже против рыцарей, не то что против необученного деревенского парня. Он шел на меня с упорством танка и получал от меня по спине мечом, я даже не дал ему возможности ни разу взмахнуть своим. Когда счет стал четыре-ноль в мою пользу я решил все-таки дать ему небольшой шанс и решил помахать с ним деревянными мечами. Я специально ударил по выставленному им щитом, как будто я не предвидел блока, и, сделав шаг назад, выставил вверх меч, парируя его удар. Парень вложил в удар всю силу и мощь, которая в нем была и, если бы я встретил его удар плоским мечом, то скорей всего мое плечо бы не выдержало, и я бы выронил меч. Но моим учителем был эльф, который три месяца бил меня мечом по всем возможным местам, и первое, чему он меня научил, как использовать силу противника против него самого. Вся сила удара молодого и сильного парня ушла в землю, и он не смог удержаться на ногах и кувыркнулся через голову. Я подошел к Хилту, который снимал флажки для следующего спарринга и сказал:

– Парень-то ничего так, потенциал хороший, присмотрись к нему.

– Ага, я заметил, такой крепкий боец, поставлю его еще раз против Хамлета, если хотя бы два очка возьмет, переведу его в первую группу.

Следующие встречи с грушами были скучными, в основном, неудачники и алкоголики, которые решили попытать счастья. Я бил их нещадно и без сожалений, отрабатывая приемы и совершенствуя свое мастерство. Все-таки, в работе с «грушами» был свой смысл. Так как крестьяне действительно старались, хитрили и что-то придумывали. В большинстве случаев они уходили с нулями, но иногда и завоевывали очки, и тогда Хилт записывал их, видимо, планируя отобрать. Мой соперник, кстати, отличился, и смог выбить оружие из рук Хамлета. Хотя тут конечно была не его заслуга, а ошибка последнего, который все-таки выставил меч против физической силы под неправильным углом, и тут же поплатился за это. Потирая ушибленную руку, он с недовольством произнес:

– Ну, парень здоровый, ух и мощный!

Но второго очка парню взять не удалось, и теперь его судьба была в руках Хилта. Хилт, старый опытный сотник, мог и взять его просто по своему усмотрению, и видимо он и планировал это сделать. Последним моим соперником был здоровый увалень, который видимо пропил всю свою силу, глаза у него были мутные, но природное здоровье буквально зашкаливало. Он, видимо, пришел вместе со своими собутыльниками, так как выход его на арену сопровождался воем и улюлюканьем с одного угла, где и сидели его болельщики. Противник отказался от деревянного меча и щита и попросил деревянную дубину внушительных размеров. Хилт подозвал меня и спросил:

– Он вот дубину хочет взять, ты как справишься? Или не разрешать?

– Да пусть будет дубина.

– Смотри с ним осторожней, это известный хулиган Хан, из местных, мастерства то у него мало, но хитрости и подлости не занимать, следи внимательно.

– Спасибо, Хилт.

Вот оно что, ну, значит, постараюсь его наказать. Хан взял дубину, и неповоротливо пошел на арену, я внимательно следил за ним, он реально играл дурака, как делал я на арене у эльфов, поэтому я решил быть предельно осторожным и выбить этого противника с первого раза. Мы встали друг против друга, Хан взял дубинку в обе руки, все также стараясь изо всех сил валять дурака. Я внимательно следил за ходом дубины, подозревая, что он владеет ей на много лучше, чем, сейчас пытается показать, и поэтому я тоже решил схитрить, сделав два шага навстречу Хану, поднимая мечи, как будто повелся на его уловку. И я не ошибся, Хан ловко перехватил дубину другой рукой, и, как пулей, выстрелил ею в мою голову, я парировал удар правой рукой, и, развернувшись спиной, со всей силой ударил мечом в левой руке по затылку. Я старался не бить острием, но деревяшка скользнула в моей руке, и удар пришелся прямо в основание черепа и очень хлесткий. Хан упал лицом в песок, и тело начала бить мелкая судорога, которая прошла через пару секунд. Хилт подошел к поверженному сопернику и пощупал шею:

– Готов!

– Что значит «готов»?!

– Мертв! Молодец, Алексей, избавил город от неприятного персонажа, а я уж думал, как бы тебя об этом попросить незаметно.

Готов? Я его убил? В душе что-то щелкнуло, неприятное чувство залило область солнечного сплетения. Чувство страха, смешанное с омерзением и еще каким-то чувством. Я не мог разобраться, что я чувствую, убив человека. Так-то я был готов, что рано или поздно в этом мире на таких вот схватках это мне предстоит еще испытать. Но что вот так, в тренировке на «Грушах» я так запросто убью человека, да еще и получу за это благодарность от сотника, это было новое и неприятное чувство для меня. Я растеряно смотрел на мертвое тело, которое перестало подавать признаки жизни, превратившись в обычный кусок гниющего мяса, и не понимал, как же такое могло произойти? Я утешал и оправдывал себя, что этот Хан не был таким простым, и его удар дубиной, нацеленный мне в лицо, в общем-то, в лучшем случае оставил бы меня инвалидом, а в худшем – точно также бы отправил меня на песок арены с минимальными шансами на выживание. Но, несмотря на это, я чувствовал себя как-то не очень.

Глава 4. Хан

Дни проходили однообразно: утром – завтрак, тренировка, обед, тренировка, ужин, свободное время. Я оттачивал навыки, а в свободное время гулял по городу и смотрел, что тут и как. За три дня до турнира город начал преображаться, появились украшения и улицы стали чище. Город ждал праздника, и тот шел в него. Лица мужчин светились предвкушением и ожиданием. Также я узнал, что в город приехала команда из мелкого поселения Ятарту, это было хорошо и означало, что мы не будем сражаться между собой, а будем биться с ними, по крайней мере, в первых схватках. Эта новость существенно снизила напряжение в казарме в последние дни. Все-таки, мы успели хорошо сдружиться, и сражаться друг с другом по жребию на боевых мечах было бы делом неприятным.

Я еще раз встречался с Мазуром, который прибыл к нам еще на одну тренировку и опять встал в паре со мной. Когда я увидел Мазура, я испугался, что все мое лечение пошло насмарку, выглядел он ужасно: хромал на обе ноги и был каким-то пепельно-серым. Когда мы встретились на арене, я понял, что «играть дурака» – это не мое изобретение. Взглянув в глаза Мазуру, я понял, что он полон сил и энергии, но тщательно это скрывает. Лицо его было аккуратно вымазано чем-то серым, так что с трех шагов действительно казалось, что он при смерти. Когда мы встали друг напротив друга, Мазур полушёпотом сказал:

– Алексей, мы не будем с тобой пока афишировать мое выздоровление, потому выбей сейчас меч из моей руки, и я удалюсь с арены. Так нужно, вечером приходи ко мне, поговорим.

Я сделал то, о чем просил меня Мазур, и наблюдал великолепную актерскую игру, как Мазур после того, как я выбил меч у него из руки, поднял руки в знак поражения, взял меч и, навалившись всем телом на Сафия, ушел прочь с арены. Я видел счастливое лицо Липина, который видимо только и ждал турнира, чтобы получить право бросить вызов Мазуру, и именно поэтому тот не показывал, что он выздоровел. Все-таки схватка, с Липином – это ведь не простая задача, поэтому Мазур «валял дурака», чтобы внушить противнику иллюзию легкой победы. В общем-то, данная военная хитрость была повсюду, никто не хотел открывать своих козырей перед противником до настоящего боя, каждый старался найти тот самый финт, который он применит в последний момент и который позволит выстоять или хотя бы выжить на арене, когда там в ход пойдет настоящее боевое оружие, а не деревяшки. В общем-то, я тоже не открывал своего боевого потенциала даже перед своей командой и ни разу еще не дрался ни с кем в спарринге в полную силу, ну, разве что, сделал исключение против Хана, после сражения с которым я сразу увидел в глазах Хилта, нашего сотника, хитрый прищур и оценивающий взгляд.

«Ох, не так прост этот немец, как рисуется», – прямо говорил его взгляд. Но Хилт не собирался в этот раз на турнир, так как он и так должен был получить серебряный ярлык в случае выигрыша нашей команды или бронзовый в случае нашего поражения. Но, судя по всему, он был уверен в нашей победе и потому уже видимо праздновал ее, хотя и не терял бдительности.

Я шел к Мазуру, решив воспользоваться его приглашением и поужинать с хорошим вином у него в доме, когда на меня вдруг напали. Я не сразу сообразил, что меня преследуют еще от арены, и пошел через дворы, а когда заметил, ретироваться было уже поздно. Когда я вошел в очередной двор, то понял, что меня окружили, и впереди, из тени, выступил боевой малый с приличной дубиной в руке, еще двое были по бокам, и я буквально задней частью черепа чувствовал, что позади меня стоит еще как минимум один человек. Я узнал этих ребят, это были те, кто поддерживал Хана, когда тот выступил против меня на арене. Я даже понимал их мотивацию, мой доспех и оружие были очень лакомой добычей. Я понял, что шансов на победу у меня немного, но они все-таки есть, и мой шанс только в одном: если бить, то бить первым.

Выхватив мечи из ножен, я решил распределить противников по их удаленности. Я сделал прыжок вправо, и лицом к лицу оказался с первым соперником, полосонул двумя мечами на крест, целясь в грудь и шею, и почувствовал, что мечи достигли своего места назначения. Далее развернулся в сторону противника, который должен был идти сзади меня, и, увидев его, запустил меч острием вперед и кувыркнулся через голову, встав на ноги прямо перед ним. Меч эльфийской заточки вошел противнику прямо в сердце, и я, вцепившись в рукоять меча, только дождался, пока он сам с него слезет. Два других противника, сообразив, что шансов одолеть меня у них остаётся все меньше, рванули бегом навстречу ко мне, замахнувшись дубинами над головой. Я отошел вправо и поднял мечи так, чтобы острие попало прямо под кисть с дубиной одному из противников. «Хрр…» – произнес тот, не осознав до конца, что дубина упала на землю вместе с его рукой. Последний секунду смотрел на меня, видимо, прикидывая свои шансы на выживание, и принял разумное решение удалиться с поле боя бегом. А соперник с отсеченной кистью, до которого наконец-то дошло, что у него больше нет руки, повалился без сознания. Меня накрыла волна адреналина, ну или точнее, накрыла-то она меня в самом начале боя, придав моему телу ускорение, а мозгу способность думать намного быстрее обычного, но теперь, когда опасность миновала, я почувствовал, как у меня глухо бухает сердце, и испарина холодным потом пробила все мое тело от пяток до головы. Я нажил себе врагов, не прожив и месяца в этом гостеприимном городе. Я посмотрел на поверженные мной тела, и мое солнечное сплетение опять пробило то самое чувство, смесь страха и брезгливого отвращения. Я открыл свое кладбище, как минимум один из трех нападающих был мертв, а судьбой двух других я совсем не был настроен интересоваться, потому вытер мечи о штаны ближайшего противника и продолжил свой путь к дому Мазура. Перейдя через двор, на дорогу, ведущую к дому Мазура, я заметил движение еще нескольких фигур, которые, видимо, рванули к месту схватки. Но мне уже видимо ничего не угрожало, видимо схватка получилась слишком скоротечной и резервы банды не успели подтянуться, а может, меня просто недооценили, и считали, что вчетвером со мной справиться легко и просто. Но не тут-то было. Ладно, про это я буду думать позже. Я зашел в дом Мазура и встретил Сафия, который вежливо со мной поздоровался:

– Приветствую тебя, мастер Алексей, очень рад, что ты пришел в наш дом в этот радостный для него момент.

Сафий весь светился от счастья, видимо, новость о том, что Мазур выздоровел, была для него одной из самых счастливых. И наверняка Мазур рассказал ему, кто помог ему в этом вопросе.

– Я нижайше хотел просить тебя научить меня премудростям врачевания, которыми владеют на твоей родине. Ты смог исцелить моего хозяина, когда у меня уже опустились руки, а я ведь тоже учился этому искусству.

– Ну чему я смогу научить тебя, Сафий? Я молод и глуп, мне просто повезло, видимо.

– Нет, Мастер Алексей, меня тебе не обмануть, я знаю точно, что рана Мазура уже заражала кровь его, и он не прожил бы и суток, если бы ты не пришел и не сотворил чудо. Скажи, какие травы ты знаешь, а я научу тебя своим премудростям.

Вот не было печали, да Сафий подкачал, видимо, избавиться от этого старика просто так не выйдет и придется чему-то его научить. Вопрос только, чему, если я особенно сам ничего не знаю. Из неловкой паузы меня выдернул зычный голос Мазура:

– О! Наконец-то ты пришел, ну здорово-здорово, отойди, старый хрен, не мешай.

Мазур бесцеремонно отодвинул Сафия в сторону и, распахнув руки, обнял меня, как брата или родственника. Мне было неловко от этого, но деваться было особенно некуда. Вдруг Мазур отодвинул меня от себя и внимательно потянул носом:

– Кровь, я чувствую запах свежей крови! Ну-ка, расскажи, что случилось?

Я вкратце рассказал, что на меня напало несколько человек, и что, по-моему, этих самых людей я видел на трибуне арены, когда сражался с Ханом.

– Так это ты завалил Хана?

– Ну да, мне просто он показался опаснее, чем он рисовался, пришлось бить на поражение.

– Опаснее? Да он так владеет дубиной, что с рыцарем справиться может. Эко ты его деревянными-то мечами. Нужно будет пообщаться с Хилтом, узнать, как ты его одолел-то. Я бы сам против Хана то с деревяшками-то не пошел. А он, видать, тщеславие свое потешить хотел, над новичком-то поиздеваться. Ну, молодец ты, Алексей, большую услугу городу оказал. Пойдем со мной, у меня сегодня самый лучший сыр и самое лучшее вино для тебя. Пойдем, мой друг, пойдем.

Я заметил, что Сафий смотрит на меня внимательно и пристально, ловя практически каждое мое движение. Я поморщился, так как чувствовал, что так просто от Сафия мне не отделаться. Его взгляд чем-то напомнил мне взгляд Анаконды, взгляд старого боевого волка, который видел эту жизнь, и обмануть которого было невозможно. Мы прошли в зал, который был освещен четырьмя канделябрами со свечами, что считалось огромной роскошью, так как каждая такая свеча стоила по местным меркам очень дорого. Но, видимо, ради меня было решено не жалеть свечей. Да и Мазур, как я понял, был далеко не бедным, а может быть и самым богатым жителем этого города.

– Садись Алексей, садись. Вот сыр, вот лучшее вино, кушай. Так что ты говоришь, четверо их было?

– Наверное, побольше, я еще видел нескольких, но они, видимо, опоздали. Ну и один убежал. Трое лежали в дворе, один живой, но кисть отрезана.

– Кисть, говоришь? Сафий, возьми начальника стражи, давай-ка проверим наших знакомых, ну, в общем, ты знаешь, что делать, – Сафий уже действительно понял, что необходимо, и, попрощавшись, взглянул на меня в последний раз и удалился. Меня накрыло волной облегчения, все-таки с Мазуром было проще, он был умен, но Сафий был мудр.

– Большое дело для города ты сделал. Это все молодой Липин, он давно метит на мое место, но вызов бросить не решался, вот и создал банду, дабы добиться переизбрания. После последнего турнира, когда меня ранили, он передумал и банду пытался распустить, но Хан почувствовал власть и распускаться не захотел. Так-то я бы предал Липина и Хана суду, но доказательств об их делишках у меня было недостаточно. Следов они после себя не оставляли. Но с кистью живого это ты мне опять здорово помог, если его получиться взять, дальше по цепочке всех передавим. Ну а Липина я постараюсь на турнире уговорить больше не хулиганить. Для этого сегодня мы с тобой маскарад-то и устроили, так-то я из дома не выхожу, но слухи, что я выздоравливаю, полезли, пришлось вот поиграть. Благо Сафий знает все, вот и рожу мне серым намалевал так, что я смыть до сих пор не могу.

Мазур внимательно посмотрел на меня и неожиданно спросил:

– Ты ведь, Алексей, мой человек?

– Не понял тебя, Мазур, что значит «твой»?

– Ну, ты не предашь меня? Не переметнешься к Липину?

– Ну, а стал бы я тебя лечить-то?

– Тоже верно, вытащил ты меня с того света, непонятно как. Сафий очень рад, он меня с детства пестует. Но что-то он к тебе с подозрением относится, придётся нам еще с тобой и с ним поговорить по душам, откуда ты и как к нам пожаловал.

Мое горло перехватило ужасом, как тут разговаривать на троих, и, как и что можно рассказывать этим двоим, чтобы меня тут не закололи прямо сразу, я был без малейшего понятия. Увидев мой испуганный взгляд Мазур смягчился.

– Алексей, ты не переживай, я теперь за тебя кому хошь кадык вырву, понимаю, тайна какая-то на тебе, но я твой должник, и Сафий тоже, у нас тут тоже своих тайн огород целый растет. Ты меня братом можешь считать!

От сердца чуть отлегло, но спокойствие все равно не вернулось. Как раз в этот момент вернулся Сафий и сказал:

– Мазур, поймали троих, один без кисти сейчас в церковном подвале тут, дознания творить будем. Пойдемте, опознаешь его для протокола, и потом вернемся.

Делать было нечего, ну не бежать же сейчас в другое измерение, так и не проведя тут до конца разведку по заданию Элронда. Я решил идти по той тропинке, по которой меня тащило проведение. Авось выживу, и чему-то еще научусь. Когда-то, в пятом или шестом классе, не помню точно, в школе мы проходили тему о «Святой инквизиции», и сейчас, спускаясь в подвал церкви рядом с домом Мазура, я понял, что если где инквизиция и есть, так вот сейчас рядом со мной. Все, что мы в детстве с ужасом и интересом рассматривали на картинках учебников, сейчас предстало перед моими глазами во всей красе. В темном зале с низким потолком, на крюках, вбитых в потолок, висело двое, а один, с отрубленной рукой, был растянут рядом на дыбе. То, что приспособление из двух деревьев на железном каркасе именно дыба, у меня сомнений не вызвало, как и назначение очень многих инструментов, которые были аккуратно разложены тут на верстаке. За верстаком стоял улыбчивый толстяк. Улыбка просто не сходила с лица его, было видно, что он любил и ценил свою работу, а увидев нас, улыбнулся еще шире:

– О, уважаемый Мазур, рад Вас видеть в добром здравии, удивлен этому и рад несказанно.

– Спокойно, Милл, то, что я тут, это государственная тайна, ты обязан молчать, иначе сам окажешься вот здесь, – Мазур показал на дыбу, и на милого Милла эти слова произвели впечатление.

– Да я сам вырву себе язык, мессир, если кому проболтаюсь. Но все равно очень рад вас видеть в добром здравии.

– Ну, хватит тебе уже болтать, рассказывай давай, что успел сделать? – в диалог вступил Сафий и Милл тотчас затараторил:

– Господа, да я, в общем-то, еще ничего и сделать не успел толком, вот только угли распалил, да руку вот этому несчастному прижег, чтобы он раньше времени от кровотечения-то не помер. Этих вот подвесили только, но им стражники видать хорошо надавали, когда они в себя придут, не ведаю, но если что, за колодезной водичкой я уже послал, ну и я Святого Отца жду, без благословения нельзя же начинать работку-то.

Я успел заметить как от словосочетания «Святой отец» передернуло и Мазура, и Сафия, но вслух Сафий сказал:

– Ну, так-то, конечно, без благословения нельзя, – тут он повернулся ко мне и спросил. – Алексей, это он?

Я взглянул на лицо распятого на дыбе человека, наверное бы не узнал его, но разрез на руке почему-то запомнил точно, эта была та самая рука, кисть которой я отделил мечом.

– Да, он самый, а этих двоих я не видел.

Милл затараторил опять:

– Да их взяли-то, они этого болезного тащили в квартале отсюда, может и не при чем они вовсе, может и не при чем, сейчас вот придут в себя, и выясним. Так-то я быстро с ними разговорюсь, у этого, – он показал пальцем на дыбу. – Шок болевой, с ним так просто поговорить-то не выйдет, кисточку-то ему рубанули и сейчас кисточка-то сама по себе болит так, что мои инструментики-то до него и не доберутся быстро. Но к утру и он тоже говорить будет.

Меня передернуло до самого основания, этот Милл был реально страшным садистом, это было видно, он получал от своей работы удовольствие, а когда он говорил слова «мои инструментики», он прямо закатывал свои поросячьи глазки, и в его высоком, почти писклявом голосе слышалось почти блаженство. Милл был явно кастратом, и меня поразило сочетание несочетаемого, он был весь такой толстенький и миленький, но при этом палач и садист. Мне хотелось уйти из этого помещения, и уйти быстро, и я уже хотел попросить об этом Мазура, но в этот момент вошел Святой отец. Видимо, во всех измерениях, образ священнослужителей каким-то неимоверным образом передавался сам собой. То, что вошедший был именно священником, я понял сразу. Хотя, в отличие от Милла, он не был толстым, а, наоборот, была видна практически армейская выправка и бугры из мышц явно были под рясой. Но то, что одежда у него была именно рясой, можно было предсказать без труда. Может быть, конечно, если бы я встретил его на улице, я бы еще на секунду и задумался, но тут, в келье инквизиции, одежда вошедшего не оставила у меня ни капли сомнения.

– Что тут происходит, милейшие господа? – спросил вошедший, внимательно оглядев всех присутствующих. Он остановился взглядом на мне, с легким удивлением посмотрел на Мазура и остановил свой взгляд на Сафие.

– Раскрываем преступление перед городом, достопочтимый отец Фатий, с Божьей помощью удалось поймать участников банды, которые мучали горожан в последнее время. Теперь вот передаем их в руки церкви и желаем содействовать в поимке остальных участников.

Я обратил внимание, что как только вошел священник, Мазур как будто сник, он тяжело сел на лавочку и стал тяжело дышать. Мысли в мою голову забрались сразу же не очень хорошие, и тому способствовала логика. Мазур явно не хотел, чтобы священник знал, что тот себя хорошо чувствует.

– Ну, спасибо вам, господа, вы действительно молодцы, раз так помогли городу, – тут священник уставился на меня пристальным взглядом и спросил:

– А ты кто, чужеземец?

Я не успел ответить, только открыл было рот, как за меня ответил Сафий:

– Это Алексей, он из Стерлии, прибыл к нам на турнир.

– А почему я его не видел на исповеди?

Тут в келье на секунду повисла гробовая тишина, видимо, я нарушил какое-то незыблемое правило пилигримов, и это было открытием и для меня, но что самое страшное, и для Сафия, и для Мазура. Но Сафий внимательно взглянув на меня, через секунду уже выдал в мое оправдание легенду, которую явно сочинил только что:

– Святой Отец, это я за ним послал тайно, нужна была приманка для Хана, дорогое оружие и чужестранец. Поскольку чужестранцы достаточно давно не приходили к нам в город, мы и готовили эту операцию по поимке Хана и его шайки, теперь же, когда он уничтожен, а его сподвижники тут, Алексей обязательно придет на исповедь, ведь правда, Алексей?

– Завтра же, рано утром, – не задумываясь, рявкнул я.

Легенда, может, и не устроила Святого Отца полностью, но на текущий момент вопрос был исчерпан, а игру нужно было доигрывать, и Сафий произнес:

– Алексей, помогите мне проводить Мазура в его покои, и можете отправляться в казарму. Я надеюсь, завтра вы выполните свой духовный долг и исповедуетесь?

Ответа Сафий не требовал, я подошел к Мазуру и он, изо всех сил изображая измождение, облокотился на наши с Сафием плечи и пошел с нами, с трудом переставляя ноги. Конечно, оставался Милл, который, видимо, мог успеть заметить, что все это игра, но он был человеком своего дела. Так, в данный момент все его внимание было обращено к его «любимым инструментикам». Перед самым выходом Сафий обратился к Милу:

– Я надеюсь, что утром у главы города будет полный отчет по допросу?

– Не извольте сомневаться.

Теперь наступила очередь дернуться Святому Отцу. Ему явно не нравилось то, что у него тут нет стопроцентной власти, да и у меня уже голова кругом шла от догадок и интриг. Мы вышли на воздух, и Мазур пошел сам, отстранившись от меня и Сафия.

– Тихо, Маз, тихо, не светись, иначе наш план не сработает, все-таки, Липин силен, ох, не подумал я про Святого Отца, что Милл вызовет его на благословение, ох, не подумал. А с тобой теперь будет отдельный разговор, – Сафий посмотрел на меня, что-то изменилось во взглядах обоих.

Мы вернулись в дом Мазура и вошли в кабинет, из которого вышли, сели за стол, где так и стояли тарелки с сырами и хлебом, а вино было налито в глиняные кружки, и они оба уставились на меня долгим, изучающим взглядом.

– Кто же ты такой? И зачем ты тут? – спросил Сафий.

– Я не знаю, что и как вам отвечать.

– Да, то, что ты непрост, я понял сразу, – сказал Мазур. – Твои мечи уже вызвали во мне множество вопросов, я выбрал тебя противником потому, что хотел посмотреть, что ты можешь. Сотник рассказывал про диковинную двуручную технику, которой он раньше не встречал, но жар и болезнь не давали мне здраво мыслить, а ты пришел и вылечил меня, исколов всю руку мне непонятными иглами. Но все равно, раз вылечил меня, значит не враг. Что скажешь Сафий?

– Я тоже думаю, что не прост он, Мазур, очень непрост, и пришел сюда к нам не просто так, возможно и на руку заиметь такого союзника, как ты, но к добру ли твое явление или нет, вот в чем вопрос.

– Скажите мне, – не выдержал я. – Что же все-таки такого я неправильно сделал?

Мазур и Сафий переглянулись, видимо, я совершил еще одну ошибку, но они считали меня своим другом или союзником, и мне ничего не угрожало.

– Понимаешь, во всех известных ныне странах, которые участвуют во всех существующих турнирах, есть одно незыблемое правило, которое вбивают младенцам, как только отлучают от матери, в какое бы место ты не пришел, с какой бы миссией не пожаловал, ты просто обязан прийти в центральную церковь и исповедоваться. В нашем городе чужеземцев исповедует как раз отец Фатий, а память у него на исповедников стопроцентная. Так-то эта традиция исполняется неукоснительно, и то, что ты не явился на исповедь, как раз должно тебя привести к Миллу, а от него в городскую могилу, дабы ты враг, принесший замысел черный в град наш.

Сафий замолчал и еще раз внимательно осмотрел меня. Я не знал, что же мне нужно им рассказать, что я вообще из другого мира? Но Сафий продолжил сам: