скачать книгу бесплатно
С этими препирательствами пора было заканчивать, иначе будем до утра словами перебрасываться, словно мячиком в теннисе.
– Моя подруга… Она ранена… Нуждается в помощи… Хотите – держите меня на мушке и осмотрите сами. Хотите – я её подвезу… Она в тачке. Сделаю, как скажете…
– Подъезжай. И без глупостей!
У самого шлагбаума, перегораживающего дорогу, меня уже ждали двое настороженных, бородатых мужиков, подсвечивающих себе факелом.
– Иди ты… и впрямь собака… Что у неё на шее?
– Воспаление. Хирург необходим.
– Оно и верно… Разумной твари всегда помочь нужно, она не человек пакостный. Илюха! Бегом буди Владимировича, пусть сюда спешит и сумку свою захватит!
– Да уж догадался… – буркнул кто-то молодой, невидимый в темноте, затем послышался топот ног.
– Сейчас фельдшер придёт, поможем Божьему созданию. Давай тачку. Ну у тебя и рожа, человече… – вздрогнул он, рассмотрев мою физиономию.
Но вот отпустить ручки я не смог. Руки свело судорогой, пальцы намертво вжались в шершавый пластик. Еле отцепили. Говоривший со мной веган резво подхватил Зюзино транспортное средство, прокатил его под шлагбаумом и побежал в черноту ночи.
– Эй! А я?! – попытался броситься следом, но мощная рука второго сектанта остановила меня.
– А ты не нужен. Привёз собачку – спасибо, доброе дело сделал. Мы её постараемся выходить. Но к нам тебе хода нет. Иди отсюда.
Ага, сейчас!!! Я не сдавался и настырно лез через шлагбаум.
– Да чего же ты такой тупой! Русский язык не понимаешь?!
Он снова меня толкнул, не сильно, но мне хватило. Закружилась голова, и я провалился в давно не навещаемое НИЧТО.
…Пришёл в себя от щекотки. Маленькая букашка медленно и важно ползла по моему носу, смешно перебирая своими крохотными лапками. На самом кончике постояла, словно думала о чём-то, затем расправила крылья и с лёгким гудением полетела дальше, по своим делам. Не понравился ей, видимо, мой нос.
Повертел головой, осмотрелся. Я лежал в каком-то небольшом распадке, прикрытый ветками с ног до головы. Прямо под рукой прощупывалось что-то тёплое, цилиндрическое. Сжал пальцы, с усилием поднял – оказалась пластиковая бутылка с прозрачной жидкостью. Открывал медленно, сил почти не было. Оказалась вода. Долго, с усердием пил невкусную, прогретую летом жидкость. Стало немного полегче. С болью в моём многострадальном черепе тоже было всё в порядке – стабильная, без вспышек. А вот тело буквально разваливалось на части. Ноги гудели, корпус словно молотками обработан, руки как в мельничном жернове побывали. Последствия бойцовских игрищ… А чего ты, Витя, хотел? Это в старых кинобоевиках главного персонажа дубасят всем, что в голову сценаристу взбредёт: от трактора до бетонной плиты; а он в конце всех побеждает, небрежно берёт пониже талии воздушную, с огромными, наивными глазами девушку, спасённую из лап наркомафии, и валит в закат.
Я не такой. Мне ни с девушками, ни со здоровьем не везёт. Хотя, чего это я на себя наговариваю? Кто-то же накрыл меня от солнышка, водичку сунул. Спасибо ему.
Ощупал лицо – неизвестный сердобольный наложил на пустую глазницу тряпочку, обмыл кровь. Повязку, я видимо, потерял – придётся новую искать. Не пугать же народ зрелищем провала и раны на самом видном месте.
Раскидал ветки руками, чуть приподнялся на локтях, осмотрелся. Ф-фух! Полегчало! Никого рядом и ничего, кроме травы и цветочков. Не знаю почему, но в какой-то момент показалось, что этот распадок – аналог тюрьмы под открытым небом. Что поделаешь, прошлое не отпускает.
Перевернулся на живот, встал на четвереньки и кое-как пополз по пологому, приятно пахнущему сочной травой, склону. Только выбрался – сразу увидел, метрах в сорока, самодельный шлагбаум и торчащего возле него позёвывающего мужика с ружьём. Я впечатлился: этот человек словно сошёл с картинок из детских книг про древнюю Русь. Окладистая борода, длинные, подвязанные шнурком волосы, рубаха навыпуск с вышивкой по косому вороту на пуговках. Ему бы ещё и лапти – точно бы подумал, что свихнулся. Но лаптей у него не было, их заменяли вполне современные кроссовки.
Человек явно заметил меня и приглашающе помахал рукой. Конечно пойду, я же должен узнать о судьбе Зюзи. Встать получилось с первого раза, а вот идти нет. Ноги подкашивались и отказывались выполнять свои традиционные задачи. Сгорая от стыда из-за собственной беспомощности, пошёл на четвереньках, придерживая тряпочку на лице. Со стороны, наверное, выглядел презабавнейше.
Дополз-доковылял; опираясь на стойки шлагбаума поднялся. Человек смотрел на меня с интересом, однако разговор не начинал. Хорошо, сам спрошу.
– Что с собакой?
– Лечат. Владимирович прямо ночью гнойник вскрыл, почистил. Но случай серьёзный. К главному доктору отправили с утра, там без него никак…
Меня мутило, жутко хотелось сесть. Метрах в трёх за веганом-волкопоклонником, практически рядом с перегораживающей проезд конструкцией, стояла скамейка под уютным навесом.
– Можно на скамейку присесть?
– Нет. Никому из людей, кроме Братьев или приглашённых, хода дальше нет. На землю садись, она тёплая, ничего не простудишь.
Я так и поступил, обессилено плюхнувшись на пятую точку прямо в дорожную пыль.
– А как я там… в стороне от дороги очутился? И кто за мной ухаживал? Спасибо хочу сказать.
Мужчина удивлённо посмотрел на меня.
– Так ты действительно ничего не помнишь? Странно… когда тебя мужики несли – ты говорил, всё какую-то Ю-Ю или Зулю поминал. Думал, шутят… Ночная смена за тобой присмотрела. Вечером будут.
– Понятно… – я откинулся назад, привалившись к стойке, и закрыл глаза. Надо немного отдохнуть. Однако теперь мой собеседник не унимался, утоляя своё разгорающееся любопытство и жажду общения.
– Тут эти… С южного посёлка утром приходили, про тебя спрашивали. Это ты, получается, вчера их бойцу яйца сожрал? – радостный, громкий смех заставил меня скривиться от воспоминаний, а потом скрутиться внутренностями в пружину от напряжения.
– Чего хотели? – как можно небрежнее спросил я.
– Да интересовались, дошёл ты до нас или нет. Ты же когда вчера с тачкой на дорогу вышел – так все стали ставки делать, сколько пройдёшь. Особо упорные, если не брехали, за тобой километра три топали из любопытства. Говорили, что ты даже не обернулся ни разу. Потом надоело, спать пошли, а двое любопытных сегодня не поленились, принесло их узнать…
– Что ответил?
– Почти правду. Сказал, что дошёл ночью, собаку нашим передал, а сам пошёл дальше. Туда – он показал рукой в сторону, противоположную распадку.
– Зачем обманул? – мне было действительно интересно.
– Люди тамошние – дрянь. Раньше таких мародёрами звали и к стенке ставили. Тянут, где что плохо лежит. Паразитируют на остатках прошлого, вместо того, чтобы создавать… Слышал, даже поселения нападают, людьми торгуют… Отец Андриан, когда может, детей у них выкупает. Хоть кто-то на рынок не попадёт. Так что пошли они куда подальше…
Ого! Выкупает, значит, детишек, а не в качестве платы за наводку, как на гарнизон, к примеру, берёт… Сказочно звучит. А вот если этот псевдорусич просто не знает всех дел местного «папашки» – тогда реализма в его словах гораздо больше. Но ничего этого вслух я не сказал.
– Дрянь, говоришь? Тогда как же вы такое соседство терпите?
– А куда деваться? Соседей редко удаётся выбирать. Да и не полезут они на нас, побоятся. Единства среди них нет. В том посёлке верховодят три брата: у одного паровоз, у другого грузчики, а третий за поселение отвечает. Живут не сказать, чтобы дружно, но очень стараются до вооружённых конфликтов дело не доводить, полюбовно договариваются. У каждого симпатиков много. А даже если и сунутся с перепоя – что с нас взять? Ну нападут на форт, спалят, так потом в ответку так по соплям получат, когда все наши соберутся, что и камня на камне не останется. К тому же обороны, как таковой, у них нет. На число надеются, и на дворы свои.
– Это как?
– Ты же видел, что поселение их защитной стены не имеет, – я этого толком не видел, не до того было, но на всякий случай утвердительно кивнул. – Слишком большое оно. Потому они решили по-другому поступить. Каждый двор – крепость. Есть лазы к соседям, хитрости всякие. Если и нападёт кто – врага во дворах и побьют, или повзрывают – оружия там полно. Да и кто к ним сунется? Основная жизнь южнее, мы так, на окраине цивилизации сидим, не ходим туда.
Чутко, внимательно запоминал всё услышанное. Складывалось впечатление, что собеседник неплохой человек, и я решил это отметить.
– Спасибо за то, что отвадил этих… Боялся, что за своего мстить придут. Ты извини, но кроме как словом, мне тебя отблагодарить нечем.
– Да ладно! Мы же славяне, должны помогать друг другу! – беспечно отмахнулся бородач. – Мелочи это, тем более ты с собакой… Мы всякую жизнь уважаем. Меня, кстати, Виктор зовут.
– Меня тоже.
– Правда?! Тёзки, значит… Ты туда, под деревце, садись в тенёк. Припекает сегодня знатно…
… К концу дня я знал об Адептах Нового Пришествия (как они себя сами называли) почти всё из общих сведений. Это было небольшое… государство, судя по организации и строю, занимающее внушительные по сегодняшним меркам территории. Где-то к северо-западу стоял их главный городок, в котором главенствовал отец Андриан. По округе расположились небольшие поселения, в которых народ занимался огородничеством и прочими ремёслами. С внешним миром они практически не общались, за исключением торговли, считая себя самодостаточной общиной.
Я находился сейчас возле самого южного форпоста сектантов. Выглядел он как привычный небольшой фортик с традиционным частоколом, практически невидимыми снаружи крышами домов, вышкой. Внутри, по рассказам тёзки, находилось помимо жилья и капище новой веры – столб с идолом в виде волчьей головы, к которому раз в неделю возлагались цветы или иные скромные дары. От шлагбаума до поселения было метров триста, караульная служба здесь неслась круглосуточно. Вообще, у меня сложилось впечатление, что вера и весь этот старорусский, показной уклад – не более чем декорации. Тёзка, на удивление, говорил без традиционного для обработанных религией огня в глазах; совершенно спокойно вворачивал иногда крепкое словцо; не бравировал мудрыми, но чужими, цитатами. Одним словом, человек как человек. Я даже получил приглашение вечером посидеть за чаркой самогона, когда он сменится. Не в поселении, нет – в распадке. «Там тихо, красиво, и бабы не найдут» – веско аргументировал он свой выбор места для мероприятия. Пришлось отказаться, сославшись на здоровье.
Оказалось, что сектанты не совсем уж упоротые фанатики. Рыба в их рационе бывала регулярно, а птичье мясо разрешалось вкушать или по праздникам, или в виде особого поощрения. Ну и детям, естественно – за подрастающим поколением следили особо. Хотя, думается мне, что втайне лопают они запретное. Не нажрёшь, как ни старайся, такие круглые морды на одних кашках с карасиками.
Несмотря на всю свою словоохотливость, Виктор не сказал ничего особо ценного. Настаивать и лезть с расспросами я попросту побоялся. Видел – человек он не глупый. Потому выводы делал по оговоркам с обмолвками. Дружба с волками оказалась правдой – их предводителя действительно иногда видели в обществе серых; более того, местные совершенно не боялись бродить по краю леса и собирать грибы с ягодами. Вглубь не совались – «отец Андриан не велит».
Главное их поселение оказалось тоже не для всех. Там могли жить только те, кто «в вере истов и крепок». По каким критериям отбирали самых-самых – не понял. Зато узнал, что там есть больница, школа-интернат, в которой учатся абсолютно все дети адептов; и главное капище, куда и возлагают свои дары для разумных животных. В наибольшем почёте тут были волки. Именно на них и замешивался основной опиум для народа.
– А что, зверь вольный, честный, умный, сильный, – говорил бородач. – Разум получил? Получил. Это чудо божье? Чудо. И почему спаситель не может прийти к нам волком? Назови иного зверя, лучше его? Медведь – ленив и одинок, свиньи – даже не смешно, олени – не та тварь, слишком нервная… Сам посмотри, что вокруг творится. Отвернулся Господь от нас, к зверям теперь благоволит. Мы же славяне, в кого нам верить? В летающего змея Кетцалькоатля?
Это сильно напоминало «Библию для самых маленьких», но в теологические споры я лезть не стал. Себе дороже выйдет чужую веру критиковать, тем более здешние ко мне почти со всей душой…
Узнал и про рейдовые группы охотников. По мнению Виктора, они охраняли волков в их дальних путешествиях. Про Слизень он ничего не знал.
Вечером к нам пришёл лекарь. Не врач, не фельдшер, а именно лекарь. Так же в бороде, косоворотке, с подвязанными волосами. Тот самый Владимирович, о котором я слышал ночью. Принёс ужин, в том числе и на меня – пустую пшеничную кашу; осмотрел мою голову, промыл рану горько пахнущим, мутным отваром, наложил свежую повязку.
На мой вопрос о судьбе подруги ответил не сразу, долго мялся.
– Рану вскрыл, почистил, что мог – сделал. Пришлось двух молодых от работы отрывать, чтобы её в больницу отвезли. Послезавтра вернутся, расскажут… Плоха она, очень плоха… Где ты добермана вообще нашёл?
Пришлось изложить сжатую версию моего знакомства с Зюзей, не забыв, впрочем, подробно рассказать историю её ранения. Последнее вызвало здоровое негодование.
– Вот сволочи, что творят… Надо отцу Андриану рассказать. Пусть подумает, стоит ли с такими дела иметь. Как их только земля носит… И так горе вокруг, а они ещё и усугубляют…
Я не вмешивался. Похоже, что мои первые мысли об местном предводителе подтверждаются. Слишком искренне люди о нём хорошо отзывались. Видимо, не простой человек. Одной рукой всех любит, миру мир и всё такое… А другой – сам поселения для грабежа указывает, по тихому, чтобы паству не будоражить и собственнонасаждаемые моральные ценности не разрушить. Типичный политик: все плохие, один он ангел в белом пальто. Вот только у всех ни шиша, а у него власть, мощь, ресурсы. И грамотный руководитель, не отнять – народ здесь не затюканный, весёлый, палку с религией и прочими строгостями явно не перегибает. Весь этот древнерусский колорит в одежде и регулярное упоминание в беседах слова «славяне» очень похож на зарождающиеся «скрепы» для нового общества, удобные для всех. Видел уже такое, знакомая схема.
В этом самом отце Андриане, судя по описанию, с Фоменко незабвенным много чего общего, чуть ли не под копирку! Этакий фюрер местечковый. Не хочу встречаться! Но животных, твердили мне все как один мужики, действительно любил и лелеял. Хоть что-то в нём хорошее осталось…
Поздно вечером Виктор сменился, на смену ему пришли два других бородача и подросток. Я поблагодарил их за спасение, пообщался о том и о сём, получил разрешение ночевать тут же, недалеко от охраняемого прохода, под кустом. Они мне даже подобие подушки дали – старую наволочку, набитую травой; древний плед и застиранную, но чистую футболку. Ни прогонять, ни отговаривать меня стали – видели, что без новостей о здоровье Зюзи не уйду.
Прошло почти шесть дней. Ребята, оттащившие тачку с подругой в больницу, никаких известий не принесли. Да, доставили. Да, живая была. Да, доктор сразу на операцию увёз. А вот оставаться до первых результатов лечения не стали – назад вернулись, своих дел полно. Я ждал, втайне даже от себя, боясь новостей. Проводил время за разговорами с постовыми, с приходившим ежедневно Владимировичем; ел, если давали, пил, спал. Когда пошёл дождь – просто сидел под кустом, отрешённо глядя в одну точку и ничего там не видя. Потом опять коротал в беседах томительно тянущееся время.
Самым неприятным стало то, что специально узнавать для меня никто ничего не собирался. Гонца послать – свободных людей нет, все при деле. Самому пойти – нельзя. Честно сказали – пристрелим. Не мы – так другие. Порядок такой. Оставалось лишь ждать оказии – может кто-то будет из городка ехать и, возможно, расскажет о состоянии подруги. Да и то, если знает. Пришлось запасаться терпением.
Здоровье моё понемногу восстанавливалось, так что вынужденное безделье, в некотором роде, даже шло на пользу.
На седьмой день я увидел процессию. Впереди шёл невысокий, худощавый мужчина лет сорока, в традиционно псевдорусской одежде и с резным посохом в руках. За ним двигались лёгкой, стелящейся походкой четверо мужчин с повадками профессиональных бойцов. У каждого был такой знакомый по Лёхиной деревеньке СКС. Охранник, до этого непринуждённо болтавший со мной о старых временах и курортах Чёрного моря, вдруг склонился в глубоком, немного раболепном, поклоне. Я повторил его движение. Ничего, не убудет и спина не переломится.
Между тем мужчина подошёл ко мне, как-то очень по-свойски опёрся руками об перекладину шлагбаума, и заговорил хорошо поставленным, густым голосом:
– Ты, значит, собачку к нам принёс? Благое дело… Все мы Божьи, все право жить имеем, все мы братья… Я тут по делам был, решил лично на такого молодца глянуть.
Я выпрямился, и только теперь смог рассмотреть говорившего в подробностях. Хиленький, спокойный человек с лицом, в котором действительно было что-то неуловимо крысиное. Никаких запоминающихся черт, кроме глаз. Они словно принадлежали не ему. Блёклые, водянистые, пустые – такие глаза лучше подойдут старику, который уже достаточно пожил и видел многое в жизни. Тоже, наверное, у Слизня отирается, недаром к волкам без мыла в задницу лез. А они его «глупым человеком» называли, наивные… Вспомнилось, как полковник подробно тогда рассказывал про побочные эффекты этой инопланетной хреновины…
– Да. Я. Как она?!
Отец Андриан резко выпрямился, посмотрел мне в глаз и тихим, человечным голосом, ответил:
– Она ушла. На радугу. Мы ничего не смогли сделать. Прости. Как её звали?
– З-зюзя…
– Прости, – снова повторил он, развернулся и быстро зашагал со своей свитой к фортику.
Я долго смотрел ему вслед и плакал. Громко, навзрыд, раздираемый изнутри самой страшной на свете болью – душевной.
Кто для меня эта собака? Друг? Нет, мы давно переросли простую дружбу. Мы – семья. Да – странная, да – непонятная, но семья. И мне без неё плохо!
Глава 4
Постепенно истерика прошла, заменив себя пустотой. Словно часть меня отрезали. Умерло внутри что-то. Ещё раз, без всякой надежды попробовал уговорить псведорусичей меня пропустить, теперь уже чтобы в последний раз проститься. Снова отказ, даже в просьбе повторно встретиться с отцом Андрианом. Он, похоже, и сам со мной общения не искал. Вон, как быстро в фортике скрылся.
– Так бывает. Ты прости, если что. Для собачки твоей сделали всё, что могли, – печально произнёс кто-то из сектантов. – Не спасли животную… И не вздумай могилку искать – только беду на свою голову накличешь! Далеко она. А порядки наши сам знаешь… поймают – пощады не жди.
Пришёл тёзка, протянул мне котомку. Я, даже не заглядывая внутрь, машинально её взял и, не прощаясь, словно сомнамбула, пошёл обратно по дороге, не особо задумываясь о том, что в посёлке мародёров меня не ждут.
В голове прочно засел вопрос: «Вот что я нашёл такого в Зюзе, что за месяц с хвостиком нашего знакомства прикипел к ней всем сердцем?». Но внятного объяснения так и не смог придумать, кроме одного, простого. Наверняка есть ещё множество вариантов, более правильных и украшенных витиеватыми и пафосными словами, однако мне и первого хватит. Доберман – единственное существо за последние десять лет, которое было со мной рядом по своей воле и ничего от меня не требовало. Она приносила только добро, не прося ничего взамен. Сказки не в счёт. Для меня умение быть рядом с кем-то без корысти – и есть идеал дружбы и семьи. Остальное от лукавого.
Теперь про поминки… Я хоть Зюзиного тела и не видел, но, если добердевочка жива – она меня найдёт. Мир перевернёт, а найдёт. А если нет? Не хочу верить, восстаёт всё внутри против этого, но всё же… Нет! Она – жива! Мне здешние мужики все уши прожужжали, что местный пастырь животных обожает, ни за что не обидит. Даже если он соврал – пусть! Лишь бы ушастую выходил – всё прощу!
А если наступить на горло эмоциям, то придётся признать: её состояние в момент встречи моей с сектантами было критическим. Если… Если да, и я только что узнал правду? Тогда однозначно, смерть моей подруги должна быть отмщена. Не хуже, чем разумные за послушника Алексея должок вернули. Вот только кому мстить? Сектантам, которые нашли и вывели на гарнизон банду Михалыча? Михалычу, который всю эту гадость спланировал и притворил в жизнь? Неизвестному стрелку, смертельно ранившему Зюзю? Васильевичу, который тогда привёл всю свою кодлу для уничтожения группы Коробова? Кому???
На всех меня точно не хватит и устраивать войну со всем окружающим миром глупо. Мне не нужна героическая смерть, мне нужна месть. А у мести должно быть лицо, в которое можно выстрелить. Не знаю почему, но сознание упорно подсовывало сморщенную мордочку старого машиниста, и в ушах периодически раздавался его мерзкий, липкий смех.
Прав был волчара, ох как прав! За своих надо мстить так, чтобы небо содрогнулось!
Как только я выбрал конкретный, реальный объект для своей ненависти, сразу стало легче. Мысли из философско-абстрактных перетекли в практическую плоскость. Как проще, с гарантией, угробить старого пердуна? В посёлке – не вариант, на паровозе… На паровозе! И паровоз под откос! Как я про него забыл! Чтобы ахнули, суки!
Васильевич и паровоз, паровоз и Васильевич… Обоих угроблю, или я не Витя Кривой. У меня теперь даже кличка разбойничья, так что сами виноваты. И начну именно с самоходной железяки. Почему? Потому что она большая.
Интересно, где можно взять учебник «Как пустить паровоз под откос при помощи верёвки, травы и отборного мата»? Наверное, нигде. А он мне бы очень сильно не помешал сейчас. Хорошо, что я знаю о паровозах? Что они довольно сложные в управлении и как работают рычаги и всякие манометры – я без понятия. Знаю, что пар приводит в движение колёса и чумазый кочегар периодически бросает уголь в топку. И всё. Плохо. Наверняка ведь эту сложную конструкцию можно запросто обездвижить, если понимать, как.
Ладно, думаем дальше.
Ездят они где? По железной дороге, по рельсам. Если открутить рельс – поезд под откос пойдёт? На скорости – обязательно. Вот только в одно рыло открутить рельс, спилить все крепёжные болты – не реально. А пилить придётся -потому что если состав ехать будет медленно, то рельс может и не соскочить с креплений. Уносить в сторону опасно – могут заметить, да и не сдвину я эту железяку. В войну партизаны проще делали – минировали, и всех делов. Только где мне тротил взять? Опять в мечтания ударяюсь…
Остаётся последний вариант – сжечь. Если и не до основания, то вреда всяко много будет. И паскудник-машинист там же отираться будет… Он – главная цель! Пусть ему отрыгнётся по полной… Что же, план «минимум» есть, цель есть, приступим! Я сошёл с дороги и двинул на восток. Там, по моим расчётам, находилась железная дорога.
Следующие четыре дня я практически не ел, не спал, рыская по округе, словно дикий зверь. Скоро закончится месяц перемирия с волками, надо бы свалить из этих мест подальше, но это меня сейчас совершенно не волновало. Я должен отомстить, просто обязан!
Обшарил три небольшие деревеньки, которые обнаружил, пройдя по старым, прочти проглоченным наступающей природой, дорогам. Результаты были неутешительные. Практически всё, что представляло хоть какую-либо ценность, вывезли местные. Но мне много и не нужно. Удалось найти относительно нормальные спички, несколько кухонных ножей; ржавеньких, но прочных. Осмотрел, оставил два самых длинных. Подобрал и старую матерчатую сумку, и тёмно-коричневое, пропахшее мышами и плесенью, покрывало. Ну и новой повязкой на глаз обзавёлся, куда же без неё!
И, наконец, удача изволила улыбнуться. Когда, уже особо ни на что не надеясь, зашёл в неприглядный сарайчик, то увидел искомое. Две литровые бутылки растворителя. Проверил – закрыты плотно, не воняют. К таким вещам мужчины в своих мастерских всегда относились бережно, согласно технике безопасности. Обыскал тщательнее – и наградой за усердие стали ещё две, почти пустые. Перелил их в одну ёмкость, с удовольствием вдыхая тяжёлый, химический запах, так знакомый мне по отцовскому гаражу. Подпалил пару капель на пробу – горит, как ему и положено. Обнаружилось там, в сарайчике, и немного, литра три, машинного масла. Совсем хорошо, только одно плохо – слабенький я. Долго такой груз не смогу носить.
Остаток дня и ночь потратил на сон, набираясь сил, а с первыми лучами солнца вышел к железной дороге, обнаруженной на второй день забега по ненаселённым пунктам, и потопал на юг. В одной руке нож, в другой увесистая сумка со всяким разным. Километров через пять показался посёлок. Быстренько сделал простой тайничок, в котором припрятал набранное барахло и медленно, ползком, подобрался как можно ближе к цели.
Укрытием выбрал кусты на обочине старой дороги, примерно в полутора километрах от первых дворов. Ближе нельзя – огороды. Но это и хорошо – там, где люди с утра до вечера в земле копаются – растяжки или мины обычно не ставят.
