Абвер – «щит и меч» III Рейха

скачать книгу бесплатно

Абвер – «щит и меч» III Рейха
Герд Бухгайт

Спецназ Гитлера
В отличие от СС, СД и гестапо, Абвер не был признан преступной организацией, хотя его роль в обеспечении гитлеровской агрессии невозможно переоценить, – недаром «Abwehr» (в переводе с немецкого – «защита», – «отпор») величали «щитом и мечом Рейха», «всевидящим оком фюрера» и даже «лучшей спецслужбой Второй Мировой».

Эта книга – уникальная возможность заглянуть в святая святых германской разведки и контрразведки, за кулисы тайной войны, в спецхран секретных операций и диверсионных подразделений, таких как полк особого назначения «Бранденбург». Будучи кадровым разведчиком, прослужившим в Абвере 10 лет, подполковник Бухгайт обладал всей полнотой информации и в своем профессиональном исследовании, основанном не только на личных воспоминаниях, но и на архивных материалах и послевоенных беседах с сотнями бывших сослуживцев, восстановил подлинную историю этой легендарной спецслужбы от взлета до падения, от рождения Абвера до его разгрома после покушения на Гитлера летом 1944 года и казни адмирала Канариса.

Герд Бухгайт

Абвер – «щит и меч» III Рейха

Предисловие автора

В этой книге читателю предлагается полная история германской военной разведки и контрразведки – организации, которая была инструментом обороны страны и чья деятельность по необходимости сознательно содержалась в тайне.

Уже много написано об абвере и его шефе адмирале Канарисе. Но это были большей частью детективно-романтические или тенденциозные произведения. В них правда густо перемешивалась с вымыслом ради сенсации. Ошеломляет та путаница мнений, которая содержится в публикациях о Канарисе как о человеке и солдате, а также о его отношении к Гитлеру. И наоборот, очень мало известно о той политической и военной роли, которая выпала на долю абвера в период его становления, в годы его мощи и, наконец, во время краха Третьего рейха. Это вполне понятно, поскольку влияние тайных служб на решения диктаторского режима остается всегда ограниченным и в значительной мере не фиксируется документально.

И все же наступает время открыть истину, отвергнуть те обвинения, которые были выдвинуты с Востока и с Запада в адрес абвера и его шефа Канариса. Но при этом следует принять во внимание, что документов, письменных приказов, отчетов и заметок, доступных для исследователя, весьма немного. Это объясняется тем, что бо?льшая часть решений, в том числе и принципиальных, принималась ради сохранения тайны в форме устных распоряжений, а письменные оставались во многом неизвестными даже самому узкому кругу посвященных. К тому же при развале или провале отдельных органов абвера почти вся их документация, как правило, предавалась огню. После покушения на Гитлера летом 1944 г., когда абвер был разгромлен, а его руководство арестовано, бо?льшую часть документов уничтожило гестапо. Однако сохранившиеся, к счастью, в ряде архивов ФРГ и США собрания документов оказались настолько содержательными, что позволили исследователям ответить на многие вопросы. Кроме того, все еще есть возможность привлечь и сохранить для потомков устные и письменные свидетельства и воспоминания еще оставшихся в живых сотрудников абвера (книга писалась в начале 1960 х. – Ред.). Я выражаю искреннее признание всем тем бывшим сотрудникам абвера, с которыми я вел все эти годы обширную переписку и от которых получил крайне ценные материалы.

Я должен поблагодарить за поиск в архивах и институтах нужных мне документов начальника Военно-исторического исследовательского центра во Фрайбурге полковника в отставке фон Гроота, директора библиотеки земли Пфальц в Шпейере доктора Метца и, не в последнюю очередь, тех многих лиц, которые обеспечили меня важными микрофильмами из архивов США. Особую благодарность я выражаю полковнику в отставке Отто Вагнеру. Он был первым, кто выдвинул идею создания развернутой истории военной разведки и контрразведки Германии и словом и делом неустанно способствовал ее осуществлению своим личным участием.

Глава 1

Тайная служба – сущность, задачи, своеобразие

Задача любого нормального государственного руководителя состоит в том, чтобы добиваться целесообразного ведения общественных дел, обеспечивать правопорядок и благополучие своего народа и способствовать росту мощи и уважения государства, объединяющего все население страны. Можно определять задачи высшего руководства государства и по-иному, однако любой, кто решил заняться государственной политикой, должен прежде всего детально и по существу ознакомиться с текущей обстановкой, чтобы прийти к верным выводам и оценкам. Любая обстановка таит много неопределенностей, чему причиной прежде всего незнание условий и намерений реальных или вероятных политических противников, равно как и политических друзей. И те и другие стремятся, особенно в конфликтных или спорных ситуациях, держать свои намерения в тайне друг от друга, скрывать свои возможности и средства. Наряду с этим государственный деятель обязан собирать достаточно достоверные сведения о планах, возможностях и средствах других государств, о которых ему не стало известно из легальных источников информации. Поэтому каждое государство пользуется услугами тайных клиентов-лазутчиков, агентов, способных добраться до тайных замыслов других наций. Так было на протяжении всей истории человечества, и так же все останется в будущем, пока мы не достигнем идеального состояния подлинного мира[1 - Erasmus J. Der geheime Nachrichtendienst. Goettingst Beitraege fuer Gegenwartsfragen, Goettingen 1952. Эта весьма фундированная работа содержит 6 глав: 1) Политическая основа тайной разведывательной службы; 2) Сущность тайной разведслужбы; 3) Условия ведения разведки; 4) Правовое обеспечение тайной разведслужбы; 5) Положение тайной разведслужбы в государстве; 6) Отношение субъектов разведки к международному праву и уголовному праву.].

Значит, нужно всегда исходить из того, что противная сторона не откажется от осуществления своих планов в известной ситуации также и силой оружия. Стало быть, тайная служба – это важный для государственного руководства инструмент, нацеленный в конечном счете на обеспечение защиты своей страны. Понимание этого облегчает даже беглый взгляд на историю. Старейшая из тайных служб (если не считать существовавших в античности и в древних ушедших культурах) британская Сикрет Сервис обрела себя как государственное формирование при Эдуарде III (1327 – 1377). Она предназначалась для охраны трона и обеспечения придворной кабинетной политики, особенно при Генрихе VII (1485 – 1509), который придал ей двойственную структуру – для действий внутри (для чего он объединил службу сбора информации с полицией, создав сыск) и вовне (для чего превратил службы внутренней безопасности в средство и элемент внешней политики). Ко времени Елизаветы I (1558 – 1603) Сикрет Cервис стала одной из самых эффективных в Европе. Каждый последующий правитель, будь то Карл II, Яков II или Вильгельм Оранский, всемерно содействовал ее развитию, делая ее незаменимым средством политики[2 - Seid A.: Der englische Geheimdienst, Berlin 1940, S. 7ff.].

При Наполеоне I его министр полиции Фуше создал образцовую службу безопасности и сыска, в которой готовились кадры специалистов по анализу разных политических интриг и наблюдателей за идейной оппозицией, а также агентов, засылавшихся с целью шпионажа почти во все страны континента. Они докладывали о политической и военной обстановке во всех странах от Испании до России и от Италии до Англии. Так, победу французов над австрийской армией под Ульмом в 1805 г. обеспечил некто Карл Шульмейстер, организовавший в условиях континентальной блокады централизованный экономический шпионаж[3 - Die Weiltkriegsspionage, Muenchen 1931, S. 528ff; Routier: L’espionage et la trahison en temps de paix et en temps de guerre, Poitiers 1913, 36ff.].

Тайная служба – это прежде всего служба сбора информации и связи. Эта информация позволяет соответствующим военным и политическим руководителям заблаговременно узнавать намерения явных и потенциальных противников и строить на этом свои планы. При поиске таких сведений тайными путями никакие наставления или мудрые приказы никогда не были и не могут быть руководством к действию. Решающая роль здесь отведена знанию разведуемой страны, владению ее языком, знанию характера и особенностей ее народа, политических и экономических проблем данного государства, а также готовности агента выполнить задание, его изобретательности, решительности, выносливости и наличию прикрытия сверху.

Эта информационная функция тайной службы с незапамятных времен относится к области межгосударственных отношений. Для этого она издревле использует доверенных лиц, шпионов, агентов влияния. Но, конечно, ни одно государство никогда не признает, что содержит шпионов. В то же время международное право рассматривает шпионаж – главную функцию тайных служб – по преимуществу не как военную акцию, противоречащую его установлениям[4 - Leverkuehen P. Der geheime Nachrichtendienst der deutschen Wehrmacht im Kriege, Frankfurt 1960, S. 31.]. Так, например, в судебном процессе против руководителя германской политической разведки в службе СД Вальтера Шелленберга обвиняемому были поставлены в вину не его действия в целях военного шпионажа, а нарушения правил этой деятельности, выразившиеся, в частности, в похищении людей и в участии в так называемом «окончательном решении еврейского вопроса». Так же и в шанхайском судебном процессе против сотрудников германского абвера (Бюро Эрхарда) обвинение было предъявлено не в связи со шпионажем, а на основании нарушения перемирия путем передачи разведданных японцам после 8 мая 1945 г. Однако, если шпион пойман во время войны и обличен, он может быть расстрелян, ибо ведущий войну имеет право оградить себя устрашающими мерами. Таким образом, шпионаж, хотя и узаконен международным правом, является в высшей степени рискованным занятием.

Кроме сбора информации, у тайной службы есть еще одна не менее важная задача – охранная функция контршпионажа. Она носит в целом оборонительный характер, однако может, а иногда и должна вестись наступательно с целью ввести в заблуждение вражеские секретные службы или внедриться в них. В этом случае говорят о контрразведке, или контршпионаже, – особой сфере деятельности, овладение которой требует исключительных способностей и знаний.

Еще одной отраслью тайной службы являются диверсии и саботаж. Эти действия направлены против определенных объектов, например против пунктов и баз снабжения и путей подвоза в тылу врага, крупных объектов военной промышленности, шахт и рудников, нефтепромыслов и нефтеперегонных заводов, а также мостов, аэродромов и т. п. В задачу политических диверсий входит также внедрение в политические группировки (партии) или движения в лагере противника и их разложение или переориентация. Сюда же относится и использование оппозиционно настроенных политических меньшинств. Особой задачей диверсий считаются покушения на представителей военного и политического руководства. В принципе диверсии проводятся только во время войны, но планируются и усиленно готовятся уже в мирное время[5 - Leverkuehen P. Der geheime Nachrichtendienst der deutschen Wehrmacht im Kriege, Frankfurt 1960, S. 31.].

Вынужденная необходимость работать так, чтобы никто не знал об этом и не мог наблюдать за сотрудниками секретных служб, что требует постоянной маскировки, окружила их ореолом романтики. Агенты тайных служб вызывают восхищение, но зачастую их просто боятся. Порода людей, из которых формируются тайные службы, складывается из представителей самых различных народов и слоев общества. Среди них встречаются и продажные элементы, и случайно оторванные от родины, и прирожденные предатели, и авантюристы по призванию, и идеалисты-романтики. Однако для разведки и контрразведки вовсе не важно, через кого они получают нужную информацию. В принципе же тайные службы должны настраиваться на «ловлю» таких людей во всех слоях населения, а это предполагает, что офицеры и агенты тайных служб должны быть хорошо обучены обхождению с людьми и обладать повышенной чувствительностью и интуицией. Вербовки доверенных людей и агентов должны вестись крайне тщательно, так как они должны действовать искусно, скрытно и надежно. Но в то же время они должны иметь какую-то гарантию того, что секретная служба, которой они обязались служить, соответствующим образом вознаградит их, а в случае крайней опасности придет им на помощь. Однако, даже обладая выдающимися способностями, доверенные лица и агенты могут успешно работать только тогда, когда «ведущий» их офицер будет «вести их целесообразно и добросовестно». Иными словами, деятельность тайных служб – это планомерно осуществляемая и тщательно продумываемая работа профессионалов высокого класса. Она требует холодного расчета и здравой оценки всех обстоятельств и трудностей, но прежде всего – терпения и выносливости.

Собственно говоря, именно из деятельности тайных служб и вызревает в конечном счете командование войсками или управление государством. И к этому нельзя приплести ничего «таинственного» или тем более «одиозного». Такие представления о тайных службах возникают чаще всего тогда, когда неопытные сотрудники спецслужб изолируют себя от окружающего мира. И тогда они терпят крах, ибо в этом случае даже у случайных наблюдателей пробуждается любопытство. Поэтому затворничество тайных агентов должно кончаться там, где оно становится опасным для жизни. Куда полезнее и выигрышнее определенная самоуверенность и раскованность поведения агента в обществе. Да и маскировка тоже не должна быть самоцелью, а использовать ее следует только при проведении операций, в которых она принесет наибольшую выгоду. В условиях, когда возникает большой приток людей в тайную службу, которые настроены индивидуалистически, весьма желательно добиваться постепенного развития «профессионального духа» в интересах дела. Эта цель может быть достигнута тем легче и быстрее, чем чище и достойнее будет осуществляться руководство тайной службой. При этом никак нельзя делать общим правилом тезис о том, что «я служу своему отечеству и не важно – хорошее оно или плохое», хотя это и весьма «удобный» принцип. Ведь офицеры тайных служб «не являются ни криминалистами, ни следователями, ни прокурорами, ни палачами».

Обозревая эту область деятельности с такой точки зрения, мы невольно приходим к выводу, что во главе секретной службы должна находиться независимая и ничем не запятнанная личность. К тому же эта личность должна гарантировать, что ни при каких обстоятельствах она не позволит использовать себя и свое дело в каких-либо партийно-политических интригах. Лишь тогда тайная служба сможет остаться верной своему делу даже при изменении страной своего политического курса. И действительно, вряд ли найдется такая военная или политическая организация, на которой не отпечатался бы столь явно штамп личности ее шефа, как тайная служба. Ведь именно он направляет своих подчиненных, ставит им задачи и обозначает пределы их компетенции и границы своего влияния, именно он определяет и методы работы, именно от него зависит в решающей степени, будет ли тайная служба соблюдать нормы международного права и гуманности или власть будет использована для террора и преступлений.

Можно спорить, существуют ли в сфере секретных служб обязывающая профессиональная мораль или какие-то международные договорные принципы. На практике же все сводится к довольно широкому набору весьма произвольных «правил игры» – как корректных, так и беззастенчивых – и различных путей выполнения задач – как прямых, так и окольных. И по каким рельсам движется та или иная секретная служба, в значительной мере зависит от того человека, который ею руководит, от того авторитета, которым он пользуется, от уважения, которое он вызывает своим примером.

Глава 2

Германская тайная разведывательная служба. 1912–1918 гг.

Было бы, разумеется, превосходно описать историю германской тайной военной службы с самого ее рождения. Однако с какого времени можно вообще говорить о германской тайной службе?

В 1928 г. первый после мировой войны шеф разведки и контрразведки рейхсвера генерал-майор Гемп закончил написание до сих пор еще не изданного манускрипта, в котором подробно излагалась история «Тайной разведывательной и контрразведывательной службы сухопутных войск Германии с 1866 по 1918 г.»[6 - Рукопись Гемпа автору удалось получить и просмотреть в Службе национальных архивов в Вашингтоне, в отделе архивов 2 й мировой войны. Она насчитывает 14 частей.]. Автору не понадобилось вторгаться в эпоху существования мелких разрозненных германских княжеств, так как до середины XIX в. при дворах князей подвизались лишь отдельные завербованные ими шпионы и лазутчики. Информируя своих заказчиков обо всем, что творилось в военно-политическом плане за пределами их земель, они прибегали к подкупу, разным ухищрениям. Но этим импровизациям было очень далеко до хорошо организованной тайной службы. Только во время войн 1866 г. и 1870–1871 гг. прусская тайная военная служба вместе с созданной Бисмарком полевой жандармерией под начальством Вильгельма Штибера сумела стать постоянной организацией и добиться серьезных успехов. Начало было тем самым положено. Тем не менее Большой генеральный штаб даже после основания рейха никак не мог решиться на создание достаточно широкой и специализированной секретной службы разведки и контрразведки. Мало-помалу при кайзере Вильгельме II в Берлине сложился некий орган, личный состав которого насчитывал около дюжины офицеров, а бюджет составлял 300 000 марок. Такая «служба», конечно, не могла конкурировать с тайными службами великих держав – Англии, Франции и России. Это во многом объяснялось тем, что Германия в отличие от великих держав, имевших интересы во всем мире, ориентировалась в силу своего геополитического положения в основном на континент Европы. Даже в сравнении с австро-венгерским разведывательным бюро в Вене, которое уже после разоблачения предательства полковника Редля[7 - Die Weltkriegsspionage, Muenchen 1931, S. 558ff.] сумело под руководством генерала Остромиеца (1909 – 1914) развернуть на Балканах хорошо функционировавшую шпионскую сеть, служба разведки в Большом генеральном штабе в Берлине оставалась третьестепенной или даже еще более незначительной. Она предназначалась только для выяснения чисто военных вопросов в потенциально враждебных странах. Вести политический или промышленный шпионаж ей запрещалось. Для этого были разные причины. Военные почти всегда отказывались вмешиваться в политические вопросы или прибегать к полицейским методам и политическим провокациям, а с политиками и исполнительными властями они связывались лишь в чисто служебном порядке. Как государственные секретари по внешним делам, так и политические партии ревностно следили за тем, чтобы военная разведка не выходила из своей узкой сферы военных проблем. И это при том, что германский рейх не располагал централизованной службой военной разведки. И вот, если еще за 100 лет до этого князь Меттерних уже мастерски координировал на Венском конгрессе 1815 г. действия дипломатической, политической и военной разведок, а британские службы превосходно работали в тесном контакте друг с другом, то офицеры германской разведки даже после окончания Первой мировой войны вынуждены были признать: «Как в Германии, так и в Австро-Венгрии не было единообразного руководства разведслужбой. Министерства иностранных дел занимались разведкой, вовсе не согласуясь с потребностями военного ведомства. Столь же оторванной от других задач была и борьба с вражеским шпионажем, поскольку она выполнялась органами полиции. Между политической и военной разведкой не существовало практически никакого взаимодействия»[8 - Nicolai W.: Geheime Maechte, Leipzig 1923.]. Следствием этого стало то, что в 1914 г. германская военная разведка оказалась плохо информированной о настроениях и политических целях наших противников.

Настоящее строительство самостоятельной службы разведки и контрразведки в Большом генеральном штабе было начато только в конце 1912 г. По распоряжению начальника оперативного отдела полковника (впоследствии – генерала от инфантерии) Людендорфа подполковнику (позже – полковнику) Николаи было дано задание реформировать разведслужбу. Новый отдел получил официальное обозначение «III-b». Тем самым был сделан первый шаг в решении давно назревшей задачи. Ведь до этого при корпусных штабах (военных округах) имелись только немногие офицеры связи и разведки, эпизодически инструктировавшие свое начальство о важнейших моментах, какие могут встретиться в будущем. Они поддерживали связь с пограничными войсками и полицией, которые были ответственны за борьбу со шпионажем.

Перед началом Первой мировой войны отдел «III-b» насчитывал около 80 офицеров. Постепенно начали увеличиваться и группы разведофицеров в пограничных военных округах. Но сфера задач ограничивалась чисто военным сектором. В этих условиях догнать тайные службы потенциальных противников, активно работавшие уже много десятилетий, не представлялось возможным. К тому же Людендорфу удалось добиться того, что бюджет отдела «III-b» был увеличен до 450 000 марок в год. Но что мог дать такой бюджет по сравнению с 13 миллионами рублей, выделяемых на эти цели Россией! К тому же на тайную службу уже было наклеено позорное клеймо «грязного дела», и полковнику Николаи лишь с огромным трудом удалось постепенно несколько изменить отношение общества и руководства к секретным службам.

Разработку конкретных операций Николаи препоручил своим референтам, а исполнительные полицейские функции – прикомандированному к нему советнику полиции Бауэру. Свою задачу Николаи видел не столько в техническом выполнении ставившихся перед ним задач, сколько в консультировании вышестоящих начальников на основе полученных разведывательных данных. Он хотел быть прежде всего офицером генерального штаба, добросовестно делающим выводы из полученных донесений. Однако сам он в своей книге «Тайные силы» утверждает, что анализом донесений отдел «III-b» не занимался[9 - Nicolai W.: Nachrichtendienst, Presse und Volksstimmung im Weltkrieg, Berlin o. J.]. Это так и было, однако из книг Николаи, опубликованных после 1918 г., стало известно многое об «аналитическом подходе» к сообщениям, хотя ничего существенного об общей линии действий, организации и условиях, в которых действовала тогда служба военной разведки и контрразведки, в них не было. Бывший шеф службы «III-b» об этом умолчал, как и обо всех своих тайных помощниках и их действиях. Для этого у него были свои причины, так как по условиям Версальского договора 100 тысячный рейхсвер очень строго контролировался победившими союзными державами.

Те, кто имел дело во время войны с полковником Николаи, знали его как офицера, наделенного крайне обостренным чувством долга. Он очень внимательно наблюдал за всем, что творилось в Большом генеральном штабе и в штабах крупных войсковых соединений, и с присущим ему гражданским мужеством критиковал решения, принимаемые по небрежности, легкомыслию или слабости характера. Он постоянно доказывал, что моральная слабость руководства гораздо опаснее, чем любой шпионаж и другие подобные действия противника[10 - Частные сообщения автору.]. Отсюда вполне понятно, что этот офицер, опубликовав свои воспоминания, не стал больше заниматься вопросами тайной разведки и контрразведки и даже не попытался войти в контакт с тайными службами нового вермахта. Из этого вовсе не следует, что Николаи был недостаточно компетентным начальником разведки. Еще перед началом Первой мировой войны он строго придерживался правила, чтобы его офицеры знали своих агентов в лицо и «прощупывали их до печенок», прежде чем давать им задания. Следовало учитывать все свойства характера и способности агента – как хорошие, так и плохие, причем последние также должны были использоваться, а не ставить на агенте крест. Хотя он и был твердым сторонником жесткой прусской военной дисциплины, его отличали изобретательность и динамичность. Он был кем угодно, но не бюрократом, и не было другого офицера генерального штаба, который настолько подходил для должности начальника отдела «III-b», как полковник Николаи.

Основным направлением деятельности германской военной тайной службы был сбор сведений о строительстве французской и русской сухопутных армий, а также английского военно-морского флота, выявление оперативных планов их генеральных штабов. Особые трудности создавало ведение разведки в России, чья разветвленная и мощная полицейская система контроля и слежки делала весьма рискованным любое нежелательное любопытство в отношении армии. Дело усложняла и огромная территория царской империи, и строгий контроль, и не в последнюю очередь языковые трудности. В таких условиях было исключительно трудно вербовать нужных агентов и лазутчиков. Приходилось тратить значительные средства на подкуп и оплату выполненных заданий. А немецкая сторона проявляла завидную скупость в вопросе о выделении денег на тайную службу. В штабах 1 го и 20 го корпусов в Кёнигсберге и Алленштайне в то время в отделах разведки и контрразведки числилось по одному офицеру и одному унтер-офицеру на должности писаря. И это при том, что разведка военных приготовлений в России по мере ухудшения политической обстановки становилась все очевиднее серьезной потребностью Германии и ее союзницы Австро-Венгрии.

Неясность военно-политического положения в России вызывала у генерального штаба сильнейшее беспокойство вплоть до середины июля 1914 г. Как известно, в те полные драматизма дни кайзер Вильгельм II все время тянул с отданием приказа о всеобщей мобилизации. Несмотря на поступившие в генштаб сведения о развертывании русских войск, он требовал веских доказательств, подлинных документов. И такой документ сумел достать один мелкий агент по имени Пинхус Урвич, которого вел офицер разведки в Алленштайне капитан фон Рёдер. В конце июля этот торговец, курсировавший туда-сюда между Восточной Пруссией и Россией, увидел в своем родном городе Кольно большие плакаты на видных местах. Он тут же принял смелое решение, прокрался ночью к зданию городской управы и срезал один такой плакат со стены, не повредив текста. Рано утром Пинхус Урвич запряг лошадь и поехал к пограничному пункту перехода, зашив плакат предварительно под пиджак. Несмотря на строгую проверку, никто ничего не обнаружил, и он перешел границу. В свою очередь, и русские с нетерпением ждали, какие новости принесет им их агент Урвич по возвращении назад. В тот же день к вечеру капитан фон Рёдер получил от немецкого пограничного чиновника сообщение о благополучном прибытии агента Пинхуса Урвича. Взяв штабную машину, Рёдер проехал 50 км до местечка Просткен, где его ждал агент. Теперь русский приказ о всеобщей мобилизации был в немецких руках. Той же ночью немецкий офицер связи выехал в Берлин с плакатом и на следующий день положил его на стол начальнику генерального штаба. Сомнений не оставалось. Кайзер Вильгельм II подписал указ о всеобщей мобилизации в Германии[11 - Из неопубликованных материалов подполковника в отставке Горачека.].

В отличие от условий, существовавших в Германии, в российском полицейском государстве, где шпионаж и слежка с давних пор считались санкционированными верховной властью, тайная служба была хорошо организована и в военном деле. Русские училища, готовившие агентов, деятельно помогали органам военной разведки благодаря крупным финансовым вливаниям и неограниченным людским резервам. Да и российские военные атташе не брезговали выполнением шпионских заданий. По-видимому, это способствовало первоначальным военным успехам численно превосходящей российской армии в ее действиях против Австро-Венгрии. Однако последовавшие за этим неудачи русских быстро привели их широкую службу военной разведки и контрразведки к износу. Налаженная ею сеть агентов была серьезно подорвана, а на импровизации в изменившихся условиях русские с их неповоротливостью не были достаточно способны.

В отделе «III-b» Большого генерального штаба существовала специализация по нескольким направлениям. Это были тайная разведывательно-информационная служба, контрразведка, дезинформация противника и диверсионная служба. Когда поступающие донесения носили военный характер, они направлялись не прямо в оперативный отдел Большого генерального штаба, а в отделение «Иностранные армии». Там их просматривали и анализировали, но без учета тех выводов, которые к ним приложил полковник Николаи. Ведь донесения, приходившие из самых разных источников, естественно, очень часто противоречили друг другу, и потому их нужно было тщательно изучать и сопоставлять, чтобы отсеять ложные. Сведения, полезные для ВМФ, передавались в морской генеральный штаб, технические сведения – соответствующим органам власти, а доклады политического содержания – политическому отделу ставки верховного командования, который уже мог затем передать их дальше министерству иностранных дел. Донесения экономического характера шли в специально для этого созданное центральное бюро внутреннего управления генштаба (во время войны) в Берлине. Таким образом, в верховном командовании обрабатывались только чисто военные донесения, которые складывались в общую картину. При передаче наверх своих донесений германскую разведслужбу меньше всего заботил вопрос о том, что хотят услышать «верхи». Она исходила всегда из четкого признания превосходства противника в живой силе и технике. Точно так же вел себя и абвер в годы Второй мировой войны. Но если в 1914–1918 гг. германское верховное командование принимало в расчет эти сведения и выводы, то верховный вождь Адольф Гитлер полностью игнорировал предостерегающие доклады своей тайной службы.

Нет такой секретной службы, которая всегда имела бы только успехи. Последние неизменно чередуются с неудачами, иногда даже очень серьезными, если не сказать решительными, провалами, которые зачастую обусловлены чистыми случайностями. После того как командование германского ВМФ приняло решение о неограниченной подводной войне, статс-секретарь германского министерства иностранных дел Циммерманн направил своему послу в Вашингтоне графу Берншторфу специальную инструкцию. Это послание было перехвачено британским адмиралтейством и направлено соответствующему отделу Интеллидженс Сервис. Хотя оно и было зашифровано очень сложным способом, англичане в конце концов его расшифровали, и едва это случилось, как в британском Форин Офисе поняли его чудовищный смысл: Циммерманн извещал посла о переходе с 1 февраля 1917 г. к неограниченной подводной войне. Берншторфу предлагалось поэтому приложить усилия к тому, чтобы Соединенные Штаты не вступили в войну. В случае неудачи он должен был обратиться к Мексике, побуждая ее к альянсу с Германией. В качестве «приманки» он должен был предложить мексиканцам совместный захват американских штатов Техаса, Нью-Мексико и Аризоны. Телеграмма Циммерманна во многом определила решение США объявить войну Германии. Этот пример показывает, насколько небезопасна – особенно в наше время – даже самая тайная передача секретных разведывательных сведений.

Что касается деятельности германских органов контрразведки до и во время Первой мировой войны, то они себя в общем и целом вполне оправдали. Так, в 1913 г. они, взаимодействуя с полицией, сумели арестовать в пределах имперской территории 346 шпионов, что явилось, конечно, малой толикой той агентуры, которую развернули против Германии Франция, Англия и Россия. В ходе войны вражеские тайные службы получили немалое пополнение из оккупированной Бельгии и захваченных немцами районов Франции. Во вражеские шпионские центры пришли на службу как патриоты, так и авантюристы. Только в начале 1917 г. германской тайной службой было раскрыто около 500 вражеских агентов, действовавших в Голландии. Не меньше их было и в Бельгии, где в одном лишь Генте в 1917 г. было расстреляно за шпионаж 52 бельгийца.

По сравнению с деятельностью разведки и контрразведки борьба с диверсиями большой роли не играла. За период с 1914 по 1918 г. в Германии было зафиксировано всего лишь 33 случая диверсий, исполнители которых были схвачены и казнены. В большинстве случаев это были взрывы бомб, поджоги и т. п. Диверсанты Германии и ее союзников совершали значительно больше таких актов на территории Англии, Франции и Италии, в их морских портах и в колониях. Большое распространение в этом плане получили «угольные торпеды», взрывные устройства, вмонтированные в крупные куски каменного угля. С их помощью военным флотам противников был нанесен немалый ущерб. Так, 26 ноября 1914 г. в гавани Ширнесса (Англия) без всякой видимой причины взлетел на воздух линейный корабль «Булварк» водоизмещением 15 000 т; 30 декабря 1915 г. на рейде Кроумарти (Шотландия) та же участь постигла броненосный крейсер «Наталь» (13 500 т), а 27 мая 1915 г. тоже в Ширнессе взорвался новейший тогда крейсер «Принсесс Айрне» (6000 т). Англичане приняли меры безопасности, и диверсии на время сократились, но затем бдительность опять ослабла, и в ночь на 9 июля 1917 г. на сей раз в главной базе британского флота Скапа-Флоу был таким же образом потоплен один из самых современных и мощных кораблей британского флота линкор «Вэнгард» водоизмещением 23 000 т. Чувствительные потери были нанесены и флотам других противников. Уже через несколько недель после перехода Италии в лагерь Антанты, 27 сентября 1915 г., в порту Бриндизи взорвался линкор «Бенедетто Брин» (13 400 т), а вскоре после этого в гавани Таранто затонул по той же причине линкор «Леонардо да Винчи». Но после того, как в ходе налета на австрийское консульство в Цюрихе итальянские лазутчики напали на материалы, связанные с подрывом «Леонардо да Винчи», по всей Италии были приняты жесткие меры по обеспечению безопасности и борьбы со шпионажем. Такие же диверсии имели место на Черном море, а позже – на заморских территориях, в частности на реке Замбези в Африке, в Японии и в одной из греческих гаваней. По общему водоизмещению кораблей, потерянных в результате диверсий (153 400 т), это превышает потери англичан в морском сражении при Скагерраке в мае 1916 г. (115 000 т). Эта «война во тьме» явила собой «блистательную победу одиночек над массой и над материей»[12 - Generalmaior d. R. Kerschnawe in: Die Weltkriegsspionage, S. 264ff.].

Помимо разведслужбы, руководимой отделом «III-b» генштаба сухопутных войск, в морском генеральном штабе была своя служба разведки и связи, которая была оснащена всеми мыслимыми в то время техническими средствами. Здесь готовились и проводились операции германских подводных сил. Морской генеральный штаб в первые годы войны был хорошо информирован о положении всех британских судов и кораблей, выходивших из американских портов и шедших в Англию, поскольку они регулярно посылали по радио шифрограммы. Развернутая близ нью-йоркской гавани радиостанция мощностью 110 кВт, которой владели «друзья немецкого дела», могла в течение долгого времени перехватывать эти английские шифровки, расшифровывать их и сообщать о местоположении судов германским подводным лодкам. Уже после войны американцы утверждали, что германский военно-морской атташе капитан I ранга Бой-Эд имел копию тайного кода британского адмиралтейства[13 - Oberst a. D. Freiherr won der Goltz, in: Die Weltkriegsspionage, S. 501.].

Руководимая полковником Николаи служба военной разведки и контрразведки была обязана своими успехами прежде всего кропотливой и четкой работе, а с 1909 г. также и активному взаимодействию с австро-венгерским Эвиденц-Бюро (тайной службой) в Вене. Да и турецкая военная разведка, созданная при участии немецких офицеров, действовала на тех же принципах, что и наша. Многие турецкие офицеры обучались в Германии, а к турецким корпусным штабам были прикомандированы немецкие офицеры.

Характерно, что при всей четкости планирования мероприятий, проводившихся отделом «III-b», в том числе и различных импровизаций, агентам, шпионам и авантюристам оставался широкий простор для инициативы. А как же еще можно было руководить на огромных территориях действиями агентов и «клиентуры», выполняющих особые задачи в эпоху, когда радиосвязь находилась еще в зачаточном состоянии?

Одним из самых умелых агентов, действовавших на нашей стороне за пределами Европы, был некто Пройсер. Став археологом, он в молодые годы долгое время вел научную работу в Малой Азии и на Среднем Востоке и очень хорошо изучил эти страны и их народы. Там он однажды столкнулся со ставшим впоследствии всемирно известным английским разведчиком полковником Лоуренсом. Они дружили, но война разделила их: Пройсер стал сотрудником штаба германского генерала Крессенштайна в Дамаске, Лоуренс начал работать в «Арабском бюро» в Каире. Независимо друг от друга оба решили заняться шпионажем и пропагандой среди бедуинских племен в поддержку своих стран. Под видом кочевника и с подкрашенной кожей, Пройсер проникал за линии английских позиций и по возвращении в штаб докладывал обо всех своих наблюдениях. Он говорил на многих арабских диалектах и благодаря своей ловкости и умению изменять внешность так и не был пойман. В конце концов ему удалось приблизиться к самому центру британского шпионажа в Каире, и здесь он снова превратился в европейца, поселившись в отеле «Шеферд».

Как человека, наделенного такими же способностями, описывают нам хроникеры и другого немецкого агента Франке. Рассказывают, что он когда-то был строевым офицером, однако никто не знает точно, как его звали. Франке было около 40 лет, он имел высокий рост и лицо южанина. У него были ярко выраженные артистические способности, железные нервы и небывало живая сообразительность. Переодетый английским офицером, он много раз ходил по вражеским тылам, что считается самым трудным делом для тайного агента. При этом он менял форму одежды в зависимости от обстоятельств: появлялся то в форме офицера английского генштаба, то как шотландский майор, то как капитан австралийской армии. Однажды под видом артиллерийского полковника он проник в Райю, где располагался основной склад боеприпасов англичан, и заявил, что по поручению штаба своей стоявшей неподалеку дивизии должен немедленно произвести инвентаризацию склада. А в другой раз в форме капитана генштаба приехал в штаб одной артиллерийской бригады, чтобы «в соответствии с приказом» обсудить с ее командиром запланированное в интересах близившегося наступления строительство дамбы. Лишь случайно англичане обнаружили, что имели дело с фальшивым генштабистом. Когда Франке уже исчез, в штабе бригады вспомнили, что он неверно называл некоторые факты. Позвонили в главный штаб. Там люди удивились такому происшествию и принуждены были полностью изменить весь план затопления выбранного участка местности. Во второй половине войны Франке, приняв обличье офицера генштаба, проинспектировал всю линию фронта англичан от Яффы до Иерусалима и повсюду отдавал командирам частей сбивавшие их с толку приказы. Было ли то легендой или правдой, сказать трудно, только англичане очень боялись Франке, и нередко случалось, что подлинных британских офицеров арестовывали по подозрению, что они – Франке.

Третьим в этой плеяде отважных был германский консул Васмус. Неутомимый пропагандист германского влияния и мощи на Ближнем Востоке, он был, по-видимому, самым серьезным конкурентом полковника Лоуренса. В то время как англичанин буквально поднял на ноги всю Аравию, натравливая кочевые племена на Турцию, Васмусу удалось превратить свое не очень важное консульство в Бушере на побережье Персидского залива в своеобразный центр силы. Тогда в Персии происходило что-то вроде гражданской войны, и для умиротворения страны сюда была направлена шведская полиция, которая активно сотрудничала с Васмусом. Когда началась война, англичане арестовали его, но он убежал из-под стражи, прихватив с собой 70 фунтов золота. Он хорошо знал Персию, и это позволило ему скрыться где-то во внутренних районах страны и оттуда систематически подстрекать местных жителей к борьбе с англичанами. С их помощью он временами мог даже прерывать приток нефти в порты ее вывоза. Будучи годами предоставлен самому себе, он тем не менее постоянно поддерживал связь с генералом Лиманом фон Зандерс-пашой в Константинополе и информировал его о передвижениях войск противника от Месопотамии до Индии. Васмус растянул свои нити связи повсюду и заставлял эти связи работать. Только в одном 1916 г. англичанам пришлось ввести в Персидский залив четыре военных корабля, чтобы пресечь подвоз оружия и боеприпасов Васмусу. Доверенными лицами Васмуса были большей частью рыбаки и матросы. Для сбора сведений он подкупал даже денщиков британских офицеров. Чтобы еще больше упрочить свое положение в Персии, он женился на дочери главы племени арабов и стал магометанином. О том, как искусно он действовал, рассказывает капитан в отставке Ф. Р.: «Каждый месяц британский генштаб дважды рассылал отдельным частям карту театра военных действий. На ней были указаны позиции войск центральных держав. Наискось поперек всего восточного участка фронта стояла взятая в эллипс надпись «Васмус». Этот район по размерам превосходил Англию, а лаконичная надпись означала, что этот район находится под полным контролем германского консула Васмуса»[14 - Die Weltkriegsspionage, S. 346ff.]. Что с ним стало по окончании войны, неизвестно.

Когда в ноябре 1918 г. Германия оказалась разгромленной, в адрес германской разведки был брошен упрек: она-де оказалась несостоятельной. Напротив, следует отметить, что все крупные наступательные операции противника, по крайней мере на европейском театре военных действий, становились заранее известны, и потому эффект внезапности не достигался, если не считать нескольких случаев. Разумеется, тайная служба не могла докладывать заблаговременно о незначительных акциях с ограниченными целями. Ссылаются на внезапный удар французов в октябре – декабре 1916 г. под Верденом. Этот удар был нанесен войсками, стянутыми с соседних участков в обстановке строжайшей секретности, запрета отпусков и переписки. Естественно, что при таких обстоятельствах немецким агентам, действовавшим в тылу противника, а не на фронте, было невозможно выявить подготовку к наступлению противника[15 - Nicolai a. a. O. S. 155f.]. Наряду с этим утверждали, что Николаи недооценил масштабы резервов, которые маршал Фош ввел в последнее решающее наступление, или не выявил их выход на исходные позиции. Это неверно. О серьезном сосредоточении войск противника было известно. И внезапными не были ни наступление французов у Вийер-Коттере 18 июля, ни удар англичан 8 августа. Неожиданной оказалась слабость немецких войск. А что касается «огромных резервов», которые Фош хотел двинуть в последнее сражение, то их попросту не было. Французы просто промаршировали через развалившийся германский фронт.

Тот, кто описывает историю тайной службы своей страны, обязательно будет выпячивать ее успехи и обходить неудачи. Но что бы он ни делал, у него неизменно получится мозаика, составленная из множества рассказов и описаний, которые сами по себе вряд ли что-нибудь значат. Вот один из них. Когда в начале 1918 г. германское верховное командование установило на позиции так называемую «Большую Берту», исполинскую пушку для дальнего обстрела французской столицы, встал вопрос о возможно более точной корректировке каждого выстрела. Для этого в марте того же года офицер разведки обер-лейтенант Шумахер (в годы Второй мировой войны он был подполковником), соответствующим образом замаскированный, выехал в Швейцарию, чтобы встретиться в Женеве с двумя немецкими связниками. Затем с помощью одного контрабандиста он установил связь с неким кельнером, работавшим в «Кафе де Пари» во французской столице, и тот стал докладывать о разрывах снарядов «Парижской пушки» по адресной книге. Например, он звонил в Женеву и говорил о ком-то, кто живет на такой-то улице, в таком-то доме, такой-то квартире. У немецкого связника в Женеве была точно такая же книга, и он мог довольно точно передать данные о месте разрыва снаряда германскому консулу, а тот передавал их дальше в корпусной штаб в Бад-Кройцнахе. Таким путем было доложено о 23 разрывах, из которых 17 были указаны очень точно[16 - Рассказ подполковника в отставке Шумахера автору.].

Это, конечно, всего лишь маленький камешек в большой мозаике, выложенной тайной разведслужбой в те годы. А вот гораздо более значительным моментом, чем такие малозначащие эпизоды, было то, что германская разведка недооценила колоссальный военный потенциал Соединенных Штатов и своевременно не увидела их готовность вступить в войну тогда, когда этого потребует положение Англии и Франции. Даже в чисто военном отношении отдел «III-b», добившийся столь многих успехов повсюду, не смог вовремя выявить факты формирования танковых батальонов в Англии, пока их не применили массированно и внезапно под Камбре. Причиной этого было преобладающее внимание к фронтовой разведке и отсутствие хорошо налаженной дальней (стратегической) разведки, для создания и развития которой необходимы, конечно, весьма значительные средства и долголетние хорошо организованные приготовления в мирное время. По всей видимости, полковник Николаи с его относительно маломощным отделом «III-b» взвалили на себя чересчур большую ношу.

Вместе с тем с переходом исполнительной власти в рейхе к высшему военному руководству и генералам и с началом войны германская военная тайная служба получила такие полномочия, каких в Третьем рейхе никогда не имела. Полковник Николаи как шеф отдела «III-b» держал в своих руках не только тайную службу разведки и контрразведки, но и цензуру печати и пропаганды. Руководителем цензуры в военном ведомстве печати был подполковник фон Ольберг. Уже летом 1914 г. он добился введения единых и строгих положений о цензуре, а в начале 1917 г. издал «Справочник по вопросам цензуры германской печати», в котором четко и подробно были изложены подцензурные моменты по каждой теме, чтобы редакции изданий могли быстро ориентироваться в этих вопросах.

Поскольку полковник Николаи был еще и шефом полицейских органов слежки, он через подчиненного ему советника полиции Бауэра, ведавшего этими органами, оказывал влияние и на эту сферу. Более того, в качестве начальника военной цензуры и пропаганды он имел возможность по своему усмотрению вмешиваться во внутреннюю политику. Одним словом, он определял ориентацию печати, регулировал отечественный информационный поток и формировал военные и патриотические лозунги. Очень вероятно, что именно Николаи, если верить Вальтеру Шелленбергу, предложил генералу Людендорфу план провезти Ленина из Швейцарии через Германию в пломбированном железнодорожном вагоне в Россию. При этом он до самого конца войны был непреклонным сторонником продолжения борьбы любой ценой. За его спиной стояла могучая и своенравная фигура Людендорфа.

Конец жизни полковника Николаи покрыт тайной. В эпоху гитлеровского Третьего рейха ему, по слухам, было предложено написать о своем опыте. Неизвестно, оставил ли он нам подобный манускрипт. Шелленберг утверждает, что во время Второй мировой войны полковник имел неограниченный доступ к министру иностранных дел фон Риббентропу и рейхслейтеру Борману. После краха 1945 г. Николаи, вероятно, попал в руки Советов[17 - Полковник В. Николаи был секретно вывезен в Москву и вскоре умер, живя под арестом на подмосковной даче. (Примеч. ред.)].

Глава 3

Военная разведка в тени Версаля

Годы 1919 й и 1920 й можно назвать «временем без разведки». После того как полковник Николаи сначала ушел в отпуск, а потом в отставку, германская тайная военная служба фактически исчезла, так как по условиям Версальского договора Германии не разрешалось иметь и генеральный штаб, и военную разведку. Поскольку же строительство разрешенного рейхсвера нельзя было оставлять не прикрытым от вражеского шпионажа, запретительные положения договора следовало как-то обойти. Насколько необходима была реорганизованная разведслужба, стало ясно уже летом 1919 г. И тогда некий «доктор Винклер», якобы доцент Высшей технической школы в Берлине и специалист в области радио, был назначен советником при шифровальном ведомстве правительства страны. Там он быстро ознакомился со всей военной радио– и шифровальной службой. Для него это было тем более важно, что он тайно работал на польскую внешнюю разведку. И однажды «Винклер» исчез, и с этого момента Берлину пришлось долго принимать в расчет серьезное улучшение в работе польской военной радио– и шифровальной службы[18 - ].

Этот и другие подобные случаи упрочили командование рейхсвера в намерении создать для строящейся 100 тысячной армии специальный отдел контрразведки в системе министерства рейхсвера. Его руководителем назначили майора Гемпа (впоследствии генерал-майор), который в годы войны работал у полковника Николаи в отделе «III-b». Он дал новой тайной военной разведслужбе название «Абвер» (по-немецки «защита, охрана». – Ред.), чтобы убедить всех, будто речь идет о чисто оборонительном мероприятии. Впрочем, под такой же маркой восстанавливали и генеральный штаб, тоже вопреки положениям Версальского договора. Он начал действовать под вывеской Войсковое управление министерства рейхсвера и, сохраняя старые традиции, занялся прежде всего подготовкой молодых офицеров в качестве «помощников командиров» подразделений и частей. Группа под названием «Абвер» первоначально входила в состав военно-стратегического отдела Войскового управления.

По складу характера майор Гемп был сильной личностью. Пользуясь своим опытом и основательным знанием материала, он сумел взять многое из наработанного в прежней службе разведки как в техническом, так и в методическом плане. Однако в тех трудных условиях, в которых находился тогда молодой рейхсвер, многое нужно было начинать заново, ибо предпосылки, позволявшие работать отделу «III-b» в Большом генеральном штабе, исчезли или изменились в той же степени, как и вся военная и политическая обстановка. Новую тайную военную службу следовало поначалу держать в достаточно скромных, малозаметных рамках. Поэтому абвер тогда насчитывал всего 2–3 офицера генерального штаба и примерно 5–7 вольнонаемных сотрудников, которых можно было уволить в любое время, и несколько писарей. Группа абвер имела два сектора – «Восток» и «Запад», которые занимались главным образом борьбой со шпионажем и диверсиями. Сбор сведений из за рубежа был тогда на втором плане. Поскольку финансовые средства были предельно скромными, о создании полноценной тайной службы военной разведки в ту пору никто и не думал.

Под руководством генерала фон Зекта рейхсвер тем временем превращался в элиту долгослужащих высококлассных военных специалистов и в идеальное ядро будущего вермахта. Войсковое управление стало его настоящим мозгом. Но для охраны пока еще чисто оборонительных мероприятий рейхсвера и сохранения в тайне многих усилий, не предназначенных для сведения общественности, все настойчивее требовалась хорошо функционирующая защита от шпионажа. Именно поэтому абвер-группа была подчинена непосредственно министру рейхсвера. Скрывать само ее существование необходимости не было. Более того, она возникла и начала развиваться совершенно официально под наблюдением межсоюзнической Контрольной комиссии как военный орган защиты от шпионажа. Это обозначение сохранилось и тогда, когда рухнули ограничения, наложенные Версальским договором. Абвер стал понятием, включавшим в себя всю тайную военную службу разведки, контрразведки и связи появившегося позже германского вермахта. Из абвер-группы рейхсвера выросло отделение Абвера в министерстве рейхсвера, а затем в имперском военном министерстве. Потом оно превратилось в отдел внешней разведки и контрразведки в верховном главнокомандовании вермахта и наконец – в октябре 1939 г. – в самостоятельное управление «Абвер/Аусланд» (Абвер/Заграница).

Поначалу абвер-группа состояла из трех подгрупп: I. Разведка, II. Шифровальная служба и служба радиоподслушивания, III. Контрразведка. В качестве непосредственных исполнительных органов в каждом из семи военных округов (корпусов) были созданы отделения абвера. Они располагались так: в 1 м округе в Кёнигсберге, во 2 м – в Штеттине, в 3 м – в Берлине, в 4 м – в Дрездене, в 5 м – в Штутгарте, в 6 м – в Мюнстере и в 7 м – в Мюнхене. В штате каждого из этих отделений, к которым позже добавилось еще одно – при штабе 2 й кавалерийской дивизии в Бреслау, вначале был один офицер генштаба, один офицер-помощник и один писарь. Например, в штабе 1 го округа за решение задач разведки отвечал капитан Вальтер Вайсс (в будущем – генерал-полковник и командующий одной из армий). В его распоряжении были трое офицеров (они служили как вольнонаемные), которые и занимались непосредственно вопросами разведки и контрразведки[19 - Reile O. Geheime Ostfront, Muenchen – Wels 1963, S. 42.].

Военной разведке, конечно, нелегко было держаться в стороне от напряженных моментов во внутренней и внешней политике. Тогдашние враги Германии – Франция и Англия – имели свои опорные пункты тайных служб на всей территории рейха. Глава межсоюзнической Контрольной комиссии генерал Дюпон прежде был начальником французского Второго бюро (секретной службы). Он покрыл всю Германию сетью шпионов, действовавших во всех сферах. Было также известно, что военный шпионаж направляется главным командованием французских оккупационных войск в Майнце. Специалисты Второго бюро помогали Праге и Варшаве при создании ими своих сетей шпионажа против Германии. Иными словами, рейх был осажден и наводнен разведывательными службами его противников.

Тем выше следует оценивать достижения германского абвера. Из-за нехватки финансовых средств и персонала он сосредоточивал свою работу только на главных направлениях, делая из нужды добродетель. В частности, в период с 1921 по 1933 г. Польша после непродолжительной разрядки политической напряженности стала вновь вплоть до начала войны в 1939 г. беспокоить абвер в двух аспектах: во первых, в плане борьбы с польским шпионажем, а во вторых, в связи с необходимостью разведки находившейся в процессе строительства польской армии. При этом мы исходили из того, что Польша может выставить около 60 дивизий. Это была, во всяком случае, та цель, которую Варшава стремилась достичь с очевидной для всех энергией. Соответственно германский абвер начал с того, что создал «сеть усиленного внимания», которая предполагала засылку агентов во все районы, имевшие большое военное и транспортное значение. Эти агенты должны были немедленно доносить об обнаруженных ими событиях, в особенности – военного или военно-политического характера. В то же время абвер обязан был систематически изучать состояние польской армии, выявлять ее численность, места расквартирования войск, их оснащение, вооружение и т. д. Это осуществлялось также и путем анализа общедоступных печатных изданий, описаний строящихся объектов, статей в специальных журналах и т. п. Кроме того, предпринимались попытки заполучить «прямые» источники, т. е. найти живых носителей информации среди польского офицерства и представителей власти, имевших отношение к вопросам обороны страны. Таким путем удавалось получать наставления о мобилизации, описания видов вооружения и снаряжения, планы проведения маневров и учений и другие материалы. Опыт говорил, однако, что такие информаторы стоили абверу недешево; к тому же они, получая крупные вознаграждения, часто начинали вести шикарную жизнь, вызывая тем самым подозрения и провал. Несколько судебных процессов над такими шпионами заставили абвер очень строго подходить к отбору и вербовке информаторов в польском офицерском корпусе. Эти процессы заставили поляков обратить повышенное внимание на охрану объектов.

Выполнение разнообразных задач разведки, поставленных перед абвером в отношении Польши, несколько облегчалось для него тем, что примерно с 1928–1929 гг. против этой страны начала работать еще и литовская разведка, и добытые ею сведения частично передавались абверу. В обмен на это литовская разведка получала от немецкого офицера связи многие ценные сведения о Польше.

Из подразделений абвера, работавших преимущественно против Польши, главными считались отделения в Кёнигсберге, Штеттине и Берлине. В течение первых 10 лет работы их личный состав усиливался незначительно. Так, отделение в Кёнигсберге (в документах оно значилось как ASTO – Abwehrstelle Osttpreussen – отделение абвера в Восточной Пруссии) было укомплектовано так: начальник – капитан (впоследствии генерал-лейтенант) Вольманн, референт сектора I (разведка против Польши) – обер-лейтенант (впоследствии генерал-лейтенант) Раух, референт – лейтенант (впоследствии подполковник) Горачек; референт секции II (контрразведка) ротмистр Рудольф (впоследствии полковник), вольнонаемный служащий, лейтенант запаса (впоследствии полковник) Кортельери. Кроме того, в отделении были: один обработчик данных и несколько писарей. В других отделениях положение было еще хуже, так как на Восточную Пруссию обращали больше внимания. Разведка против Советского Союза в то время систематически не велась. До начала 1930 х гг. заброска агентов и связников в СССР могла осуществляться лишь в единичных случаях.

Фабрично-заводская служба безопасности, созданная в середине 1920 х гг. на территории Германии (исключая оккупированную союзными державами Рейнскую область) для борьбы против коммунистических актов саботажа и диверсий, была сугубо частным предприятием, финансировавшимся самими промышленниками. Эта организация, руководимая вышедшими в отставку офицерами, не имела к абверу ровно никакого отношения. Тем не менее после 1945 г. стали утверждать, будто адмирал Канарис уже тогда наводнил оборонную промышленность своими агентами, «исходя из политических соображений». Он не смог бы это сделать как по причине занимаемой им должности, не позволявшей ему вмешиваться в подобные вопросы, так и потому, что не мог влиять на деятельность бывших офицеров, руководивших фабрично-заводской службой безопасности. Разумеется, абвер следил за радикальными политическими группировками и их вождями, выясняя, в какой мере они оказывают вредное влияние на обороноспособность и не стоят ли за ними иностранные деньги, а тем более – чужие тайные службы. При этом абверовцы действовали весьма осторожно, ибо внутренняя и внешняя обстановка заставляла рейхсвер вести себя сдержанно, соблюдать условия Версальского договора и учитывать настроения партий и прессы разных политических ориентаций – от левых до крайне правых и буржуазных центристских.

23 июня 1927 г. Гемп, произведенный в генерал-майоры, был отправлен в отставку. Его преемником стал майор генерального штаба Швантес (впоследствии полковник). Это был прирожденный кавалерист и человек строгих светских правил. Какого либо оживления в работу абвера он не внес. В его бытность имела место недоброй памяти «афера Ломанна». Капитану I ранга в отставке Ломанну было поручено в министерстве рейхсвера распоряжаться финансами, выделенными для тайных мероприятий, связанных с развитием морских вооружений[20 - Carsten F. Reichswehr und Politik 1918/1933, Koeln – Berlin 1964, S. 266, 313ff., 317f. В Финляндии в интересах германского военного флота действовал капитан II ранга в отставке Бартенбах (на финских верфях строились 4 подводные лодки); в Турции работал вице-адмирал в отставке барон фон Гагерн, у которого были советники по вопросам навигации, артиллерии, торпедного оружия и др. В Испании капитану II ранга Канарису удалось добиться закладки подводной лодки тоннажем 700 т на верфи Кадикса и постройки завода по производству торпед для испанского флота, для которого все оборудование поступало по договору из Германии.]. Он уже вел официально дела с голландской судостроительной фирмой в Гааге, но решил вложить деньги еще и в предприятия, не имевшие отношения к ВМФ, в надежде на то, что таким способом удастся получить еще больше средств на вооружения. Были учреждены какие то акционерные общества, покупались доходные дома, делались инвестиции в нефтяные компании, и даже была оказана солидная – в 10 млн марок – финансовая поддержка кинофирме «Фёбус». По чьей то неосторожности сведения об этом попали в 1927 г. в прессу и вызвали колоссальный скандал. Противники рейхсвера в рейхстаге предположили, что речь идет о тайных спекуляциях, но положения о неразглашении государственной тайны не позволили им выявить все нити этого дела. Министру рейхсвера Гесслеру пришлось уйти в отставку, а его преемник Грёнер быстро свернул деятельность большинства предприятий Ломанна с потерей в общей сложности около 26 млн марок.

С тех пор долго держался слух, будто истинными инициаторами этих гешефтов были Вильгельм Канарис и абвер. Но Канарис до 1935 г. не имел к абверу никакого отношения. В личном деле будущего начальника абвера сказано буквально следующее: «…чтобы помешать распространению легенд, необходимо указать, что Канарис слишком далек от совершения каких либо сомнительных дел по своему усмотрению. Следует далее здесь и теперь заявить, что Канарис не только не имел ничего общего с делами, связанными с «аферой Ломанна», но, напротив, энергично содействовал расчистке этой аферы». Однако один из офицеров абвера все же оказался замешанным в истории с Ломанном. Это был капитан II ранга Протце. И по требованию министра рейхсвера Грёнера его должны были уволить. Но майор Швантес сумел сохранить для абвера этого дельного офицера. Позже он сыграл решающую роль в раскрытии польского шпиона Сосновского.

В своих сенсационных статьях журналисты послевоенной эпохи часто путали абвер-группу сухопутных войск в министерстве рейхсвера с управлением разведки ВМФ. Оно было до 1928 г., как и в кайзеровском флоте, самостоятельной инстанцией военно-морского руководства. Эта разведка, нацеленная на военно-морские силы противника, его базы и верфи, работала, используя очень дальние линии связи, и, конечно, во многом уступала разведке армейской, которая имела бесчисленное множество линий ближней связи. Тем большее значение приобретали результаты работы военной радиотехнической разведки и контрразведки (Абвер-III К). Уже в 1932–1933 гг. она первой среди всех (как и русская радиотехническая служба) стала использовать для связи с агентами коротковолновые приемопередатчики. Она продвинула развитие этой техники и создала превосходно по тому времени работавшую службу тайной радиосвязи и подслушивания. Это означало настоящий переворот в деятельности тайной службы. В начале Второй мировой войны только Германия и Россия располагали сетью агентов, имевших радиосвязь, и абвер в этом плане серьезно способствовал быстрым победам германских войск. Однако это продолжалось недолго, поскольку и вражеские агенты на оккупированных немцами территориях к середине войны также получили средства прямой радиосвязи с Лондоном и Москвой, а вскоре в эту сеть включились еще и подпольные организации и партизаны.

В конце 1929 г. руководство военной разведкой принял полковник фон Бредов (впоследствии генерал-майор). Он был жизнерадостным, веселым человеком, любившим общество и хорошо державшимся в нем. Он был убежден в необходимости найти взаимопонимание с Францией. В то время абвер размещался еще на четвертом этаже министерства рейхсвера, а точнее – в помещении бывшего главного управления ВМФ на Тирпицуфер, 78. Для чужого посетителя единственным путем туда был лифт, и, когда он останавливался, вы оказывались перед тяжелой раздвижной железной решеткой. Отсюда с посетителя после тщательной проверки ни на миг не спускали глаз. В нескольких комнатах размещались семь групп, в каждой из которых было несколько офицеров и небольшое число гражданских служащих.

Задача контрразведывательного прикрытия тайных планов производства вооружений и военной техники как в области военной авиации, строительства подводных лодок, так и в создании современных танков, предъявляла к немногочисленному тогда абверу очень высокие требования. Но вскоре оказалось, что рейхсвер может преследовать свои планы почти без помех. Этому в немалой степени способствовали усилившиеся противоречия между англичанами и французами в отношении перевооружения Германии. В январе 1930 г. полковник фон Бредов доложил начальству о следующем: «…В беседе с высокопоставленным офицером из британского военного министерства я услышал, что последнее вовсе не обеспокоено возможным ростом военных возможностей Германии и не слишком возражает против усиления рейхсвера или военно-морского флота. Напротив, оно проявляет живой интерес к развитию авиации и внимательно наблюдает за работами, ведущимися в Брауншвейге, Варнемюнде, Штакене и на других аэродромах и авиационных заводах… Сведения о немецких военных делах, противоречащих условиям договора, британцы, как правило, утаивают от французов, поскольку не желают допускать того, чтобы Франция чинила новые преграды примирению с Германией. В свою очередь, французы передают британцам все, что знают, и при этом жалуются, что те не хотят этим воспользоваться». Войсковое управление министерства рейхсвера издало в мае 1930 г. директиву, чтобы впредь при упоминании о запрещенных видах вооружения непременно следовала оговорка, что у нас такого оружия нет. Особую осторожность следовало проявлять при упоминании о тяжелой войсковой артиллерии, подвижных зенитно-артиллерийских системах, моторизованных боевых средствах, противотанковой артиллерии, огнеметах и авиации.

Известно, что полковник фон Бредов пользовался особым расположением у генерала фон Шлейхера, ставшего вскоре в кабинете фон Папена министром рейхсвера. Уже в начале 1926 г. честолюбивый и серьезно интересовавшийся политикой Шлейхер, тогда еще полковник, добился того, что Войсковое управление-I (группа, ведавшая военно-политическими вопросами) превратилось в самостоятельное управление. А уже из него он сделал 1 марта 1929 г. политический орган министерства рейхсвера – так называемое «министериальное ведомство» в составе военно-исторического отдела, отдела разведки и контрразведки (абвер) и правового отдела. Обработка разведдонесений чисто военного характера осталась функцией Войскового управления и с 1935 г. была передана отделу «Иностранные армии» нового генерального штаба. Благодаря своим тесным отношениям со Шлейхером, создавшим себе благодаря «министериальному ведомству» ключевое положение в рейхсвере, позволявшее влиять как на командование сухопутных войск, так и на президента фон Гинденбурга, фон Бредов, а за ним и его преемник капитан I ранга Патциг сумели постепенно превратить абвер в кадровую организацию. При расширении 100 тысячного рейхсвера последняя могла в короткий срок увеличиться в три раза. Но в то время это были еще только мечты, и никто в те штормовые годы, наполненные внутренними беспорядками и внешнеполитическими осложнениями, не мог предположить, что из небольшого отделения послевоенных лет однажды возникнет во много раз более мощное ведомство «Абвер/Аусланд» («Абвер/Заграница»).

Глава 4

Абвер при капитане I ранга Конраде Патциге

Полковник фон Бредов, произведенный в генерал-майоры, занял 2 июня 1932 г. место генерала Шлейхера, назначенного министром рейхсвера. В качестве его преемника абвер принял капитан I ранга Конрад Патциг. Это был прямой, открытый, прозорливый и высококвалифицированный морской офицер. Он уже служил в отделе с октября 1929 г. в должности начальника группы V (военно-морской флот) и за эти три года приобрел богатый опыт в тайной службе.

Надо сказать, что назначение морского офицера начальником абвера вызвало сенсацию, так как до тех пор тайная разведка (отдел «III-b» кайзеровского генерального штаба) считалась исключительным делом сухопутной армии. Поэтому капитану Патцигу поначалу приходилось нелегко. Его встретили с известной сдержанностью, и лишь после того, как он в докладе шефу Войскового управления генералу Адаму описал трудности, с которыми он столкнулся, у него наладились с начальством вполне доверительные и даже тесные отношения.

Как и во времена фон Бредова, при Патциге у абвера был довольно скромный бюджет. Так что пока приходилось игнорировать давно назревшую, но непомерно дорогостоящую задачу тщательной детализации разведывательной деятельности за рубежом и ограничиваться разработкой определенных узловых моментов. Использование имеющихся небольших средств оправдывало себя прежде всего там, где были наибольшие шансы на успех, а это, как и прежде, был Восток с Польшей в качестве основного объекта разведки. Для дальней оперативно-стратегической разведки вряд ли можно было найти что-то большее, чем продолжать уже начатый путь с удвоенной энергией и последовательностью. В условиях сильной децентрализации системы абвера выходило само собой, что начальник должен был наделять внешние инстанции большей ответственностью и в то же время оказывать им большее доверие.

Однако эра Патцига была с самого начала отмечена новым переводом стрелок. Если при фон Бредове и его предшественниках Швантесе и Гемпе абвер был преимущественно внутриполитическим органом министерства рейхсвера, то теперь он становился тайной военной службой, а значит – получал внешнеполитическую ориентацию. Это совершилось не в одну ночь, а постепенно в ходе все более и более неблагополучного политического развития. Провозглашение Гитлера рейхсканцлером 30 января 1933 г. поначалу затронуло абвер лишь незначительно как в служебных, так и в кадровых вопросах, хотя генерал фон Шлейхер, непосредственный начальник абвера, был отправлен в отставку и заменен генералом фон Бломбергом. Был снят со своего поста и бывший шеф абвера, а тогда начальник «министериального ведомства» генерал-майор фон Бредов. Новым шефом там стал полковник Вальтер фон Райхенау, вскоре произведенный в генерал-майоры. Это был, бесспорно, один из самых политизированных высших офицеров, которых, если не считать Шлейхера, когда либо имел в своих рядах рейхсвер, и к тому же единственный, кто относительно рано принял национал-социалистическую идеологию[21 - Vgl. Foertsch Н. Sсhuld und Verhaengnis, Stuttgart 1951, S. 31f; und 40.]. Что же касается абвера, то для него, несмотря на жестокости штурмовиков СА, вызвавшие в его рядах серьезные антипатии к режиму, мерилом всего по-прежнему оставались рейхспрезидент и верховный главнокомандующий рейхсвера. Разведчики затаились в ожидании того, что революционные бесчинства быстро пройдут. Решающим для них было то, что рейхсканцлер Гитлер давал гарантию давно ожидаемого восстановления национальной военной мощи и устранения версальских оков.

С приходом к власти Гитлера выделяемые абверу бюджетные средства существенно увеличились; вместе с тем усилились и его позиции после того, как Гитлер решил начать перевооружение и когда вермахт в конце концов встал на ноги и начал принимать все меры для своей защиты и прежде всего для борьбы со шпионажем и диверсиями. С тех пор абвер начал предусмотрительно принимать разнообразные меры по обеспечению безопасности на всей территории рейха, в связи с чем начал расти и его штатный состав. С созданием теперь уже не корпусных, а армейских округов быстро и планомерно расширялся и абвер. При каждом таком военном округе формировался отдел абвера, подчинявшийся начальнику разведки армейского округа. Кроме того, при абверштелле[22 - Абверштелле – территориальные органы абвера при военных округах и военно-морских базах, а также на оккупированных территориях. (Прим. ред.)] на Балтике и в Северном море, в Киле и Вильгельмсхафене, были созданы аналогичные подразделения тайной разведслужбы. Строительство абвера как таковое осуществлялось в Третьем рейхе в преобладающей мере силами офицеров-запасников, которые по преимуществу внесли с собой в работу тайных служб новую кровь, инициативу и хорошие внешние связи. Они стали разведчиками-профессионалами и уже не стремились в другие ведомства. Это вело к известному отчуждению их от остального корпуса кадровых офицеров, и то, что офицеры-разведчики номинально являлись строевыми офицерами, в этом ничего не меняло. Теперь начальниками секторов, а позже – отделов были в основном кадровые генштабисты – сухопутчики и моряки, а также прикомандированные войсковые офицеры. Благодаря Патцигу центральное управление абвера и его отделы и группы на местах превратились в одну большую семью и оставались такой до самого конца. Это, в свою очередь, способствовало единению людей и выработке определенного иммунитета против доносительства, слежки друг за другом, попыток развала аппарата и внедрения нацистских элементов.

Захват власти Гитлером давал военной разведке немалый шанс. В своем восхищении перед английской военной традицией и институтами британской мировой державы Гитлер тоже думал о создании всеохватывающей тайной службы по образцу британской Сикрет Сервис. Подобный замысел должен был рано или поздно активизировать СД – службу безопасности СС, но в то время, в 1933–1934 гг., там практически не было еще никого, кто мог бы всерьез оспаривать приоритет абвера. Человек, который в первую очередь подходил для этого, а именно – шеф СД Рейнхард Гейдрих, пока еще должен был осторожничать, прежде чем осуществлять свои честолюбивые амбиции.

Капитан I ранга Патциг очень скоро понял, какая опасность грозит ему с этой стороны, и постарался создать в вопросах тайной внешней разведки единый фронт абвера с министерством иностранных дел против различных партийных организаций. Однако его деловое предложение на этот счет встретило недоверчиво ревнивое отношение статс-секретаря фон Бюлова. Этот чиновник упорно отстаивал «непререкаемую компетенцию» своего министерства в сфере сбора внешнеполитической информации и рассматривал стремление абвера составлять внешнеполитические донесения как вмешательство в священные права своего ведомства. Но когда монополии на тайную политическую разведку, которая, кстати, велась шефами германских дипломатических миссий, потребовала служба СД, влиятельным лицам в министерстве иностранных дел пришлось уступить. Тем самым СД официально получила возможность контролировать дипломатические доклады министерства и фальсифицировать их по своему усмотрению, дозировать их огласку или вовсе замалчивать.

Новый министр рейхсвера генерал-лейтенант фон Бломберг не только имел приятную внешность, но и был весьма находчивым человеком, обладавшим некоторыми дипломатическими способностями, которые он успешно продемонстрировал на Женевской конференции по разоружению. Однако он совершенно не умел защищать интересы вермахта, а тем самым и отечества, перед Гитлером с той решительностью, которая была необходима в изменившихся условиях. У него было прозвище «Резиновый лев», которое ему дал Патциг. Оно очень точно определяло неустойчивый характер этого человека, с течением времени все больше склонявшегося к полному повиновению Гитлеру. Это можно проиллюстрировать целым рядом случаев, имевших место в эпоху Патцига. Однажды шефу СД Гейдриху пришло в голову потребовать от абвера список всех объектов в Германии, производивших запрещенное Версалем вооружение. Как и следовало ожидать, Бломберг согласился и приказал Патцигу дать ему такой список. Тот недвусмысленно ответил: «Такого списка не существует, и его не будут составлять, так как это слишком опасно. Кроме того, охрана этих объектов является исключительно задачей вермахта»[23 - Сообщение адмирала Патцига, сделанное автору 10 апреля 1965 г.].

У шефа абвера была достаточно веская причина для такой реакции, поскольку в условиях напряженности, с самого начала существовавшей в отношениях между абвером и СД, он со всей очевидностью был настроен решительно отразить любую попытку Гейдриха вторгнуться в специфическую сферу тайной военной службы. Ему очень важно было избежать непосредственных контактов с Гиммлером и Гейдрихом как шефами СС и СД и ограничиться связями со своим непосредственным начальством – министром рейхсвера. Однако и Бломберг и Рейхенау соглашались напрямую сотрудничать с Гиммлером и Гейдрихом, потому что они в принципе пытались добиться равновесия в сфере секретной службы, т. е. в самой чувствительной точке соприкосновения вермахта и СС/СД. Вероятно, Патциг раньше многих других и даже раньше Канариса понял абсолютную необходимость бороться с тоталитарными претензиями СД. Чем закончится эта борьба, никто не мог знать. Можно было действительно стать пессимистом, однако не следовало сдавать позиции военной разведки без всякого сопротивления. До прихода Гитлера к власти все соображения и намерения абвера, переданные руководству непосредственно или по инстанции, неизменно встречали понимание. Они тщательно проверялись, однако мнение шефа абвера уважалось. В 1933 г. это положение резко изменилось, однако в первые годы Гитлер еще не мог согнуть рейхсвер, поскольку он оставался основным силовым фактором в государстве.

Событиями 30 июня 1934 г. капитан I ранга Патциг отнюдь не был удивлен[24 - Имеются в виду события 30 июня 1934 г., когда по приказу Гитлера были разгромлены так называемые штурмовые отряды (СА), а их начальник штаба Эрнст Рём был убит. – Прим. перев.]. Еще примерно 25 июня абверу стало известно о встрече высших офицеров СА на частной квартире Рёма в Берлине. На ней, по видимому, должны были обсуждаться детали, конечно, еще неблизкой силовой разборки между СА и рейхсвером. Копию плана путча, подготавливаемого Рёмом, абвер получил через одного из «фюреров» СА некоего Герта. Это был герой-летчик Первой мировой войны, кавалер высокого ордена, который уже готовился возглавить новые военно-воздушные силы. Эта лояльность Герта не спасла его (а, возможно, послужила причиной) от «ошибочного» внесения его в расстрельные списки Гейдриха, и 30 июня он был казнен. Гейдрих знал о замыслах Рёма и действовал решительно. Как шеф СД он нередко отмечал у Гитлера тогда еще сохранявшееся уважение к военным. Знал он и то, с каким раздражением воспринимал фюрер закулисные планы и амбиции своего начальника штаба Рёма, и шеф СД верно угадал три крупных и уникальных шанса для себя и одновременно для Гиммлера. Во-первых, он мог разом упразднить собственную зависимость по службе от начальника штаба СА и прекратить подчинение СС командованию СА. Во-вторых, он мог бы заменить самого Рёма рейхсфюрером СС, а его «пролетарскую» армию как противовес рейхсверу и преторианскую гвардию Гитлера заменить эсэсовской элитой и, в-третьих, сделать себя абсолютно необходимым для фюрера. Тем самым расчищался путь для реализации его собственных далеко идущих замыслов.

Тактика, которую применил Гейдрих, была очень проста. Он сконструировал из предполагаемого рёмовского путча «угрожающее восстание» против фюрера и дополнил это разговорами о предательских связях заговорщиков с иностранными державами. Это всегда было хорошей наживкой для Гитлера, и он тут же свалил своего начальника штаба, а заодно и всю организацию штурмовиков СА. В результате Гейдрих получал почти неограниченные полномочия. Он составил расстрельные списки и поручил провести одобренные Гитлером мероприятия группе своих эсдэковцев, срочно сформированной в ночь на 30 июня. С этого и начался кровавый день расправы с СА.

1 июля 1934 г. был убит генерал-майор фон Бредов, предшественник Патцига на посту шефа абвера. Это событие глубоко потрясло всех офицеров разведки, хорошо знавших этого всегда веселого и жизнерадостного офицера. И как следствие эта противозаконная акция Гитлера/Гейдриха стала первой серьезной трещиной в отношениях между абвером и СД. Однако для майора Ганса Остера (впоследствии генерал-майор), лишь незадолго до этого пришедшего на службу в абвер, день 30 июня стал решающим поводом для того, чтобы начать активную борьбу с нацистским режимом. Этот человек (и мы о нем вспомним еще не раз) яснее, чем кто-либо другой из круга генштабистов, видел фатальность новой системы. Бломберг, Рейхенау и их приближенные, как и многие другие высшие военные, чувствовали даже удовлетворение от того, что наконец-то ликвидирован обременительный партнер, и не распознали волка в овечьей шкуре – Рейнхарда Гейдриха.

Патциг же, напротив, не строил себе на этот счет никаких иллюзий. Он не обманулся заявлениями Гитлера и Бломберга, хотя и он видел в СА некую революционную стихию и угрозу, смысл которой и значение для судьбы рейхсвера было трудно разгадать. При тогдашней слабости абвера Патциг не видел способа как-то отреагировать на постыдные акции 30 июня. Он сумел лишь добиться от министра рейхсвера расследования дела об убийстве фон Бредова, хотя бы ради того, чтобы доказать, что никакие сведения, собираемые абвером, никому не передавались и не похищались. Фон Бредов, такой же противник национал-социализма, как и Шлейхер, поддерживал вместе с Арнольдом фон Рехбергом[25 - Следует особо сослаться на работу: Mau H. Die «zweite Revolution» – Der 30. Juni 1934, in: Vierteljahreshefte f?r Zeitgeschichte, I, 1935, S. 121ff; Buchheit G. Soldatentum und Revolution, Rastat 1961, S. 19ff. Там указана и другая литература.], решительным сторонником политики взаимопонимания с французами, тесные связи с французскими союзами фронтовиков с целью сближения двух народов. Но в этом же направлении действовали также и видные нацисты и среди них – ставший позже посланником в Париже Абец, но вышестоящие инстанции не предъявляли им никаких претензий. Выдвинутые Гитлером обвинения с целью как-то оправдать убийство двух генералов и доказать, что Шлейхер и Бредов затевали предательский сговор с зарубежными странами, можно было легко опровергнуть на основании данных расследования, проведенного Обществом Шлиффена под председательством генерал-фельдмаршала фон Маккензена, как совершенно необоснованные. Вот, собственно, и все, что было тогда сделано, чтобы указать на тех, кто нес прямую ответственность за июньское побоище.

Об успехах секретных служб общественность узнаёт редко. И напротив, их неудачи обычно выставляются их внутренними и внешними врагами в неприглядном виде. Так, например, очень много было написано о деле польского шпиона ротмистра запаса Юрика Сосновского; при этом писавшими были те, кто якобы принял «решающее участие» в его раскрытии, – Вальтер Шелленберг, впоследствии начальник VI управления РСХА (Главного управления имперской безопасности), журналист граф Солтыков и даже многолетний сотрудник британской Сикрет Сервис Бернард Ньюмен. Во всех этих писаниях правда мешается с гротескными искажениями, а нередко и вообще взятыми с потолка выдумками, хотя не представляет никаких трудностей изобразить дело Сосновского правильно. Разоблачить польского шпиона удалось отнюдь не СД, как утверждает Шелленберг, а исключительно военной разведке. Бесспорно, здесь впервые скрестились профессионально абвер и гестапо в лице его отдела контрразведки во главе с его тогдашним руководителем доктором Патчовски. Но инициатива и тактика раскрытия дела принадлежали абверу.

В 1928 г. бывший австрийский ротмистр в отставке фон Сосновски, ставший после 1918 г. (т. е. после распада Австро-Венгрии) гражданином Польши, был направлен Варшавой в Берлин с заданием разведать состояние вооружений Германии и достать возможно более аутентичные материалы о планах германского генерального штаба. Сосновский имел очень приятную внешность и прекрасные манеры, свободно говорил по-немецки, а поскольку в придачу к своей неотразимости у женщин располагал еще и значительными деньгами, он быстро вошел в лучшие избранные круги немецкого общества. Здесь он познакомился с Бенитой фон Фалькенхайн (фрау фон Берг во втором браке), которая работала секретаршей в главном командовании сухопутных войск (ОКХ). Она влюбилась в поляка и познакомила его однажды со своей подругой Ренатой фон Нацмер, занимавшей ответственный пост в министерстве рейхсвера. В этот круг была вовлечена и школьная подруга Бениты некая фрейлейн фон Йена, которая, собственно, и познакомила ее с поляком. Рената фон Нацмер, внешне совсем не привлекательная, представляла для Сосновского не меньший интерес, чем Фалькенхайн. Умно все рассчитав, он приучил обеих женщин к очень высоким жизненным стандартам, делал им дорогие подарки, появлялся вместе с ними на ипподромах и в фешенебельных берлинских отелях и ресторанах. Он сумел так их обворожить, что они стали совершенно ему послушными. На самом же деле, как выяснилось, ротмистр по-настоящему любил только одну женщину – танцовщицу, уроженку одной из стран Ближнего Востока.

Дорогостоящие жизненные привычки ротмистра вызвали подозрения у отдела «III F» абвера. Что-то здесь было не так. По приказу Патцига капитан II ранга Протце начал слежку за поляком, и через некоторое время было установлено, что Сосновский в конце каждого месяца регулярно заходит в здание польского посольства, не подвергаясь проверке, и так же свободно выходит из него. Протце дознался также, что ротмистр финансировал одному кадровому немецкому офицеру поездку с женой на отдых в Италию, и в конце концов абверовец сумел связаться с упомянутой танцовщицей, которую поляк часто посещал. Тем временем обе женщины, Нацмер и Фалькенхайн, попали в полную зависимость от ротмистра. Вероятно, он рассказал им, что его грозят отозвать в Варшаву из-за его неудач как сотрудника польской секретной службы, а поскольку обе подруги не хотели терять своего возлюбленного (а Сосновский каждой из них в тайне от другой обещал жениться), они начали на него работать. Передаваемые ему планы и материалы он перефотографировал. Среди них был и вариант плана развертывания германских войск против Польши. Однажды он выехал с этими документами в Варшаву, но там эту «доставку» сочли вражеской игрой. Зная обычаи секретных служб и принимая во внимание связи между Польшей и Францией, следует считать спорным предположение, будто Второе бюро польского генерального штаба предложило Сосновскому продать свою добычу какой-нибудь иностранной разведке. Тем не менее ротмистр возвратился в Берлин, чтобы продолжить свою работу. Здесь его и настиг злой рок. Танцовщица однажды обнаружила случайно в ящике письменного стола ротмистра письма и бланки денежных переводов и в припадке ревности донесла об этом капитану II ранга Протце. Теперь настала очередь действовать исполнительной группе захвата. На одной вечеринке, которую устроила у себя на квартире эта танцовщица, абверовцы сумели арестовать весь этот круг лиц общим числом до 30 человек. В их числе был и Сосновский. Были задержаны и обе дамы, поставлявшие ротмистру секретные материалы. В итоге на последовавшем за этим процессе в имперском суде ротмистр Сосновский был приговорен к пожизненному заключению, но спустя некоторое время его обменяли на нескольких германских агентов, попавших в руки поляков. Бениту фон Фалькенхайн и Ренату фон Нацмер приговорили к смертной казни.

Гитлер решил использовать этот случай, чтобы задним числом оправдать ужесточение закона о государственной измене от 1929 г. своим указом от 24 января 1934 г. До этого люди, разглашавшие военные секреты из пацифистских или каких то идеалистических соображений, приговаривались к заключению в крепости или к небольшим денежным штрафам, а совершившие измену за деньги, да еще в интересах или по поручению вражеской разведки, – к каторжным работам. В 1934 г. все это изменилось: всем виновным в государственной измене грозила смертная казнь. Министр рейхсвера фон Бломберг выдвинул юридически обоснованные возражения, а шеф абвера поддержал его точку зрения, исходя из экспертных заключений отдела «III F» абвера. Гитлер отклонил их возражения, и в конце концов министр юстиции вынужден был завизировать новый закон[26 - Здесь в основу положены сообщения адмирала Патцига и секретарши отдела Абвер-III F г-жи фон Юхтритц (10 апреля 1965 г. и 7 июля 1965 г.) непосредственно автору книги; кроме того: Наблюдатель (= Dr. Will Grosse): Geheimdienst, Fahneneid und Hakenkreuz. Ein kritischer Tatsachenbericht aus der militaerischer Abwehr, in: Eсho der Woche, 3. Maerz 1950, S. 5.].

Приговор по делу шпиона Сосновского, с которым пресса и уличные плакаты познакомили общественность, вызвал большую сенсацию не только в Германии, но и за рубежом. Еще и теперь этот случай привлекает внимание писателей-очеркистов и журналистов, и, как всегда, когда речь заходит о германской военной разведке, конечно, нет недостатка в необычных трактовках событий. Так, в своей книге «Шпионаж – мифы и реальность» англичанин Бернард Ньюмен утверждает, что обе дамы – фон Нацмер и фон Фалькенхайн «были немецкими агентами, и их специально поставили на пути Сосновского. А их казнь имела место лишь потому, что Гитлер желал тем самым унизить и устрашить класс аристократов. Кроме того, их казнь должна была убедить поляков в том, что Сосновский был для своей страны крайне ценным шпионом, так как его сотрудницы заплатили за это жизнью. Казнь же обеих женщин была ценой за то, чтобы поднять Сосновского на высокий пьедестал в Польше. В этом качестве он, разумеется, оказывал немцам неоценимую помощь»[27 - Newmann В.: Spionage, Mythos und Wirklichkeit, Muenchen 1964, S. 36f.]. Иными словами, если верить Ньюмену, то выходит, что германская военная разведка использовала обеих женщин как агентов, затем хладнокровно позволила обвинить их в измене и, не сделав даже попытки помешать исполнению приговора, махнула на них рукой. Невольно встает вопрос, почему же тогда абвер потратил столько времени, чтобы разоблачить Сосновского.

Нет никакой необходимости терять время и слова на оценку описываемого Ньюменом. Дело Сосновского – это обычное шпионское дело, как и многие другие. Да и Бенита фон Фалькенхайн с Ренатой фон Нацмер не первые женщины, наказанные смертью за совершенную измену отечеству и выдачу его секретов. И все же можно извлечь из этого дела хороший урок, который заключается в том, что ни один шпион или агент ни в коем случае не должен использовать в своих целях женщин, разыгрывая любовь. Как капитан I ранга Патциг, так и адмирал Канарис постоянно напоминали своим офицерам, что в военной разведке подобные отвратительные методы нежелательны.

В первые годы нацистского режима абверу удалось сфотографировать с большой высоты знаменитую «линию Мажино», используя для этого благоприятные погодные и иные условия. Министру рейхсвера об этом не докладывали, не желая обременять его политическими моментами: ведь если бы акция не удалась, шефу абвера пришлось бы туго. Однако Бломберг, находившийся в это время в Киле, случайно узнал об этом. Он вознегодовал, заявив, что тем самым якобы были торпедированы какие-то намерения фюрера, и захотел выяснить, кто и зачем поставил эту задачу. Патциг, призванный к ответу, явился к министру, и тот встретил его такими словами: «Начальник разведки, который предпринимает подобные эскапады, мне не нужен». Бломберг не проявил ни малейшего понимания важности добытых абвером аэрофотоснимков на случай войны. После этого Патциг изложил дело перед главнокомандующим сухопутными войсками и добился того, что генерал фон Фрич заявил министру, что он сам дал поручение провести эту воздушную разведку. Его, со своей стороны, поддержал и генерал фон Рейхенау. Но министр настаивал на замене Патцига, поскольку, мол, «этот человек неблагонадежен для партии»[28 - Сообщение адмирала Патцига автору.].

Это было в октябре 1934 г. Беседа с министром высветила обстановку, которая уже тогда, через 20 месяцев после начала правления Гитлера, царила в высшем руководстве германских вооруженных сил. Министр рейхсвера уже давно переметнулся в лагерь Гитлера и его паладинов. Не имея никакого представления о складывавшихся политических взаимосвязях, он совершенно не понимал и того, чту могло означать для дела занятие Гейдрихом поста руководителя «тайной государственной полиции» (гестапо) Пруссии, на котором до него сидел Рудольф Дильс. Вероятно, он не замечал или не хотел замечать, с какой настойчивостью Гейдрих при каждом удобном случае пытался вмешиваться в компетенцию военной разведки. Это облегчалось Гейдриху тем, что абверу приходилось во всех своих мероприятиях полагаться на сотрудничество с органами гестапо, а также с охранной и наружной полицией. Причиной этого было то, что в Германии в мирное время никогда не существовало военной полиции, как это имело место во многих других странах. До 1933 г. военная разведка ориентировалась на сотрудничество с группами IA (оперативные группы) полицейских управлений (полицайпрезидиумов земель), и оно осуществлялось без каких-либо трений. Но после того как гестапо монополизировало охранные функции в государстве, а при Гиммлере его тенденция к исключительности стала еще более подчеркнутой, между абвером, с одной стороны, и гестапо и СД, с другой, неизбежно должны были возникнуть разногласия.

Однако шеф абвера вовсе не собирался терпеть какую-либо опеку Гейдриха. Напряженность между абвером и гестапо, как, впрочем, и между ним и органами партии и СД, все больше усиливалась, и в конечном счете это явилось причиной, по которой Патциг покинул абвер и возвратился в корпус морских офицеров. Правда, фон Фрич и фон Рейхенау возражали против снятия Патцига со своего поста, но договориться с Бломбергом уже не было никакой возможности. Когда 31 декабря 1934 г. капитан I ранга хотел доложить министру об убытии, последний объявил через адъютанта, что в этом нет необходимости. Патциг же настаивал на этом, и, когда его наконец пропустили к министру, он без обиняков высказал ему свое отношение к внутриполитическому развитию, которое, по его мнению, снижало уважение к немцам. Немецкий народ, так он говорил, с надеждой смотрел после смерти генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга на министра рейхсвера, ожидая от него «защиты от злоупотреблений, чинимых партийными организациями». Сегодня он, Бломберг, еще может вмешаться и защитить рейхсвер; через полгода будет слишком поздно. Министр находится в контакте с высшим руководством и не знает, что творится за стенами его кабинета. Как бывший начальник абвера, продолжал Патциг, он может на основе собственного опыта сказать лишь одно: «СС – это мусорная корзина с сомнительного рода личностями и преступниками, которые не останавливаются ни перед чем, даже перед убийством, когда встает вопрос о расширении их власти». Ему, Патцигу, было бы легко вступить в союз с СС или гестапо. «Но если бы я это сделал, – подчеркнул Патциг, – я стал бы предателем рейхсвера». Бломберг перебил Патцига словами: «Господин капитан I ранга, СС – это организация фюрера». На это Патциг ответил: «Тогда мне очень жаль, что фюрер не знает, какая куча мусора собралась под ним». Министр рейхсвера счел этот момент подходящим, чтобы прекратить аудиенцию. Он сделал это в подчеркнутом тоне: «Политическую ответственность здесь несу я, а не вы! Я вижу обстановку совсем по-другому и с большим оптимизмом. Впрочем, будущее покажет, кто из нас прав».

Очень горько вспоминать обо всем этом. В те времена было еще крайне мало высших офицеров, имевших гражданское мужество открыто выражать свое мнение и делать практические выводы из своих убеждений, когда для этого представлялась возможность.

Итак, 31 декабря 1934 г. бывший шеф абвера Конрад Патциг стал командиром броненосца «Граф Шпее», а два года спустя, произведенный тем временем в адмиралы, занял пост начальника отдела кадров главного командования ВМФ и сохранял его до самой войны. Новым начальником абвера с 1 января 1935 г. был назначен капитан I ранга Вильгельм Канарис. При выборе его на должность шефа тайной военной службы принимались во внимание не только его дипломатические способности, но и то, что как морской офицер он быстрее и легче найдет нужное равновесие между абвером и СД, чем сухопутчик, так как у ВМФ как в профессиональном, так и в политическом плане было меньше точек соприкосновения с партийными инстанциями и с органами СД.

Глава 5

Новый шеф – адмирал Вильгельм Канарис

Немногочисленным оценкам историка, ответственно смотрящего на личность и дела последнего шефа германской тайной военной службы адмирала Вильгельма Канариса, противостоит огромное количество описаний и характеристик (в том числе театральных и киношных). Их авторы предпочитают идти легким путем и редко отваживаются дать обоснованные суждения об этом неординарном и сложном человеке. Они выражают, как правило, лишь собственную политико-идеологическую точку зрения или вообще довольствуются одной сенсацией. Если не считать подобных поделок, то на шкале общего неприятия (даже кое-кем из его круга людей) он отмечен и как шеф тайной службы, ставший предателем, и как замаскированный нацист, участвовавший в подготовке гитлеровских военных планов. Тем более необходимо выправить это искаженное представление о личности, которую кто-то осторожно обходит стороной, а кто-то легкомысленно чернит, и вывести Канариса, а с ним и абвер из тумана лжи и полуправды.

Вильгельм Канарис родился 1 января 1887 г. в Аплербеке близ Дортмунда. Он был младшим сыном в семье директора металлургического завода Карла Канариса и его супруги Августы-Амелии. Семья Канарисов вскоре переехала на жительство в Дуйсбург. Его предки по отцу происходили не от известного греческого героя-моряка Канариса, освобождавшего Грецию от турецкого ига, как о том писали раньше, а от некоего семейства из Салы на озере Комерзе, перебравшегося оттуда в Кур-Трир. Его дед имел звание королевского горного советника. Дед с материнской стороны был старшим лесничим герцога Саксонского. Выросший в религиозной христианской семье с национал-либеральными убеждениями, Вильгельм страстно увлекся верховой ездой и вскоре стал владельцем собственной лошади. Но подсознательно и очень рано в юности начал путь к профессии, которая отвечала бы его стремлению к свободе и широким просторам, а также – и не в последнюю очередь – его врожденной тяге к необычным испытаниям. По окончании реального училища Канарис поступил 1 апреля 1905 г. морским кадетом в кайзеровский военный флот. Несмотря на некоторую физическую слабость, он выдержал все испытания на парусном учебном судне, крейсерском корвете «Штайн», а после окончания военно-морского училища в Киле и последующей практики, оцененной высшим баллом, был произведен в корабельные гардемарины. Осенью 1907 г. Канарис был направлен на крейсер «Бремен». Осенью 1908 г. он стал лейтенантом флота. В соответствии с тогдашней практикой крейсеру «Бремен» полагалось поддерживать политические и экономические интересы рейха путем демонстрации флага в отведенном ему морском районе близ берегов Центральной и Южной Америки, а также защищать жизнь и имущество граждан Германии, находящихся в латиноамериканских странах, где часто имели место политические катаклизмы. Как адъютант командира корабля Канарис имел возможность познакомиться с жизнью и культурой ибероамериканского мира. Тогда же он приобрел и основные навыки позднее отточенного знания испанского языка. В ежегодной секретной аттестации командир корабля записал: «…предложенную ему по производству в чин службу в качестве адъютанта командира корабля нес превосходно и при выполнении мобилизационных задач совместно со старшим офицером Восточноамериканской военно-морской базы проявил гораздо большую сноровку и находчивость, чем можно было предположить, принимая во внимание его непродолжительную службу на флоте…» И уже тогда были замечены его «повышенная скрытность» и «строгий молчаливый характер»[29 - Из личного дела адмирала, хранящегося в Центральном архиве документов Института военно-исторических исследований во Фрайбурге, частично опубликовано в: Vierteljahreshefte f?r Zeitgeschichte, II, 1963, S. 283ff.].

По возвращении на родину Канариса назначают караульным офицером и одновременно артиллерийским офицером на торпедный катер 2 й флотилии торпедных катеров, являвшейся тогда высшей школой ВМФ. В его служебной характеристике появилась запись: «Годен к последующему назначению командиром ТК»[30 - Там же.]. Осенью 1912 г. командование снова предпочло направить молодого офицера на один из крейсеров, шедших в свободное плавание, а именно на крейсер «Дрезден», которому поручалось демонстрировать германские интересы в восточном Средиземноморье в связи с беспорядками на Балканах. Несколько позже такие же задачи были поставлены командиру крейсера в водах Мексиканского залива. Во время кровавых революционных событий в районе Вера-Крус корабль смог взять на борт у Тампико около 100 американских граждан и потом передать их на внешнем рейде командующему американской эскадрой. Командир «Дрездена» капитан I ранга Кёлер откровенно признал огромную помощь, которую оказал ему обер-лейтенант Канарис своими знаниями политических проблем Центральной Америки.