скачать книгу бесплатно
– Ма, ты только что сама снова пыталась учить меня жизни, меня, своего взрослого сына. Пока. Я побежал.
Он захлопнул за собой дверь.
Каждый раз, когда он приходил к матери, больше получаса не мог оставаться. А если вынужден был, если матери было плохо и нужно было присмотреть за ней, то укрывался в другой комнате и притворялся спящим или занятым чем-то важным. Потому что любой разговор с ней превращался в спор или ссору. Мать никогда его не понимала и у них не было ничего общего. Никакой общей темы для разговора не было. Были общие темы для спора и ссор.
Она родила его очень рано. В июле 1973 года ей было всего 23 года. Молодая лаборантка и очень перспективный физик, она работала на кафедре физики Ереванского госуниверситета. Там и познакомилась с Рафаэлом Петросовичем Рубиняном, впоследствии уже профессором. После рождения сына она на некоторое время оставила работу, пыталась заняться воспитанием ребёнка, но это у неё получалось хуже. Муж её в 1976–1977 годах разъезжал по всему Союзу, приобрёл известность, его стали окружать многочисленные студентки и лаборантки… Она сидела дома и воспитывала сына, то срывая на нём злость на его отца, то обнимая, как бы прощая и искупая свою вину за необоснованную злобу в отношении маленького ребёнка. К моменту развода молодая красивая с большими зелёнокарими выразительными глазами женщина уже была обиженной и злой. Потом она вернулась на работу, и даже работала с бывшим мужем. Это помогло ей как-то преодолевать своё разочарование жизнью.
Марк иногда думал, а какое решение было бы верным для матери? Конечно же, следовало бы создать новую семью. Но не в её случае, иначе она не смогла бы всю жизнь попрекать бывшего мужа за то, что тот разрушил её жизнь. Да, характер у неё был скверный. Но она была так красива и молода, что можно было попробовать ещё раз. Не получилось. Не попробовала. Озлобилась на весь мир и заболела. Не зря же говорят, что физическое здоровье зависит от психического. Мать Марка подтвердила эту теорию. Её злоба на весь мир отражалась на здоровье, а ухудшение здоровья ещё больше отражалось на психике – она больше нервничала, раздражалась, сердилась и обижалась.
Болезнь прогрессировала настолько, что она стала очень плохо видеть. Мама Марка часто вспоминала свою подругу, которая после десяти лет на инсулине ослепла. Каждый раз воспоминала и каждый раз отгоняла от себя эту мысль.
Глава 5
Ереван. Сентябрь 2004 года
Элла Дерцакян. К своим 40 годам она выглядела на 30. Она не была худой, но оставалась стройной, в большей степени из-за своего роста. У неё были длинные чёрные волосы. Замужем она побывала один раз. Детей у неё не было. Теперь, спустя три года после развода, ей хорошо жилось одной, ведь она могла распоряжаться своим временем по своему усмотрению. Были ли у неё возлюбленные? Были. Но в сравнении с её возможностями их было слишком мало. Потому что она практически ни разу не была вовлечена в случайные интимные связи. Все её мужчины задерживались самое меньшее на три года. А если она чувствовала, что разрыв произойдёт раньше, она просто не приглашала этого мужчину к себе в постель. Поэтому, несмотря на её смелый, местами даже разнузданный и дерзкий характер, за всю жизнь у неё было трое мужчин, включая Марка. Марк как раз был исключением из правил, из тех, что задержался ненадолго. Да, было всего трое. Первый, муж и Марк.
С первым – венгром, она познакомилась в самолёте. Элла возвращалась из Франкфурта. Был сентябрь 2001 года. Венгр, Микша Ковач, получил стипендию от Европейского союза (тогда ещё Венгрия не была членом ЕС) на продолжение обучения по выбранной специальности – археологии – в Армении. Микша был высоким молодым человеком. Очень красивым в буквальном смысле этого слова. Светлые волосы, зелёные глаза. Ноги у него, правда, были кривые, но это никак не влияло на его красоту и рост. Когда Элла и Микша гуляли по городу, они постоянно ловили на себе завистливые взгляды прохожих. Ей только что исполнился 21 год. Ему было уже 30. Ей было очень интересно с ним. Круг друзей был общий, общих интересов много: от футбола до музыки. Так уже получилось, что следующие 3 года Элла и Микша жили вместе и даже подумывали узаконить свои отношения. Это, во-первых, решило бы вопрос с правом пребывания Микши в Ереване, во-вторых, облегчило бы приобретение и оформление квартиры. Элла зарабатывала не так много, и ипотеку на покупку квартиры она оформить не могла. Микша к этому времени уже окончил обучение по стипендии, написал докторскую и начал работать в быстро развивающейся консалтинговой компании, куда его устроил друг Эллы. Микшу сразу же взяли на хорошую должность с хорошей зарплатой. Кроме этого, у него были постоянные командировки, чаще всего в Венгрию и Германию. Эллу устраивал такой график работы избранника – вахтой, как она называла. Две недели дома – две заграницей. Его частое отсутствие никак не влияло на их отношения. Элла никогда не позволила бы себе обидеться или поскандалить из-за этого. А тем более усомниться в нём.
В 2004 году Элла тоже окончила вуз – экономический факультет университета и работала флористом у знакомой в магазине. Такие были времена.
Цветочный магазин открывался в 11.00, поэтому каждый день после ухода Микши на работу у Эллы всегда были минимум два часа в запасе, чтобы убраться в квартире, вытереть пыль со шкафов, полок и стола, выпить кофе.
Во вторник 14 сентября 2004 года Элла взяла выходной. Ей нужно было во что бы то ни стало наконец вымыть эти огромные панорамные окна. Окна были совсем непрактичные, и на них были видны даже самые ничтожные следы от насекомых, пыль, не говоря уже о разводах от моющего средства, а также плевках слишком эмоциональных друзей, которые очень часто бывали у них в гостях. Гостям Элла была всегда рада, но вот эти разводы, следы, пятна очень её раздражали. Она любила смотреть в чистые окна. Особенно по утрам, когда вокруг всё ещё спит. Она закалывала свои длинные чёрные волосы первым попавшимся под руку предметом, часто это был карандаш или ручка, и подолгу смотрела в окно.
Впереди за высотным жилым домом возвышалась гора. В облачную погоду было особенно приятно наблюдать за тем, как облака обволакивают гору, а потом усаживаются на крыши домов. Иногда она даже думала, что это гора дышит туманами белых облаков. А потом просыпалось солнце и город начинал дышать серыми выхлопами.
Сейчас из этого окна больше не видно гору. Её закрывает новостройка, выросшая прямо за жилым домом, крышу которого золотило солнце.
14 сентября она также стояла у окна и допивала кофе, когда кто-то позвонил в дверь. Элла настолько привыкла, что к ним приходят только знакомые, что даже не поинтересовалась из-за двери: «кто там?». Налетела на дверь, молниеносно повернула замок и нажала на дверную ручку.
В дверях стояла женщина с ребёнком лет трёх.
– Irmabinich[2 - Ирма – нем.].
– Ellada, – улыбаясь сказала Элла и поинтересовалась, – Wie kann ich helfen?[3 - Чем я могу помочь – нем.] – Элла даже не поняла, как сама того не осознавая перешла на немецкий. Она ни на минуту не задумалась, что говорит на иностранном языке.
Женщина показала на ребёнка и сказала:
– Und sie ist Mikaella, meine Tochter. Mikschas Tochter[4 - А это Микаэлла, моя дочь. Дочь Микши – нем.].
Элла поняла, что окна в этом доме ей уже мыть не обязательно. Наверное, так и должно было произойти. Она пригласила мать и дочь в квартиру, заварила чай. Потом они долго беседовали. Ей не было больно. Ей было страшно. Страшно от того, что она жила с человеком и не знала его. В этот момент Элла поняла, что она недостаточно любила венгра, раз ей даже не хотелось с ним что-либо выяснять, уточнять, анализировать. Ей даже не было интересно, любит ли он её, или может он любит Ирму?
Позднее из письма она узнает, что Ирма с ребёнком уехали в Бохум, а Микша обосновался в Берлине. Микаэлла общается со своим отцом и даже ездит к нему на каникулы. Потом Ирма напишет ещё раз и расскажет, что вышла замуж за Рауля Имнадзе, который работает в Бохумском Университете. Она сама тоже начала работать там. Возглавляет отдел международного сотрудничества. От Рауля она родила двоих сыновей, Георгия и Малхаса. Элла ещё поблагодарит Ирму за тот ереванский визит и за то, что та сделает для неё впоследствии. Но это потом. А сейчас, она оставила мать и дочь в квартире, сама взяла сумку, положив туда только зарядку от телефона, выключенный предварительно мобильный марки Motorola с650, и вышла из квартиры. Выходя, она посмотрела в сторону окна, но не подошла к нему, чтобы в последний раз увидеть гору, дышащую облаками.
И только когда она оказалась одна на лестничной площадке, почувствовала, как всё кругом завертелось. Было ощущение, что пол, выложенный плиткой, трескается и раздвигается и она вот-вот провалится куда-то в бездну. Элла облокотилась о стену, но та казалась ей мягкой, какой-то нереальной, неощутимой. На таких же мягких, почти ватных ногах она с трудом спустилась по ступенькам и села на выступ стены возле подъезда.
У неё было странное ощущение, как если бы она выпала из большого панорамного окна, что на 4 этаже дома, в квартире, где она так тщательно вытирала пыль, а сейчас сидят незнакомые ей женщина и девочка. Женщина и дочка знакомого ей мужчины. Неужели это всё обман? Эта гора, дышащая туманами облаков, это солнце, золотящее крыши. Этот холод, просачивающийся зимой сквозь добротную оконную раму. Она сидела и не верила, что всё это происходит с ней. Как будто смотрелась в зеркало, но видела чужого человека и чужую жизнь.
Лишь спустя некоторое время, когда она немного пришла в себя, заметила, что напротив, возле помойки, на низком бетонном ограждении сидит женщина и смотрит на неё. Элла присмотрелась тщательнее. Да, это была молодая женщина. В руке у неё была бутылка, которую она то и дело прикладывала к губам. Судя по тому, как она сидела и как тянулась к бутылке было понятно, что пьёт она не воду. Вдруг женщина выпрямилась, закинула ногу на ногу и крикнула.
– Гого[5 - Девочка. – груз.], что смотришь? Не хочешь выпить? Иди, гого, давай, не бойся. Хуже не будет.
Элла встала со своего места, подошла к женщине, взяла у неё из рук бутылку, сделала глоток. Вытерла рукой мокрые губы, потом сделала глоток побольше.
– Пей, пей, гого. Вино – это лекарство. А хорошее вино – хорошее лекарство. Пей, гого, пей, – сказала женщина и протянула Элле руку, – Иветта, Ива.
– Эллада, – ответила ей Элла и подумала, что, наверное, впервые за долгое время в один день она дважды представляется полным именем. Это показалось ей странным, может что-то таящим в себе, но что именно, она пока не придумала.
– Элла, – добавила она и уселась рядом с женщиной.
Был тёплый сентябрьский вечер. Они пили и оживлённо разговаривали возле помойки у дома, из которого полчаса назад на ватных ногах вышла обиженная на жизнь молодая девушка. Иветта тоже пила не от радости. Приехала она из Тбилиси. Она художница, и её пригласили преподавать в одном из частных институтов искусств. Таких институтов в конце 1990-х открылось очень много. Но после двух месяцев работы с Иветтой досрочно расторгли контракт. Скорее всего институту не продлили лицензию. Но возвращаться ей не хотелось. Там, на родине, условия и перспективы были не лучше. Теперь у Иветты ни работы, и ни крыши над головой. Из комнаты, что она снимала, надо будет съезжать, ведь платить нечем. Элла сразу же предложила пожить у неё в доме родителей, пока та не найдёт работу. И Иветта, кажется, уже согласилась. Но потом Элла подумала ещё немного, сделала ещё глоток и спросила:
– Ты хорошо рисуешь?
– На любителя! Но умею рисовать, и преподаю тоже.
– Тогда у меня, возможно есть идея как тебе помочь, – она достала телефон, включила его, там уже было четыре неотвеченных звонка и пять сообщений. Но Элла не стала их даже просматривать. Не важно, от кого они были. Нашла в телефонной книге соответствующее имя и позвонила.
– О, привет, ты не занята? Это хорошо, – протараторила Элла. – Ты как сейчас? Проекты есть? Помощь нужна? У меня есть хорошая девушка с золотыми руками. – на этих словах она обернулась к Иве и подмигнула ей. – Да, да, всё умеет. Хорошо, тогда мы идём.
Вторую бутылку, купленную в магазине «Карап» на углу улицы Туманян и проспекта Маштоца, девушки допивали уже на ходу, направляясь в сторону НИИ имени Мергеля-на. Там, в одном из домов за зданием НИИ, у Иветты начнётся новая, наверное, самая счастливая глава её ереванской жизни. Но Эллы в ней не будет.
Было темно, уличные фонари слабо освещали улицу. Элле почему-то показалось, что, когда этот проспект носил имя Ленина, здесь было больше света. А с дубов на проспекте Баграмяна в детстве почему-то больше падало желудей.
– Это проспект маршала Баграмяна. Раньше он назывался проспектом Дружбы, а теперь Баграмяна. Вон, его памятник. – сказала Элла и показала рукой направо, через дорогу.
– О, видела этого всадника на коне, но не знала кто он. А как зовут Баграмяна?
– Маршал! – не задумываясь ответила Элла. Но когда до неё дошёл смысл сказанного, она так расхохоталась, что Иветта не удержалась и тоже засмеялась, хоть и поначалу не поняла, что произошло.
Элла успокоилась, сделала большой глоток, вытерла рукой губы и предложила.
– Можем перейти дорогу и прочитать, ведь на памятнике точно будет написано его имя.
– Давай в следующий раз. – улыбнулась Иветта, сделала глоток из бутылки и добавила, – В следующий раз пойдём по той стороне. Надо же узнать, как же маршала зовут.
И девушки продолжили свой путь. По дороге Элла рассказала, что её хорошая приятельница – художница Назик – живёт и работает в просторной мастерской. Мастерская настолько большая, что там одновременно могли жить несколько человек, что и делали часто друзья Назик. Именно там, в мастерской в одном из домов за НИИ, поселится Иветта и найдёт свою любовь и, возможно, там же и потеряет.
Вечером 14 сентября 2004 года, Элла оставила Иветту у Назик. Они сразу же поладили, Ива получила крышу над головой, приемлемый на тот момент заработок и весёлую компанию. Обычно веселье компании прямо зависело от количества выпивки. По мере убывания спиртного, уменьшалось и количество гостей. В тот вечер благодаря тому, что выпивка закончилась чуть раньше, чем это предполагалось, ночевать у Назик в мастерской остались трое: хозяйка, гостья, которая поселилась тут надолго и подвыпивший приятель.
– Ива, ты такая высокая и красивая, у тебя такие длинные и стройные ноги, только почему у тебя такие короткие волосы, как у мальчика? – спросил её подвыпивший Саша, очень талантливый скульптор, друг Назик.
– Бичо[6 - Парень. – груз.], зачем тебе женские волосы? Чем меньше их на человеке, тем лучше. Моя бабушка говорила, если бы от волос была польза, они бы не росли где попало. Вот полысеешь – поймёшь, что без волос лучше.
– С чего это я должен лысеть?
– Я вижу тебя насквозь, дорогой. Вижу твоё будущее, – она рассмеялась, и пьяная разлеглась на тахте. – Будешь лысым и толстым. Ха-ха, но потом похудеешь и станешь лысым и худым.
Саша улыбнулся, подошёл к ней, нагнулся над её красивым лицом. Её зелёные глаза улыбались. В этот момент он подумал про себя, что ничего красивее этого лица он в жизни не видел, и что она права, длина волос абсолютно не важна. Он убрал короткие упрямые пряди с её лба, потом нежно поцеловал между бровями. Она улыбнулась ещё шире, и от наслаждения закрыла глаза. Тогда Саша поцеловал её в губы. Но они не ответили ему. Ива уснула. Саша смотрел на неё спящую и восхищался этой красотой. Он боялся дышать, чтобы не разбудить её. Так и уснул, в полусидячем положении на тахте рядом со спящей тбилисской красавицей.
Утром Ива ещё спала, когда Назик уже вовсю суетилась на кухне. Она дождалась, когда встанет Саша Левин, чтобы попросить его пойти за утренним похмельным пивом.
– А, наконец, давай, беги, возьми три бутылки пива, а я яичницу пожарю.
– С помидорами! – сказал Саша, разминая затёкшие ноги и спину. Всё болело из-за неудобной позы, в которой он провёл всю ночь.
– Тогда и помидоры купи. На, должно хватить, – она протянула ему 800 драмов бумажными купюрами и ещё 170 монетами.
– Ладно, я скоро буду.
По пути в магазин он думал об Иветте, о её коротких волосах, о её смеющихся глазах и тонких губах. Он хотел бы как можно быстрее вернуться из магазина и пожелать ей доброго утра. А может, и полежать с ней рядом. Вдохнуть аромат её кожи, уткнуться носом за ухо и дышать ею.
Саша так был погружен в свои мысли, что не заметил, как ему на встречу идёт Марк, улыбается и размахивает руками. Марк одёрнул его, когда они уже поравнялись.
– Эй, привет, ты чего? Смотришь в упор и не видишь. Ты почему такой задумчивый. Много пили вчера? – подколол он друга.
– О, да! Много. А ты куда? К Назик, небось, идёшь? – с какой-то тревогой в голосе спросил Саша.
– Да, она мне вчера звонила, надо подтянуть племянницу по химии, вот иду обсуждать детали сделки, – сказал он и улыбнулся ещё шире.
– Подожди меня, я за пивом, и тоже иду туда, – всё ещё с тревогой предложил Саша.
– Слушай, я не могу, мне потом к отцу в физинститут бежать. Я лучше сейчас зайду к Назик, а если ты вернёшься и меня застанешь, мы может ещё поболтаем пару минут, пойдёт?
– Договорились, – сказал Саша, но сам подумывал уже о том, как бы не пойти в магазин, придумать какой-то правдоподобный предлог и просто вернуться в мастерскую без пива и помидоров. Потом передумал: «Нет. Мои тревоги напрасны. Да, Марку всегда везёт больше и чаще, чем мне. Но Иветта моя. Я успею вернуться до того, как они понравятся друг другу», – так думал Саша. Он ускорил шаг. Как назло, в магазине перед ним в очереди стояла дама преклонного возраста и долго выбирала картофель. Потом так же тщательно выбирала морковь и все остальные ингредиенты для борща. «Да, это должен быть борщ», – подумал Саша и уже представил, как эта дама уже дома на кухне медленно и дотошно очищает картофель, морковь, свёклу. Дама так же неспеша рассчиталась с продавцом, потом медленно взяла в руки пакеты с покупками и направилась к выходу. Саша положил деньги на прилавок, и не дождавшись сдачи, почти пулей вылетел из магазина, гремя бутылками. Помидоры не взял. Слишком спешил. В дверях он налетел на ту же медленную даму и чуть не сбил её с ног. Но та только мило ему улыбнулась и тихо, почти шёпотом проговорила вслед:
– Не спеши. Если не твоё, то всё равно уплывёт.
«Плыви, черепашка, плыви», – подумал Саша, «Авось, до вечера до дому доплывёшь, а к утру и борщ сваришь».
Когда он вернулся с пивом, стол к завтраку уже был накрыт. Яичница была на столе. Без помидоров. За столом сидела одна лишь Назик. Она нервно теребила край старой скатерти, потом посмотрела на Сашу и прикусила губу. Он ничего не сказал и продолжал стоять как вкопанный в ожидании чего-то не очень хорошего. Назик подняла глаза на него, потом отвела взгляд и показала рукой на дверь в соседнюю комнату. Оттуда доносились знакомые ему голоса, которые сейчас ему были крайне неприятны и раздражали его. Саша поставил пиво на стол, высыпал мелочь на скатерть, посмотрел молча на Назик и вышел из мастерской.
Следующие шесть лет Марк проживёт с Иветтой. Саша через неделю после этого случая уедет в Москву и вернётся лишь после разрыва Ивы с Марком.
Глава 6
Москва. Август 2019 года
Мария Тарасова была и подругой, и коллегой Эллы Дерцакян. Обе они работали в экономическом отделе средней по величине и доходам страховой компании. Мария замужем и воспитывает двух дочерей – семи и пяти лет. Её муж работает в Санкт-Петербурге – преподаёт экономику, поэтому домой он приезжает лишь в пятницу и остаётся на выходные. А в понедельник «Сапсаном», отъезжающим в 7.40, вновь уезжает в Питер. Маша никак к этому уже не относилась. Маша просто привыкла.
Поскольку Мария, как и Элла, находилась в отпуске, а дети весь август должны были провести у бабушки в Саратове, она была предоставлена самой себе и могла посвятить время подруге и попытаться хоть как-то помочь ей.
С Анной Арушиной Маша встретилась в кафе неподалёку от Городской клинической онкологической больницы № 1. Анна была химиком, кем она работала в больнице, Маша так и не поняла, но это было не важно, поскольку здесь Анна находилась по другой причине. Мария знакома с Анной ещё со школьной парты. Обе окончили 627-ю школу, а так как проживали в одном районе (Маша после замужества не переехала), они достаточно часто виделись.
Мария не знала, как начать разговор, поэтому сказала первое, что пришло ей в голову:
– Нюша, послушай, у меня есть знакомый, химик в Саратове. Ему хочется принять участие в какой-нибудь конференции, ты случайно не знаешь, кто этим сейчас заведует? Ты ведь в прошлый раз, кажется, курировала внешние связи в университете?
Нюша ей ответила, что работа в больнице отнимает всё её время и она уже не может заниматься организаций таких крупных мероприятий, но вот её коллега Виктор Островский может помочь, и тут же отправила его контакты сообщением на телефон Марии.
– Да, было бы хорошо. В прошлый раз знакомые остались очень довольны организацией. Кстати, Марк ведь тоже был на этой конференции? Марк Рубинян, из Еревана, помнишь?
Нюша многозначительно улыбнулась, потом посмотрела куда-то в сторону.
– Я его не забуду никогда. Это первый человек, который долго и настырно клеился ко мне, напросился переночевать, но увидев кровать, зарылся под одеяло и до утра проспал, – сказал она с какой-то обидой в голосе. И добавила, – или делал вид, что спал.
Она рассмеялась. Маша смеялась тоже. Они обе смеялись. Потом девушки ещё долго беседовали о разных мелочах, моде, скидках, сумках…
– А вот сумки из кожи я всегда беру в Ереване, Элла мне привозит. Вот эту она мне в этом году привезла. Хочешь, попрошу, пусть и тебе возьмёт, поедет же следующим. А может и мы с ней полетим, что скажешь?
Нюша вырисовывала на скатерти непонятные узоры пальцем правой руки. Левой пыталась поставить чашку на блюдце, но почему-то чашка соскакивала с него и не могла ровно встать. Марию насторожило такое молчание одноклассницы.
– Что-то не так?
– Нет, всё в порядке, я просто не знаю, как сказать.
Мария насторожилась ещё больше.
– Скажи пожалуйста, что случилось?
– Мне пару дней назад такой странный сон приснился.
– Эти сны не заканчиваются! – в сердцах воскликнула Мария.
В то же время, она очень разнервничалась. Нет! Нет! Нет! Неужели тот же сон? Не может быть! Лаура Бабаян не может одновременно прийти к двум женщинам и обеих просить о помощи. Этого быть не должно, судорожно думала Мария, а вслух лишь спросила:
– И?
– Во сне я собиралась вылетать в Ереван, но в последний момент отменили рейс. А я стою у стойки и кричу, что мне очень туда надо. А женщина на регистрации мне отвечает, что вместо меня уже вылетела другим рейсом другая девушка.
– И… всё? – удивлённо спросила Мария.
– Да, всё. Странно ведь да? Я же никогда не думала полететь туда.
– Ни разу? Ты не хотела с Марком повидаться?
– С какой стати? – раздражённо спросила Анна. – Неужели ты считаешь, что я достойна общаться с мужчиной, который пренебрегает мной? Или сейчас модно бегать за мужчинами и завоёвывать их? Да было бы ещё ради чего. Ни гроша в кармане, нереализованные амбиции. И это всё почти в 50 лет. Не слишком ли много минусов для стареющего красавца? Поэтому я не понимаю твоего желания каждый раз перевести разговор на него.
Мария хотела что-то возразить, но не нашла нужных слов. Настала тишина, которую никто из них не решался первым нарушить. Смелости больше оказалось у Анны.
– Смотри сюда. Я не дура и понимаю, что у тебя какие-то счёты с ним. Не знаю какие, но что они есть – это факт. Даю тебе подсказку и прошу больше никогда эту тему со мной не обсуждать. Университет в Бохуме ищет возможности сотрудничества с университетами в странах СНГ, они делают упор на сотрудничество факультета химии и биохимии. Если ты хочешь помочь Марку как-то, то это самый реальный шанс.
Девушка достала из сумки пятисотрублёвую купюру, положила на стол.
– Я угощаю, попроси счёт, мне пора. – Она встала из-за стола и направилась к выходу. Потом резко остановилась, вернулась, наклонилась к уху Марии.
– Его вырвало прямо в тот момент, когда я хотела поцеловать его, – и ушла.
