скачать книгу бесплатно
Прошедшее время несовершенного вида… и не только
Григорий Давидович Брускин
Гриша Брускин – один из самых известных в мире художников, вышедших из советского неподцензурного искусства. До 1986 года его художественные работы были известны немногим, а в 1988-м – стали сенсацией на первом московском аукционе Sotheby’s, где были проданы за рекордную по тем временам сумму. Этот эпизод – лишь небольшая часть вошедшего в книгу документально-биографического полотна, в котором Брускин показывает парадоксальную встречу частного человека и большой истории. Его тексты отличает остроумие и легкость, а также внимание к гротескным деталям повседневной жизни на двух континентах, маленьким и большим драмам человека XX столетия. В них отражается как личная биография, так и судьба целого поколения: от взросления в еврейской семье в послевоенном СССР, первых столкновений с антисемитизмом и абсурдностью позднесоветского быта до мира неподцензурного искусства и жизни в эмиграции. Брускин использует остраненный, детский взгляд на окружающий мир, делающий короткие документальные зарисовки такими же выразительными, как зрительные образы его художественных работ. Впервые под одной обложкой собраны произведения, поставившие Брускина в ряд самых значимых писателей своего поколения, а визуальные материалы из личного архива автора открывают для читателя еще одно измерение этих текстов, помогающее ощутить в них дыхание истории.
В книге содержится обсценная лексика
Гриша Брускин
Прошедшее время несовершенного вида… и не только
На обложке книги: Гриша Брускин. Фотография Юрия Желтова
В книге использованы репродукции картин и скульптур Гриши Брускина, а также фотографии из архива автора.
На с. 172 – фотография Марианны Волковой.
На с. 563 и 567 – фотографии из коллекции Алексея Логинова.
© Г. Брускин, 2023
© Д. Черногаев, дизайн обложки, макет, 2023
© ООО «Новое литературное обозрение», 2023
* * *
Моей жене Алесе
Воспоминание! Красивое слово.
Вспомнишь одно – будет один человек.
Вспомнишь другое – другой.
Вспоминать – воссоздавать, а точнее, создавать заново прошлое.
Линейна ли память?
Да нет, пожалуй.
Мы часто переставляем события, путаем сны с действительностью, литературу с жизнью, принимаем желаемое за бывшее.
А бывшее забываем.
Сомневаемся.
«Сомнение» – вот чудное слово!
Я бы сказал – принцип.
Принцип нарратива.
Или еще лучше: творческий метод.
Воспоминание бесконечно – фрагмент без начала и конца еще одной, «иной» реальности.
Как сновидение, безумие или искусство.
Пока хотя бы один из нас еще жив, прошлое не умерло. Лишь дремлет.
Разбуженное воспоминаниями, оно, как ветер занавеску, шевелит настоящее и еще не случившееся будущее.
И врата по имени «Мгновение» скрипят.
Прошедшее время несовершенного вида
Кладезь
В юности, читая любимые книги, я часто думал:
– До чего же у этих счастливых авторов было яркое, насыщенное событиями детство. Кладезь для литературного творчества.
Я рассуждал:
– Если вдруг решу написать книгу, что я могу почерпнуть из моей обыкновенной, стандартной детской жизни?
Нюрка
У нас была молоденькая домработница Нюрка.
По утрам Нюрка мыла и одевала меня.
Однажды, увидев, что простыня мокрая, она пригрозила, что все скажет девочке Диде, приглашенной вечером на мой день рождения.
Я с криком вцепился в Нюркины волосы.
После этого мы каждое утро дрались.
Сквозь чугунную решетку
Умер профессор Карл Круг, живший этажом ниже.
Нюрка решила, что ребенку необходимо показать покойника.
Сверху, сквозь чугунную решетку перил я увидел, как вынесли гроб.
В гробу неподвижно лежал человек с белым лицом, окруженный цветами. Вокруг толпились заплаканные родственники.
Вернувшись домой, я стал приставать к домашним с бесконечными вопросами.
К моему удивлению, взрослые не на все вопросы сумели ответить.
Открытка на память
Как-то раз, оставив меня одного в песочнице, Нюрка пошла на свидание с солдатом.
Через меня перепрыгнула огромная немецкая овчарка в железном наморднике по кличке Дуглас.
Я подумал, что это волк, и онемел.
После этого мне два года восстанавливали речь в специальной школе.
Обнаружив, что я нем, родители выгнали Нюрку.
Прощаясь, мы обнимались и плакали. Нюрка мне подарила открытку, раскрашенную анилиновыми красками, на память о себе.
Я храню ее до сих пор.
Я хотел быть как «все»
Лет до пяти я не знал, что еврей, пока мальчишки во дворе не начали меня дразнить.
Пожаловавшись маме, к своему огорчению, обнаружил, что и вправду еврей и что мама и папа – тоже евреи, и даже бабушка и четыре сестры – евреи.
Я хотел быть как все.
Но «все» не хотели признавать меня «своим».
Мелкий вредитель
Утром я надел чистенькие темно-коричные чулки в рубчик.
Ловко пристегнул резинками к лифчику. Взял ножницы и аккуратно вырезал на них дырки разного диаметра.
– Ты опять вырезал дырки на новых чулках! – возмутилась мама.
– Мамочка, честное слово, они так порвались, – бессовестно врал я.
Мама не верила.
– Мелкий вредитель, – в духе времени комментировал отец.
Предательство
В детском саду я влюбился в девочку с пепельными кудрями по имени Наташа.
Не зная, что бы такое придумать, предложил ей дружно снять штанишки и обменяться впечатлениями.
Нас «накрыли» и сурово наказали. Вместо того чтобы играть и веселиться, мы должны были целый день оставаться в спальне, каждый в своей кровати.
Наташа «стукнула» воспитательнице, что я был заводилой, и перестала со мной разговаривать.
Это было первое предательство в моей жизни.
Я очень переживал.
На прогулке
На прогулке я оказался в паре с симпатичной девочкой Катей.
Девочка повздорила со мной и обозвала евреем. Увидев мою реакцию, она сказала:
– Что ты обижаешься? Еврей и дурак – это одно и то же.
Старье берем!
– Старье берем! – раздавался голос с улицы.
Взрослые кидали человеку с мешком всякий хлам. Дети выносили из дома во двор, что плохо лежит.
Девочкам старьевщик дарил медные колечки.
Я представлял, как поздно ночью старичок снимает лохмотья. Зажигает свет. И вынимает из мешка добытое старье.
Среди барахла блестят золотые монетки.
Сверкают драгоценные камни.
Читая «Буратино»
Читая «Буратино», в Стране дураков я тотчас узнавал Америку.
Кто бы мог подумать, что однажды там поселюсь.
Сердце остановилось
Я играл и с криком залетел к отцу в кабинет, явно помешав ему работать.
Папа отложил рукопись, вынул пистолет и, наставив его на меня, сказал:
– Если не уберешься – застрелю!
Я почувствовал, как сердце остановилось от страха.
Неужели это было?
Пещера Аладдина
В пять лет отец повез меня в Ленинград.
