скачать книгу бесплатно
Нетерпению и волнению Богдана не было предела.
– Меня ещё никто… никогда… не называл… женщиной, – озадаченно бормотала она, – как-то так… странно… может, я и правда старая уже… А, Богдан? Я старая?
– Ты о чём, любимая? Какая же ты старая! Ты – женщина в самом рассвете сил. Как Карлсон!
– Ну вот, и ты туда же…
Она поплелась по коридору, размазывая по лицу косметику, щедро сдобренную слезами. Богдан оторопело смотрел ей вслед. Потом, опомнившись, побежал за ней.
– Надя, Надя! Что случилось? Почему ты плачешь?
Она остановилась, подняла свое заплаканное лицо и посмотрела ему в глаза.
– Потому, что беременные вообще часто плачут… а ещё… а ещё, потому что ты меня «женщиной» обозва-а-а-ал…
– Господи! Надя! – Богдан обцеловывал её мокрое от слёз лицо. – Как же я счастлив! Дорогая моя! Любимая моя женщина! Самая лучшая женщина на свете! Как же я счастлив!
– Да? Правда? – всхлипнула Надя ещё раз, перестав, как-то сразу, плакать.
– Правда, конечно, правда…
Прозвучав из уст влюблённого мужчины, слово «женщина» вдруг приобрело совершенно иное значение, другой смысл. Из определения возрастного статуса оно превратилось в определение качественное. От него повеяло чувственностью, страстью, любовью. Оно зазвучало возбуждающе, сексуально, шикарно. Надя потянулась к губам мужа.
Они так и стояли посреди улицы и целовались. Люди обходили их. Некоторые улыбались, другие недоуменно пожимали плечами. Были такие, которые неодобрительно качали головами. Но целующимся не было до них дела.
– Нашей дочке шесть недель, – наконец произнесла Надя.
– Это девочка? Откуда ты знаешь?
– Ниоткуда, просто знаю – и все.
– Мы будем для неё самыми лучшими родителями в мире…
И они опять приклеились губами друг к другу.
8
Надя становилась женщиной. Красивой, умной женщиной, полной амбиций, планов и надежд. Её тело соблазняло, ум просчитывал, душа пела. Громко. Так, как будто её никто не слышал. Но её слышали Вершители, её слышал ангел Y, показывающийся иногда в облике господина Эйнштейна, её слышала сама Надя.
На «повестке дня» стоял вопрос материнства. Не только Надиного материнства. Молодожёны начали воплощать в жизнь свою мечту – отыскать своих мам. А заодно обеспечить свою дочь бабушками.
А как же без бабушек?
Благодаря компьютеризации, врывающейся в жизнь семимильными шагами, Богдан отыскал Надину родительницу и выяснил о ней многое, но недостаточно, чтобы понять, почему она, оставив дочь, никогда не пыталась с ней связаться. Из прошлого Петровой Елены Николаевны, кроме того, что список её мужей, законных и незаконных, займёт, пожалуй, целую страницу, и того, что она оставила при разводе ещё одного ребенка отцу-греку, узнать ничего не удалось. А вот настоящее для него открылось, как на ладони: живёт в Энске, 51 год, есть взрослый сын, в прошлом году похоронила мужа, но живёт не одна. Адрес. Номер домашнего телефона. Что-то тревожное крылось за всей этой информацией. Богдан не мог определить, что, но чувствовал это.
– Надь, может, не стоит беспокоить твою маму. У неё налаженная спокойная жизнь. Да и тебе нервничать нельзя.
– Богданчик, миленький, ну как же ты не понимаешь. Ну не могу я лишить человека радости быть бабушкой. Как же я могу теперь оставить эту идею, если ты уже нашёл её?
– Эта женщина, по-моему, не находила большой радости от того, чтобы быть мамой, а ты хочешь, чтобы она радовалась оттого, что её дочь, которую бросила много лет назад, осчастливила, сделав бабушкой? Ты правда в это веришь? Кроме того, ты не единственный ребёнок, которого оставила эта женщина.
– Как ты можешь так говорить? Мы же не знаем, что произошло! Кроме того, ты сам сказал, что у неё есть взрослый сын. Значит, она его вырастила. И это значит, что у меня есть брат. И вообще, ты что, готов отказаться от мысли найти твою маму?
– Нет. Но это другое.
– Почему другое?
– Ну, не знаю, Надюш… Какое-то предчувствие нехорошее.
– Давай мы его проверим, предчувствие твое, и разрешим этот вопрос раз и навсегда. Договорились?
– Ох-х-х, договорились… С тобой разве поспоришь? Только ты, пожалуйста, не нервничай, если что, ладно?
– Если что? У тебя есть какая-то информация, которую ты не рассказал мне?
– Нет у меня никакой информации. Одни предчувствия. Знаешь, как будто душа болит и шепчет: «Не ходи туда…»
– Давай телефон. Буду звонить.
Гудки в трубке телефона раздавались довольно долго. Потом телефон клацнул, крякнул, и на другом конце провода сонный мужской голос просипел:
– Але…
– Здравствуйте.
– Зрассе… Вы кто?
– Иван, вы, наверное, меня не знаете… Может, даже вообще не знаете о моём существовании… Меня зовут Надя. И, похоже, что я – ваша сестра…
– Блин, прям бразильский сериал какой-то… Это до утра подождать не могло? Вы уверены, что попали туда, куда хотели? У нас тут ночь. Полпервого…
– Правда? Ой, извините, а мы тут считали, считали и все-таки ошиблись… Вы уж простите нас… А Петрова Елена Николаевна тут живёт? Я могу с ней поговорить?
– У матери нездоровое сердце. Не хочу её волновать на ночь глядя. Попробуйте позвонить завтра. Но я не уверен, что она захочет с вами… сестра… разговаривать, – и положил трубку.
Надя глазами, полными слёз, посмотрела на мужа.
– Он бросил трубку.
– Я же говорил, что не надо звонить.
– Ну уж нет! Вот теперь-то я точно поговорю с ней, а потом поеду и всё выясню. Тем более что он сказал позвонить завтра утром. У них, оказывается, полпервого ночи сейчас.
– А, тогда это как-то объясняет его недовольство.
– Все, Богдан, едем покупать билеты.
– Ага. Щассс… Мне сначала отпуск оформить надо. У меня двенадцать дел в производстве.
– Ну так оформляй. Или я поеду одна.
Надя нетерпеливо потерла одну ладошку о другую.
– А тебе что, не надо отпуск оформлять?
Богдан подошёл к жене сзади, обнял, взял её холодные ладошки в свои – горячие и, прошептав: «А одну я тебя никуда не отпущу», – поцеловал в тоненькое полупрозрачное ухо.
Надя прижалась спиной к его крепкому плоскому животу. Поцеловала палец руки, в которой он держал её ладонь.
– А я без тебя и не поеду никуда, – прошелестела в ответ.
Плавно, как бы нехотя, повернулась к нему лицом.
– Пошли в постель…
– Так рано ж ещё…
– Так и я же не сказала, что спать…
Через несколько дней после телефонного разговора с Еленой Николаевной, которая, хоть и нехотя, но не отказалась встретиться с дочерью, Надя и Богдан наблюдали проносящиеся мимо окна скоростного поезда Киев – Энск ноябрьские пейзажи. В это время года оформить на недельку отпуск оказалось просто даже для Богдана. А Надя организовала себе творческую командировку, справедливо решив, что в любом городе, независимо от того, большой он или маленький, найдутся новости, люди или будут проходить какие-нибудь мероприятия, о которых можно будет написать репортаж.
Пейзажи, которые мелькали за окном, особой радости не приносили. Черно-белые поля, холмы, деревья, серое небо. Сгорбленные, кутающиеся в тёмные одежды люди с нерадостными лицами. А чему радоваться? Холодно, голодно, бедно.
В поезде душно и грязно. Люди с мешками, сумками, баулами сновали туда-сюда, ругаясь и злясь. В купе плацкарта, где сидели Надя с Богданом, протиснулась толстая женщина с пузатыми корзинами и баулами, за ней – худенький солдатик с тощим рюкзаком.
– Здесь не занято? – смущённо спросил солдатик.
– Садись, садись, чего спрашивать. Вишь, не сидит никто. Только я внизу.
Баба была прямой противоположностью молодому человеку. Огромная, наглая, громкая.
– Анатолий, – представился солдатик, протянув Богдану руку.
– О! Анатолий! Профессор, что ль? Нет, чтобы просто сказать: «Толик», а то – Анато-о-лий… Подумать только, какие все важные стали…
– А вас, женщина, как зовут? – Богдан хотел остановить недовольное бормотание скандальной старухи.
– Какая я тебе женщина? – вопреки ожиданиям взвилась она. – Мамаша тебе женщина, а я – Галь Ванна… Женщина… Ишь, научились…
– Давайте я вам помогу, Галина Ивановна, – не оставлял попытки успокоить скандалистку Богдан.
– Ну, помоги, помоги… – поостыла на время баба.
Богдан поставил объёмные тяжёлые корзины в ящик под нижним сиденьем. Он хотел сунуть туда и грязную вонючую сумку размером с добрый чемодан, но старуха заартачилась:
– Нет. Это я с собой…
Она уселась возле окна и поставила возле себя этот дурно пахнущий несвежей селедкой баул так, что никто возле неё сесть уже не мог. На противоположной скамейке сидела Надя. Она придвинулась поближе к окну. Богдан сел рядом с ней.
– Присаживайтесь, Анатолий, – пригласил Богдан, придвинувшись поближе к жене.
– Спасибо.
Он сел, вытянув одну ногу перед собой.
– Ты чего это свои копыта расставил? Не пройти, не проехать! – тётке явно было скучно сидеть молча. Она жаждала скандала.
– Галина Ивановна, успокойтесь, пожалуйста. Вы же сейчас выходить никуда не собираетесь? А когда вам надо будет, мы подвинемся, – теперь Надя попыталась успокоить её.
– Подвинутся они… – лицо её стало наливаться пунцом, дыхание становилось хриплым, жирное тело колыхалось в такт движущемуся поезду.
– Ничего… ничего, – потупил глаза Анатолий. – Я встану, если надо. Просто у меня нога не сгибается… То есть… там… нет ноги…
– Ой божечки! А как же? Молодой, а ноги нет! – вдруг сочувственно воскликнула толстуха.
– Из Афгана?
Богдан уже давно разглядел медаль за отвагу, которую Анатолий смущённо прикрывал тонкой курточкой. У него самого была подобная. За Чернобыль.
– Да.
– Домой?
– Домой, – почему-то тяжело вздохнул солдатик.
– Меня зовут Богдан, а это моя жена Надя, – протянул Богдан руку советскому солдату-дембелю.
Говорят, что в поезде люди становятся разговорчивыми. Они думают, что доедут до своей остановки, выйдут и никогда в жизни уже не встретятся. Что случайному попутчику можно рассказать самое сокровенное. А что? Может, и так. Сколько таких мимолётных встреч бывает в жизни? Пройдёт мимо, заденет легонько плечиком или просто обдаст дыханием и пойдёт себе дальше. И сколько несостоявшихся поворотов судьбы, упущенных возможностей от нашего невнимания к случайному…
– Надя? Надежда Ярош?
– А вы что, Анатолий, меня знаете?
– Господи, да кто ж не знает знаменитую журналистку Надежду Ярош? Как же я рад с вами познакомиться, – потянулась рука для крепкого дружеского пожатия.
Богдан скромно заулыбался, а у бабы, сидящей напротив, глаза полезли из орбит от удивления. Оказывается, она едет в одном купе со знаменитостью!
– И чем же эта пигалица знаменита?
– А эта пигалица… – Анатолий сглотнув, сделал ударение на обидном слове, – рискуя своей жизнью, собирала информацию о героях Чернобыльской аварии, практически ценой своей жизни. Эта пигалица рассказала всему миру о героях, которые спасали страну, а возможно, даже и весь мир. Она получила смертельную дозу радиации и победила рак. Перед этой пигалицей готовы преклонить колени мужчины, побывавшие в горячих точках, – голос пронзительный, звенящий.
– Ой, да не такая уж я и знаменитая, – смущённо пролепетала Надя. – Просто делала то, что должна была… Вы же тоже, вот, в Афганистане воевали.
– Я – другое дело. У меня выхода не было. Попал туда с первым контингентом из Венгрии. Кто ж знал, что желающие поехать служить «на юга» попадут прямо на войну. Уже в Термезе это поняли, когда увидели самолёты, доставляющие на Родину груз «200». Мы ведь давали подписку о неразглашении… А вы могли не ехать. И вы, Богдан Юрьевич, тоже могли дома остаться…
– Я не мог… – покачал головой Богдан, – не мог…
– Я читал о том, как вы поймали того, кто разграбил дом лейтенанта Правика. Вы там, в Чернобыле, познакомились?
