Монах

скачать книгу бесплатно

Монах
Валерий Викторович Бронников

«Монах» завершающая третья часть романа «Северина», повествующего о событиях у живописного лесного озера, примерно в шестидесятые годы прошлого столетия. Молодая девушка, лишившись в детстве родителей, живёт в лесной заимке со своим дедом вдали от цивилизации, людей и обычного людского общения. Однажды у калитки дома появляется молодой человек, она встречает его выстрелом из ружья… Сама того не замечая, девушка впоследствии влюбляется в этого, появившегося в её жизни случайно, мужчину.После трагической смерти мужа в её жизни появился монах Мефодий, пришедший в дом незадолго перед отъездом мужа в командировку. Монах вынужден был принять роды у Северины и впоследствии стать опекуном её дочери Настеньки.Жизнь сложилась так, что монах Мефодий исчез из поля зрения Северины точно так же внезапно, как и появился. Девушка опять оказалась на распутье, одна, со своей маленькой дочкой. И снова на её пути встречаются добрые люди, стремящиеся помочь и не оставить девушку одну в беде…

Валерий Бронников

Монах

Честь живёт в душе, не в кошельке.

Александр Петербургский.

– Я, Дима, совсем обнаглела, – сказала однажды Северина, – Обещала съездить на могилку к Ивану через год, а прошло уже три года, – и воскликнула:

– Как быстро летит время!

Северина стояла посередине избы и с отрешённым взглядом глядела куда-то вдаль, сквозь стену домика и тысячу километров, отделявших её от Ивана.

С тех пор, как погиб при невыясненных обстоятельствах её муж, она так и жила в своей лесной заимке на берегу Лебяжьего озера, свыкнувшись с присутствием в её жизни нового человека, случайно оказавшегося на жизненном пути, причём, в самое трудное время. «Наверно, так было угодно Богу», – впоследствии сказал ей Мефодий, когда они возвращались в разговоре к их первой встрече.

Мефодия она давно называла мирским именем Дима, привыкнув к его необычной монашеской внешности, образу жизни и манерам. С течением времени Северина своим авторитетом изменила несколько его облик, заставив одевать обычную одежду, но бороду и волосы он наотрез отказался сбривать, так и ходил заросший, в любом одеянии.

– Я неволить не могу, жду, чтобы ты сама приняла это решение. А не поехала – на то были причины: маленькая Настюха и это осложнение после родов. Если бы его обнаружили сразу, может, всё и обошлось, а получилось так, что в нашей лесной жизни и докторов не сыскать!

Непорядок в своём организме Северина обнаружила через несколько месяцев после домашних родов. Посоветоваться было не с кем, спросить тоже не у кого, а поездку в поликлинику в город она откладывала всё на потом, пока однажды не согнулась от резкой боли внизу живота. Пришедший из лесу Мефодий застал её, лежащую на кровати. Выпытав, в чём дело, он погрузил её на санки, одел ребёнка и потащил их к остановке автобуса на дорогу.

Приговор докторов оказался суров: детей Северина иметь больше не сможет. Её вылечили, но доктора законы природы изменить не смогли. С этим диагнозом она и вернулась домой. Мефодий проявил тактичность и терпение, старался избегать в разговорах этой темы, всячески оберегал её от тяжёлых работ и занимался дочкой, видя, как женщине тяжело свыкнуться с вынесенным ей приговором.

А теперь она сама заговорила о поездке. Может, она и думала всё время о своём первом муже Иване, но никак себя не выдавала, то ли оберегая самолюбие монаха, то ли оберегая свою новую семью, а, может, боялась оставить свой лесной дом, свыкшись с ним и окружающим ландшафтом.

– Давай съездим, – сказал ей Мефодий, – Я обязательно поеду с тобой и Настюху возьмём тоже с собой, пусть привыкает и посмотрит, как живут другие люди. Она кроме леса да своих лесных друзей ничего и не знает. Я иногда ей рассказываю про другую жизнь, но она воспринимает это, как сказку.

– Я иногда тоже слушаю твои сказки, так и засыпаю, быстрее дочки.

– Я ей и про отца рассказывал, но она его не видела и наверно воспринимает, как персонаж из сказок. У нас даже фотографии его нет хорошей. Корреспондент здесь все пороги оббил, а как-то не удосужился написать про Ивана. Мы, связавшись со строительством, тоже упустили это из виду. А он ведь первым нашёл золото там, где отродясь его не находили. Легенды и слухи о золоте ходили, но нашёл его он один, что подтверждено официально и бумаги есть.

– Важно не золото, а важна память. Для меня и Насти память, ну, и ты не чужой, успел с ним пообщаться. Если бы не его экспедиция, может, и жизнь сложилась бы совсем по-другому. Я немножко привыкла, что Вани нет с нами, а вообще к этому привыкнуть нельзя. Когда умер дед, я тоже долгое время ходила сама не своя, не зная за что взяться, всё валилось из рук.

– Я про поездку думаю часто, – сказала Северина, – Но как подумаю, что надо с ребёнком ехать в неизвестность, в незнакомые края, к незнакомым людям, становится страшно. А здесь всё придётся оставить без присмотра и ухода.

– Все люди ездят и не на такие расстояния. Я тоже сюда однажды приехал, – Мефодий привёл самый действенный довод.

– Приехал и остался. А я этого боюсь, что останусь там, возле могилки, навсегда.

– Здесь у тебя родовое гнездо, в городе квартира, здесь мои утопшие родители. Нам нельзя покидать эти края.

– Хорошо, только давай больше не будем поездку откладывать, законсервируем домашнее хозяйство и поедем.

С тех пор, как Мефодий переселился с Соловков на этот хутор, он сильно преобразился, как внешне, так в своих поступках и образе жизни. Он не забыл свою монашескую жизнь в обители, но здесь окунулся в другую жизнь, где работы никак не меньше, но времени для молитв не остаётся. Сейчас у него семья. Кроме работы необходимо ухаживать за ребёнком, за животными, следить за своим огромным хозяйством. В делах и заботах его жизнь пошла по другому руслу, по другим принципам и законам.

Никакой любви между ним и Севериной не было, существовали привязанность и уважение друг к другу. Они являлись одним организмом, привыкли друг друга понимать без лишних слов и объяснений. Он полностью заменил Северину на охоте и рыбалке, не уступая её сноровке и опыту. Часто занимался этим один, оставляя её с ребёнком на хозяйстве. Они давно перестали стесняться друг друга и Северина по-прежнему стала по утрам ходить к озеру и купаться, полностью обнажаясь и приучая дочку к водным процедурам. Мефодий, если ходил с ними, просто сидел и ждал, когда они встретят в воде восход солнца. Он, не привыкший к купанию, не раздевался и в воду никогда не залезал.

Рысь Рысуха, родившаяся практически одновременно с Настей, к ней привыкла и, когда в ближайших окрестностях не было посторонних людей, ни на шаг от неё не отходила. Они так и играли вместе. Северина много раз предупреждала ребёнка, что зверь может поцарапать и даже укусить, но все предупреждения никак не действовали. Рысуха и Настя стали неразлучными друзьями. А собака Тучка, наоборот, стала уединяться и больше лежала, если не возникало никакой необходимости помогать хозяевам и выполнять обязанности сторожа. За играми ребёнка и рыси она зорко следила, но не вмешивалась, видя, что эти игры безобидны и вреда от них нет. А Рысуха в свою очередь всё время держала собаку в поле зрения и старалась близко не подходить. Собаку, как и кота, она просто терпела, как членов одной общей семьи, а жила всё же по своим лесным законам. Олень Берегут исчез. Он долго не появлялся и никак не выдавал своего присутствия в ближайших окрестностях. Северина, зная его доверчивость к людям, стала подозревать, что его могли застрелить приезжие охотники, навещавшие не только часовню, но и охотничьи угодья.

Этот разговор о поездке сегодня затеяла Северина. Каждый из них о ней думал, но мысли свои вслух не высказывал. Только Настя, не знавшая отца, никак не проявляла своих чувств и переживаний. Она от матери знала, что имелся отец и что он умер, но он ей был безразличен, она больше привязалась к Мефодию, который её тешил и оберегал.

– Когда выезжаем? – спросил Северину Мефодий.

– А сразу, как подготовим своё хозяйство, чего тянуть, раз решили! За собакой и котом поручим кому-нибудь присмотреть, например, тому же студенту Кольке. Хотя какой из него теперь студент? Он выучился и работает, но на выходные дни или в какой другой день приехать может с подругой или с другом, а может прислать кого-нибудь другого. Я с ним поговорю, повезу рыбу на базар и поговорю. Дату отъезда определи сам по готовности. До Архангельска доедем, а дальше на самолёте. Как на самолётах летают, я не знаю, видела их только издалека.

– Ничего, раз другие люди летают, улетим и мы. Может, геология чем поможет, хотя, они за прошедшее время возможно всё забыли. Спросим у корреспондента Лукина, уж он-то точно знает, как долететь хотя бы до Нарьян-Мара, – заверил Мефодий.

– Последнее время старые знакомые к нам не приезжают и Лукин тоже. Что он хотел о нас написать – написал, а теперь у него другие дела и заботы, но спросить у него надо. Сегодня привезём вечерний улов рыбы да завтра утренний, сразу и поедем, немного заработаем денег на дорогу.

Северина не стала сама продавать рыбу. Она договорилась со своим постоянным соседом по прилавку Гиви, который охотно за вознаграждение забрал у неё всю рыбу на реализацию, но сам втайне надеялся, что вместе с рыбой будет в нагрузку продавать и свои цветы, зная, что рыбу будут брать обязательно. До конца свою идею обдумать он не успел, к нему подошли женщины.

– Падхады, падхады, хороший цвиток прадам.

– Нам цветы не нужны, нам надо рыбу, – ответила ему одна из женщин.

– Рыб сёдне с цвытком, без цвитка маленький рыб, с цвитком большой, – Гиви протянул женщине цветок и стал класть рыбу на весы, – Выбирай сама рыб, одна рыб и один цвиток.

Женщина захотела взять понравившуюся большую рыбу и нехотя придвинула цветок к себе.

– Ты хароший женщин, муж тэбя любит, я тоже пакупатель люблю!

Северина не стала ждать продолжения диалога, отошла от прилавка, видя, что покупатели смотрят больше на неё, а не на Гиви. «Пусть торгует, как хочет. За рыбу он со мной рассчитается, а метод продажи – это уже дело его личное. Пойду-ка я сначала в редакцию к Илье, а уж потом в геологию».

Илья её не сразу узнал, хотя и сам заметно изменился:

– Ба! Какие люди! Ты ко мне или к Главному, или ты здесь на экскурсии? – засыпал он её вопросами, – Впрочем, я не о том спрашиваю. Я рад тебя видеть! А где твой монах? Его, как и тебя, знает вся губерния! Или ты по делу?

– Скорее, по делу, – ответила Северина.

– Выкладывай! Я, как всегда, спешу, но тебя выслушаю.

Северина вкратце изложила ему цель визита и попросила помочь решить транспортную проблему, а точнее авиационную составляющую пути.

– Я зайду в геологию, но сначала решила навестить тебя, – сообщила она.

– И правильно сделала. Ты посиди здесь. Я скоро освобожусь, и мы вместе посетим геологию.

Он вручил ей какой-то журнал, чтобы не скучала, и исчез.

Северина просидела на стуле почти час, когда Илья неожиданно появился перед ней.

– Всё! Я в твоём распоряжении! Пошли, тряхнём геологию, начнём оттуда, а дальше решим, как продолжить.

Трясти оказалось некого, полевой сезон. Контора словно вымерла, но какое-то начальство они всё же нашли.

– Помню, помню, – сказал толстенький человечек, – Припоминаю и Вас, и Лукина, – он пожал Илье руку, – В делах и заботах всё как-то недосуг вспомнить и Ивана, и все события тех лет. У нас горячее время, все на полевых работах, я тут за всех, почти в одном лице.

Выслушав посетителей, он не отмахнулся, как это делают многие начальники, а зачем-то стал перебирать волосы на затылке, а потом неожиданно воскликнул:

– Мы поможем! У нас полетит самолёт в Нарьян-Мар.

Он назвал дату вылета и наказал быть в этот день утром в аэропорту.

– Вас найдут, – заверил он, – Или по описанию, или объявят по радио. Ваша задача быть к назначенному времени там. Билеты покупать не надо, вы будете в списке пассажиров, а сейчас мне сообщите свои данные и данные паспортов.

– Паспорта с собой у меня нет, – Северина задумалась, а потом сказала:

– Мы найдём способ вам заблаговременно сообщить.

А Илья сказал:

– Я обязательно помогу!

На этом они расстались с представителем геологии.

– Ты куда? – спросил Илья.

– Я на рынок, там Гиви продаёт мою рыбу.

– Поехали! Я тебя сегодня увезу в лес, там и сообщишь мне номера паспортов, а я их передам по возвращении в контору. Куй железо, пока горячо! – так принято говорить в таких случаях.

Северина, обрадованная появлением неожиданного помощника, поспешила с ним на рынок. Рыба у Гиви оказалась продана не вся, видать, покупателям не нравилась рыба с нагрузкой, но цветов у него заметно убавилось.

– Твой рыб бэрут только с цвэтами, – сообщил он Северине.

– Я вижу, что торговец из тебя никудышный, до сих пор не продал рыбу. Она потеряет товарный вид, как потом со мной рассчитаешься?

– Не потом, а сейчас, – вмешался Илья, – Нам надо ехать. Ты, дорогой, – обратился он к грузину, – Рассчитайся с девушкой, и мы поедем, а остатки рыбы продашь сам. Ты, ведь, настоящий грузинский джентльмен? – спросил он, – Или я неправ?

– Ты прав, – нехотя сказал Гиви, – Я эту дэвушка люблю, она добрый, ей дарю один цвиток.

– Не забудь взять подарок себе за работу, – сказала Северина, – За свою долю платить не надо.

У Гиви оказалось всё приготовлено.

– Я сегодня продал в два раза больше цветов, – сказал он, – Прыхади ещё, будем снова продавать твой рыб.

– Ты клинья не подбивай! – сказал ему Илья и добавил:

– У неё есть охрана и муж.

– Я хороший чалвэк вижу, её монаха выдел, дочку выдел, Ивана выдел, тэбя знаю плохо, ко мне она пусть приходит без тэбя, а ты прыхади за цвитком.

Гиви, обидевшись, отодвинулся. Северина с Ильёй заспешили в машину. «Сегодня успела всё сделать быстро, даже сама не ожидала», – подумала Северина, – «Помог Лукин, если бы не он, может, до сих пор бы я ходила. Жаль, что не зашла в свою квартиру, но и Лукина задерживать я не могу, хотя он бы подождал. Ладно, ещё заеду», – успокоила она сама себя, но вслух ничего не сказала.

Доехали быстро. Летняя дорога, подсохшая после дождей и накатанная, позволяла ехать с приличной скоростью. «Козёл» потряхивало на неровностях, но Илья и не думал снижать скорость.

Мефодий Северину ждал, но не думал, что она приедет не одна. Настя с широко раскрытыми глазами смотрела, как ей казалось, на незнакомого человека. Илью Лукина она не помнила, да и не могла запомнить, была в ту пору ещё совсем маленькой. Обе рыси исчезли из поля зрения и никак себя не проявляли. Даже расплодившиеся вороны куда-то попрятались и не показывались на близком расстоянии. Тучка вильнула хвостом и залезла в свою будку.

Северина пошла искать документы, а Мефодий повёл Илью сразу за стол.

– Мойте руки и к столу, – сказал он, – Соловья баснями не кормят, наверняка голодные. Настя, иди тоже кушать, – позвал он ребёнка.

– Я не хочу! – тут же отозвалась девочка.

– Про хотенье я не спрашиваю, садись со всеми за стол, а кушать будешь сама.

– Какая вымахала невеста! – воскликнул Илья и тут же воспользовался своим фотоаппаратом, – Для истории это важно. Меня не бойся, – сказал он девочке, – Я тебя знаю, ты Настя, а я дядя Илья, если не помнишь.

– А почему ты такой толстый? – спросила, не удержавшись, девочка, внеся своим вопросом явную неловкость для взрослых людей.

– Я не толстый, – не обидевшись, ответил Илья, – Я никогда не отказываюсь кушать, как ты, поэтому я вырос большой и сильный.

– Я тоже буду сильной, – сказала ему Настя.

– Тогда садись за стол и не говори: «Не хочу».

Вместо хозяйки руководил за столом Мефодий. Хлеб он нарезал свежий, привезённый из города. Всё остальное не заняло и двух минут. Кастрюлю с супом он водрузил в середину стола, разлил его по тарелкам.

– Северина, ждём тебя, – позвал он.

– Я уже иду, документы нашла. Илья покушает и поедет, я стараюсь, чтоб его не задерживать. Мефодий, приготовь ему потом гостинец.

Обед несколько затянулся. Мефодий налил всем по стопке, водрузил на стол вместо кастрюли с супом свежую и солёную рыбу, выпотрошил из банки консервированного рябчика, а пообедавшую Настю отправил во двор гулять.

– У меня к тебе Илья будет ещё одна просьба: надо присмотреть после нашего отъезда за котом и собакой. Изредка их надо кормить. Мы хотели поручить это Николаю, но раз уж ты первый подвернулся, я обращаюсь к тебе. Не сможешь сам, привлеки бывших студентов. Пусть они возьмут шефство. Я думаю, комсомол в стороне не должен остаться. Любому, кому ты это поручишь, мы можем труд оплатить, а здесь можно отдохнуть от праведных трудов. Сетки оставлять в озере не будем, заядлые рыбаки сами знают, как выловить рыбу. Пусть только не ходят с ружьём и не размахивают руками, чтобы местные сторожа не спутали с бандитами. Теперь рысь не одна, а целых две штуки.

Мефодий, пожалуй, произнёс первый раз такую длинную речь, но он решил, не дожидаясь согласия Ильи, выложить все инструкции сразу.

Илья, как и предполагалось, отказываться не стал. Он только спросил:

– Может, кота увезти в город? Северина ответила:

– Можно и в город, только я не думаю, сможет ли он там жить. Летом пищи достаточно и здесь, а как охотиться, он знает.

– Хорошо, я со студентами поговорю, организуем шефство, а сторожей предупредите, чтобы никого не обижали.

– Сторожей предупредим, – задумчиво сказала Северина, – Я попрошу Сеньку изготовить на могилку рамку для фотографии и деревянную табличку. Времени до отъезда остаётся в обрез.

– Я твою просьбу передам прямо сегодня, – сказал Илья, вставая из-за стола.

Мефодий проводил Илью до машины. Настя побежала следом за Мефодием, играя на ходу с Тучкой, которая тоже изволила провожать гостя. Очень заметно, что ей в силу своего возраста трудно выполнять свои собачьи обязанности, но она исправно их выполняла, невзирая на свой преклонный возраст.

Северина рассчитывала вернуться из поездки быстро и успеть до заморозков выполнить обычную заготовку осенних даров природы. С таким помощником, как Мефодий, тяжёлые, одолевавшие её думы отошли куда-то на второй план. Мефодий стал второй её половинкой, исправно выполняя обязанности по воспитанию ребёнка. Они никогда не говорили о любви, о какой-то взаимной привязанности и безумной страсти, предпочитали вообще не говорить на эту тему. Два человека жили вместе, помогали друг другу; выполняли трудную, вдали от людей, работу по содержанию дома, воспитанию подрастающей девочки. Мефодий говорил Северине, что может поехать в город и устроиться на работу, чтобы иметь в образовавшейся семье заработок, но она отвергла это предложение, мысленно вспоминая, как одобрила поездку Ивана, а он из этой поездки не вернулся. Теперь она предпочитала жить в бедности, но единой семьёй.