скачать книгу бесплатно
Истинно медное сердце. Кого из людей она схватит,
Тех не отпустит назад. И богам она всем ненавистна.
Там же стоят невдали многозвонкие гулкие домы
Мощного бога Аида и Персефонеи ужасной.
Сторожем пес беспощадный и страшный сидит перед входом.
С злою, коварной повадкой: встречает он всех приходящих,
Мягко виляя хвостом, шевеля добродушно ушами.
Выйти ж назад никому не дает, но, наметясь, хватает
И пожирает, кто только попробует царство покинуть
Мощного бога Аида и Персефонеи ужасной.
Мегафауна преисподней[4 - Луций Анней Сенека. Трагедии / Пер. С. А. Ошерова. – М.: Искусство, 1991.]
В античной мифологии ужасный пес Кербер охранял вход в Царство мертвых, владения Аида и Персефоны. Он был стражем, а не палачом, и его присутствие служило напоминанием о вечной границе, пролегавшей между миром живых и миром мертвых. Страшному на вид Керберу все-таки не всегда удавалось помешать греческим героям попасть в загробный мир. Когда от укуса змеи умерла Эвридика, ее убитый горем муж певец Орфей спустился в Аид, чтобы вернуть ее. У врат смерти он спел колыбельную, с легкостью усыпил Кербера и проскользнул мимо него. Также и герой знаменитого цикла мифов Геракл при помощи Тесея одолел пса Аида, выполнив последнее из двенадцати заданий, данных ему Эврисфеем, царем Арголида. Античные авторы несколько веков запечатлевали труды Геракла в литературе и росписях, наиболее подробно сражение с Кербером (Цербером) описано римлянином Сенекой (ок. 4 до н. э. – 65 н. э.). В его трагедии «Геркулес в безумье», сочиненной в I в., рассказчиком является Тесей, а главный герой выходит на бой со страшным псом, вооружившись простой палкой и подпоясавшись шкурой непобедимого Немейского льва – своим первым трофеем. Победа над Цербером, который по обыкновению показан как пес с тремя головами, раз и навсегда доказала неуязвимость Геракла.
Дом завиднелся Дита ненасытного,
Там царства сторож яростный, стигийский пес
Пугает тени лаем, разрывающим
Три глотки. Голову в крови запекшейся
Гадюки лижут, змеи гривой вздыбились
Вкруг шей, и хвост-дракон шипит пронзительно.
Под стать обличью злость. Едва заслышал он
Шаги, как встали дыбом змеи-волосы
И, к шелесту теней бесплотных чуткие,
Насторожились уши. Сын Юпитера
Приблизился; в пещеру оробелый пес
Растерянно попятился – лишь гулкий лай
Безмолвье оглашал да змеи грозные
Шипели на загривке. Звук, утроенный
Тройною пастью, даже и блаженным был
Теням ужасен. С левой снял руки герой
Ощеренную голову клеонскую,
Как щит ее подставил, скрытый шкурой весь,
Поднял десницей палицу победную, –
И вот она летает у него в руке,
Удары множа. Сокрушенный, сломленный,
Пес не грозит уж: головы повесивши,
В пещеру он забился. А властители
В испуге разрешили увести его
И в дар меня по просьбе друга отдали.
Рукой по шее потрепав чудовище,
На адамантовую цепь он взял его.
Бессонный сторож царства беспросветного,
Прижавши робко уши, позабывши злость,
Послушно влекся следом, свесив головы
И змееносным по бокам хлеща хвостом.
Когда к Тенара устьям мы приблизились
И вдруг в глаза ударил свет невиданный,
Вновь злоба обуяла побежденного:
Стал цепь трясти и рваться и по склону вниз
Чуть не увлек с собою победителя.
Но на мои тут руки оглянулся он,
И пса, борьбой напрасной разъяренного,
Мы потащили с силою удвоенной
И вывели на свет. Увидев ясного
Простор блестящий неба и сиянье дня,
Глаза закрыл он, ненавистный день прогнав,
И повернулся вспять, и, шею свесивши,
Уперся в землю мордой, и в Алкидовой
Тени укрылся. Но толпа с ликующим
Подходит кликом, увенчавшись лаврами,
И песней славит Геркулеса подвиги.
Одиссей у врат смерти[5 - Гомер. Одиссея. Песнь одиннадцатая / Пер. В. А. Жуковского. – М.: Издательство Юрайт, 2019.]
Эпическая поэма Гомера «Одиссея» (ок. 700 до н. э.) – одно из самых древних и подробных описаний загробной жизни. В поэме говорится о десяти годах странствий грека Одиссея, героя Троянской войны, который возвращается на родной остров Итаку. Преодолевая преграды, которыми бог моря Посейдон усыпал его обратный путь, Одиссей по наставлению волшебницы Цирцеи осмелился прийти к вратам Царства мертвых, чтобы спросить у тени знаменитого прорицателя Тиресия, как вернуться домой на Итаку. У Гомера Царство мертвых находится не в недрах земли, а на далеком туманном берегу: «Скоро пришли мы к глубокотекущим водам Океана; там киммериян печальная область, покрыта вечно влажным туманом и мглой облаков». Проделав колдовской ритуал, Одиссей смог говорить с душами усопших, пришедшими на его зов, и даже с тенью своей матери. Позже всех явилась тень Аякса, героя Троянской войны, который воевал на стороне Одиссея, но умер в схватке из-за доспехов их павшего союзника Ахилла, выкованных богами. Когда мрачная тень Аякса растворилась во тьме, так ничего и не сказав, Одиссей глубже впился взором во тьму Эрева, чтобы увидеть «души других знаменитых умерших». К ужасу своему, он узрел вечные мучения титанов и, объятый страхом, вернулся на ожидавший его корабль.
Души других знаменитых умерших явились; со мною
Грустно они говорили о том, что тревожило сердце
Каждому; только душа Теламонова сына Аякса
Молча стояла вдали, одинокая, все на победу
Злобясь мою, мне отдавшую в стане аргивян доспехи
Сына Пелеева. Лучшему между вождей повелела
Дать их Фетида; судили трояне; их суд им Афина
Тайно внушила… Зачем, о! зачем одержал я победу,
Мужа такого низведшую в недра земные? Погиб он,
Бодрый Аякс, и лица красотою, и подвигов славой
После великого сына Пелеева всех превзошедший.
Голос возвысив, ему я сказал миротворное слово…
Так я сказал: не ответствовал он; за другими тенями
Мрачно пошел; напоследок сокрылся в глубоком Эреве.
Может быть, стал бы и гневный со мной говорить он иль
я с ним,
Если б меня не стремило желание милого сердца
Души других знаменитых умерших увидеть. И скоро
В Аде узрел я Зевесова мудрого сына Миноса;
Скипетр в деснице держа золотой, там умерших судил он,
Сидя; они же его приговора, кто сидя, кто стоя,
Ждали в пространном с вратами широкими доме Аида.
После Миноса явилась гигантская тень Ориона;
Гнал по широкому Асфодилонскому лугу зверей он –
Их же своею железной ничем не крушимой дубиной
Некогда сам он убил на горах неприступно-пустынных.
Тития также увидел я, сына прославленной Геи;
Девять заняв десятин под огромное тело, недвижим
Там он лежал; по бокам же сидели два коршуна, рвали
Печень его и терзали когтями утробу. И руки
Тщетно на них подымал он. Латону, супругу Зевеса,
Шедшую к Пифию, он осрамил на лугу Панопейском.
Видел потом я Тантала, казнимого страшною казнью:
В озере светлом стоял он по горло в воде и, томимый
Жаркою жаждой, напрасно воды захлебнуть порывался.
Только что голову к ней он склонял, уповая напиться,
С шумом она убегала; внизу ж под ногами являлось
Черное дно, и его осушал во мгновение демон.
Много росло плодоносных дерев над его головою,
Яблонь, и груш, и гранат, золотыми плодами обильных,
Также и сладких смоковниц, и маслин, роскошно цветущих.
Голодом мучась, лишь только к плодам он протягивал руку,
Разом все ветви дерев к облакам подымалися темным.
Видел я также Сизифа, казнимого страшною казнью;
Тяжкий камень снизу обеими влек он руками
В гору; напрягши мышцы, ногами в землю упершись,
Камень двигал он вверх; но, едва достигал до вершины
С тяжкой ношей, назад устремленный невидимой силой,
Вниз по горе на равнину катился обманчивый камень.
Снова силился вздвинуть тяжесть он, мышцы напрягши,
Тело в поту, голова, вся покрытая черною пылью.
Видел я там, наконец, и Ираклову силу, один лишь
Призрак воздушный; а сам он с богами на светлом Олимпе
Сладость блаженства вкушал близ супруги Гебеи, цветущей
Дочери Зевса от златообутой владычицы Иры.
Мертвые шумно летали над ним, как летают в испуге
Хищные птицы; и, темной подобяся ночи, держал он
Лук напряженный с стрелой на тугой тетиве, и ужасно
Вкруг озирался, как будто готовяся выстрелить; страшный
Перевязь блеск издавала, ему поперек перерезав
Грудь златолитным ремнем, на котором с чудесным искусством
Львы грозноокие, дикие вепри, лесные медведи,
Битвы, убийства, людей истребленье изваяны были;
Тот, кто свершил бы подобное чудо искусства, не мог бы,
Сам превзошедши себя, ничего уж создать совершенней.
Взор на меня устремив, угадал он немедленно, кто я;
Жалобно, тяжко вздохнул и крылатое бросил мне слово:
«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,
Иль и тобой, злополучный, судьба непреклонно играет
Так же, как мной под лучами всезрящего солнца играла?
Сын я Крониона Зевса: но тем от безмерных страданий
Не был спасен; покориться под власть недостойного мужа
Мне повелела судьба. И труды на меня возлагал он
Тяжкие. Так и отсюда был пса троеглавого должен
Я увести: уповал он, что будет мне труд не по силам.
Я же его совершил, и похищен был пес у Аида;
Помощь мне подали Эрмий и дочь громовержца Афина».
Так мне сказав, удалился в обитель Аидову призрак.
Я ж неподвижно остался на месте и ждал, чтоб явился
Кто из могучих героев, давно знаменитых и мертвых.
Видеть хотел я великих мужей, в отдаленные веки
Славных, богами рожденных, Тезея царя, Пиритоя,
Многих других; но, толпою бесчисленной души слетевшись,
Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным,
В мыслях, что хочет чудовище, голову страшной Горгоны,
Выслать из мрака Аидова против меня Персефона.
Я побежал на корабль и велел, чтоб, не медля нимало,
Люди мои на него собрались и канат отвязали.
Все на корабль собралися и сели на лавках у весел.
Судно спокойно пошло по течению вод Океана,
Прежде на веслах, потом с благовеющим ветром попутным.
Сократ рассуждает о наказании души[6 - Платон. Федон. Собр. соч. в 4 т. Т. 2 / Пер. С. П. Маркиша // Философское наследие. Т. 116. РАН, Институт философии. – М.: Мысль, 1993.]
Посмертное наказание для героев, которые бросили вызов богам, стало общим местом в древнегреческой мифологии и поэзии, но удел обычных смертных – это тема, достойная философских раздумий. В последний день жизни философ Сократ (ок. 470–399 до н. э.) в окружении друзей рассуждал о наказании души. Задача философии, утверждал он, взращивать добродетель, которая подготовит людей к отделению души от тела, ибо именно это происходит в момент смерти. Сократ верил, что тех, «кого по тяжести преступлений сочтут неисправимыми», низвергнут в Тартар без надежды на освобождение. Те же, кто совершил меньшие преступления, понесут меньшее наказание. Проведя год в Тартаре, они будут освобождены, если склонятся на их мольбы те, кому они нанесли ущерб при жизни. Те же, кто очистился добродетелью благодаря философии, вообще не попадут в земные недра – они «живут совершенно бестелесно и прибывают в страну высшей чистоты, находящуюся над той Землею». Последнее напутствие Сократа его ученикам было простым: занятия философией – верный способ избежать наказания после смерти.
Когда умершие являются в то место, куда уводит каждого его гений, первым делом надо всеми чинится суд – и над теми, кто прожил жизнь прекрасно и благочестиво, и над теми, кто жил иначе. О ком решат, что они держались середины, те отправляются к Ахерону – всходят на ладьи, которые их ждут, и на них приплывают на озеро. Там они обитают и, очищаясь от провинностей, какие кто совершал при жизни, несут наказания и получают освобождение от вины, а за добрые дела получают воздаяния – каждый по заслугам.
Тех, кого по тяжести преступлений сочтут неисправимыми (это либо святотатцы, часто и помногу грабившие в храмах, либо убийцы, многих погубившие вопреки справедливости и закону, либо иные схожие с ними злодеи), – тех подобающая им судьба низвергает в Тартар, откуда им уже никогда не выйти.
А если о ком решат, что они совершили преступления тяжкие, но все же искупимые – например, в гневе подняли руку на отца или на мать, а потом раскаивались всю жизнь, либо стали убийцами при сходных обстоятельствах, – те хотя и должны быть ввергнуты в Тартар, однако по прошествии года волны выносят человекоубийц в Кокит, а отцеубийц и матереубийц – в Пирифлегетонт. И когда они оказываются близ берегов озера Ахерусиады, они кричат и зовут, одни – тех, кого убили, другие – тех, кому нанесли обиду, и молят, заклинают, чтобы они позволили им выйти к озеру и приняли их. И если те склонятся на их мольбы, они выходят, и бедствиям их настает конец, а если нет – их снова уносит в Тартар, а оттуда – в реки, и так они страдают до тех пор, пока не вымолят прощения у своих жертв: в этом состоит их кара, назначенная судьями. И наконец, те, о ком решат, что они прожили жизнь особенно свято: их освобождают и избавляют от заключения в земных недрах, и они приходят в страну вышней чистоты, находящуюся над той Землею, и там поселяются. Те из их числа, кто благодаря философии очистился полностью, впредь живут совершенно бестелесно и прибывают в обиталища еще более прекрасные, о которых, однако же, поведать нелегко, да и времени у нас в обрез.
И вот ради всего, о чем мы сейчас говорили, Симмий, мы должны употребить все усилия, чтобы приобщиться, пока мы живы, к добродетели и разуму, ибо прекрасна награда и надежда велика!
В царстве теней[7 - Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида / Пер. С. А. Ошерова под ред. Ф. А. Петровского. – М.: Художественная литература, 1979.]
Не было античного автора, который повлиял на описания посмертных мук больше, чем римский поэт Вергилий (70–19 до н. э.) Наследуя Гомеру, Вергилий сочинил эпическую поэму «Энеида» о том, как Эней, бежав с Троянской войны, стал основателем Рима. Написанная на заказ для римского императора Августа (63 до н. э. – 14 н. э.) «Энеида» Вергилия стала бестселлером на многие века. Римляне считали эту поэму не только поэтическим основанием своей национальной идентичности, но и примером латинского красноречия. Трудно переоценить влияние «Энеиды» на западную традицию. Поэма была основой римской системы образования. Даже после падения Римской империи и окончания античного язычества «Энеиду» заучивали наизусть христианские монахи, имитируя ее стиль в стихах и интерпретируя мифологическое содержание произведения как христианскую аллегорию.
В подражание Одиссею, который у самых Врат смерти советовался с тенью Тиресия, герой Вергилия Эней отправился в царство теней, чтобы поговорить с отцом. В подарок владычице Аида Персефоне Сивилла, жрица Аполлона, дала ему золотую ветвь с дерева, что росло в лесу возле ее пещеры. Вместе с Сивиллой Эней спустился в подземное царство, где встретил мрачного Харона, перевозчика душ усопших через реку Стикс, трехголового Цербера – ужасного пса, охраняющего Дит, и скорбную тень бывшей возлюбленной, царицы Дидоны Карфагенской, которая совершила самоубийство, когда Эней оставил ее, чтобы исполнить судьбу и стать основателем Рима. Душераздирающие описания мук, уготованных мошенникам, убийцам, прелюбодеям и изменникам, вдохновили многих средневековых авторов, самым известным из которых стал Данте Алигьери (1265–1321) – в «Божественной комедии» он сделал тень Вергилия своим проводником по Аду и Чистилищу.
Все совершив, он спешит наставленья Сивиллы исполнить.
Вход в пещеру меж скал зиял глубоким провалом,
Озеро путь преграждало к нему и темная роща.
Птица над ним ни одна не могла пролететь безопасно,
Мчась на проворных крылах, – ибо черной бездны дыханье,
Все отравляя вокруг, поднималось до сводов небесных.
Жрица сюда привела четырех тельцов черноспинных,
После, над их головой сотворив вином возлиянье,
Вырвала между рогов у них волоски и первины
Эти сожгла на священном огне, призывая Гекату,
Мощную между богов, и в Эребе и в небе владыку.
Спутники, снизу ножи вонзив им в горло, собрали
В чаши теплую кровь. Овцу чернорунную в жертву
Матери дев Эвменид и сестре ее величавой
Сам Эней заклал и телицу – Дита супруге.
Стикса владыке затем алтари воздвиг он ночные,
Целые туши быков на огонь возложил и обильно
Жирным елеем полил горевшие в пламени жертвы.
Вдруг, едва небосвод озарился лучами восхода,
Вздрогнув, на склонах леса закачались, земля загудела,
Псов завыванье из тьмы донеслось, приближенье богини
Им возвещая. И тут воскликнула жрица: «Ступайте,
Чуждые таинствам, прочь! Немедля рощу покиньте!
