скачать книгу бесплатно
– Если б сто, то стала бы ученой, а ты все ждешь прЫнца на вкусном коне.
– Чего? Как это?
– А что? Конь – это такая живность.
– Ой, ладно, все. Помню я ваши традиции, обряды. Так что там у вас со свадьбой-то?
– А ничего. Ты, говоришь, во сне видала, а я до сих ее не помню.
– Как это?
– А вот так. То ли была, то ли привиделася, но как только мы с моим Платошенькой бабкиной самогонки хлопнули, у меня такая круговерть в мозгу образовалась, что я … только небо звездное помню и крик утрешнего петуха.
– А-а-а.
– Ага. А потом у нас Лешка родился, а за им – Федька, опосля – батька твой вместе с Нинкой.
– А свадьба?
– А что свадьба. Выяснилось, что и без свадьбы Платоша мой могет, как… Ох, если б не фикус, чтоб свинья его съела, я бы не плодилась каждый год по зиме. Знаешь, как обидно, когда все Новый год празднуют, а ты ноги за уши и кряхтишь, как порося на вертеле.
– Взяла бы и выбросила свой фикус.
– Дык припрятала так, что до сих пор вспомнить не могу. Всю подушку, каждое перышко перебрала, да в подпол заглядывала. Ой, как вспомню! Лезу я, значит, в подпол, а там крыс – видимо-невидимо…
– А фикус-то где взяла? Их же в то время можно было только у богатых найти.
– А я в молодости, когда еще в одной семье работала, тайком отросток выдрала и засушила. А потом та семья укатила из нашего села в неизвестном направлении.
– Это ты их изгнала (гы-гы).
– Я? Да? А что, все может быть. У меня глаз дурной, цепкий, за всякую пакость хваткий. Вот как гляну в упор – сразу тому плохо делается.
– Баб, давай уже обои доклеим, и поеду я. Мне завтра с утра пораньше на совещание…
– Опять двадцать пять. Совещание у нее. Тебе уже сорок скоро, а ты все в девках.
– Да не в девках. И не сорок, а тридцать шесть послезавтра.
– Во-во, а детей нема.
– Да зачем они мне? У меня планы, карьерный рост.
– Вот пусть он, этот росток, и даст тебе семя.
– Баб, ты не так поняла.
– Да все так. Так я поняла, Зоюшка.
– Зойка – это ты, а я Лена.
– А-а, ну да, ну да. Сейчас вот мы с тобой обойки-то поклеим, перины взобьем, а на свой день рождения ты приедешь и ухажера своего ко мне на смотрины привезешь.
– Зачем это?
– А затем, чтобы я своим цепким глазом…
– А-а, точно, я забыла.
– Ну вот. Сама знаешь, что бабка твоя плохого не посоветует. Ты, надеюсь, покрепче выбрала, поплечистей? Надо, чтобы у него нос длинный был.
– Для чего это?
– А с коротким детей делать не умеют.
– Если ты сейчас не прекратишь, то я больше сюда не приеду.
– Ладно, рви обоину, а я сейчас клей разведу.
– Баб, а что это?
– Где?
– А вот, за доской. Торчит что-то. Ой, какой интересный мешочек.
– Дай сюда и не трогай. Он заговоренный.
– На богатство?
– А как же. Я его семьдесят лет назад заговорила и теперь дюже боХата. И Алешкой, и Федькой, и… Ты не отвлекайся, а я пойду перепрячу. Это реликвия семейная и глядеть на нее запрещается.
Баба Зоя вышла в сени, плотно прикрыла дверь и встала рядом с курткой внучки, висевшей на гвоздике. Вынула из кармана халата маникюрные ножницы, вспорола подкладку и подложила сушеный листочек, что за доской был найден.
– Хошь, не хошь, а фикус в доме должон быть. Я что, зря его и мамке твоей подкладывала? Вон, она вас четверых народила. А теперь твоя очередь, внученька. Ну, не подведи, родимый. Авось и до праправнуков дотяну.
Разочарование
Каждый день, проходя через двор, Серафим Алексеевич издалека засматривается на окна квартиры этажом выше, пытаясь разглядеть ее силуэт. Они знакомы с юности, но настоящие чувства он начал испытывать совсем недавно. Оба побывали в браке, у обоих выросли дети и оба были в разводе. Не раз Серафим Алексеевич представлял ее в своих объятиях. Не раз разговаривал сам с собой о литературе и музыке, что-то доказывая ей. Мечтал, как они вдвоем уедут на острова, затерянные в океане, и никто в этом мире не будет им нужен.
А пока, они встречались на лестничной площадке, здоровались и расходились. Иногда утром им было по пути на работу: ему – к студентам в университет, а ей тоже куда-то, куда он никак не мог узнать. Вечерами у нее в квартире звучал Шопен, а он читал для нее стихи, которые она не слышала.
В тот вечер они встретились взглядами, когда она посмотрела вниз, а он, возвращаясь после занятий, подходил к подъезду. Поймав ее улыбку, сердце Серафима Алексеевича забилось в нежном трепете и миллионы колючек одновременно вонзились в него.
Она жестом пригласила его подняться, и он буквально взлетел на этаж. Не успев нажать на звонок, Серафим Алексеевич оказался перед открытой дверью.
– Добрый вечер! Вы не составите компанию? Я купила новый чай, хочу услышать ваше мнение, – сказала она, приглашая в квартиру.
– Здравствуйте, Варвара Петровна! С удовольствием. Но я не специалист в области чая.
– Ну и хорошо, что не специалист, нас, в медицинском, чай дегустировать тоже не обучали.
Серафим Алексеевич шел за Варварой Петровной через холл и комнату на кухню и ловил каждое движение. Несмотря на возраст, Варвара Петровна была высокой, стройной и необычайно привлекательной. Ее аристократические черты лица и живые зеленые глаза пленили. На нее хотелось смотреть открыто, не украдкой. Хотелось быть рядом, как книга, чашка или зеркало.
Хозяйка поставила на стол заварной чайник и залила его кипятком. Он обратил внимание на ее кисти рук: было заметно, что она много работает пальцами, поэтому ногти были без наращенного маникюра – это приводило мужчину в восхищение.
«Сколько лет знакомы, а я так и не знаю, кем она работает», – подумал Серафим Алексеевич.
– Как дела в университете? Слышала, что студенты нынче не те, что раньше. Без интернета двух слов связать не могут. Трудно сейчас преподавать? – завела разговор Варвара Петровна.
– Нет. Но, бывает, устаешь от бюрократии.
Она села напротив, и их взгляды встретились. Несколько минут они молчали, как будто искали общую тему. В итоге Серафим Алексеевич прервал паузу.
– Устали? – неожиданно спросил он.
– Да. Сегодня на экспертизу привезли труп мужчины. После морозильника он оттаял, но был чрезвычайно холодным. Стальной скальпель быстро передает холод, и пальцы коченеют. Плюс он страдал ожирением, пока добралась до последствий травм, пришлось полдня повозиться, – с этими словами Варвара Петровна обхватила ладонями заварной чайник, как будто согревая руки.
Серафим Алексеевич сопоставил, как эти нежные руки только что разделывали труп, а теперь прикасаются к посуде, из которой придется пить чай, – и ему стало не по себе.
– Вот, еще и домой работу приходится брать, – Варвара Петровна указала на три колбы с желтой жидкостью разной степени мутности.
– Что это? – спросил Серафим Алексеевич.
– Анализ мочи подозреваемых.
На этих словах у мужчины перехватило дыхание.
«Кем же можно так работать?» – думал преподаватель университета.
– А еще, я подрабатываю в кожно-венерологическом диспансере, – продолжала Варвара Петровна.
– И что, хо-хорошо платят? – заикаясь, спросил мужчина.
– Очень хорошо. Но иногда приходится проконсультировать несколько десятков человек в день. Вы себя плохо чувствуете? – забеспокоилась хозяйка дома, глядя на гостя.
Серафим Алексеевич расстегнул ворот рубашки. Он представил себе Варвару Петровну, склонившуюся над бездыханным телом со скальпелем в руке, в окружении сомнительных особ с анализом мочи и очередью из дам легкого поведения перед кабинетом. От этой картины ему стало плохо.
Варвара Петровна налила чай и поставила перед гостем, затем достала из тумбочки баночку варенья и предложила отведать.
Серафим Алексеевич отхлебнул чай и съел ложечку варенья.
– Спасибо за гостеприимство. Уже поздно. Мне пора, – с этими словами, спотыкаясь, мужчина добрался до прихожей.
Прощаясь, Варвара Петровна вручила гостю визитку.
– Если понадобится помощь, обращайтесь.
«Жулина Варвара Петровна. Эксперт-криминалист лаборатории судебно-медицинской экспертизы», – прочитал он.
– С-спасибо, – еле выговорил он и вышел на лестничную площадку.
Серафим Алексеевич спускался к себе на этаж, разговаривая сам с собой. Неделю ему снилась еще недавно желанная Варвара Петровна, склонившаяся над ним со скальпелем в руках.
– Где будем делать вскрытие? – спрашивала она.
А он с криком «А-А-А-А!!!» плыл на плоту к затерянному в океане острову, где его никто не найдет.
И зачем это
– Роллы она заказывает. А самой приготовить не судьба? Неизвестно, что туда положили, а ты этим сына моего кормишь, – Валентина Степановна пришла в гости ни свет ни заря проверять, как я веду домашнее хозяйство.
Перед ее длинным носом я приняла заказ и отпустила курьера, заплатив наличными. Свекровь видела, сколько купюр я отдала, и не смогла промолчать.
– Я бы на эти деньги всех соседей смогла накормить, а ты вот так легко расстаешься с заработанными моим сыночком. И не стыдно сидеть на шее?
– Вообще-то я в декрете, – поставив на стол коробки, я включила электрический чайник.
– И сколько ж за энергию платить? Газ для чего проведен, для тепла? А за отопление?
– Не переживайте. Совсем немного, – я решила угостить ее чаем, который мне привезла подруга из-за границы, и разложила чайные пакетики в чашки.
– А заварник зачем я вам на свадьбу дарила, чтобы он пылился за стеклом? – Валентина Степановна села на стул. – А где скатерть, что я передавала с Костиком? И что за мода стелить коврики на стол? – потыкала пальцем в силиконовую салфетку.
– Это чтобы ставить горячее и не портить столешницу, – поставив перед ней чашку, я достала сахарницу.
– А это что? – вытаращив глаза на коробки со смесью, которые стояли в ряд на полке, она злобно ухмыльнулась. – Кормить ребенка искусственным молоком? Да у тебя сердца нет. Ты не мать!
– Помнится, вы этим же молоком Костика выкормили, – напомнив ей, я села напротив.
– А чем это воняет? – свекровь опустила голову над чашкой и принюхалась. – Ты что мне подсунула?
– Китайский чай.
– Чего? Откуда? А что, у нас русского не продают?
– Индийский, но мы с Костиком любим и китайский.
– Совсем с ума посходили! Фу! Дышать невозможно! Ты знаешь, чем эти китайцы питаются? Запах такой, как будто сюда собачьей шерсти насыпали! Убери эту гадость и дай мне воды!
Я встала, открыла нижнюю полку и вытащила пятилитровый бутыль с водой.
– А это еще что такое? – глаза Валентины Степановны вот-вот лопнут. – Покупная?
– Да. Самая чистая. Мы ее Славику даем и сами пьем.
– С каких это пор? Да мы! Мы! Из колодца самую чистую набирали, когда к бабушке на лето приезжали! Чище не бывает!
– Считайте, что эта тоже из колодца. Открывать? – я смотрела на нее и еле сдерживала смех, чтобы не разозлить еще пуще.
