скачать книгу бесплатно
– Рукой зажал, рот-то, – тихо ответила Лена, уставившись в одну точку.
– Вот кочерыжка облезлая. Утконос бесхвостый. Да я б ему… я б… я… – Клаву так завёл чужой незнакомый отчим, что она забыла любимый лексикон, любезно подаренный ей родной бабулей-кочегаром. – А потом что?
– Я всё выкрутила так, как будто между нами ничего не было, и Стёпке по пьяни привиделось. А когда живот показался, то мать мне Стёпку-то и припомнила. Оттаскала за волосы, чуть не убила. А я смогла убедить её, мол, это вообще не Стёпкино дитё. Наврала с три короба, чтобы из дома не выгнали. Клава, а куда я пойду? Ни бабушки, ни дедушки. Все померли. Есть тётка в другом регионе, но она с нами не знается. Уехала, и забыла о нас.
– А сколько вас детей? Девки ещё остались?
– Сестра Нюрка да Гришка с Федей.
– Он же, поди, и до Нюрки домогался, – ахнула соседка, приложив ладонь ко рту.
– Не знаю. Я как замуж за Ваську вышла, он быстро все связи обрубил. Даже с подругами общаться запрещает.
Дверь тихонько распахнулась, и в комнату заглянул пьяный муж. Глаза красные, бычьи, рот перекошен.
– Поднимай задницу и домой. Быстро!
Лена послушно встала, держа на руках дочь, и двинулась на выход.
– Шевелись! – гаркнул Вася и со всего размаху треснул жену чуть пониже спины, когда она проходила мимо.
Клава не стала одёргивать опьяневшего соседа, чтобы Лене дома не досталось ещё больше. Она отлично знает таких, как Василий: стоит только заступиться во второй раз, то дома, когда рядом не будет свидетелей, жена огребёт по первое число. Лена надела калоши, прижала к груди спящего ребёнка и вышла на улицу. Следом выперся и Вася.
– Что ты там Клавке о своих бо?тала? – прикурив на крыльце, Вася качнулся и чуть не упал.
Свежий вечерний воздух ударил в голову, и мужик опьянел ещё сильнее.
– Ничего, – Лена несла дочь и шагала, не спеша.
Ей было стыдно за себя, своё бессилие и за Ваську, который умеет привлечь чужое внимание, проходя по улицам деревни пьяным. Любит он веселить народ, выставлять себя дураком, кривляясь перед соседями. Соседи подначивают, а он, знай себе, раззадорится и песни орёт матерные. Никто из старушек и дедов, проживающих на этой улице, не посмеет вслух осудить Ваську, знают его дрянную натуру: кулаками махать да разносить всё, что под руку попадётся.
Лена шла и думала, зачем она родилась, для чего? Чтобы нести свой крест, на роду написанный? Но почему такая нелёгкая судьба уготована только ей? Вон Клавка с Петром живут, и давно. Да, дерутся, Петька тоже выпить не прочь, но у них полная идиллия. Деток нет, может, в этом кроется загадка? А если бы были, так же скандалили, как и Васька? Это вряд ли. Клавка – баба боевая, смелая. Если что, и вдарить сумеет. Петя – тоже не слабак, лезет на рожон и ручищами машет. Отлупцуют друг друга, а потом в койку ложатся. Неужели секрет… в этом? Лена бы тоже так могла, но жуткий запах перегара всю душу выворачивает. Тут не то, что поцеловать, рядом лежать противно. Пробовала, но не получается. Хочется сразу бежать к колодцу, напиться ледяной воды и облить себя ею с головы до ног, чтобы избавиться от въевшейся в волосы вони спиртяги.
– Чего молчишь? – затягиваясь ядовитым папиросным дымом, Вася косился на синяк, который он же и «нарисовал» на миловидном личике жены. – Спрашиваю ещё раз, что ты там Клавке натрепала?
– Она спрашивала, есть ли у меня братья и сёстры, – сквозь слёзы ответила Лена, прикусывая язык, чтобы не расплакаться.
– И что?
– Я сказала, да.
– А зачем ей это знать? Сбежать надумала? – выплюнув изо рта окурок, Вася сжал кулак и засопел, как дикий зверь перед прыжком. – Ну? Говори? Надумала?
– Ничего я не надумала, – Лена открыла калитку и пропустила обозлившегося мужа вперёд.
– А то смотри, я тебя где хочешь найду, – входя во двор, Вася обернулся и сразу заметил деда Панаса, ковыляющего с котомкой через плечо. – Оу! Дед! Постой!
Махнув рукой, оттолкнул жену, закрывающую калитку, и поспешил к пожилому соседу. Лена поняла: сейчас доколупается до него со своими пьяными разговорами, психанёт и опять к Петьке свалит. Дед Панас не любит пьяных разговоров, не уважает пьющих. Сам ни разу в рот не брал и всем в округе советует не заниматься травлей своего организма, потому что жизнь одна и прожить её надо с улыбкой на лице и светлой памятью. Почему он так здраво рассуждает? Да потому, что рос в детском доме и знает цену каждому дню, когда и голод – не тётка, и штаны одни на всю ораву. Дед рассуждает так: хочешь выпить – возьми в руки косу и иди в поле, коси, пока седьмой пот не сойдёт, тогда и пить не захочется. Первая мысль будет – помыться, а потом и в койку потянет. Мышцы-то не железные, им отдых требуется. А поутру, как глаза продерёшь, берись за дрова и коли, пока спину не сможешь разогнуть. Отдохнул, и опять за работу. В деревне работы – непочатый край. Трудись на благо своё и общественности. Человек для того и создан, чтобы пользу приносить, а не заливать зенки и в споры бросаться.
Васька выплыл к деду на качающихся ногах и отдал честь, приложив ребро ладони ко лбу. Панас притормозил, глянул с укором на Иванова, усмехнулся и перебросил котомку на другое плечо.
– Дед, постой, – Ваське не понравилась высокомерность старого соседа.
Догнав старика, он встал перед ним и ещё раз ткнул себя в лоб.
– Ответка-то будет? – нахмурив брови, парень сплюнул за обочину.
– Какая ответка? – дед сделал вид, будто не понял Васю.
– Ты ж вроде как служил, – хмыкнул Вася, сунув руку в карман трико за папиросами. – Иль набрехал?
– Я-то? Служил. А по какой причине тебя этот вопрос волнует?
– Так почему честь не отдаешь? – прикурив, Васька уставился на деда с кривой пьяной ухмылкой.
– Я, Вася, кому попало честь не раздаю, – уверенно ответил тот и тоже вынул из кармана старенького кителя пачку.
– А-а, вон оно ка-ак.
– Да, так, – чиркнул спичкой и поднёс к папиросе. – И перед тобой, хлыщом, стоять по стойке смирно не обязан.
Волна возмущений охватила Ваську. Сжав кулак и разжав его, он моментально схватил деда за грудки.
– Ты о чём мне тут втираешь, дед? – уронив папиросу, парень прижался потным лбом к морщинистому лбу спокойного старика.
Стойкий запах намешанной бодяги ударил в нос Панаса, и тот зажмурился.
– На меня смотри, – зашипел Вася, упираясь лбом в старую кость. – Что, страшно стало?
– А чего мне боятся, Василий Игнатьевич? – Панас открыл глаза. Он говорил ровным голосом, без единого намёка на испуг. – Хочешь бить – бей. Ежели прибьёшь – значит, тому и быть. Я не за себя боюсь, родимый, а за ваших деток.
– Чего-о? Каких ещё деток? На старости лет совсем умом тронулся?
– Может, и тронулся, но об одном волнения закрались. Ежели война, а, Вась, кто за твоих деток оборону держать будет? Ты, что ли?
Пальцы пьяного Васьки разжались. Иванов стоял перед стариком и смотрел в его бесстрашные глаза. В них, в этих двух серых пуговках, покрытых молочной пеленой, не осталось ничего, кроме уверенности в своей правоте. Развернувшись, Васька отправился к Петьке, заливать обиду на Панаса и жаловаться на свою скучную жизнь.
Лена, проводив мужа опечаленным взглядом, ушла в дом и сидела там до ночи, ожидая возвращение Васьки, который приходит от соседа в одно и то же время, на карачках. В 00:00 ч.
Так и в этот день, когда кукушка из настенных часов прокричала двенадцать раз, дверь распахнулась, и Вася переполз через порог, захлёбываясь слюнями. Его руки были покрыты ссадинами, а по виску текла тонкая красная струйка, на носу содрана кожа и не хватало переднего зуба.
Услышав надрывное кряхтение и шлепки по деревянному полу, Лена вышла посмотреть, кто там пришёл. Увидев Васю, стоящего на четырёх точках, всего в крови и расстёгнутой рубахе, на которой не хватало несколько пуговиц, шёпотом задала вопрос: что случилось.
– М-м-м, – Вася не смог вымолвить ни слова, потому как был смертельно пьян.
Лена хотела поднять его, чтобы уложить в постель, но восьмидесятикилограммовая туша не поддавалась слабой, хрупкой девушке. Тогда Лена сходила за подушкой и покрывалом. В это время парень свернулся калачиком у печи и захрапел, выпуская ноздрями клубы прозрачных пузырей. Подложив под его потную голову подушку, Елена накрыла обмякшее тело покрывалом и села за стол, пребывая в смешанных чувствах. Вроде и любит Ваську, жить с ним хочет, но его частые пьянки, оскорбления, беспочвенные подозрения всю душу вымотали. А с другой стороны, даже если собраться и уйти… куда? К кому? Да не нужна никому молодая девушка с ребёнком на руках! Тем более, ребёнок этот не от мужа. Засмеют люди , заклюют, задушат сплетнями. Никто не поверит в честность Ленкину, если уж мать своему «мужу» доверяет, как себе, то кто ж из чужих возьмётся судить отчима? Выставят Лену виноватой, мол, молодая, бессовестная, задом крутила перед парнем и добилась своего, а теперь носится с результатом тайной любви и ищет понимания, облив честного человека помоями. Раньше надо было думать, когда юбку перед мамкиным ухажёром задирала. Сама виновата, вот и расхлёбывай.
Подперев щеку худеньким кулачком, Лена не заметила, как задремала на стуле. Ей снился отчим в бане, мать, орущая диким голосом и размахивающая кулаками, и Вася, предлагающий пожениться и переехать к нему в Горловку.
– Чего молчишь? – сказав о свадьбе, Вася ждал ответа. – А? Глухая, что ли?
Насупив брови, Лена с возмущением смотрела на жениха и не понимала, откуда такие речи, вроде бы Василий не говорил с ней таким жёстким тоном.
– Глаза разуй! Я с кем разговариваю?!
И Лена очнулась. Распахнув ресницы, она увидела Васю, который хватался за выступающий край столешницы и покачивался. Запёкшая на щеках кровь под лунным светом, пробивающимся сквозь занавески, выглядела так, будто у Васи треснуло лицо.
– Что ты хочешь, ложись спать, – Лена собралась вставать, но Василий, положив ей руку на плечо, надавил и заставил сесть на место.
– Где мой костюм? – язык еле ворочался, Вася ещё не проспался, но ему нужно было срочно найти парадную одежду.
– Какой костюм?
– Чёрный. Он у меня один, – сжимая кожу на плече жены, парень всеми силами боролся с надвигающимся сном.
– Три часа ночи. Иди спать, – глядя на хмельного мужа, Лена чувствовала усталость и огромное желание лечь спать.
– Дай. Костюм дай, – пока Василий раскачивался, стоя на полусогнутых ногах, его одолела икота. – Воды… дай.
Лена вновь приподнялась, но муж не позволил встать, надавливая на плечо.
– Мне больно, – чуть слышно сказала Лена, уставившись на опухшее, измятое лицо. – Отпусти, я принесу воды.
– Сбежать хочешь, – промямлил Вася и застонал: – м-м-м.
– Куда я сбегу? Да и зачем? – набравшись смелости, она скинула его руку и направилась к ведру с колодезной водой.
Открыв крышку, набрала ковшом воды и поднесла мужу. Тот, сжав пальцы на ковше, с отвращением посмотрел на Лену. За три больших глотка, осушив ёмкость, бросил её на стол. Железный ковш с грохотом ударился о столешницу и упал на пол.
– Иди спать, Вася, – ласковый голос нахальной жены разозлил Ваську.
Пробормотав пару матерных слов, он продолжал держаться одной рукой за стол, а второй резко вцепился в руку жены.
– Петька сказал, что ты ему нравишься, – вода, смешанная со слюнями, текла по подбородку и оседала на волосатой груди. Раздувшиеся ноздри и бешенный взгляд предвещали бессонную ночь.
– А я здесь причём? – прошептала Лена, чувствуя начало громогласного скандала, который сто процентов увенчается побоями.
– Он бы так не сказал, если б ты вела себя, как подобает жене, – чем глубже Вася вздыхал, тем сильнее от него воняло прокисшей водкой.
– Твой Петя несёт, что попало, а ты и рад верить. Вась, ложись, а. Хватит, нагулялся, а теперь ложись. Я всю ночь из-за тебя не сплю.
– Из-за меня ли? – скорчив грозную мину, Василий отпустил её руку и взялся за грудки. – Или из-за Петьки?
– Не неси ерунды. Иди ложись. Проспись, – привыкшая к регулярной ругани, Елена всё равно побаивалась, когда её муж начинал разборки с надуманной ревности.
– К Петьке тебя тянет, да? К нему бегаешь, пока меня дома нет? Раздевайся! – зарычал Вася и разорвал ткань на груди слабой женщины.
На этот раз Лена не стала сопротивляться. Она послушно расстегнула оставшиеся пуговицы и сбросила платье. Вася вцепился в загорелые плечи слюнявыми губами и слегка прикусил молодую нежную кожу. Было больно, но Лена не издала ни звука. Завалив жену на пол, мужчина стал яростно срывать с неё нижнее бельё. Потом сорвал с себя трико и… Ничего не вышло. «Павший воин» так и не поднялся, сколько бы Вася не возился над вялым телом. Злость пробирала, но Василий не сдавался. Он с силой мял кожу и хрипел, пытаясь изобразить страсть. Лена лежала и смотрела в потолок, сжав зубы. Она всеми силами отгоняла грязные мысли, чтобы в памяти не всплыл случай с баней, где «потрудился» её отчим. Намучавшись, Вася встал на колени.
– Холодная, как рыба, – рявкнул он, заправляя рубашку в трико. – Пошла отсюда.
Сев на стул, Василий опустил голову на руки и застонал.
– Не могу с тобой… Не могу. Ты мне всю душу вымотала. Я потерял мужскую силу… ни с кем не могу…
И тут Лена поняла, он пришёл от какой-то женщины. Поднявшись, она взяла платье, бельё и ушла в комнату. Чувствуя жуткую головную боль, девушка забралась под одеяло и всхлипнула.
– За что мне всё это?
Вася просидел в кухне без малого час, потом сходил на улицу, покурил на крыльце, подумал о своём плачевном положении недомужика и вернулся. Ещё десять минут походил по кухне, а после, выпив воды, лёг на печи. Слушая, как почти протрезвевший муж мечется и не находит себе места, Лена подложила руку под голову и уснула. Вася отрубился через пятнадцать минут, как только отбросил все мысли и решил завтра продолжить отмечать наступление нового дня. Дом затих до утра.
Обычно утро начиналось с дойки, но не в этот день. Лена подскочила, услышав жуткий стон, разразившийся как будто из чердака. Забыв, где находится, Вася резко поднялся, ощутив дикую боль в носу, и ударился головой в кирпичную кладку. Лена прибежала на вой и встала перед мужем, потирающим лоб.
– Дай чего-нибудь, нос болит, – чуть ли не плакал он, опустив голову.
Подумав, что у мужа разболелась голова после пьянки, она принесла рассол, но Вася грубо отклонил предложение жены. Ударив по почти пустой трёхлитровой банке, он наорал на Лену и уточнил, чтобы принесла обезболивающее. Лена порылась в ящике трюмо, нашла нужную таблетку и набрала в ведре воды. Выпив, Вася слез с печки.
– Господи! – ахнула жена, увидев расплывшееся и посиневшее лицо. – Кто тебя так?
– Не твоё собачье дело, – Вася сел на стул и аккуратно потрогал кожу вокруг глаз.
Она была чуть твёрдой и изрядно отёкшей. Глаза заплыли, оставив еле заметные щёлочки, нос стал в два раза больше, и только сейчас Лена заметила его кривизну. Губы похожи на красный холодец, а впереди, на верхней челюсти, не хватало одного зуба.
– Что уставилась? Лёд неси! – рявкнул Вася, приложив ладони к опухшему лицу.
Отколов в морозилке несколько кусочков льда, Лена завернула их в вафельное полотенце и подала Васе. Он не просто взял его, а резко выхватил, злясь на свой внешний вид, который ещё не видел в зеркало, но уже знает, каким месивом стало его лицо.
– С кем ты подрался? – Лена села за стол, не спуская с мужа напуганного взгляда. Вернее, даже не напуганного, а сочувствующего.
– Похоже, ты не только рыба, но и глухая тетеря, – Вася прикладывал узелок со льдом то на переносицу, то на губы.
– Это Петька?
– Петька?! – разозлившийся муж бросил полотенце на стол, и ледяные куски высыпались на столешницу. – Пошла ты нахер со своим Петькой! – вскочил на ноги и собрался на улицу, но что-то его остановило. Обернувшись, Василий приказал жене срочно напечь блинов. Ему вдруг есть захотелось после ночного приключения.
– Мне корову доить пора.
– Успеешь. Сначала мужа накорми, а потом всё остальное, – нащупав в кармане трико пачку сигарет, вышел в сени.
Взглянув на часы, Лена принялась готовить тесто. Интересно, кто ж его так отмудохал? Всегда такой задиристый был, ни от кого не получал, сколько она его знает, а тут размолотили по-доброму. Улыбаясь чужой победе, Лена стояла у стола и размешивала муку в молоке. Вася сидел на корточках и нервно курил, вспоминая, как он поспорил с Петькой и проиграл.
– Ну, сука, я тебе ещё отомщу. Вот только глаза откроются, приду и нахлобучу, – осторожно шлёпая обвисшими губами, он ощущал, как лицо раскалывается на несколько частей.
Попробовав разлепить веки, Василий всплакнул. Хоть и мужик, а больно. Это ж надо было так зацепиться с женой Петьки. Конечно, она весом берёт. Как размахнётся, неожиданно, ты и сообразить не успеваешь. Клава ни разу не обижала Васю, только грозила кулаком, а тут такая оказия. А всё из-за Петьки, чтоб его на ленты порвало. Давай, говорит, поспорим, кто кого в армрестлинге уложит!
– А на что спорить-то будем?
– А чёрт его знает. Давай, на водку.
