скачать книгу бесплатно
Как только я отворачиваюсь, чтобы осмотреться, этот дьяволенок с пакетом на голове запирает меня. Скрипят половицы. Шлепают шаги.
– Темыч?
Черт.
Он… пошел за ножом?
Нет.
Он закопал нас с игрушками. И поставил крест.
Я стискиваю кота до дрожи в пальцах.
– Открой.
– Угадай, где живет прошлое, – раздается из коридора.
– Без понятия.
– Там, где и мои игрушки.
Нигде.
Очень смешно.
– Темыч, открой. – Я пинаю коленом дверь. – Открой немедленно! Позови родителей!
И барабаню что есть мочи.
Интересно, как бы отреагировала Рита? Расхохоталась бы мне в лицо? Выплюнула бы что-то вроде «Ну ты и дура, сестренка. Зачем пошла за ненормальным?» Или… «А вы подружитесь. Вы почти близнецы».
Комната обнимает меня, душит. Давит на уши. А стопы Темыча шлепают все дальше и дальше.
– Куда? Куда ты?
Я подаюсь к окну. Пора, Анна. Хватит на сегодня приключений.
Игрушки пялятся на меня, ждут чего-то, но я унесу лишь кота. Он мой. Я постираю его и пришью новый хвост. Назову Облаком: у него на спине огромное белое пятно.
Мы подружимся.
Я прислоняюсь к окну.
Если разобью пару стекол, получу свободу.
Вскоре сцены с искалеченными игрушками посереют в памяти. Я их отретуширую, уберу кровавые брызги, замажу несчастные мордочки, сниму с головы сумасшедшего мальчика пакет, нарисую ему улыбку.
Через неделю – скомкаю эту комнату, как дурацкую фотографию, и швырну в урну. Забуду о ней навечно. И не вспомню, что стряслось десять лет назад.
Потому что я убью страх.
Я обнимаю кота и жмурюсь. Нельзя прятаться. Нельзя отгораживаться от безумия. Темыч – мое лекарство. Таблетки от амнезии. Знать бы только, какая доза смертельна.
Я представляю, как мальчик идет в кухню. Как роется в ящике со столовыми приборами. Как мечтает, чтобы я пополнила его коллекцию мертвых игрушек. Чтобы он, кот и я были не разлей вода.
Я хотела превратить его в буквы. Он хочет превратить меня в фарш. Он хороший повар.
Что будет через неделю? Процентов сто – я все забуду. Мертвецы не злопамятны.
Рита примчится и наймет дешевого детектива. Виталина Семеновна будет глотать успокоительные вместо завтрака, обеда и ужина. К моим ученикам заявится новый преподаватель, который сойдет с ума от щелканья ручки. Вышвырнет ее в окно. Запретит детям во время занятия мечтать.
А я буду с котом и Темычем. Они расковыряют мое «было».
Подрывник близко. Он почти вылечился. Он включает мне фильм, мои единственные воспоминания из детства, где я…
Тик-так.
…сижу под кроватью и шарахаюсь от сапог. Пыльных, потрескавшихся. Они скоро распадутся на атомы, а хозяин до сих пор их не выкидывает. Любит.
Интересно, а что еще он любит? Рисовать? Петь? Уничтожать?
Я зажимаю уши ладонями – больно. Вчера мне их прокололи, но я терплю. Лишь бы не слышать песню. Ее включил чужак – на запредельной громкости. Нельзя так. Любой плеер предупреждает, что нельзя. Но чужаку из моего воспоминания плевать. Он не боится оглохнуть. Он боится чего-то другого, и это «что-то» прячется в нашем доме.
Тик-так.
Песня клубится дымом. Заполняет пространство расплавленным металлом. Я и есть расплавленный металл.
Через миг все застывает, температура падает на тысячу градусов. Плеер умолкает. Чужак включает новую песню. А я, кусок остывающего металла, не могу пошевелиться. Из меня можно выковать железные набойки для пыльных сапог.
Я бы хорошо стучала в ритм этой песне.
Нас, как видеопленку, кто-то перематывает. Кому-то скучно. Кто-то ищет сцену поинтереснее.
Я на макушке холма. Дом рядом, но уже не со мной. Ветер треплет мои волосы.
Я обнимаю плюшевого кота с белым пятном на спине. Облако?..
Лес дышит в затылок. Он не воткнет мне нож между лопаток. По крайней мере, без моего ведома. Он мой друг.
Дом полыхает. Дом – печка. Огонь пожирает мои шторы.
Визг пронизывает воздух. Точно строители проложили между кирпичами голос, а не цемент. Он таился много лет, ждал пламя и – дождался.
Я чувствую почти физически, как сгорают мои рисунки. Мама любила развешивать их по комнате, чтобы прятать пожелтевшие обои.
Я сжимаю кота до звездочек в глазах. Он – единственное доказательство того, что дом существовал. Мама держит меня за плечи и, если сейчас же не ослабит хватку, сломает их, как одноразовую вилку.
Тик-так.
Над нами пролетает ворон.
– Мам, это он! – кричу я и устремляюсь в лес.
* * *
Босые ноги шлепают по кафелю. Раздается стук. Кто-то ломится в комнату. Что, если этот «кто-то» поможет мне отыскать себя?
Я размазываюсь по обоям и сочусь через трещины пола. Скоро, скоро я впитаюсь в землю.
– Артем, что ты вытворяешь? Зачем тебе лопата?
Голос почти детский, сонный и спокойный. Он не представляет, кто перед ним. Или представляет слишком хорошо.
– Я собираюсь похоронить игрушки.
– Ты опять за старое?
Суета. Хныканье. Скрежет… лопаты?
Ступни затекли. Я чертыхаюсь: когда во мне оглушительно тикали часы, я сидела, забившись в угол и обняв Облако.
Облако.
Где же он тебя нашел?
Кот наблюдает за мной со смертельным безразличием. Он забыл, как мы дружили, да и я тоже.
Щелкает замок. Я поднимаюсь и одергиваю платье, новое, в горошек. Сейчас на нем серые полоски грязи и алые пятна псевдокрови.
– Вы кто? – На пороге появляется женщина лет сорока. Глаза наполнены теплотой, как огромные солнца. Кудри – белоснежные облака. Она и сама как облако. Бесхвостый кот подошел бы ей куда больше, чем мне.
Я переминаюсь с ноги на ногу.
– Извините. Ваш мальчик… Он позвал меня.
Из-за спины женщины выглядывает Темыч – без дурацкого пакета. Я наконец могу его рассмотреть: он – уменьшенная версия мамы. На щеке – родимое пятно, по форме напоминающее настенного монстра.
– Он говорил, что… – я закусываю губу и киваю на кота.
– Я Илона.
Мы жмем друг другу руки.
– Аня.
Она держит мою ладонь чересчур долго для обычной гостеприимной хозяйки, словно мы прощаемся, а не здороваемся.
– Очень приятно. – Илона гладит мальчика по почти лысой макушке. – Что нужно сказать, Артем?
– Простите, – морщится мальчик. – Я не специально вас напугал.
– Славно. А теперь беги к папе.
Темыч машет мне и, застыв в тени коридора, кидает, обернувшись:
– Нашла, что искала?
Этот мальчик чересчур серьезен для ребенка. Будто в маленькое тельце запихнули взрослого, и он не может разорвать кожу и выбраться.
– Нашла.
Илона стягивает с люстры хвост кота.
– Комнату ищете?
– Да. Приехала полчаса назад.
Она предлагает мне поселиться на втором этаже и – тараторит, тараторит, тараторит так быстро, что я половину пропускаю мимо ушей:
– …называемся «Свежесть». Как думаете почему? Конечно, из-за кондиционеров в каждой комнате. У нас очень уютно и красиво. Это слова гостей, не мои. Во дворе – камеры, ворам сюда не проникнуть. По утрам – горячие круассаны с шоколадом. Лидочка волшебница, а не повар!..
Бла-бла-бла.
Забрав чемодан, я поднимаюсь за Илоной по лестнице. Она обещает снизить для меня цену на пятнадцать процентов за стресс.
Мы ныряем в коридор, пустой, выложенный кафелем. Он стерилен, как скальпель перед операцией.
Такой чистоты не бывает в обычном доме – наверное, хозяевам есть что скрывать. К примеру, мальчиков с пакетами на головах или трупы игрушек.
Илона всучивает мне ключи и хвост Облака.
– Артем же вам подарил кота, да?
Мы пересекаем коридор и замираем у последней двери. Дернув за ручку, Илона пропускает меня вперед. Пахнет стиральным порошком. В углу гремит холодильник, а вместе с ним и граненые стаканы на его макушке. Люстра с абажуром и кисточками, кровать на пружинах, скрученный полосатый матрац – так выглядит мой временный дом.
– Обустраивайтесь, – сияет Илона. – Столовая в соседнем домике. Маленькое оранжевое здание. Лидочка волшебница, а не повар!
– Вы говорили.
– Правда? Простите… о чем это я? Ах да, завтрак через час!
– Спасибо. – Лучезарность Илоны не дает мне покоя. – Темыч… ваш сын?
На миг ее глаза-солнца затмевают тучи, но она быстро успокаивается.
– Артем. Дурацкое сокращение. – Она взлохмачивает волосы. – Да, сын.
– Он издевается над игрушками. С ним что-то…
