скачать книгу бесплатно
– Уж не знаю, что этим бабенциям поможет, а я между делом подраться не прочь. Отложить клубок – и поохотиться на тварей обжорливых, буролесских. На рыб, всякое понятие о приличиях потерявших. Говорят, жизнь слишком короткая, чтобы стать мастером многих ремёсел. Глупость да скаредность! Народ свою суть тратить не желает. Впрок бережёт. А зачем её хранить? В гроб положить, некромантам на забаву? Тебя возьми: ключник-наёмник. Не будешь ведь двести лет без толку перед закрытой дверью стоять, чтоб её открыть похитрее. Войдёшь, как получится, если тебя внутри дело ждёт.
– Но как же? Создавать несовершенные вещи?.. – растерянно возразила одна из сестёр. Три рукодельницы давно прислушивались к разговору. Ключник заметил, а Зюсска – нет. Впрочем, та ничуть не смутилась:
– Заканчивать, отдавать, браться за новое. Что, страшно? Знаю. Могут сказать: великая мастерица, а петлю упустила, узор кривой, нить не в тон. Да и завершать работу непросто. Думаешь, вот нитку выйму, и сразу Костлявая в дверь постучит.
– А не постучит?
Удивительное дело, но вязальщицы Полотна Судьбы боялись смерти.
– И пусть, – твёрдо ответила Зюсска. – Небось, не гномья холера, не страшная бабка Илем, не Фенна Больная Совесть. У всякой сказки бывает конец. А кто слушал, поумнел да и дальше рассказал – молодец.
Старшая мастерица вручила Зюсске крючок для вязания.
Некоторое время длилось очень эмоциональное молчание.
– Свой вам не подарю, – решительно заявила Зюсска, помотав косичками. – У меня сумка-ловушка полуготовая валяется из шёлковой тролльей соломки. Он к ней лучше подходит.
– Жадина! – очарованно воскликнула сестрёнка-сматывальщица пряжи. – Но тебе другие больше не понадобятся. Этот меняет форму, если им ткнуть в новый клубок.
– Не люблю класть всех шушунов в один карман.
Штиллер нерешительно потянул приятельницу за рукав. Та покосилась на ключника насмешливо и с гордостью.
– Матушкой можешь не звать, не обижусь, – милостиво промолвила она. – Сколько, говоришь, платит дракон за платье, за веночки-розочки?
Штиллер сообщил.
– Сколь…?! Хм, неплохо, я согласна, но с одним условием. Столько же получит и матушка Розвитха, с благодарностями, – Зюсска с ехиднейшей гримасой погрозила в пространство чародейским крючком. – За то, что вырастила у себя в Гильдии Мастериц такую за-ме-ча-тель-ную рукодельницу! Сможешь устроить?
– Ох ты ж, лещ-косорот, – ключник потёр переносицу. – Спрошу Константа, у него точно есть книга о способах отъёма денег у драконов.
Хуго Келен приручил донника.
Тварь скакала вокруг бывшего рыбоведа, взбивая водовороты, делала стойку, изнывала от потребности дать лапу. Увы, лапа никому не требовалась. Поразительно, что такое существо вообще получилось укротить.
Но ещё более Штиллера удивила Бретта.
– Я свободна, – довольным тоном поведала наёмница. – В разводе.
– Как?!
– Несколько обязательств пришлось на себя взять, но можно сказать, я легко отделалась. Душу не заложила: как уже сказано, не верю я в неё, – Бретта наморщила лоб, похоже, ещё раз подсчитывая неведомые прибыли и потери. – А ты решил, что мы с Отиком обменяемся кольцами и на тройке морских слонов укатим в закат?
– Простить не можешь?
– Что прощать? – она равнодушно оглянулась на чародея, играющего с чудовищем. – Дело прошлое. И он совсем не тот, из-за кого я чуть в воду не кинулась. Чужой и дикий какой-то, бешеный. Прав он был, когда в поезде предлагал вместе не работать. Лучше скажи: ты где Зюсску оставил?
Штиллер задумчиво поводил рукой в воздухе, будто протыкая насквозь маленьких шушунов.
– А, у проклятых мастериц! Да, им есть, о чём поболтать. Надеюсь, она не собирается остаться им помочь?
– С проклятьем разобрались уже. Преодолеют, если захотят. А Зюсска потихоньку к выходу плывёт. Треан не вида… Не знаешь, где она?
И вдруг он «увидел» Треан.
Огромный донник, гигантский подводный монстр «служил» не Отику, а невидимой хозяйке. Как ночеградский пёс: балансировал на хвосте, кружился, а Келен наблюдал одобрительно. Из пустой воды вылетел сухарик, подобранный в «Том же сне». И чудовище, воодушевлённо клацая клешнями, устремилось следом, накрыло крошечный кусок своей невообразимой массивной тушей, заглотило добычу. По воде разнеслись аплодисменты.
– Йетта, пора, – негромко позвал Отик.
Штиллер вздрогнул и обернулся к любимой. Но ответила чародею – Треан.
– Возьмём зверушку с собой? Она, наверное, и по суше бегать может. Как думаешь?
– Возьмём, конечно, – пообещал островитянин. – Научим.
Он оглянулся на Штиллера с Бреттой.
– Награду я, само собой, перешлю мастеру Ю. Спасибо.
– Да, собственно… – «не за что», хотел сказать Штиллер, но Бретта уколола его одним из лезвий «неотложной помощи», как она их сама называла, и Рен, дёрнувшись, кивнул.
– Ты уверена, Треан? – ужасная тревога заставила ключника задать этот глупый вопрос.
– О, да, – шепнула невидимка, когда он уже решил, что ответа не получит. – Я назовусь Йеттой Келен и уйду с удивительным волшебником, который любого может приручить. Мы, по сути, оба невидимки. Ничем пока не прославились да и сами пока не понимаем, на что способны. Но погоди, про нас ещё станут рассказывать истории!
Ключник был убеждён, что так оно и будет. Но тягостное ощущение совершаемой ошибки не оставляло его. «Через двадцать лет мы встретимся, – странно подумал Рен, – по разные стороны осаждаемой крепостной стены».
– Может случиться, ключник, – признал островитянин, подзывая чудовище. Лохматому, нескладному Отику новая роль подходила, как упырю балетная пачка.
Он встретил неприязненный взгляд Штиллера и объяснил:
– Не желаю быть героем одного-единственного приключения. У моего отца в подвале хранилось с полсотни старомирских книг, я выучился их читать. Там была сказка про малыша, который отправился в дальний путь, чтобы уничтожить некий зловещий предмет. От успеха его миссии зависела судьба всего мира. На помощь пришли могущественные маги и легендарные воители, герои жертвовали собой, древние силы пробудились. Но в решающий момент, пройдя все испытания, малыш отказался выполнить поручение.
На этом месте я закрыл книгу и больше никогда не заглядывал в неё.
– У сказки имелся, наверняка, какой-нибудь скучный конец. Герой всё-таки уничтожил зло, принуждённый союзниками или под угрозой смерти, – продолжил Отик. – Но я, ребёнок, не смог бы вынести столь ужасного финала! Никогда больше не позовут малыша вершить судьбы мира. Великие маги не пустят на свои советы. Останется писать мемуары, пить горькую и поучать молодёжь. Скорее всего, доброжелатели устроят ему несчастный случай, а остальным расскажут, дескать, удалился ваш друг в лучшие края. Жестокая штука концы сказок! – островитянин криво усмехнулся. – Потому я так рад видеть вас обоих вместе. Разыщите остальных, докажите, что старые истории не заканчиваются.
– То есть?.. – Штиллер перестал понимать.
– Фи-и-инн! Бицца-а-аро! – напомнила Бретта, завывая, как балаганная актриса и вспенивая воду драматическими жестами. Донник пришёл в беспокойство, но Отик цыкнул на зверя, и монстр виновато свернул смазанные свежим ядом щупальца и когти.
– Биццаро, конечно, – согласился Рен, – я думал, про это старьё уже не болтают на базаре.
Призрачный смех Треан прозвенел в пустоте.
– То и дело вспоминают снова. Вам бы уже вчетвером выкинуть что-нибудь особенное, а то народ волнуется, что так ничего и не произойдёт. Пора! – и невидимая рука легла на галантно подставленный локоть островитянина.
– Треан, сестричка! – Бретта неопределённо помахала рукой. – Показывайся почаще. Не то позабудешь, как это делается.
10
Матушка Розвитха властным жестом отодвинула страницу из Книги Полезных Дел. Штиллер и Бретта ждали, но могущественная старуха неторопливо ухватила дольку мелко нарезанного яблока и отправила в рот. Задумчиво пожевала и потянулась за другой. Оценив, сколько времени потребуется на всё блюдечко, ключник вежливо, но твёрдо поинтересовался:
– Так вы поможете нам, уважаемая мастерица?
Глава гильдии прищурилась.
– Вернуть Ребекке способность быть видимой окружающим? Нет, за подобную глупость я даже браться не стану. Ларс сделал заказ, его почерк? Так и думала.
– Какая разница? – хмуро спросила Бретта, неожиданно цапнув кусочек яблока и явно провоцируя матушку. Стоящая за спиной мастерицы тётя Агнисса тихонько фыркнула.
Розвитха откинулась в кресле, вынула из-под бока клубок ниток, скептически, как на только что снесённое яйцо, поглядела на него. Затем спрятала обратно.
– Ребекка стала невидимой в Михине, – высокомерно, в нос произнесла она. – Но это не значит, что именно здесь он лежит. Её… вид.
– Тут он или нет? – устало спросил Штиллер, уловив многозначность заявления вязальщицы.
– Молодой человек, не нужно меня за язык хватать, – обиделась старуха. – Не привыкла распространять слухи о тех, кто ко мне за помощью приходит. Но, – после чудовищно долгого молчания добавила Розвитха, – совсем без совета отпускать вас тоже неудобно. Придётся рассказать вам сказку.
– Не обязательно, – быстро предложил Штиллер, раздумывая, не поискать ли видимый облик Ребекки где-нибудь ещё. Скажем, в Подземном мире или в Скорпилюдских ямках.
– Слушай внимательно, Арвидов сын, – потребовала мастерица. Наёмники притихли, и тогда им рассказали сказку. Точнее, еремайскую притчу под названием «Прабабушка».
Еремайе, как известно, город рыбацкий. Женщины там – ведьмы добрые, нежные, с подрастающим поколением строгие и традиции вековые уважающие. Всякий был бы счастлив жениться на еремайке, если бы не их короткая молодость. В 25 лет они уже перестарки. Если такая забеременеет, родит мёртвого трёхлапого вурдалачка. Заботливые мамы за дочерьми строго присматривают, от себя не отпускают, шестнадцатилеток замуж выдают. В одном семействе – не доглядели. Родила Уна по весне дочку. Семья отступилась, конечно, чтобы сестрам от злых языков не доставалось. Построила Уна на берегу домик из обломков лодок, скрепила нутряным чародейством и стала рыбу ловить. Подвесит дочь в платок на спину и стоит по колено в воде, леща за лещом тащит.
Почуяли дитя синявки-утопленницы: за ноги хватают, вглубь тянут. Не раз выскальзывала девчушка в воду, но мать её у лиходеек отнимала. Разозлилась нечисть, давай сети да лески рвать! С лодки Уна рыбачит – кровь детскую учуют, дно пробьют, весь улов вынут. Соседи уговаривают дитя в Храм Морской Змеи передать, мол, там ребёнка в столице пристроят в услужение. Уна ревёт, отдавать дочь не хочет.
Вот идёт она однажды голодная и плачет. А навстречу старуха. Я твоя прабабушка, говорит, давай за ребёнком присмотрю. Денег не возьму, рыбки принесёшь – и ладно. Два условия только: засветло дочь забирай и у чужих не засиживайся.
Призадумалась Уна. Бабка древняя, чуть не рассыпается. А ну как уронит малышку? Но отважилась, оставила дочь. И дела на лад пошли. Заводь спокойная, водяной народ не безобразит. С таким уловом возвращалась, что всем на удивленье. Стала Уна позже и позже малышку забирать. Однажды в сумерках домой явилась – ни старухи, ни дочери.
Рыбачка к семейным побежала. Нет у тебя никакой прабабки, говорят. Давно умерла, на кладбище в Белых Холмах лежит. Уна – на кладбище. Видит: сидит кто-то на одной из могил. Большой, чёрный, согнутый, ветром его мотает, и в лунном свете тени у чудища нет. Подошла рыбачка тихонько: точно, прабабушка, только громадная, страшная, а на коленях у неё дитя спит.
– Не ешь правнучку свою, – просит Уна, – меня съешь, я ослушалась. Прости!
– Прощу, – отвечает покойница, – на первый раз. Будь внимательней, и никакой беды не случится.
Поутру явилась прабабушка в дом у воды, как ни в чём не бывало. Подумала Уна: не голодать же! Стала сети на продажу плести, лодку новую купила. По осени на ярмарке встретила хорошего парня, михинского кузнеца. На закате оттолкнула его рыбачка, вырвалась. Быстро, словно злой наговор, полетела домой, на порог ступила, когда еремайки первые свечки в горницах зажигали.
– Светло! Ещё светло! – кричит, а прабабушка ей:
– Нарушишь слово – знаешь, что будет.
Наступила зима, зашла Уна сестёр проведать. Присела к огню, согрелась, но в окошко поглядывает, не темнеет ли. А родня ей: как мы тебя брали в дом, сиротку, не думали, что из тебя толк выйдет. Но теперь видим. Молодец. Заходи ещё. Без мелкоты, конечно.
Поднялась Уна с замёрзшим сердцем, вышла из чужого дома, побрела тихонечко к себе. Избушка стоит пустая. Рыбачка в тоске на кладбище, там над холмами злые огоньки вьются, с ветвей вороны глядят. Глядь, вдалеке отворилась земля, кто-то в холодную тёмную могилу спрятался. Кинулась Уна вслед чудовищу, а оно накрылось промёрзлым дёрном, будто одеялом. Вздрогнул могильный холм, как вздохнул, и стало тихо. Зарыдала рыбачка, стала землю царапать – не достать, не вернуть!
Вдруг слышит рядом голос прабабушки:
– Беда. То у чужих засидишься, то в сумерках придёшь. Сама обходись теперь, как знаешь.
Уна поднялась, носом шмыгнула, дочку выхватила.
– Спасибо, – говорит, – что зла не совершила и без наказания отпускаешь.
– Наказания, – отвечает старуха, – тебе не избежать.
И правда. Выросла дочка в чужих людях. Не научилось дитя сберегать впрок тепло материнское. Подросла, стала упрекать за своё детство одинокое. Потом сбежала в Лиод – и не навестит, весточки не пошлёт.
Приходит Уна на Белые Холмы, садится рядом с прабабушкой и молчит.
Знала, что будет.
– Думай, Арвидов сын! – подвела итог старуха, поднимаясь на ноги и протягивая Рену вырванную страницу с цеховым заданием. – Раз из Храма вернуться сумел, то и тут справишься.
Бретта задумчиво доедала яблоко.
– Ребекка, получается, при желании и сама может стать видимой. И тогда станет заметно, что?.. – глаза у наёмницы стали большими, как у кота, обнаружившего угрожающе подкрадывающуюся мышь.
– Оставьте Ребекку в покое, – подвела итог Розвитха. – А Ларсу передайте: говорить надо с женой. Она хоть и невидимая, но не глухая.
11
Зюсска, Штиллер и Бретта вышли к мосту, где их ожидал Страж. Огонь горел в его руке, не сжигая.
– Отпустите нас, дяденька-сторож, без всяких угадаек, – просила Зюсска с неотразимой улыбочкой. – Вам оно, имечко, и без того известно, а у нас свои есть!
Сторож ответил серьёзно и значительно.
– Когда я увидел вашу компанию, то сразу решил: никаких превращений в монстров, состязаний со ставками, погонь, доставки того, не знаю, чего. На сей раз всё будет гуманно, обыкновенное разгадывание имени.
Товарищи обменялись скептическими взглядами.
Смотритель указал им на другую сторону моста. Там тоже горел огонь и по воде разбегались тени. Четыре тени. Зюсска, Штиллер и Бретта вышли к мосту, где их ожидал Смотритель с пламенем в ладони.
– Если вам не удастся назвать меня по имени, тогда, – услышал Штиллер, прежде чем паника коснулась его горла ледяным мёртвым пальцем, – сможете посмотреть, что там. Под мостом.
– Догадаться вообще возможно? – спросила со злостью Бретта, взвешивая два лезвия на ладони. – Имён дикое множество. Хотелось бы хоть какую подсказку получить. Может, оно… ну, скажем, троллье. Или рыбачье?
– Я уже подсказал, – насмешливо прищурился сторож. – Если кто-то и способен угадать моё имя, то вы.
Трое смотрели через мост, на неверный, дрожащий свет. Оттуда, с другой стороны, наблюдали встревоженные глаза.
– Мне приходит в голову ерунда всякая, вроде «Хуберт», – пожаловалась вполголоса Бретта.
– Мне даже Хуберта не приходит, – угрюмо доложила Зюсска, почёсывая мистическим крючком макушку.
«Мы способны угадать… нет, сообразить, как его зовут, – думал Штиллер. – Отец бы сразу понял. Ну, или не сразу, но догадался бы обязательно».
